Fallen just to rise.

Дилюк опирается на перила балкона, жадно вдыхает прохладный ночной воздух. Где-то во дворе лает пёс, со стороны реки несёт свежестью, а окна домика прислуги сияют успокаивающим золотом. Дилюк терпеть не может торговые вечеринки: они нудные, и большую часть вечера мальчик должен хвостиком следовать за отцом, улыбаться, пожимать руки и танцевать с назойливыми девушками, способными лишь наигранно хихикать на каждую реплику. И лишь когда взрослые выпьют достаточно много - как сейчас - юный наследник, наконец, может позволить себе выдохнуть, сбегая. Ночь тиха. Из основного зала можно слышать скрипки, играющие какую-то бодрую мелодию, но, если абстрагироваться и вслушаться в природу - можно услышать кузнечиков. Дилюк знает также, что чуть дальше, ближе к реке, звучно квакают жабы. Иногда мальчик позволяет себе мечтать: мечтать о том, чтобы у него был кто-то, с кем можно вместе прятаться на балконе. Кого он отведёт на реку - показать жаб - и покажет самое ценное из своих сокровищ - хвост ящерицы. С кем не страшно будет сбегать нарвать лампа-травы, чтобы поставить в комнату, а затем делиться секретами под одеялом. Иногда Дилюку просто хочется друга. – Люк? – слышится из холла голос отца, выдёргивая из пустых мечтаний. Наследник дёргается и отстраняется от перил. – Иду! – кричит он, бросая последний тоскливый взгляд на виноградники, прежде чем поспешить на зов. Раз. Кэйа тихий - особенно в сравнении с Дилюком. Он плохо знает Тейватский и говорит со странным акцентом (чего, кажется, очень смущается), который Дилюк находит милым. Всё это, вкупе с тем, что мальчик появился словно из ниоткуда, по-идее должно заставить Крепуса отказаться от его участия в вечеринке. Но, тем не менее, Кэйа здесь, одетый в идеально выглаженный пиджачок и белоснежную, хрустящую от порошка, рубашку, стоит по правую руку Дилюка. Звёздный глаз, не скрытый за чёлкой, наблюдает за гостями со смесью опаски и любопытства. С особой настороженностью мальчик смотрит на рыцарей, можно практически чувствовать, как он напрягается, видя кого-то из них поблизости. Дилюк, видя это, берёт на себя большую часть гостей, и, хотя те кидают заинтересованные взгляды в сторону Кэйи, никто не подходит напрямую. Даже большую часть танцев младший мальчик просто стоит в тени, наблюдая. Когда взрослые, наконец, перестают обращать на них внимание, Дилюк хватает Кэйю за руку, утаскивая подальше от чужих взглядов. Вместе они прячутся на одном из балконов, младший неловко становится около выхода, позволяя свету из основного зала коснуться спины, очерчивая хрупкую фигурку золотом. Мелодия скрипок в этот раз медленнее, внизу у винокурни танцуют светлячки, и Дилюк чувствует себя странно - мягким, будто воздушным. – Кэйа, а давай...станцуем, – выпаливает он, повернув голову в сторону собеседника. Кэйа опускает глаз, находит пальцами длинную прядь и перебирает её (как делает всегда, нервничая), неловкость и стыд практически ощущаются в воздухе вокруг. – Я не умею, – наконец тихо признаётся он. – Я могу научить тебя! – Дилюк практически светится от энтузиазма, резко отталкивается от перил, а затем, поняв, как, должно быть, смотрится со стороны, одёргивает себя. – То есть, если ты хочешь, конечно, – со смущением добавляет он. – Я хочу, – говорит Кэйа, поднимая голову и слабо улыбаясь, и Дилюк не может не улыбнуться в ответ, вновь практически светясь счастьем. Два. – У нас будут проблемы, если отец заметит. – Да ладно тебе, Люк. Признай, что просто боишься, – Кэйа ухмыляется, очевидно провоцируя. В одной из рук он держит вино, щеки уже слегка потемнели от выпитого ранее, а в глазах пляшут бесы, знакомые только Дилюку (иногда он позволяет себе надеяться, что бесы специально для него. В другие дни - ненавидит себя за эгоизм, стыдясь этих мыслей). – Я? Да никогда, – фыркает Дилюк, становясь на перила, а затем проворно спускаясь по лозам вниз. Когда через мгновение он спрыгивает на землю рядом с Альберихом, тот выглядит немного удивлённым, но быстро приходит в себя, хватая старшего за руку и пускаясь бежать. – Куда мы? – шепотом спрашивает старший, чувствуя, как предательски стучит сердце в груди. Смуглая рука отдаёт приятным теплом даже сквозь перчатку, и наследнику Рагнвиндров отчаянно хочется избавиться от последней преграды между ними, чтобы переплести пальцы и соприкоснуться своей кожей с чужой, но знает, что не может сделать этого: если Глаз Бога выйдет из-под контроля и навредит Кэйе, Дилюк никогда себе этого не простит. Так что он отчаянно силится сосредоточить внимание на реальности, игнорируя приятное покалывание от прикосновения. – Увидишь, – шепчет Кэйа, лукаво улыбаясь, когда они на цыпочках обходят винокурню. Рагнвиндр показательно закатывает глаза, но покорно следует за названым братом. Останавливаются они лишь на опушке Шепчущего леса, падая на прохладную траву, пахнущую свежестью; вспугнутые светлячки резко разлетаются в стороны, будто сдутые ветром. Кэйа счастливо смеётся, и Дилюк невольно присоединяется к нему. Они открывают вино, и, обычно непьющий, Рагнвиндр младший позволяет себе несколько глотков - он и так опьянён Кэйей лучше всякого вина. Голова такая лёгкая, будто воздушная, Кэйа тёплый, цикады стрекочут что-то в темноте, и Дилюк сбрасывает с плеч сюртук, оставаясь в жилетке на тонкую рубашку. – Хэй, Светлячок, – мягко зовёт младший, и в тоне есть что-то такое, что заставляет сердце Рагнвиндра биться быстрее. – Что насчёт танца? – предлагает Кэйа, вставая и протягивая руку. Дилюк смотрит на него - на то, как лунный свет серебрит тёмные волосы, как покачивается перекинутая через плечо прядь, вспыхивает синевой грань камня на серьге, и выжидающе смотрит единственный глаз, отражающий в себе, кажется, всю глубину звёздного неба. – Да, – наконец практически неслышно выдыхает Рагнвиндр. Он уже не помнит, на что конкретно соглашается, но когда Кэйа с нежной улыбкой переплетает их пальцы, кладя вторую руку на чужую талию, Дилюк более чем уверен, что это стоит того. Три. Стоя на балконе, Дилюк чувствует смутное дежавю от того, как ветер приносит с реки свежесть, играя с его алыми волосами, как танцуют в свете луны светлячки и звучат из главного зала скрипки. – Сколько моры нужно чтобы узнать твои мысли, солнышко? – мурлычет в ухо знакомый голос, а на теле внезапно ощущается тепло чужих рук - сначала напрягшийся было старший выдыхает, позволяя напряжению ускользнуть из тела. – Да ты и так отлично их угадываешь, – фыркает Дилюк, оборачиваясь, чтобы встретиться с насмешливым блеском звёздного глаза. – Видимо, нет, раз не знаю, почему наш драгоценный жених решил ускользнуть с собственной свадьбы. Не поделишься? – Кэйа наклоняется, скользя руками от талии до бёдер, где получает легонький шлепок по запястьям, который, тем не менее, не мешает им переплести пальцы. Кольца легонько ударяются друг о друга, а смуглая ладонь приятно согревает. На Кэйе тёмный жилет, белоснежная рубашка и такого же цвета пиджак, украшенный мехом, один из лацканов гордо венчает золотая брошь, напоминающая звезду. – Просто немного устал от толпы, ничего такого, – Дилюк мягко улыбается, сжимая руку капитана, и кладёт голову на свободное от меха плечо, получая лёгкий поцелуй в волосы. Краем уха он может слышать, как весёлая музыка становится медленной: начинается вальс. На балконе повисает тишина, а затем Дилюк отстраняется - ровно настолько, чтобы взглянуть в глаз напротив. – Танец? – интересуется Кэйа, приподнимая брови. – А говорил, что не угадываешь мысли, – смеётся магнат, и Кэйа присоединяется к нему. – К тому же, – добавляет Дилюк, отсмеявшись, – было бы обидно, не потанцуй я на собственной свадьбе. – В таком случае, позвольте пригласить Вас, Мастер Дилюк, – капитан ухмыляется, оставляя поцелуй сначала на костяшках лишённой перчатки руки. Дилюк сдержанно кивает, позволяя обхватить себя за талию. Он снова устраивается на чужом плече: так, чтобы видеть их руки, сплетённые, будто тонкий шёлк, тёмное к светлому, и блеск колец в лунном свете - знак того, что больше они точно не расстанутся.