Plavi, plavi

      Марта у них так и не было.       Дино смотрит на календарь игр. В нем плотность зашкаливает: чемпионат, квалификация Лиги чемпионов, спасибо, что еще не стартовал Кубок. Суперкубок прошлого года не сыгран, и сыгран, наверное, уже не будет: некуда впихнуть, некоторые матчи регулярного чемпионата уже переносят, времени из-за еврокубков не хватает катастрофически. В топовых лигах даже сезон не начали, а у них уже все в разгаре.       Ловре обещал ему март, тысячу лет назад обещал, осенью девятнадцатого. С тех пор Дино второй раз порвал кресты и вернулся в строй «синих», а мир изменился — не узнать. Робби Бертон, приехавший на Максимир зимой двадцатого, как-то поделился с Дино тем ужасом, который он испытал в первые месяцы: первый раз надолго вдали от дома, мир заболел коронавирусом, а Загреб хорошенько тряхнуло во время землетрясения. «У меня в квартире стены ходили ходуном», — говорил Робби, и Дино слышал страх в его голосе.       Летом двадцатого они пытались нагнать время. Дино иррационально верил: если за лето «синие» все успеют, возьмут свои титулы, то к осени мир вернется в привычное русло. Выздоровеет.       Конечно, мир не выздоровел. Глупо было на это надеяться. Да и сам Дино тоже никак не мог прийти в форму. Призрачное обещание марта маячило тенью за спиной, мелькало на грани восприятия, мешало сосредоточиться.       Осенью в сборную его не вызвали. Не заслужил.       Они должны были играть с «Хайдуком» в феврале. Ловре вернулся к «белым», снова получил капитанскую повязку, и обещание марта снова замаячило на горизонте. Ариян, единственный в «Динамо», кто знал все о происходящем между Ловре и Дино, смеялся: начнете сбывать обещание на месяц раньше, и если все пойдет нормально, сбудете по полной. Во взгляде капитана «синих» Дино читал: «А там, надеюсь, то, как ты прикипел к капитану "Хайдука", перестанет мешать тебе на поле». Ариян, конечно, не одобрял, не мог одобрять эту связь, которая, едва начавшись, никак не могла закончиться. Но молчал — и Дино был за это ему благодарен.       Они должны были играть с «белыми» в феврале, но «белых» скосил ковид, матч перенесли на когда-нибудь, никак не могли понять, на когда именно, перенесенных матчей вообще накопилось немало — игры регулярного чемпионата подгоняли под график еврокубков.       Март, тот, обещанный, так и не пришел.       Дино смотрит на календарь. Глухая тоска, поселившаяся в душе где-то рядом с ожиданием встречи, никак не проходит. Стоит жаркое лето трансферных новостей. Самому Дино уйти в лиги посерьезнее не светит, а «Динамо» дает ему шанс за шансом: играй, показывай, что снова достоин места в старте. Он пытается. Получается со скрипом.       — «Осиек» и «Риека». Может, еще «Горица», — как-то задумчиво говорит Ариян. Поясняет, медленно, барабаня пальцами по шкафчику в раздевалке: — Это будут наши основные соперники. «Хайдук», кажется, опять в пролете. Жаль, я почти соскучился по нормальному Вечному дерби.       «Хайдук» в пролете, повторяет про себя Дино, в пролете, пролете, колонном ли, лестничном? Март пролетел мимо, не задержавшись ни на взгляд, ни на вздох, улетел — не вернуть, не догнать, он пытался догнать — порвал кресты, когда судьба поставила подножку. Хватит бежать за мартом, решает Дино.       Марта не было и не будет.       «Хайдук» вылетает из Лиги конференций от «Тобола», и Дино почти равнодушно смотрит на первый пропущенный Ловре гол — первый из четырех. Чистый привоз вратаря, который после матча превращается в интервью в злые хлесткие фразы: «Это большой позор и для меня, и для всей команды; такие дыры в игре, такая безответственность недопустимы». Дино смотрит, и на душе у него неожиданно не саднит, не ноет, не отзывается; словно, чтобы перестало болеть, просто надо было поверить: марта не было и не будет.       Не было.       Не будет.       Не нужен. Никто никому.       — «Риека» это не только репетиция перед «Легией», — говорит на тренировке Дамир. — Схема у них та же, так что кое-что отработаем. Но надо выигрывать.       Все и так это понимают: после неудачного старта приходится догонять остальных. «Догонять», — Дино пробует слово на вкус. В слове привкус горечи и почему-то — дыма. «Занимать свое законное место в таблице», — поправляет он сам себя. Так звучит лучше.       Зрителей на матче с «Риекой» — ерунда, тысяча, не больше. Дино смотрит на две пустые закрытые трибуны, последствия землетрясения. Думает: это ветшающий орнамент стадиона. Нынешние трибуны лучше слышать, чем видеть. В ответ его мыслям Bad Blue Boys запевают под ритм, заданный барабанщиком. Dinamo te volim! несется над полем, пробирает до костей. Дино повторяет, еле шевеля губами: люблю «Динамо», «Динамо» люблю, люблю, люблю, защитник «Динамо» не может любить капитана «Хайдука», он может только… «Ничего, — зло обрывает мысль Дино. — Ничего. "Хайдук" в пролете и списан со всех возможных счетов».       Трибуна поет так, что если на секунду закрыть глаза, можно поверить, что Север снова жив и заполнен. Дино вдыхает эту песню, позволяет ей стать частью всей его сущности.       Когда он открывает глаза, он твердо знает, что делать, куда бежать. Мир четок и прозрачен.       Уже на девятой минуте он скорее чувствует, чем видит траекторию мяча. Кто навесил в штрафную «Риеки»? Он не понимает, просто подпрыгивает, делает скидку головой, чувствует тычок в ребра — кипер «Риеки» пытается сдвинуть его с траектории; хрен ему, а не сдвинуть. Он забивает первый гол этого матча, и счастливо улыбается Дамиру, который кричит с бровки: «Отлично! Ни один вражеский вратарь тебя не собьёт с пути!»       Дино не думает о контекстах, подтекстах, о том, что может быть между строк. У него теперь важная задача: вернуть себе железное место в старте.       Пусть у «Риеки» не выиграли, три-три тоже достойный счет. Дино не до конца доволен тем, как провел матч, слишком много ошибок. Но впервые почти за два года он четко знает, что делать дальше, и уверен: год без одного месяца вполне может существовать.       Больше никакого белого марта в его жизни не будет.