Перерождённая

      Я выпустила злость, мысленно направляя её в каждого человека; всё ещё стоявшие в храме рыцари пали. Девушка, когда-то охраняемая солдатами, громко смеялась; её слёзы были как весенний ручей.              — Наконец-то ты сдох. Спасибо тебе, бабуля, — всхлипывая, говорила девушка себе под нос, не обращая на меня внимания, подходя ближе к тёплому трупу советника. — Если бы не чёртово благословение Звездомого, я бы тебя давно уже убила… тварь безхребет… ная, — после своей под конец промямленной ругани особа пала на землю, закрывая глаза.              Собирались тучи, темнело небо, а я смотрела на Эля, прикрывшего глаза. Отец мёртв; Эль, ради которого я хотела остаться живой, тоже умер. Какой же тогда прок мне оставаться в живых? Я не знаю, как или почему, но я стала видеть павших солдат серыми тучами, и даже мои руки были покрыты этим туманом. Свет или тьма — разницы нет, пока я человек. Моё тело стало тяжелеть сильнее с каждой секундой, усталость протягивала мне свою руку, с болью заставляя потерять сознание. И вот она, вновь эта тьма и несуществующий холод на кончиках пальцев.       

***

             Твёрдая земля стала мягкой и тёплой, голова лежала на чём-то неровном. Дышать было трудно, словно кто-то сильно согрел воздух. Пахло мятой, а рядом слышалось чьё-то ровное дыхание. Я открыла глаза и неуверенно стала осматривать помещение. Большое окно полосой освещало кровать, обрамлённую тканевым навесом, аккуратно перевязанным на столбики. Я лежала на кровати, откинувшись на твёрдую неровность.              — Чего? — обернувшись, воскликнула я, сжимая губы в тонкую полоску. Рядом, ровно дыша, на спине лежал Эльрин с аккуратно разложенными волосами, спадающими на пол. Его одежда была заменена и очищена; я заворожённо смотрела на его аккуратное лицо, длинные ресницы, губы, которые порой открывались для того, чтобы вдохнуть ртом воздух. Нехотя я прислушивалась к глухому стуку сердца Эля. — Ай! — Что-то сильно защипало мою шею.              Я тихо поднялась с кровати, замечая лежащую на моей подушке руку парня, и себя, странным образом оказавшуюся в нижнем платье, что казалось не только странно, но и смущающе неловко в данный момент. Комната была роскошной. Занавески на окне были ловко обшиты красивыми узорами, на стенах был незамысловатый рисунок ночного неба. Огромная дверь была покрыта золотистыми звёздами, зеркало во весь рост висело в золотистой рамке. Босиком по тёплому полу, я шагала как можно тише, подходя к зеркалу, чтобы разглядеть шею.              Почти от скулы тянулся голубой узор, словно с какими-то лепестками; он еле светился, продолжая медленно вырисовываться, как змея, ползя к конечной точке. Когда я задела эту странную отметину, она передала мне приятную прохладу и лёгкую отдушку чего-то сладкого. Голубой узор остановился на левой ключице, немного заходя на плечо.              — Чего это ещё такое? — шёпотом задала я себе вопрос, ближе подходя к зеркалу.              — Кажется, ты приняла свои чувства, — сонно ответил кто-то со стороны. Я обернулась и увидела Эля, медленно поднимающегося с подушки.              — Что ты имеешь в виду? — Пристально вглядываясь в тело парня, я старательно искала рану, оставшуюся от меча. — Где твоя рана?              — Она затянулась за ночь, а, и смотри. — Парень оттянул свой белёсый халат, показывая правую часть шеи, где медленно вырисовывался такой же узор. — Брачная отметина.              — А? Какая отметина? — Подозрительно сощурившись, я подошла к святому, чтобы внимательнее разглядеть узор, и тут же отпрянула. — Какая-то чушь…              — Ты не знаешь, как эсфирийцы обзаводятся семьёй? — Обратно прикрываясь, он потуже перевязал шёлковый пояс и обернулся ко мне, а я лишь нелепо помотала головой. Я честно даже не задумывалась все эти годы. — Вообще, тяжело находить спутника жизни. Одно дело — полюбить или быть любимым, другое дело, когда это взаимно. — Пожав плечами, Эльрин просто улыбнулся.              — Я, если честно, не поняла…              — Хм, ну, когда твой отец полюбил твою маму, она его полюбила в ответ, соответственно, из-за обоюдных чувств появилась брачная метка, связывающая их на всю жизнь. Неужели не видела отметины на своём отце?              — Она чёрной была, как её не заметить…              — Это означает, что его спутник ушёл из жизни.              — Ты…       — Люблю? Очевидно, что да, давно. Хм, когда же это… Наверное, когда ты решила сбежать ночью из комнаты и бесстрашно перепрыгнула через реку? Или, может, когда во время бала во дворце Северного ты зашла, приковав к себе взгляды многих? Хотя нет, ты тогда при всех обругала Северного и ушла с мероприятия. Или, может, когда сама ко мне пришла в храм? Я даже не знаю когда, но мне приглянулось твоё безрассудное бесстрашие и умение держать себя в руках.              — Я не была бесстрашной, мне просто не нравилось то, что везде и всюду к людям было просто превосходное отношение, когда я этого просто не понимала. На балу я лишь сказала не говорить за всех, ведь не считала людей особенными. И в руках себя держать не умела, мне просто порой было лень реагировать.              — Понятно, — тихо смеясь, согласился Эль.              — И всё же, твоя рана… — Я протягивала руки, присаживаясь на кровать, чтобы коснуться того места, где совсем недавно была кровавая полоса, пропитывающая плотную одежду. Он не отстранялся, а я не убирала рук, которые передвигались с плеча к поясу, словно с вниманием ощупывая тело, ища хотя бы рубец от раны. Мои глаза предательски слезились то ли от облегчения, то ли от воспоминания того жуткого дня; к горлу словно приставили нож, было невозможно выдавить из себя звук.              — Она исчезла. Неужели думала, что человек в состоянии убить нас? — ободряюще прошептал святой, придерживая меня за трясущиеся плечи.              — А разве нет? — Стерев с глаз влагу, я окинула его жалостливым взглядом.              — Нет, в его оружии ничего не было — либо его обманули, что меч выкован с примесью яда, либо его было очень мало в мече, — успокаивающе поглаживая меня по голове, он спокойно отвечал.              — Ядом является руда с Вирских гор? — вспоминая написанное в учётной книге своего дорогого земного отца, я с каким-то оживлением спросила, отстраняясь от парня.              — Очень может быть, — облегчённо вздохнул тот, замечая моё приободрение. — Зачем, Аилдения, ты пришла вчера? — Я слегка вздрогнула — меня почти никогда не называли полным именем, его сокращали с рождения до Адии.              — Я нашла учётную книгу, она была подвязана к моему платью. — Точно, я ещё раньше должна была спросить, где моя одежда и что вообще произошло после того дня.              — Платье забрали в стирку, всё содержимое в шкафу. — Он показал на встроенный в стену шкаф возле зеркала, к которому я сразу же пошла. Подходя, окинула Эля взглядом, намереваясь получить одобрение, открывать мне всё же чужой шкаф. Он еле кивнул, и я отворила дверцу. В шкафу висели одеяния святого — от ярко-белого до чёрного, всю эту одежду объединяла дорогая ткань и серебряные узоры. На полочке внизу лежала моя сумочка. Недолго думая, я вытащила книгу.              — Да, эта книга, смотри. — Подбегая, я присела рядом и протянула святому книгу.              — Руда с горы Нок, очень может быть. — Он перелистывал листы, сосредоточенно вглядываясь в темноту страниц. Недолго думая, он щёлкнул пальцами, и во всём помещении загорелся голубой огонь свеч. — В ней есть парализующие свойства, и, как я говорил, она может убить небесных, но скорее низших существ, таких, как звёзд, не умеющих ещё видеть жизнь людей, или животных, не умеющих поддерживать свою энергетическую силу. Да, неудивительно, что большинство служителей так и не смогли проснуться. Солдаты в ночи пробрались в храм… Чего пытался добиться Сэнтелигер этим глупейшим поступком?              — Ему было в тягость служить эсфирийцам — всё же тут живут люди, думаю, для него этот расклад дел был неприятен… — поделившись мыслью, я всерьёз задумалась о причине. «Советник не любил эсфирийцев?» — усмехнулась я себе после данной мысли.              — Очень может быть, Адия. — Похлопав меня по голове, он встал с кровати. — Мы задержали ту девушку.              Момент прервался стуком в дверь. Эльрин отворил дверь двум девушкам и спустя некоторое время вручил мне чистую одежду.       

***

             — Ваше Величество, эта женщина утверждает, что мы сами виноваты в том, что произошло три дня назад! — Возле темницы стоял молодой привратник, уже ожидавший Эля. Мужчина искоса непонимающе взглянул на меня, разглядывая волосы — видимо, странность очень была заметна. Опомнившись, поклонился, впуская нас вперёд, закрыв за нами железную дверь. — Вы даже не представляете, как долго мы пытались хоть слово из неё вытащить! — громко жаловался парень. — Вот! — Он протиснулся вперёд, чтобы открыть двери в сырое помещение, где на небольшой кровати сидела невредимая девушка, смотрящая в маленькое оконце.              — Оставь нас, — спокойно приказал святой слуге, который с поклоном вышел из помещения. — Как вас зовут? — тихо спросил Эль девушку, обращая на себя внимание.              — Я уже говорила… — Заметив меня, идущую за спиной святого, девушка неожиданно притихла, рассматривая моё лицо. — Я где-то вас видела… — Нахмурив брови, она удивлённо расширила глаза. — Неужели… — замолкнув, она ещё раз оглядела меня и криво улыбнулась, показывая, насколько нелепо она сейчас выглядит. — Рада вновь встретиться, — наигранно оживилась особа.              — Итак, вас зовут… — Звездомый вновь обратил на себя её внимание, и она опустошённо взглянула на него.              — Можете звать меня Муунной, — отворачивая лицо обратно к окну, закончила девушка.              — Кто вы? — вновь задал вопрос Эль, вглядываясь в её желтоватые пустые глаза.              — Я… уже не знаю, кто я… Всю жизнь училась у ведьмы в Вире, всю жизнь старалась и оттачивала свои навыки, чтобы однажды приблизиться к нему, а в итоге после его смерти даже не чувствую облегчения, чувства отмщения…              — За что отомстить?              — Знаете, она учила меня ведь не только ядам и лечебным средствам, однажды она показала мамины воспоминания… — Муунна вздохнула, прислоняя голову к каменной стене. — Он… насмехался над ней, он взял её после всеобщего собрания парламента с иностранными властями. Знаете, тогда ещё ушли не все слуги и рыцари, а такое сотворил, будто животное, у всех на виду… — Она прикрыла руками лицо, мотала головой, не в силах удержать те воспоминая. — Она сбежала, села на корабль и уплыла в Виру, в горах родила меня и утопилась в болоте… Агната, старая женщина, в горах нашла меня, свозила в Эйфлерин — не знаю, что она хотела этим получить. Ещё тогдашний Звездомый наказал мне не убивать родных. И я в самом деле не могла его убить своими руками, многое нужно было пережить, чтобы однажды вернуться сюда для получения его смерти…              — Так вы вернулись сюда спустя…              — Шестнадцать лет, да, Ваше Величество, семь лет я была рядом с этим… уродством. Он трогал мои волосы, благодарил меня, вёл себя, как, как… Однажды он даже сказал, что был бы рад иметь такую дочь, радовался, что я на него похожа, говорил: «ты чудо». — Пока она всё это говорила, показывала нам столько эмоций, столько боли и отторжения. В одно время девушка плакала, в другое безумно смеялась, шептала себе под нос и сжимала свою голову руками. Муунна преодолела ад, который испытала её мать, бросившая ребёнка на произвол судьбы. Той ведьме можно было бы и не показывать воспоминания матери, защитив тем самым разум девочки, у которой нет семьи.              — Вы поступили ужасно, втянув в свои проблемы храм. — Покачав головой, святой посмотрел на моё огорчённое лицо. Я испытывала жалость к человеку, пытаясь не заплакать вместе с этой женщиной.              — Не я одна поступила ужасно, хотя, конечно, откуда вам, святошам, знать? Вы же никогда не проходили через то, что пришлось преодолеть мне.              — Не думаете о последствиях смерти Сэнтелигера? Вам невесело, и вы не чувствуете победы, так, а что же было бы, если бы вы сами его убили? Святой не просто так предостерегает. — Улыбнувшись, Эльрин вышел из темницы, а я, идя следом, оглядывалась на ошарашенное лицо девушки.              — Эль, прошло три дня? Я была без сознания три дня? — На ходу я вспомнила, что́ недавно говорил слуга, провожавший нас к Муунне… Кстати, очень странное имя, совершенно не эйфлерийское.              — После того дня половина государства пали в сон, лишь спустя день они стали пробуждаться. Я проснулся на день раньше тебя с уже зажившей раной. Служители перенесли нас в мои покои.              — В сон? — переспросила я, подбегая в Элю.              — Да, энергия в твоём теле скопилась и вышла наружу. Твои предки могли любого, даже неопытного, погружать в сны, а ты смогла это сделать, лишь когда энергии в тебе стало очень много. Скоро будет невыносимо жить в теле человека…              — Скоро я вернусь на небеса, я надеюсь. — Я опустила голову, не понимая, как вообще можно туда вернуться, не имея крыльев.              — Ты точно вернёшься туда! — Он остановился, с испугом смотря на меня. — Адия, посмотри, вернулась твоя память, и теперь даже тело отвергает небесную суть. Глаза уже совсем не человеческие, какими были раньше, и волосы уже наполовину окрасились в белый. Это пока тебе не больно, и ты не…              — Да не умру я, я не хочу умирать, — ободряюще улыбнувшись, я подошла ближе.              — Я знаю. — Он нежно обнял меня, невзначай прижимаясь губами к плечу, в этот момент в животе появилась необъяснимая лёгкость вперемешку с приятным зудом. Я слышала, как наши сердца в унисон бились, а дыхание переплеталось. — Адия… — парень тяжело вдохнул мне в ухо, заставляя моё дыхание замереть. Он пристально смотрел на меня с какой-то тоской, его рука нежно гладила меня по голове, пока другая держала за талию. Я не знала чего хотела, но мне точно не хотелось, чтобы он отстранялся от меня — я слишком долго ждала его.       Эльрин и не намеревался отходить и медленно приближался к моим губам. Он сначала невинно прислонился к ним и медленно стал пробовать их на вкус, сминая своими губами. Я не знала сначала, что мне делать, и медленно стала следовать, шажок за шажком, его движениям. Почувствовав сладостный вкус его губ, я пустила его в себя, и наши языки переплелись в глухом танце. Чем крепче я сжимала его волосы, тем сильнее он проникал внутрь, тем временем прислоняя меня к стене.              Этот пустой коридор сейчас будто существовал только для нас. Никто не приближался, никто не ходил. Только я и он.       

***

             Он нёс меня на руках, а я прижимала лицо к его груди, обнимая за шею. Эль проходил мимо служителей, которые низко кланялись и ошарашенно оглядывались на нас, непонимающе моргая. Я чувствовала себя любимой эсфирийцем спустя долгие годы, за которые меня не любили. Помню, словно вчера, мы играли друг с другом, а нас отстраняли друг от друга родители; помню, как я находила в нём утешение, заботу и привязанность, которой не было в близких, которой не хватало.              Парень крепко держал меня, отворяя свои покои. Он ни на минуту не отстранял от меня глаз, опуская на мягкую кровать. Сердце бешено билось, хотелось чего-то другого, чего-то приятного, того, что погрузит нас в блаженство и спокойствие, отодвинет все проблемы на второй план. Он наклонился ко мне, придвигаясь к губам, а я лишь подхватила эту возможность, наклоняя руками его к себе. Не раздумывая, я сократила между нами расстояние, цепляясь за его губы, но теперь это было жадно и требовательно. Отстраняясь, чтобы отдышаться, Эль прижимался ко мне, целуя шею. Его нежные пальцы скользнули вниз по рукам, по моим бокам, и остановились на бёдрах, вороша юбки платья в гармошку, проникая к оголённому участку тела. Он вновь прислонил свои губы к моим, с каким-то отчаянием, всепоглощающим желанием. Вкус его языка был подобен сладким фруктам; мои руки потянулись, обвиваясь вокруг шеи, сжимая волосы. Я уже не контролировала свои движения, рука предательски потянулась вглубь его одежды, проводя пальцами по позвоночнику.       Эль отстранился от моих губ, тяжело дыша. Его глаза потемнели, губы покраснели. Он потянул меня на себя, развязывая корсет на спине, стягивая платье и, одно за другим, оголяя плечи, и вновь отпустил меня на постель. Он прислонился к брачной отметине, невинным поцелуем спускаясь ниже и стягивая платье вниз. Моё дыхание моментами выравнивалось лишь рывками, я развязала его пояс и медленно стягивала одеяния, пока он прижимался губами к груди. Разум был одурманен, его касания вызывали ещё большее желание, которое выгибало мою спину, прижимая ближе к Элю. Он быстро избавился от моей одежды, молниеносно оголяя тело, и лишь кинжал на моей ноге оставался на мне, пока парень ловко не отстегнул пряжку и не убрал ненужное сейчас оружие.              Язык парня задел мои соски, и я судорожно вздохнула. Он нежно сминал их губами, спускаясь ниже, к влажному от возбуждения месту. В тот момент я с натяжкой застонала, прикусывая нижнюю губу. На мгновение он отстранился, стягивая с себя штаны, пальцем проникая внутрь, и в этот момент я уже извивалась в экстазе, желая чего-то большего.              — Всё будет хорошо? — тяжело дыша, проговорил Эльрин, обнимая мою шею.              — Да-а, — протянула я, прижимаясь к его груди.              Он медленно прислонил ко мне чужеродное явление, которое было мгновение неловко ощущать. Эль ещё раз взглянул на меня в глухом вопросе, на который я ответила кивком. Он вошёл внутрь, а я жалобно всхлипнула. Он медленно двигался, пока я крепко сжимала его спину своими пальцами; потихоньку темп ускорялся в ровном ритме. Парень целовал мои губы в такт толчкам, пока мы оба не оказались на краю пропасти, на мгновение растворяясь в эйфории блаженства.