In disguise

Лев по жизни не то чтобы не любил войну. Их отношения скорее напоминали нечто вроде череды неизбежных встреч, которых не желаешь, но которые рано или поздно все равно происходят. На деле, пока Великая Война не началась, и его не поставили перед фактом, что без него там совсем не обойтись, он четко придерживался принципа, что людям в ней нет необходимости. Вот только власть имущие с ним не соглашались. Парень мог бы сказать, что он расстроился по этому поводу, но, столкнувшись с военными конфликтами ещё в юности, пусть и не выросший в Комплексе, благодаря счастливому стечению обстоятельств и, сказать по правде, не только им, он вынужден был и появляться несколько раз на полях сражений, и сотрудничать с другими офицерами, пусть и не имел поначалу официального чина. Возможно, именно поэтому, когда Лев все же оказался на очередном поле боя, он совершенно не удивился, поняв, что кто-то в Комплексе манкировал своими обязанностями. И увидел в этом возможность для себя. Способность шевельнулась внутри, и он визуализировал перед глазами образ весов. Сейчас гиря стояла на левом. На Войне. Лев ощутил привычный приступ тошноты. Его будет тошнить кровью после особо долгого использования способности ещё несколько дней, но он уже привык к подобному откату. Война. Режим Разрушителя. Так будет быстрее. Прежде, чем люди успели опомниться, все пространство вокруг превратилось для них в одну гигантскую ловушку, откуда нет выхода. Дома потерялись твердость и начали оплывать. Структура каркаса крыши вплывала в одно бревно, другое бревно в следующее. В следующее мгновение дом справа обрушился, его крыша не выдержала, а дом слева начал расползаться на манер жиле. Вместе с людьми внутри. Некоторое время оттуда доносились их крики. Но они быстро стихли. Солдаты кричали, как и те жители, которые их приютили. Все превратилось в бесконечную симфонию ужаса. – Истинный Господь, – пробормотал темноволосый мальчик, стоящий справа. Кажется, тот, у которого волосы короче. Он ведь даже имена их не спросил. – Господа здесь нет, – спокойно отозвался Лев и направил способность на бежавших на них солдат. Те закричали. Молекулы одежды смешалась с кожей, кожа с оружием. Второй мальчик вышел вперёд и уцепился за край его куртки. В его мертвых глазах читался интерес, постепенно сменяющийся любопытством. – Господа нет. А почему? Вы точно знаете? – Федя, это опасно, – прошептал второй у него из-за спины, но с места не сдвинулся. Лев, увлеченный контролем собственной способностью, никак не мог не заинтересоваться. Обычно даже дети из Комплекса ещё не сломаны до такой степени, чтобы реагировать так странно. – Не думаю, что он обратил сюда свой взор. Скорее всего, ему неприятно, – легко ответил Лев. – Но сомневаюсь, что мы вообще могли бы судить о его истинных мотивах так легко, как это делает наша Истиведческая Церковь, развешивая ярлыки. – Вы с ней не согласны? – мальчик спрашивал напряженно-заинтересованным тоном, но Лев сейчас и сам не понимал, хочет ли тот действительно об этом знать. Несколько пуль подлетело слишком близко, и пришлось перехватывать их прямо в воздухе. Он терпеть не мог, когда это происходило. Может, стоило разогнать молекулы и закончить все это? Несколько людей срасталось друг с другом, потому что оказались слишком близко. Лев сделал глубокий вдох. Слишком грязно. Нужно все это сжечь. – Совершенно. А ты тоже соглашаешься со всем, что тебе говорят? Мальчик пожал худенькими плечиками, то ли удивлённо, то ли недоумевающе, и вскинул голову с длинными растрепанными волосами, в которых запутались листья и ветки. – Не знаю. Дома рушились один за другим или становились однородной массой. Лев прикрыл глаза и прислушался. Наконец, крики стихли. Либо все погибли, либо остались только раненые, слишком умные для того, чтобы подать голос. – Теперь надо осмотреться и удостовериться, что никто не выжил, – он оглянулся. Второго мальчика вырвало и, похоже, не раз. Он его понимал. Вид последствий Уничтожителя его Войны плохо переносят даже закалённые солдаты. Что уж говорить о детях. – Эй, Федя. Тебя же Федя зовут? Подожди. Мальчик уже ушел вперёд и тыкал пальцем один из трупов. Он, похоже, ничуть не боялся, и на бледном лице отражалась заинтересованность. Лев мог бы посчитать, что ему всё равно, но у него имелись свои причины думать иначе. – Ты в порядке? – он коснулся его плеча, но мальчик сразу же отстранился, на резком контрасте с его предыдущим поведением по дороге сюда. Тогда он весь излучал неуверенность и плохо скрываемый страх. Сейчас в нем словно что-то вернулось на место, но иначе. Будто бы мальчик заменял, подпитывал свою уверенность чём-то. – Вы говорили про Бога, – он поднял на него взгляд почти чёрных глаз. – Почему вы не согласны? – Ты осуждаешь? Он осмотрелся. По-хорошему тут должен быть ещё один патруль. Или парочка. Хорошие воины никогда не оставляют всех в одном месте. А ещё держат связь с другими солдатами. Например с теми, кто за лесом. Расстояние здесь никакое. – Нет, – Федя помедлил и добавил. – Не понимаю, что такое осуждение. Хочу знать, что вы думаете. – Про Бога или про это все? – уточнил Лев и улыбнулся. Ветер донёс до него неприятный запах гниющей плоти. Что-то, вероятно, вывернулось наружу. Или молекулы как-то не так переплелись. Напортачил он, в общем. Разложение бы так быстро не началось. – Меня тошнит, – пробормотал второй мальчик. – Водички…? – он быстро к нему обернулся и, спустив лямку, начал рыться в своем рюкзаке, потому что искать здесь будет бесполезно. – Он Максим, – отозвался Федя. Он отошёл в сторону и трогал стену одного из кирпичных домов. Красивая и аккуратная ранее, теперь та превратилась в сплошную оплывшую массу, в которую вплелись и куски земли, и травы и даже часть забора. Сейчас все это уже остыло и представляло неприятное месиво. – Спасибо, но меня тошнит. Вода будет на земле, – пробормотал мальчик. – Но полегчает. Я понимаю. Сам себя также чувствовал сперва, – мягко ответил Лев, вручил ему свою бутылку с водой, а сам снова повернулся к Феде. – Ну так что тебя интересует: Бог или происходящее? Федя задумался, провёл пальцем по стене, и его лицо приобрело странно сосредоточенное выражение. – А есть разница? Лев внимательно на него смотрел. Нельзя сказать, что ему требовалась их помощь вообще. Так попросту рациональнее. Плюс это действительно придало его появлению эффект неожиданности. Не говоря уже о том, что этот ребёнок вряд ли понял бы, скажи он ему сразу ждать сзади. Подчинился бы наверняка, но не понял. Как сейчас, например. – Есть разница между рыбой и водой? – Животное и среда, – не задумываясь ответил мальчик. – Тогда почему ты задаёшь такие глупые вопросы? – Лев усмехнулся. Его подташнивало, но пока не критично. Здесь не нашлось сильных эсперов, способных оказать ему серьезное сопротивление, так что все прошло как по маслу. – Я хочу понять, но не понимаю, – похоже, он действительно честен на этот раз. Интересно, бывает ли он вообще честен хотя бы с собой, не говоря уже об окружающих. – Мы не можем оценивать окружающую обстановку в контексте нашего отношения к всяким высшим сущностям, если мы желаем происходящего сами, – отозвался Лев спокойно. – Все это наши действия и наши желания, какими бы оправдания и мы не прикрывались. Мальчик осмотрелся, сделал несколько шагов к одному из домов, что-то зашуршало. Тогда он направил туда руку и все стихло. Ведомый любопытством, Лев приблизился, раскинул пару досок способностью и обнаружим в темноте дома мужчину и женщину. Целых, но теперь мертвых. – Ты не испытываешь к ним жалости? Федя посмотрел на него. – Нас учили, что нельзя сочувствовать врагам, – он смотрел в темноту. В его тусклых глазах то появлялось, то исчезало почти нечитаемое в сгущающихся сумерках выражение. – Я не знаю. – Тогда я переформулирую вопрос. Ты вообще чувствуешь что-нибудь? Сам или к кому угодно? Лев коснулась пальцами его плеча, почти настойчиво, как в прошлый раз, но теперь в его жесте читался не то, что приказ, а тот же самый вопрос, только без самого вопроса вслух, и Федя вздрогнул, с его губ сорвался выдох, а тело едва заметно вздрогнуло. Ответа так и не последовало, а парень не стал его дожидаться, потому что не видел в этом смысла. Не всегда нужны слова. Достаточно того, что ты видишь или чувствуешь. – Давайте избавимся от этого места, пока их подмога не набежала и найдем ваших. Ты знаешь, где лагерь? Где ваш Куратор может быть? – К северо-востоку. Но он почти в четырех днях, это далеко, – мальчик на него не смотрел и общался достаточно отстраненно. Однако сам Лев на него не обижался. Знал почему. – Рано или поздно они туда вернутся. Подождем их там, – Лев кивнул собственным мыслям и взглянул на Максима, который, наконец, перестал выглядеть как бледно-зеленый лист капусты. Ему и самому в таких местах становилось не по себе. Покинутых. Словно грязных. – В этом месте тихо. Остаться бы навсегда, – Федя неожиданно встал посреди дороги и махнул рукой, будто пытаясь уцепиться пальцами за воздух. На его лице мелькнула и пропала улыбка. Лев инстинктивно сделал несколько шагов назад, схватил Максима за шиворот и дёрнул на себя. Он успел наложить на себя Войну, справится с тошнотой и оказаться вместе с Максимом на другом конце деревне, но темноту, которая заволокла сразу несколько улиц, видно было даже оттуда. – Федя. Ему плохо, – пробормотал Максим. – С самого начала видел, но не понимал. Он всегда так. Молчит. – Его способность? – Убьёт нас, если приблизимся. – А твоя? – Я мог бы попробовать перехватить контроль и отключить её, – мальчик кусал губы до крови. В полумраке едва заметно. – Но мне надо посмотреть ему в глаза, а уже почти стемнело. К тому же стоит мне это сделать… могу умереть раньше. Мне страшно. Лев поморщился. Он мог бы попробовать просто ударить его издалека первым режимом, но убивать не хотелось. Мальчишка ему правда понравился. – Подождём. Когда мой таймер перезапустится, использую мир, – его опять затошнило, и живот пронзила резкая боль. Очень вовремя. Действительно, нужно использовать Мир. – А сколько ждать? Если бы он точно знал, но часы разбились во время предыдущего боя. Согласно внутренним ощущениям, не меньше часа. – Я скажу. Они пошли пока по периметру вдвоём. Во время ходьбы ощущения от тошноты и боль притупились. Похоже и Максим оживился. По крайней мере, его шаги зазвучали увереннее. – Вы давно вместе работаете? – спросил он просто чтобы не молчать. – Когда меня определили в Комплекс, сразу и начали. Пару лет назад, – видимо, неловкая ситуация действовала на нервы и мальчику. – А Куратор кто? – продолжал расспросы Лев. – Жуковский. – Тот самый? – потянул парень. Теперь ситуация немного прояснилась. Жуковский и Гоголь действительно слыли редкостными идиотами, а о похождениях второго в Петербурге и вовсе ходили легенды. Они некоторое время молчали, а потом Максим спросил. – Вам не неприятно, когда вы используете способность? – Есть вещи, с которыми ты смиряешься, как с неизбежностью. Вот у тебя не было иного выхода, кроме как отправиться в Комплекс, а у меня вот так, – он безмятежно пожал плечами. Воцарилась долгая пауза, после которой мальчик все же сказал: – Но про вас я ничего не слышал. Значит, вы там не учились? – Нет. Мне повезло, если можно так сказать, – он сделал паузу и добавил. – Но про мою способность все равно узнали, и война меня настигла, только по контракту. И я жалею. – Жалеете? – Да. Если бы я с самого начала не имел выбора, как вы, возможно, мне жилось бы проще. – А я вам завидую, – тихо сказал Максим. – Вы хоть немного свободны и после войны сможете заниматься тем, чем хотите. Лев усмехнулся. У каждого своя правда. Не факт, что действительно сказал свою собственную до конца. Или совсем. Не всегда имеет смысл говорить то, что ты думаешь. Но он не отрицал, что действительно так думал когда-то. Удобнее жить, когда за тебя все решено заранее. Тем более, с такой способностью. Впрочем, тут мальчик прав: его положение поудачливее их, и не ему судить. Он на их месте не бывал. Впрочем, как и они на его. – Ты тоже сможешь добиться своего и станешь Свободным. Посвидетельствую, как ты подрастешь. – Правда? Вы действительно это сделаете? – Максим недоверчиво на него посмотрел. В темноте Лев скорее чувствовал его взгляд. – Обещаю. В конце концов, несложно оказать кому-нибудь услугу. Мало ли как все обернётся. Максим, похоже, не знал, что ответить, и, чтобы скрыть растерянность, неловко спросил: – Может, он уже успокоился? – Что нам мешает проверить? – ответил вопросом на вопрос Лев. Что ж, возможно его личный таймер уже обнулился.

***

Максим всю дорогу обратно к деревне старался справиться с собственным недоверием на счёт Толстого. Парень ему не нравился и, похоже, видел отношение в свою сторону. Просто молчал. Наверное, быть таким предвзятым нельзя, но и превращаться в приманку очень мерзко. Тем более сцена с этой деревней попросту отвратительная. Пусть уже стемнело, и вокруг лишь невнятные очертания, жуткие фигуры мертвецов, во сто крат ужаснее обычных трупов до сих пор стояли перед глазами. Он не сомневался, что ему ещё будут сниться кошмары и, наверное, не одну ночь. Интересно, сколько раз придётся просыпаться? Максим сделал глубокий вдох. Можно уговаривать себя не бояться сколько угодно, но сейчас за каждым углом ему чудился враг. Пусть головой он прекрасно понимал, что Толстой всех уничтожил. Но каждое темное очертание казалось человеком. – Не бойся. Я пойму, если кто-то появится, – мягкий голос парня прозвучал будто бы в ответ на его сомнения, и Максим чуть ли не подскочил. Почему он опять так трясется? Надо привыкнуть. Ему же говорили. Почему вот слова не помогают? А ещё глаза болели. – Я и не боюсь, – Максим уставился прямо перед собой, чуть не споткнулся, но все же каким-то чудом сохранил равновесие. Ещё он подумал, что, похоже, Феде понравился этот человек. По крайней мере, они разговаривали на такие странные темы, и Федя хотя бы говорил о чём-то вслух. В других случаях даже о подобии откровенности с его стороны приходилось только мечтать. Он не знал, зависть это или просто обида. Дальше пришлось придержать свои мысли. Парень мягко отодвинул его за спину, что-то пробормотал и прошел вперёд. Пространство вокруг неуловимо изменилось. Максиму казалось, будто он двигается через вязкое желе или слишком плотную воду, и каждое его движение встречало сопротивление. – Что это? Тоже ваша способность? – Мир, – глухо ответил парень, напряжённым голосом. – Вот и твой друг. Его я всё же заморозил. Вот же… Федя дёрнулся. Даже в кромешной темноте, лишённой света, Максим чувствовал его. Как и все сознания вокруг, он мог считывать их. Сознание задрожало. Вероятно, как и его тело. Толстой направил на Федю неровный луч фонарика, и Макс мрачно подумал, что если у него был фонарик, почему нельзя было включить его с самого начала, а не спотыкаться всю дорогу. Глупости какие-то. Тьмы вокруг мальчика не было, но его пальцы шевелились, словно он собирался вырваться из ловушки через считанные мгновения. – Сильный. Немногие эсперы могут противостоять моему Миру, – потянул Толстой и быстрым движением его отключил и деактивировал способность. Дышаться стало гораздо легче. Максим больше не чувствовал ничего необычного. Толстой взял Федю на руки и понес прочь от деревни. Максим последовал за ним. – Показывай, где лагерь. Нам теперь главное добраться туда, не наткнувшись на противника. Максим с сомнением осмотрелся. Если бы он сам знал точно, где этот лагерь находится, но направление указал. Ноги немного устали, но когда они свернули в лес, наверное, страх отпустил. Все же на поле казалось, будто их сейчас слишком легко заметить. – Главное до своих добраться, там легче будет, – снова сказал ему парень, и Максим даже начал на себя злиться. Неужели его настолько легко читать? Будущий менталист не имеет права так себя вести. Если каждый понимает, что у него на лице написана, то и для противника он лёгкая добыча. – Угу. Я понимаю. Федя зашевелился, и Толстой поставил его на землю. Мальчик сделал пару шагов, и Макс напрягся. Сейчас луна выглянула из-за облаков, и ясной ночью он мог поспорить, что успеет, если что, перехватить контроль. Или понадеяться по крайней мере. Федя оглянулся на них и потряс головой, опустил её, несколько раз сжал и разжал кулаки. Толстой посветил на него фонариком, включил и выключил несколько раз. На лице парня играла чуть насмешливая улыбка. – Похоже, убивать нас ты теперь не собираешься. Уже передумал? – Я не хотел этого делать, – пробормотал мальчик в явном замешательстве и опять потряс головой, сжал пальцами виски. Волосы скрыли выражение его лица. – Разве? – потянул Толстой. – Тогда твои намерения казались достаточно очевидными. Пришлось тебя немного заморозить, чтобы ты успокоился. Впрочем, это не слишком хорошо помогло. Но тем не менее, я рад, что сейчас ты можешь говорить с нами. Федя отвернулся и опустил плечи. – Я не контролировал свою способность, себя, – едва слышно произнёс он, но Максим все же расслышал его слова. Наверное, не впервые за этот бесконечно длинный и не желающий заканчиваться день, внутри что-то перевернулось. Стало тошно? Некомфортно? Жутко? От осознания этой мысли. Возможно, все это время ему казалось, что Федя не может ошибиться или сорваться? Не может, потому что потому что это он? Пусть он младше и кажется хрупким, но есть в нем что-то неестественное, и взрослые всегда подогревали эту мысль, эту иллюзию непобедимости. – Все в порядке. Никто на тебя не злится, – прежде чем Толстой потушил фонарик, от Максима не укрылось, как мальчик сжался, когда к нему протянули руку. Он и сам знал, почему так, но промолчал. Иногда молчать – лучший выход. Так ты не встретишься с непредсказуемой реакцией. Или, по крайней мере, не будешь знать, почему с тобой общаются странно. Хотя это Максим мог понять. Федя молчал, не пытался смотреть ни на кого из них. Он расстроен или просто сам не знает, как реагировать? – Это не то, как нужно делать, я понимаю. – Помнишь, ты задал мне вопрос? – Толстой убрал волосы с его лица. Макс сам не понимал, откуда знал, но не сомневался, но сейчас на лице парня играла безмятежная улыбка. – Я верю в то, во что считаю правильным. В то, что желаю верить. А чего желаешь ты? Их взгляды встретились, и мальчик склонил голову набок, задумавшись. Непохоже, чтобы он знал ответ. Максим помнил, как он всегда реагировал на подобные вопросы. В Комплексе все кончалось плохо. – Моих желаний не существует. Или есть. Глубоко. – он указал на грудь. – Если ты их разбудишь, и они проснутся, ты станешь непобедимым. Но разбудить их надо сейчас. Потом может стать поздно. – Для чего? – Для рыбы. Или для среды. Ты поймёшь, но только если дашь себе шанс. Максим в темноте с трудом разглядел, но, похоже, Федя кивнул. О чем бы они не разговаривали, тот его отлично понимал. – Лучшая рыба в среде, – прошептал Федя задумчиво. – Но разные вещи. Его фразы не имели для Максима смысла. Спустя пару мгновений он замолк или зашептал фразы себе под нос совсем беззвучно. Совершенно иррациональное для него поведение. Максим окончательно уверился, что даже если Толстой делает неплохие вещи для них, он ему не нравился. Неясно чем. Нечто интуитивное. И поделать с этим Макс ничего не мог. Хотя, наверное, у него все же ещё были варианты. Сделав глубокий вдох, он поравнялся с Федей. – Скажи, что нам стоит делать? – Подозрительные вы, дети из Комплекса. Очень вас боюсь, – ладонь Толстого опустилась ему на макушку и взъерошила волосы, к которым прилипла грязь, веточки и не пойми что ещё. – Не издевайтесь, – пробормотал он. – Заметно же, что вы это делаете. Хотя бы не так откровенно, пожалуйста. – По крайней мере, ты вежливый. Тебе тоже спасибо. Максим покосился на Федю. Ему тоже растрепали волосы, но он выглядел скорее обескураженно-озадаченным. За сегодняшний день он поменял выражений на лице больше, чем за прошедший год. Хоть, если честно, и неясно, хорошо это или нет. – Стойте! Эй! Подождите! Сперва голос показался Максиму знакомым, но он сообразил не сразу, потому что Толстой ударил приблизившегося говорившего Миром. – Ой! Это же Господин Жуковский! – Надо же, вот незадача, – Толстой поскреб в затылке. Как раз снова вышла луна, и Максим запрокинул голову. Парень делал растерянный вид, но, похоже, он узнал его по голосу ещё до того, как его предупредил Макс. – Среагировал рефлекторно. – Что ж, полагаю товарищ младший лейтенант простит своего чуть более опытного коллегу. Сейчас, сниму способность. Только откат кончится. Федя таращился во все глаза. Максим его понимал. Он ничуть не сомневался, что Толстой издевается. Причем сцена исключительно для них. Они пока развели костер, и только тогда он снял действие способности. Господин Жуковский и Господин Гоголь смотрели на парня так, словно желали испепелить его взглядами. Но никто из них не владел нужной способностью. – Ну что ж. Здравствуйте. Вот, нашел вашу пропажу. – Фёдор, Максим, не смейте больше так убегать! Макс едва сдержал порыв закатить глаза. Вообще-то убежали не они, а Господин Гоголь, но кто будет их слушать? Уж явно не кто-то из них. – Мы больше не будем, – Федя подсел к Куратору у костра. И теперь выглядел привычно невозмутимым. Максим перестал окончательно что-либо понимать, только переводил взгляд с него на Толстого, но их новый знакомый словно и не ожидал ничего. – Ладно вам. Давайте перекусим и отдохнем. Нас завтра будет долгий путь. – Куда уж деваться, старший лейтенант Толстой, – Жуковский наступил на ногу хотевшему сказать что-то сказать Гоголю. – Командуйте. – Что вы. Я бы хотел, чтобы мы дошли спокойно. А то мало ли. Открыто действовать не выйдет, так что проводите меня до лагеря. Может по пути встретим противников. Сократить их число будет нелишним. – Соглашусь, – Жуковский кивнул и взглянул на Федю. Даже если он и был недоволен, сейчас, при другом человеке, он никак этого не показал. – Значит, будем работать вместе. Очень рад, – и он протянул ему руку. Тот её пожал. Максим не слишком разбирался в таких вещах, но понял, что они совсем не рады. Похоже, это осознавал не он один. Теперь ему очень хотелось, чтобы путь до лагеря оказался коротким. И чем короче, тем лучше. Взглянув ещё раз на бесстрастное лицо сидящего напротив на расстеленном плаще Феди, он понадеялся, что не он один думает. Вот только ему и оставалось одно: надеяться.