Светлая королева

      Справа от Грегори Бёрнелла, чуть поодаль, стоял Валентин, слева, почти вплотную к мужчине, — Сандра, оба обращены лицами к тронному возвышению, со склонёнными головами, что мешало Лайе легко прочитать взгляды друзей. С заминкой в несколько показавшихся девушке вечностью секунд заметив на себе взгляд дочери, отец тоже склонился в почтении. Влад сзади взял её за руку и, опережая стремление обернуться, заговорил ей почти в самое ухо. Тон его был спокойным, уверенным, однако не лишённым низко звучащего и обдающего жаром удовлетворения: — Любовь моя, он хотел этой встречи и сам просил меня о ней, я не мог отказать. — Но… как же… — вспоминая собственную первую попытку заглянуть за грань доступного живым мира, едва не закончившуюся глупой смертью, Лайя резко повернула голову, чуть запрокинув, и её глаза тут же угодили в ловушку поджидающего её спокойного взгляда цвета неоновой лазури, который черпал намерения напрямую из недр души прежде, чем они успевали достигнуть сознания и сформироваться в мысли или устную речь. — Магистр Бёрнелл жив, и в это самое мгновение его физическое тело в полной безопасности, — Дракула успокаивающе погладил пальцами скулу жены, вкладывая в это касание всю возможную искренность, призванную уничтожить плещущийся в родных глазах безусловно обоснованный страх. — У его и моего положений, подкреплённых общими намерениями и целью, есть некоторые, — Влад улыбнулся краешками губ, — привилегии. Дающие душе шанс прийти в наши с тобой владения и свободно покинуть их, не разрывая связей с физическим вместилищем и не прощаясь с жизнью. Получив столь необходимые заверения, но всё ещё находясь под глубоким впечатлением от такого сюрприза, Лайя вновь посмотрела на отца, о встрече с которым в обстоятельствах, подобных нынешним, не смела и мечтать. А Влад за её спиной продолжил: — К сожалению, не без ограничений, и всё желаемое время по эту сторону я дать вам не смогу, sufletul meu. Об этом речи быть не может, но, как минимум, один танец, — Влад послал магистру взгляд, сопроводив его учтивым наклоном головы и корпуса вперёд, призванным наглядно продемонстрировать всем собравшимся высоту положения гостя, — я обязан отцу королевы. Подобно волне энергии от их появления в зале, теперь в пространстве с молниеносной скоростью стал распространятся шелест перешёптываний и возгласов, сопровождаемых заинтересованными взглядами, направленными к источнику резонансного события. — Влад, я… — Лайя не смогла подобрать слов. В итоге, оставив безуспешные попытки, лишь сжала крепче руку мужа и в нетерпении шагнула вперёд. Но мужчина за ней не последовал, соскальзывая пальцами по её ладони и произнося одними губами на грани слуха: — Твой отец — единственный мужчина из здесь собравшихся, которому я не хотел бы составлять конкуренцию за твоё внимание, dragă mea, — Влад спрятал улыбку, на миг прижавшись губами к локонам девушки. — А это неизбежно, если я всё время буду рядом. Иди одна, — его пальцы выскользнули из её, забрав малейшее ощущение прикосновений. — Я ждал шесть веков. Смогу ещё немного подождать очереди на танец с любимой женщиной. Отголоски прежней тревоги, резко сменившая её нечаянная радость и нынешняя радостная весёлость от слов Влада смешались внутри Лайи в непередаваемый водоворот ощущений, приливной волной смывший последние сомнения. С трудом избегая порывистости и сохраняя статусную степенность, девушка пошла навстречу отцу, уже мысленно коря себя, что её сомнения заставили его ждать и, как знать, быть может сократили их и без того ограниченное время. — Папа! — словно маленькой девочке, Лайе хотелось беззаботно броситься в отцовские объятия, не обращая внимания на толпу зрителей, следящих за каждым её движением. Её сдерживало лишь напоминание самой себе об отражении в зеркале и о том, что отец её мог видеть перед собой отнюдь не маленькую девочку, ведь полнота её обретённой власти имела физическое выражение, способное стать полноценным барьером. Для объятий и для всего того — истинно человеческого — в рамки чего не умещался ни её облик, ни, тем более, её возможности. — Светлая королева! — церемонно приветствовал мужчина, вновь поклонившись, но прежде, чем Лайя успела разочароваться в своих надуманно-завышенных ожиданиях от этой встречи, он вновь посмотрел на неё — и взгляд его стал родным и тёплым, предназначенным лишь для неё и бережно хранящим ту самую особенную и недоступную никому другому любовь отца к дочери. Улыбнувшись той самой, узнаваемой и бесконечно любимой Лайей улыбкой, он простер к ней руки, приглашая в объятия. Едва веря очередному негаданному счастью, распирающему изнутри и переполняющему до краёв, девушка прильнула к отцовской груди. У неё было так много вопросов. Почему он вдруг решил пойти на этот риск, безусловно существующий и никем не отменённый? Как сумел убедить Влада? Или… это Влад убеждал его?.. Знает ли мама? Или она тоже здесь? А Милли?.. Ну, нет! Насколько бы Лайя ни грезила о присутствии семьи рядом, была реалисткой и понимала достаточно, не собираясь столь беспечно рисковать жизнями дорогих людей из-за сантиментов, мешающих ей легко разграничить естественное и сверхъестественное. Ведь сколь бы обстоятельными и всесторонними ни были принятые меры предосторожности, ничто не изменит того факта, что где-то там, в реальности мира живых, её отец спал сном, от которого без посторонней помощи не сможет пробудиться. Вместе с Илинкой, Сандрой и Валентином. — Мы будем рядом, — ощущая беспокойство подруги как своё собственное, пообещала Сандра и отступила в сторону, давая воссоединившимся отцу и дочери пространство, в том числе и для беседы. Лайя ещё какое-то время стояла молча, обнимая отца и отчаянно пытаясь примирится с тем, что её подсознательно желаемое в очередной раз точь-в-точь совпало со сбывшимся действительным, привыкая к ощущениям прикосновений, не отличимых от настоящих, и стараясь успокоиться. Однако, учитывая известное ей отношение отца к Владу и к реалиям тёмного мира в целом, в голове продолжало не укладываться. — Папочка! — девушка, наконец, подняла на отца взгляд, пока её руки, не желая терять прикосновения, по наитию сменяли объятия встречи на те, что предполагал танец, хотя она совершенно не готовилась и даже вообразить себе не могла, что на балу нечисти станет танцевать с кем-то, кроме Влада. — Ты… почему здесь? Это ведь… — Ты ведь рада, — отец не дал ей закончить, произнеся слова утверждением, не вопросом. — По твоей реакции, по глазам вижу, что рада, светишься ещё ярче, чем в свою первую экскурсию в Лувр, — глаза мужчины в подтверждение слов горели отражающимся в радужках светом, от неё же исходящим. — А значит Влад был прав. Остальное значения не имеет. Когда их ладони соприкоснулись, Лайя сперва почувствовала, а лишь затем, сместив взгляд к источнику непривычного ощущения и отняв руку, увидела: на ладони отца с внутренней стороны чернели затейливо переплетающиеся в сложный рисунок линии, словно живые, медленно движущиеся в такт биению его сердца. Четырёхконечный крест, вокруг него — звёздный символ змееносца, и всё это в обрамлении свернувшегося кольцом дракона, пожирающего собственный хвост. Этот же символ Лайя уже видела на обереге Валентина. И аналогичный же, только в сильно уменьшенной версии, красовался на серебряных запонках, скрепляющих манжеты отцовской рубашки. Дублированная метка, двойная защита. Отдельно для души и её вместилища. И это не считая мер, по умолчанию принятых Сандрой и Илинкой для того, чтобы сделать ритуал максимально безопасным. — Значит, спелись за моей спиной, да? — прищурившись, Лайя подняла взгляд к лицу отца, не скрывая подозрительности, затем машинально оглянулась, желая отыскать второго организатора сего безумства. Но нигде в обозримом отдалении Влада не оказалось. — Конечно, я бесконечно рада, что вы с ним нашли общий язык, просто это так неожиданно и… очень быстро. — Сигил будет постепенно бледнеть, ведя отсчёт безопасного времени, и мне следует вернуться назад в тело до того, как он исчезнет полностью, — магистр сжал ладонь в кулак, отвлекая внимание дочери от метки. — Спеться за спиной не было моей целью, правда, — мужчина виновато и вместе с тем по-доброму усмехнулся. — Я лишь спросил совета у того, кто знает тебя лучше всех. — И в чём заключался совет? — постепенно проникаясь настроением отца, Лайя в итоге позволила себе отпустить ситуацию и просто наслаждаться происходящим. Она даже перестала думать о том, сколько бессчётных лет назад и в какой из жизней танцевала парный танец так, как сейчас, просто позволяя музыке вести. Уверенным жестом, какой в отношении неё не мог себе позволить ни один случайный партнёр по танцу, отец положил одну руку на её обнаженную спину, ниже лопатки, другой взял её за руку, и они медленно, не теряя нити разговора и не отвлекаясь больше ни на что, закружились в будто освободившемся специально для них пространстве. — Я спросил, что мог бы подарить дочери, одарённой самими небесами, у ног которой уже есть богатства всех миров. Он уверил, что превыше всех вообразимых богатств и любого подарка — время рядом с теми, кто нам по-настоящему дорог. Я захотел… нет, не так, моя… больше не принцесса. Я задолжал тебе крупицу этого времени здесь и сейчас, когда хотя бы единственный раз смогу посмотреть на тебя такой, какой ты не сможешь быть с нами в мире людей. Когда моя малышка предстанет передо мной истинной королевой и даст понять, что это действительно то, чего она сама желает, — мужчина отвернул лицо в сторону, стараясь сдержать переполняющие его эмоции. — Любой ценой я должен был увидеть тебя счастливой, на пороге мира, который будет отныне твоим больше, чем человеческий. Сказать тебе, — с глубоким вдохом магистр обернулся, вновь встречая взгляд дочери своим, — как мы с мамой бесконечно горды тобой, наш особенный — самый светлый ангел. У отца влажно блестели глаза, саму Лайю душили слёзы, комом стоящие в горле, но плакать не хотелось. Хотелось счастливо улыбаться и смеяться, и чтобы этот миг никогда не заканчивался, чтобы музыка продолжала литься, а они кружили в танце, таком естественном и лёгком, таком правильном и обоим необходимом больше, чем воздух, в котором не нуждались души, вдохами и выдохами лишь подражая жизненным рефлексам. Ни чьё-то чужое постоянное присутствие, ни звуки оркестра не мешали их разговору, и впервые за непродолжительное, но в перипетии событий показавшееся вечностью время отец и дочь обрели возможность обсудить совершенно любую тему, хотя в какой-то момент это перестало быть чем-то необходимым и обязательным, чтобы сделать тишину менее натянутой, более уютной. Высказав то, что было у обоих на душах, оба замолчали, но тихо между ними и вокруг них не стало, потому что музыка из фона превратилась словно в чей-то чужой монолог, состоящий не из привычных слуху слов, даже не из мыслей, а из звуков, формирующих незнакомую, но по мере звучания отчетливо напоминающую вальс мелодию. Лайя неплохо разбиралась в изобразительном искусстве, истории и голой теории, касающейся исторических личностей и связанных с ними произведений, но не в музыке. По крайней мере, не всё для неё было безусловно узнаваемо на слух, хотя сейчас в её груди стремительно крепла уверенность — композиция, что звучала, исполнялась впервые. Исполнялась она будто на струнах её души, безусловно откликающейся на каждое малейшее прикосновение, как и вся она — ведомая рукой отца и направляющим их обоих вальсом. Музыка не издавала слов, но Лайя отчётливо их слышала, по взгляду отца понимая, что и он тоже слышал. Музыка говорила с ними на несуществующем языке, но безусловно узнаваемым голосом, уловить который девушка смогла бы даже оглохнув, ослепнув и лишившись способности говорить одновременно. Обернувшись в очередной попытке отыскать глазами Влада, Лайя его не увидела, но она продолжала ощущать его каждой клеточкой своего тела и знала, даже не имея тому зрительного подтверждения, что в это самое мгновение вовсе не Бетховен руководил оркестром, что каждый отдельный музыкант сейчас равнялся не на движения дирижера, а на концертмейстера — короля за королевским инструментом. Под его пальцами рояль звенел скрипкой, гудел органом, рычал валторной, пел и гремел как целый оркестр, ровни которому не существовало ни по количеству исполнителей, ни по их обретшему тёмное бессмертие профессионализму. Лайе прежде даже не выдавалось случая задаться вопросом, умел ли Влад играть, а теперь он исполнял вальс собственного сочинения, под который отец имел данное лишь ему одному право на первый танец с дочерью, выражая тем самым величайшее уважение родительской любви и свою безмерную благодарность. В ней было всё: боль потери и радость обретения, страх сомнений и смелость принятия, отчаяние сопротивления, борьба на грани свершения непростительных ошибок, сожаление, смирение, обещание… Не просто обещание, но клятва, приносимая одной душой другой душе при несчётном количестве свидетелей, на этот раз принадлежащих качественно иному миру, чем тот, который соединил их таинством венчания: любить, как любит Господь своё творение, — бесконечно, безусловно, безотказно. Любить за гранью чувства, доступного людям в их недолгой, неизбежно конечной жизни. За пределами всех человеческих понятий. Вне пространства и времени. «Да, со мной Лайя не познает родительской любви, Грегори, — Влад смотрел прямо перед собой, но видел вовсе не инструмент своего немого признания, а лицо любимой через взгляд её отца. — Среди великого множества иных это была одна из причин, почему я принял поставленное мне свыше условие: забрал свет её души и отпустил. Но не я, а ваша дочь изменила установленные Всевышним правила, выбрав для себя иной путь. Путь власти и силы, у которых не может и не должно быть кровных наследников. На этом пути я буду сопровождать её, пока сама она не решит иначе». Какое-то время упоенно понаблюдав за происходящим сквозь призму чужих глаз, Дракула плавно свёл мелодию к более спокойным нотам, в конце позволяя другим перенять инициативу, сам же ставя воображаемое троеточие на настоящем моменте, сулящем неизвестное, но впервые по-настоящему интригующее его грядущее. Едва внутренняя энергия, управляемая предельным пульсом, перестала бить из него сдерживающими волнами, мешая кому бы то ни было по любой на то причине вмешаться и прервать его игру, истерзанное пространство исказилось в очередной раз, явив взгляду скрюченную в поклоне, незамедлительно павшую на колени фигуру. — П-повелитель! — загнанно выдохнул нежданный, но шестым чувством давно предсказанный визитёр, судя по тяжёлому дыханию и боевому облачению стремящийся попасть явно не на светский раут. — Я Харрис, повелитель, прибыл по распоряжению привратника Сонной пустоши — Остара. Он сам не может покинуть пост, поэтому велел мне разыскать вас. В окружающем их мраке, многократно обостряющем восприятие, Влад ясно видел, как опущенный в пол взгляд тёмного и его хаотичные мысли метались между тем, что происходило далеко позади, и Дракулой, поднявшимся из-за рояля и вставшим в полный рост. Неясно было, что внушало больший страх — праздное сборище тёмной знати всех мастей, факт встречи лицом к лицу с самим хозяином тёмного престола или то, о чём он по наущению командира обязан был сообщить, идя для этого буквально по головам иерархической лестницы. Влад повёл рукой, направляя энергию, чтобы зажечь факелы на ближайшей стене, — и те тут же занялись лазурью, медленно перегорающей в присущий пламени огненно-рыжий. — Раз нашёл меня, Харрис, говори, с какой целью. Ответ прозвучал с промедлением на глубокий вдох: — С момента объявления бала в Сонной пустоши неспокойно, Повелитель. Узники требуют вашего внимания наравне с другими поданными, — только-только осмелевший достаточно, чтобы поднять взгляд, тёмный дошёл в своём донесении до момента, заставившего его не только сильнее склониться, но и отшатнуться ещё больше назад, насколько это было осуществимо с учётом коленопреклонной позы. — В честь Чёрного Дракона, занявшего трон впервые за множество эпох, они хотят, — секундная заминка, потраченная на заведомо бесполезную попытку изменить формулировку, — хотят амнистии, мой Повелитель. Не будучи удивлённым известием, вселяющим дрожь в голос донёсшего его, Дракула всё же предпочёл отвести взгляд и отступить назад, чтобы последствия его эмоций, враз сметя безопасную дистанцию, не настигли гонца, очевидно не готового ко встрече лицом к лицу. — С козырей пошли. Ни аудиенции, ни пересмотра приговора, — открыто насмехаясь над чужой дерзостью, Влад насмешливо вздёрнул губу в той самой своей улыбке-предвестнице хищного оскала. — Амнистии! — Дракуле не хотелось продолжать обсуждение безусловно важных вещей с рядовым охранником, по тревоге сорванным с поста, который даже не мог на него открыто посмотреть, но привлекать кого-то более компетентного в сомнительной надежде на большую осведомленность хотелось ещё меньше. Все сколько-нибудь высокие чины разливались реками лести в его адрес и с превеликим удовольствием воспевали смертные грехи за праздничным столом. — Скажи, Харрис, у зачинщиков идеи есть конкретные имена? Насколько мне известно, условия содержания в Сонной пустоши оставляют крайне мало шансов на подобные вольности. — Прошу простить, имена мне неизвестны, Повелитель. Мой ранг не предоставляет мне доступ во внутренние помещения. Но энергетическая стабильность внешнего контура нарушалась трижды за последнее время, что свидетельствует о массовом пробуждении. — А что же адитумы? — параллельно заданному вопросу рисуя в воздухе сигил призыва, Влад перевёл взгляд и вопросительно приподнял бровь, обращаясь уже не к охраннику низкого ранга, а к явившемуся на зов высшему демону. — Или Совету не доложили, что стены тюрьмы заходили ходуном, декретор Септентрион? — Повелитель! — под требовательным взглядом, поджидающим его у самой грани измерений, бес готов был инстинктивно рухнуть на колени, но всё же устоял, за недолгое время неформального общения успев немного адаптировать себя к светлому фону и выдерживать его воздействие на ногах. — Я явился к вам напрямую из зала Совета. Адитумы были уведомлены ещё после первого инцидента, — тёмный повёл головой, сопротивляясь идущему изнутри стремлению не подливать масла в огонь следующим своим известием: — Однако они вынесли единогласное решение о том, что именно несанкционированное разрушение Вами Источника ослабило существующую защиту и подпитало силы заключённых. — Если Совет намерен и впредь подобным образом делегировать свои обязанности мне, я его распущу, — сообщил Влад, не потратив ни секунды на раздумья. — Но об этом позже. Сейчас я хочу услышать Ваше мнение о происходящем, декретор. Долгое молчание перед напрямую вопрошавшим никогда не приветствовалось, а Септентриону, ввиду совмещаемой им должности преподавателя, оно и вовсе было несвойственно. Но перед Драконом, в обстановке далёкой от приятельской и максимально приближенной к служебной, все заготовленные заранее ответы резко переставали казаться сколько-нибудь удовлетворительными. — Адитумы долгое время подпитывали свои силы из Источника, — не имея достаточно времени как следует разобраться в ситуации, Септентрион сделал единственно возможную в сложившихся обстоятельствах ставку на известные ему факты. — Их силы были приложены некогда к созданию защиты Сонной пустоши. Ослабли создатели — ослабла защита, но, прежде чем вы сделаете соответствующие выводы, Повелитель, я посмею заметить: бо̀льшая сила или меньшая — дело не в обязательном превосходстве. Дело в стабильности. — Непременно выслушаю в подробностях, что привело вас к таким выводам, декретор, но сейчас, прошу, без научных изысканий перейти к сути проблемы. — Открытие портала и поддержание его открытым видится мне наиболее вероятной причиной энергетических сдвигов, повлиявших на снижение уровня защиты, Повелитель. А также присутствие многих темных здесь этой ночью. Заключенные в силу своего положения могут не знать о происходящем, но они неизменно чувствуют глобальные перемены и реагируют на них. Относительно вас слухи бродят очень разные. И кому-то они дают надежду на скорое освобождение. А надежда способна подпитать даже значительно энергетически ослабленных узников, сдерживаемых мощными истощающими печатями. В процессе диалога к ним присоединилось ещё несколько срочно призванных тёмных, не спешащих встревать в обсуждение и пока лишь внемлющих со смиренно опущенными головами. А так же одна из расторопных служанок. Влад дал ей знак, привлекая внимание и беззвучным жестом указывая на охранника, явившегося прежде всех остальных прямиком из гущи событий. — Елена, у гостя выдался тяжёлый караул. Будь любезна, сопроводи его в главный зал и проследи, чтобы он ни в чём не нуждался. Угодливая и понятливая девушка молча поклонилась, показывая, что поняла распоряжение, затем грациозной походкой обольстительницы, едва ли стесненной откровенной одеждой, двинулась к стоящему на коленях мужчине, который, превозмогая неспособность поднять взгляд, собирался что-то сказать в ответ на неожиданную щедрость в его адрес. Влад опередил его намерения, и, не дожидаясь их развития, указал рукой на выход, поторапливая обоих уйти. Мыслью, вышедшей на первый план в сознании Влада, стала необходимость закрыть портал и всех как можно скорее разогнать по местам, чтобы оставленным по ту сторону обиженным и не приглашенным не становилось скучно и они не искали себе развлечений, чреватых долгоиграющими последствиями. Но это стало бы моментальным решением здесь и сейчас, которое не сработало бы в долгосрочной перспективе и не исключило бы инцидентов в будущем. А Дракула не имел привычки повторять однажды совершенные ошибки: не оставлял позади незакрытые счёты со своими недоброжелателями и врагами, не заметал мусор под ковёр, предпочитая избавляться от малейшей пылинки, рискующей обернуться восстанием. А ещё он всегда спрашивал стороннее мнение. — Господа, — Влад обратился ко всем присутствующим одновременно. — Позиция адитумов относительно происходящего мне ясна. Какова ваша? После затянувшегося молчания, наполненного взаимным переглядыванием и провальными попытками обменяться мыслями сперва между собой, а лишь затем сообщать о них Дракуле, слово снова взял Септентрион. — Источник надежды заключённых на скорое освобождение — слухи. Возможно, если по окончании празднества вы нанесёте им визит… — демон очень старался, но всё же не смог сдержать предательски выдавшую его истинное отношение к происходящему улыбку, восходящую к знанию о том, чем подобный визит обернётся зачинщикам. — Простите, Повелитель! — под направленные на него со всех сторон взгляды демон с некоторым трудом вернул лицу нейтральное выражение. — Это никоим образом не провокация к демонстрации силы. Я лишь считаю единственно правильным, если вы лично пресечёте все домыслы о своей природе. — Разумеется, — Влад ответил на стороннее мысленное замечание о том, что ждать окончания бала неразумно, не высказанное однако вслух. Он всегда спрашивал и внимательно выслушивал стороннее мнение, чтобы понять, какой стратегии от него ожидают с большей долей вероятности. Соратники и враги. Чтобы затем выбрать путь, не названный никем. — Я не буду ждать завершения бала. И я не пойду к ним, ведь мне от них ничего не нужно. Это им от меня что-то нужно. Значит, пусть они сами явятся ко мне! Праздничная ночь длинна, и я приму всех желающих разделить её со мной. Неосмотрительно вскинув ошарашенный взгляд и тут же отшатнувшись назад от ответного, Септентрион впервые, кажется, за пять с лишним веков знакомства понял, что имел в виду его ученик, говоря о непредсказуемых вспышках безумия Дракулы. «Он шутит?» «Он… пьян?» «Он… в своём уме?» — Повелитель! — отчаянно нуждаясь в объяснениях, вслух обратился Септентрион. — Большинство узников Пустоши славились своим кровожадным безумием ещё до того, как пришли во тьму. Словами и действиями они сеяли ужас среди людей до своей смерти и среди тёмных — после. Это маньяки, начисто лишённые морали и зачастую даже не обременённые интеллектом. Их невозможно контролировать! — Спокойствие, Советник, — Влад усмехнулся. — Ощущать от вас такой посыл настолько непривычно, что я могу решить, будто пьяны здесь вы. Речь не идёт обо всех. Лишь об инициаторах и активных провокаторах, без которых наверняка не обошлось. Сможете предоставить мне актуальный список заключённых? Уверенный в положительном ответе, Дракула протянул руку, в которую спустя несколько необходимых манипуляций демон вложил толстенный плотно скрученный свиток, несущий на себе специфический запах кожи и крови каждого, чье имя когда-либо было в него внесено. Отпустив внешний конец, Влад позволил ему в свободном падении достигнуть пола и откатиться, десятой или сотой своей частью намекая, что полной своей длиной он, вполне возможно, мог бы опоясать земной экватор. — Каков принцип ранжирования? — уточнил Дракула, пробегая глазами строчки символов. — Год заключения? Вид преступления? — Произвольный, — прозвучало незамедлительно. — Но вы можете сортировать в угодном вам порядке, Повелитель. Найдя искомое, Влад уже скручивал свиток, возвращая ему условно компактный вид. — Я обозначил двоих, — Дракула вернул список демону, но с дальнейшими распоряжениями обратился уже не к нему. — Направьте дополнительные силы для усиления наблюдения за внешним контуром Пустоши. Полностью смените охрану и уведомите привратника Остара о скорой необходимости обеспечить надежный конвой двоим моим гостям. До портала. По эту сторону их будут ждать другие конвоиры. — Будет исполнено, Повелитель! — пророкотало одновременно несколько голосов. — Свободны! Отступая со склонёнными головами, один за другим все поспешно исчезли. Септентрион, у которого были основания считать, что его последнее распоряжение не касалось, остался. Не то, чтобы демон радовался непрошенной аудиенции один на один, но он всё ещё был достаточно озадачен и сбит с толку отданными распоряжениями, чтобы мысль о прямой угрозе для себя выгодно терялась на фоне прочих. — К величайшему неудовольствию нас обоих, пока ты рядом, я продолжу слышать и ощущать твои намерения, так что лучше вещай терзающие тебя сомнения вслух, — посоветовал Влад, не испытывая от данного обстоятельства восторга. Септентрион же и бровью не повёл. Как и большинство истинных тёмных, он признавал телепатию и эмпатию само собой разумеющимися способностями сродни обретаемому в младенческом возрасте умению ходить и говорить. Даже если Влад тёмным не родился, стоило ожидать, что, сосредоточив в своих руках всю полноту власти, он откроет в себе этот потенциал и овладеет им очень быстро. Поэтому на прозвучавшее замечание бес только кивнул, соглашаясь. — Приказ отдан и принят к исполнению, так что, полагаю, сомневаться в намерении освободить две одиночные камеры поздно, — не встречая запрета, демон принялся мерить неторопливыми шагами пространство, чтобы равномернее перераспределить энергию воздействия. — Если бы ты по-прежнему был тем, кем пришёл ко мне в нашу первую встречу, я бы подумал, что такое решение не совсем адекватное и не полностью твоё собственное, но сейчас, опасаясь даже предполагать истинные масштабы твоего провидения, я верю, что ты всецело осознаешь риски. А потому спрошу чистого любопытства ради, — на очередном развороте Советник остановился, на свой страх и риск впившись в Дракулу взглядом. — Влад, почему именно эти двое? Герберт и… Амилия. Один существует вдвое дольше тебя, вторая — сущий младенец на фоне всех тех, чей срок давно перевалил за тысячи. Свернувший не на ту дорожку церковник и маньячка викторианской эпохи, которая делала то, что делала чистого удовольствия ради. Таких полно. У тебя случайным образом взгляд упал на их имена? — демон не удержался от приподнятого в усмешке уголка, почти уверенный, что прав. — Пожалуй, не самая опасная парочка, но я бы всё равно не советовал торопиться их выпускать. — Предлагаешь подождать, пока те, кто поопасней, прорубят себе путь сами? — Дракула спросил риторически, не планируя отменять своё решение или разглашать раньше времени его причины. Слова — лишь пыль в глаза. От неё можно проморгаться, отмахнуться и забыть. Поэтому словам он чаще предпочитал действия — достаточно зрелищные, чтобы забыть о них было непросто. — Кроме того, я признаю, что поступил неучтиво, проигнорировав заключенных, ведь даже будучи в камерах, они остаются моими подданными, которые вправе увидеть меня и узнать. Теперь у них будет этот шанс, — Влад указал взглядом в сторону выхода. — Идём. Я слишком надолго оставил гостей без внимания, а свою королеву — без сопровождения. А праздник, меж тем, продолжается, Септентрион. И он закончится, когда я сам решу, а не потому, что кому-то стало скучно в застенках одиночных камер. Следуя на два шага позади королевской мантии, стелющейся по земле клубами живого мрака, демон про себя рассудил, что действия Влада и в былые времена сложно поддавались интерпретации, но всё же раньше, если новоявленный тёмный рвал и метал от ярости, — это было видно и ощутимо за версту. Сейчас же его ярость скрывалась за личиной радушия и благородства, как магма под поверхностью спящего вулкана. А это в перспективе было намного-намного страшнее, ведь когда его неметафорически ангельскому терпению наступит конец, и внутренний свет в нём уступит бразды правления многократно преумноженной тьме, он сожжёт дотла гавань, а не корабль. Скользя по лицам и ловя поклоны, Дракула машинально выискивал среди расступающейся с его пути толпы одно конкретное и по-прежнему не находил. Пунктуальность Локида на поверку оказалась ещё менее предсказуема, чем его стремление творить добро и следом же сдабривать злом, часто с большим размахом и долгоиграющими последствиями. — Советник, прошу, найдите себе компанию и задержитесь, — Дракула сказал, не оборачиваясь и не проверяя, был ли все ещё демон достаточно близко, чтобы услышать. — Ваше присутствие на остаток ночи важно, как представителя Совета. — Как прикажете, Повелитель, — прозвучал незамедлительный ответ. Вслух и мыслями. Влад же постепенно замедлял шаг, позволяя себе уделить внимание окружающей обстановке, прислушаться к звучанию музыки в чужом виртуозном исполнении. Повсюду в заданном ритме кружились пары или одиночные фигуры. И те, и другие грациозно расступались перед королём, кланялись, пропуская. Впереди, в большом кругу свободного пространства медленно вальсировала пара, которой под страхом смерти мешать не смел никто, никто не подходил слишком близко, никто не вставал в этот естественно образовавшийся от движения купол из схлестнувшихся энергий двух противоположных стихий. Остановившись на условной границе, Влад замер, позволив себе исключительную привилегию своего положения — смотреть на танцующих и не слепнуть, любоваться, наслаждаясь красотой момента, и не ощущать боли: ни физической, которую причиняла ему в недавнем прошлом божественная аура, ни духовной, которой он прежде захлёбывался, будто ядом, когда видел их вместе. Ведь когда последний раз он так же наблюдал за любимой и их общим другом, обнявшимися в медленном танце, Влад не мог себе позволить той же, до безумия желанной роскоши — подойти, обнять, прижать к себе за талию, скользнув ладонью по обнаженной спине и насладившись нежностью кожи. Тогда в погоне за желаемым он мог лишь всё испортить — непониманием, которого было ещё слишком много между ними, вековыми тайнами, их разделившими, собственной тёмной природой, не позволяющей коснуться божественного без мучения, наконец, жалостью, которую Лайя непременно бы испытала, но которая ему была омерзительна. Он любовался ими тогда, на приёме у Грэдиша, делал это и сейчас, на собственном балу, как и прежде, не торопясь прерывать момент, хотя теперь его решительно ничего не останавливало от притязаний на танец со своей законной супругой и полноправной хозяйкой ночи. Ничего, кроме положения, которое всё так же мешало ему вовремя оказаться рядом. Не эту пару Влад рассчитывал разбить своим появлением, не ею он рассчитывал успеть полюбоваться до того, как истечёт безопасное время пребывания в его владениях особенного гостя. Не те эмоции он жаждал застать горящими в глазах возлюбленной, чтобы понять, удался ли его сюрприз. Что ж, досадно, однако, не критично, ведь Дракула отлично умел подстраиваться под самые неожиданные обстоятельства. Под общество, под эпоху, под бесконечно меняющиеся правила, что диктовала каждая новая. Он давно научился отпускать несбывшееся без сожаления. Чувствуя на себе взгляд, Лайя и Лео знали, что Влад наблюдал за ними. Знали и то, что он одобрял происходящее, поэтому не прервали танец резко, а довели его до плавного завершения под конец мелодии, сменившейся другой. Поймав подготовленный специально для него момент, Дракула переступил невидимую черту и, подстраивая скорость собственного шага под гармонию завершающегося танца, оказался рядом как раз в тот момент, когда, подняв руку над её головой, Лео позволил Лайе кружиться и по инерции движения скользнуть от него ко Владу, который тут же поймал девушку, притянул к себе, как гравитация солнца притягивала к себе землю, не позволяя покинуть орбиту. Его руки собственнически коснулись её тела, его грудь — её груди, его губы оказались на пренебрежимо малом расстоянии от её губ, так, что его выдох стал её вдохом. — Моя очередь, — рыкнул Дракула, на мгновение потерявшись в захлестнувших его чувствах и не уследив ни за тоном, ни за интонацией. Но уже в следующую секунду отступил назад, увеличивая расстояние между ними до приемлемого и, продолжая удерживать в своей руке лишь её пальцы, другую руку отвел себе за спину и церемонно поклонился: — Прекрасная королева подарит мне танец? Влад ожидал, что столь резкий контраст страсти и церемониала озадачит Лайю или даже насторожит, но она, мгновенно сориентировавшись и подыграв, грациозно поклонилась ему в ответ и улыбнулась. — Всё, что пожелает мой король, — выдохнула шепотом, когда Влад с готовностью вновь привлёк её к себе, в откровенном прикосновении скользя ладонью от изгиба спины выше, располагая руку так, как лишь ему одному было позволено. — Влад, твой… ваш с папой сюрприз и… твоя игра для нас, — по обрывкам фраз можно было подумать, что дыхание у девушки сбивалось от попытки говорить, не прерывая движения, но на самом деле словам мешали эмоции. — Это было… невероятно. Всё вместе, происходящее с ней было слишком неожиданно и настолько прекрасно, что Лайя до сих пор не могла справиться с восхищением, отчаянно пытаясь подобрать слова благодарности. Все — даже самые красноречиво восторженные — меркли в сравнении с чувствами, что её переполняли, покалывая кончики пальцев нуждой прикосновений, губы зажигая неутолимой жаждой поцеловать его, дать ему ощутить, насколько счастливой он её делает снова и снова, каждый раз. — Если мы сделаем это сейчас, душа моя, на этой ноте вечер придётся закончить, — сквозь подрагивающую от нетерпения и переполняющей его радости улыбку прошептал Влад. Глаза его при этом вспыхнули лазурью эфира, давая понять, насколько сам он близок к тому, чтобы именно так поступить, и чего ему стоило противиться желанию. В конце-концов, всё-таки избегая прямого касания губ, Дракула склонился, тронув успокаивающим поцелуем лишь её висок. Впитав трепет нежного прикосновения, Лайя прижалась к его груди, забывшись в объятиях и позволяя себя вести — любимому мужчине, который когда-то давно подарил ей первый в её жизни танец; и музыке, что в очередной раз неуловимо сменила звучание. Это по-прежнему был вальс — один из тех, что, заполнив своим звучанием несколько минут ночи, больше никогда не повторится. Но именно этот мотив ощущался неуловимо, необъяснимо иначе, отличаясь от всех прочих чем-то, что Лайя не была способна объяснить словами, могла лишь почувствовать бездонную глубину различий, что, встречаясь с их синхронными движениями, неуловимо преобразовывались в несокрушимую силу и абсолютную власть. Выход Короля и Королевы. Их танец. Вечный вальс Тьмы со Светом в их телах и душах, каждый миг существования стремящихся слиться в единое целое. Одни движения на двоих, одно дыхание, один ритм сердца и ток крови по венам. Лайя смотрела перед собой и видела лишь его глаза — сосредоточение бесконечности существующих Вселенных, открытых лишь для неё и доступных лишь ей одной. А он смотрел на неё, как на приглашающе распахнутые для его одного врата предела, готовый вступить в них с блаженной улыбкой и широко раскинутыми руками. И не существовало больше никого кроме них и мелодии, что заполнила своей эфемерной материей всё свободное пространство, с каждым вдохом просачиваясь внутрь их самих, чтобы омыть лёгкие, тронуть сердца, вобрав таящиеся в них чувства, и с выдохом перенести эти чувства от неё к нему и наоборот. Им не нужны были слова. Лишними в какой-то момент стали даже мысли, и одну маленькую вечность, разделённую на двоих, они просто кружили, обнявшись. Неудивительно, что Лайя совершенно упустила момент, когда их пара дала негласное позволение другим тёмным вступить в прежде недоступный для них круг, образовав на почтенном расстоянии от короля и королевы танцующие дуэты. Время от времени они мелькали в боковом зрении девушки, постепенно возвращая её в окружающую действительность. — Ты не устала, любовь моя? — спросил Влад, и в паре сантиметров от её лба его губы образовали улыбку, Лайей не видимую, но ощутимую с той же трепетной чуткостью, с которой она ощущала его ладонь и кончики пальцев, чертившие на её спине ему одному ведомую карту. — Нисколько, — после некоторого колебания в попытках решить, что ответить, Лайя выбрала односложную правду, но, прислушавшись к собственным ощущениям и дав волю одолевающему её удивлению, задумчиво добавила: — И это так странно. Через меня прошло столько новых лиц, и каждому я старалась ответить если ни словом, то хотя бы взглядом. Они все называли мне свои имена… Кажется, моя голова должна была бы уже раскалываться, а спина и ноги гудеть от усталости, даже при том, что в моём кубке ни разу не оказывалось ничего крепче воды. Но ничего подобного нет и в помине. — Кроме того, что я сам никогда бы подобного не допустил, — голос и взгляд Влада ласкали её лицо вместо занятых рук. — Каждый, кого ты встретила сегодня, кто касался тебя хотя бы взглядом, по умолчанию делился с тобой своей энергией. А насчёт кубка и его наполнения… Мы ещё можем это исправить, — уголок губы Влада дёрнулся вверх, выдавая одновременно мягкий смешок и кривую улыбку. — Хозяйка вечера желает что-то особенное? Лайя зеркально отразила его улыбку, борясь с желанием коснуться её уголков и ощутить под пальцами колкость аккуратной щетины, пару мгновений действительно позволяя себе думать в неожиданно предложенным Владом направлении, но оно было лишь секундным отвлечением, прежде чем мысли вернулись в прежнее русло, и девушка в тон любимому — тихим голосом по коже — выдала: — Да. Пожалуй, желаю, — и не давая Владу озвучить очередного наводящего вопроса, продолжила: — Пожалуйста, перестань. Хотя бы ненадолго. И только Лайе удалось справиться с желанием дотронуться пальцами до его лба над переносицей, чтобы убрать едва заметную, но упрямо не исчезающую морщинку, как она стала ещё более явной, наравне со сведёнными бровями служа отражением уже не просто мыслей, но искреннего замешательства на лице любимого. — Перестать что, душа моя? — остановившись посреди продолжающих танцевать силуэтов и освободив руки, Влад сделал то, в чём отказывал себе всё время танца, — заключил в ладони лицо жены бесконечно нежным, трепетным жестом, сравнимым по степени интимности с недоступным им сейчас поцелуем. — Думать, — просто ответила Лайя, тут же исполняя своё желание коснуться задумчивой морщинки в попытке её разгладить. — Каждый миг решать в уме сложнейшую стратегию, словно ты не собственную коронацию празднуешь, а готовишься к очередному бою. Остановись хоть на миг, — понизив голос, просительно шепнула девушка, обнимая ладонью его щеку и пробуя чуть развернуть, понуждая его обратить внимание на окружение. — Посмотри же, послушай, насладись мгновением, — приблизив своё лицо к его, Лайя замерла в сантиметре от прикосновения. — Здесь каждый повторяет, в том числе и ты, что я Хозяйка этой ночи. Но ты её Хозяин. Просто… просто позволь себе миг вне мысли о том, как могло быть иначе. С тихим, таящим в себе тщательно скрытую усталость вдохом Влад опустил взгляд, прерывая зрительный контакт. Как бы он ни изощрялся, Лайя всегда узнавала. Она его чувствовала, читала, умея разгадать любой шифр, но при этом никогда не сообщая об узнанном, не вынуждая его признаваться и никогда не выдавая перед другими, чего или кого ни касались бы ставшие узниками тайны пыточных камер его разума. — Не могу, любимая, — без голоса произнёс Дракула, поднимая её руку к лицу и чуть задевая губами ладонь в том месте, где отчётливо бился пульс. — Иначе думать и решать начнут за меня. А это я могу позволить значительно меньшему количеству думающих существ, чем находится в моём единовременном подчинении. Не питая надежд на иной ответ, Лайя грустно улыбнулась и вместо новой попытки заставить его сделать то, на что он попросту не был способен, прильнула в объятия, давая именно то, что ему было нужно — свою безусловную поддержку. — Почему снаружи гроза? — девушка продолжила говорить одними губами, в самое ухо мужчины, не произнося слов, но даже так она избегала задавать слишком конкретные вопросы, зная, что они окружены теми, кто не должен был узнать ответы. — Это не гроза, — Влад шепнул, в объятии касаясь её щеки своей. — Это репетиция фейерверка. У меня в памяти сохранился достаточно яркий образ. Помнишь, османы любили завершать подобным образом свои многодневные празднества? — мужчина приподнял ее лицо в обрамлении своих рук чуть выше, чтобы их взгляды нашли друг друга, и произнёс губами в губы: — Ejderha nefesi. Турецкий не был лучшим языком для чтения по губам, к тому же, в отсутствии всякой практики, но Влада она была способна понять, кажется, на любом языке, с любым способом выражения. — Дыхание дракона, — это простое сочетание, как обоюдоострый клинок, скрывало в себе столько же красоты, сколько таило неочевидной опасности. — Оставим это до завершения ночи, — ответил Влад на ещё даже не сформулированный вопрос и коснулся губами её лба на границе с короной. Энергия прямого взаимодействия тут же распространилась разящей волной во все стороны, становясь лишним напоминанием для них о необходимости сдерживать публичное проявление чувств, а для других — о безусловном соблюдении дистанции. — В конце-концов, ещё не все почтили нас своим присутствием. Идём, — Дракула взял жену за руку, переплетая их пальцы, и повёл к тронному возвышению. — Подарков ещё много. Как и желающих их преподнести. Не станем разочаровывать гостей, иначе часть из них почувствует себя незаслуженно оскорбленной. Нежность, предназначенная ей, и надменная властность, источаемая Владом на всех остальных, резонировали в сознании Лайи, упрямо не желая приниматься. Контраст был слишком резким и иногда ей хотелось вмешаться: что-то сказать, тронуть его, успокаивая, отвлечь. Но в такие моменты она держала руки при себе, призывая себя никак не вмешиваться в отношение Влада к подданным, не пытаться на корню его изменить, не разобравшись в причинах и следствиях. Тем более, публично. Быть может, позже, когда они останутся наедине, она спросит его, а он сможет ей объяснить. Так, чтобы она поняла. И приняла. — О, кажется, пропажа объявилась! — вдруг заметил Влад, и Лайя, под звучание его голоса вынырнув из глубины своих размышлений, проследила его взгляд. — И даже сегодня не без внимания. Ноэ Локид! — провозгласил Дракула во всеуслышание, и голос его приобрёл двойное мощное эхо, разлетевшееся в пространстве звуковой волной, мгновенно приглушающей фоновое звучание оркестра. Летящие со всех сторон, слившиеся в единый гомон звуки чужой речи тоже стихли, а все те, кто волей случая оказались стоящими на траектории между Дракулой и тем, чьё имя он назвал, спешили убраться подальше, лишь украдкой или открыто, если позволяла смелость, кидая заинтересованные взгляды. По их направлению Лайя наконец определила, куда именно смотреть, заметив, как в определённом месте исходящий рябью, словно от сильного жара, воздух дрожал, то принимая смутно узнаваемые очертания человеческой фигуры, то вновь их теряя, растворяясь на общем фоне и становясь практически невидимым. — Ты уж определись, будь любезен, хочешь ты быть здесь или нет, — продолжил подначивать Влад, ускоряя и без того быстрый шаг, так что отделяющее их от трона пространство сократилось для Лайи в одно движение век. Затем он подал ей руку, дожидаясь, пока она займёт своё место, и лишь после этого сел сам, неизменно обратившись лицом к открывающимся перед ним просторам. — Приятно знать, что всё же хочешь, — заключил Дракула, наблюдая, как намеченный энергетическим следом силуэт, стремительно обретая плотность и всё более узнаваемый вид, безропотно принимает то же коленопреклонное положение, что и каждый, кто этой ночью стоял там же, где теперь стоял бес — в считанных метрах от сидящих короля и королевы. — Приветствую, Дракула, тёмный повелитель! Если бы пришлось ориентироваться исключительно на голос, не видя воочию его обладателя, Лайя рисковала бы его не узнать. В нём не было той двойной тональности, что у Влада, придающей его голосу властность и исключительную особенность быть безусловно услышанным каждым, кто так или иначе принадлежал тёмному миру и имел с ним связь. Зато отчётливо слышалась сила, множеству прочих недоступная, скользящая в произносимых словах благородством происхождения и статусом, наглядно демонстрирующим разницу между человеком, пришедшим во тьму через договор или сделку, заслужившим свою участь своими или чужими деяниями, и тем, кто нёс тьму в крови по праву рождения, — высшим демоном. — Мое восхищение, — Локид чуть изменил направление склонённого корпуса, — светлая королева Лайя! Прошу меня простить за ожидание. Приготовления заняли непредвиденно больше времени, потому как некоторые отчего-то оказались до того неравнодушны ко мне и моему выбору подарка, что буквально не давали мне прохода. Хотя ничьих намерений я заранее не предвидел и чужих идей не воровал. Жестом дав бесу позволение подняться, Дракула обвёл взглядом исходящее едва заметной дрожью пространство, не способное стабилизироваться от переполняющей его энергии стороннего внимания. Примечательно было, что прежде ещё ни один подступивший к трону не вызывал у жаждущей зрелищ толпы столько физически ощутимого алчного интереса к тому, чем завершится эта встреча. — Я заинтригован! — отвечая Ноэ, Влад обращался одновременно ко всем, его слышащим. — И более всего тем фактом, что кому-то, оказывается, есть дело до того, кто, что и с какой целью собирается преподнести мне в дар. Но раз так, предлагаю не изводить чужое праздное любопытство и наш с королевой искренний интерес, — не меняя направления взгляда, Дракула отвёл руку в сторону, безошибочно встречая пальцы жены, ложащиеся в его ладонь. — Давай же! Удиви нас! Обычно по части сюрпризов Ноэ был не из тех, кого стоило просить дважды, особенно, если предполагаемое зрелище уже собрало достаточно зрителей, но теперь, даже получив прямое позволение, равнозначное приказу, он медлил. Сам этот факт запустил в массы искру негодования: никто другой, выходящий к королю, промедления себе не позволял. — Когда что-то приходится переделывать энное количество раз, начинаешь относиться к этому более трепетно, особенно, если доволен конечным результатом. Не хочу рисковать. Могу я, — сполна осознавая дерзость просьбы, демон вновь склонил голову, — просить Ваше Величество о приватном вручении подарка? Через соприкосновение ладоней Лайе передалась дрожь, на долю секунды опережая момент её причины — Влад разразился смехом, и от того, насколько неожиданным и несдержанно громким тот оказался, трудно было определить, искренний он или показушный, добрый или зловеще предзнаменующий. — Ноэ Локид отказывается рисковать? — немного хрипло от неохотно затихающих отголосков смеха выдал Дракула. — Сумей ты провернуть подобный фокус со мной, я решил бы, что передо мной предстал лишь твой двойник. Приватность сегодня ни к чему, — с этим утверждением последняя весёлость улетучилась из его голоса бесплотным призраком. — Перед моими подданными мне нечего скрывать, а бытующий уже не первое столетие слух о дружбе внука адитума с несостоявшимся мытарем из рода людей мне хотелось бы подтвердить. Почему бы не сделать это прямо сейчас? Да и потом, портить подарок короля в присутствии короля… — фраза повисла в воздухе незавершенной. Переглянувшись с Лайей, Влад вернул внимание Ноэ, вопросительно приподняв бровь, одной мимикой вопрошая: «Что за прелюдия к очередному спектаклю?» Локид, перебрав в уме самые забористые проклятия, для которых смертным не хватало ни знаний, ни фантазии, в качестве последней крайней меры взглянул правее плеча Дракулы. Первым же стремлением Лайи было поддержать Ноэ, зная, что, если попросит она, Влад не откажет. Возможно, первопричина даже этого стоила и позже она будет жалеть, что не поступила именно так. Но сейчас, ощущая направленное на них бессчетное количество взглядов, жаждущих развития событий больше, чем крови, она яснее чем когда-либо понимала, почему важно своевременно дать публике то, чего она хочет, ради чего собралась. В конце-концов, в самом начале её пути именно Ноэ говорил ей о важности авторитета, о преобладании положения над личными желаниями. И он, наверняка, об этом не забыл, почему же тогда склоняет пренебречь своим же собственным советом? — Я сейчас воспламенюсь от нетерпения, Ноэ! — выдала Лайя раньше, чем ею неизбежно овладели бы сомнения, и звонкий голос её моментально разлетелся в пространстве, разом исключив все прочие варианты. — Думал, это не по вашей части… — шутливо начал Локид, но наткнувшись на ледяной взгляд Дракулы, обещающий в зачатке заморозить любое пламя, договаривать про огнегривого Нолана резко передумал. — Если король позволит, — демон вперил взгляд в пол, понимая, что больше ни секунды не выдержит играть с Владом в гляделки, — вам быть первой, королева?.. — не двигаясь с места, Ноэ медленно поднял руку к голове, чтобы галантным жестом снять буквально только что материализовавшуюся шляпу-цилиндр. — Позволяю, — ответил Влад, и голос его, вопреки ожиданиям Лайи, оказался подозрительно серьёзен и холоден, как если бы это проклятое позволение не было всего лишь формальностью. Застывшие живыми статуями на почтенном расстоянии слуги тут же оттаяли, приготовившись выполнять ту же функцию, что и тысячу раз прежде: забрать подношение у дарителя, чтобы передать его королю или королеве. Но на этот раз Влад остановил их движением ладони, тем самым давая понять, что Ноэ волен вручить свой подарок сам. Лайя порывалась встать навстречу, посчитав, что ответного уважения к тому, кто его, несомненно, заслуживал, никто не отменял, но Влад резко сжал её пальцы, удерживая на месте. Ноэ же, застыв перед её троном в паре шагов, глубоко поклонился, отведя одну руку за спину. Другую, с зажатым в ней перевернутым основанием вверх цилиндром протянул девушке. Вся эта ситуация с самого начала развивалась не так, как Лайя в очередной раз успела себе представить. Хотя она и старалась максимально абстрагироваться от любых ожиданий, ничего не могла поделать с витающим в воздухе напряжением и гложущим её изнутри непониманием. Когда опять всё успело пойти не так? Что такого в очередной раз натворил Ноэ, чтобы Влад встречал его с той же надменной отстранённостью, что и большинство тех, кого он вовсе не знал? А ведь демон был ему другом. Или всё это — игра на публику? Девушка оказалась настолько поглощена попытками разобраться в происходящем, что даже не сразу сообразила, чего от неё ждут и какую роль во всём этом играла… шляпа? В самом деле, они же не на цирковой арене, а Ноэ — не какой-то там клоун-фокусник. — Подарок внутри, Ваша светлость, — одной фразой демон разнёс в пух и прах все её попытки смотреть на ситуацию чинно и серьезно. — Прошу, возьмите своей рукой, — Локид продолжал стоять в поклоне. — Не будь это принципиально, я бы не смел подобного предлагать. Лайю поедом снедало непонимание. Напускная шутливость слишком очевидно конфликтовала с серьезностью, звучащей в каждой фразе, что делало происходящее абсурдом чистой воды. Хотелось разозлиться и потребовать объяснений, и девушка почти поддалась секундному порыву. Лишь в последний момент повернулась взглянуть на Влада и тут же послушно сунула руку в цилиндр, понимая, по глазам читая: «Лучше это сделаешь ты, чем я». Да что за?.. Тактильные ощущения обогнали волну накатывающей злости в битве за первенство внимания. Вопрос: «Влад так злится, потому что знает о содержимом цилиндра?» — всё ещё оставался самым актуальным на фоне прочих, но и он стремительно померк в сравнении со слепыми, а оттого обострившимися в разы ощущениями чего-то мягкого, тёплого и… живого, вдруг лизнувшего Лайе пальцы шершавой влажностью. Совершенно не готовая к чему-то подобному, Лайя едва не взвизгнула, резко рванув руку из казавшейся обманчиво неглубокой шляпы. Одновременно с этим она готова была разжать и пальцы, отшвырнув от себя подальше неведомое нечто, но прежде, чем инстинкт возобладал бы над разумом, «нечто» оказалось перед глазами — крохотный комочек влажной шерсти, дрожащий в обхватившей его поперёк ладони и тихо-тихо поскуливающий.