Lumos

      Я долго думала над тем, какими порциями лучше выдавать информацию Джоан. Смягчить все это не получится, как ни старайся, так что я решила вывалить все за один прием, чтобы свести количество обмороков к минимуму.       С гулко колотящимся сердцем я иду через лужайку к длинному дому из красного кирпича. Перехожу дорогу, захожу в подъезд и поднимаюсь на третий этаж. Вот и нужная дверь. Мои ладони потеют, глаз дергается, но я решительно стучу трижды — с паузами в одну и две секунды. Это наш секретный стук. Спустя продолжительное время дверь медленно открывается, и я наконец вижу ее. Да, это тот же самый мир. Длинные рыжие волосы, прямая челка, светло-голубые глаза, как всегда ярко подведенные черным. Она выглядит изнуренной, словно бессонница мучит ее уже пару месяцев, хотя прошло всего несколько дней. Джоан смотрит на меня непонимающе, глаза ее округляются, а дыхание учащается.       — Привет, Джонни. Это я, Беллс. Будь другом, поделись сигаретами, — жизнерадостно изрекаю я, наблюдая, как ее взгляд теряет фокусировку.       Проходит несколько долгих секунд — и она падает без чувств. До пола не долетает — я подхватываю. В квартире никого нет, так что левитирую ее на кровать в единственную комнату. У нее есть система циркуляции, но какая-то неполноценная, словно бы только четверть от того, какой должна быть. И по ней течет магия. Джоан не сквиб, но у нее нет запаха. Должно быть, так выглядят пророки, не являющиеся полновесными магами.       Я оставляю ее приходить в себя и самым наглым образом лезу в шкаф за сигаретами. Иду на кухню, ставлю чайник и закуриваю. Наконец-то, хорошо-то как. Это тело не привыкло к дыму, так что первое время немного кашляю. Голова слегка кружится, пока я сижу в ожидании. Проходит минут десять, чай уже готов, и я просто сижу за кухонным столом на привычном месте, подогнув одну ногу под себя. Через еще пять минут решаю закурить вторую сигарету. Как раз в этот момент из комнаты наконец выходит Джоан.       Словно ничего и не изменилось. Знакомое лицо в знакомой обстановке. Крошечная квартирка со скромной меблировкой в пастельных тонах, огромные окна, пропускающие море света в тесноту комнат.       Джоан смотрит настороженно и оценивающе. Прищуривает глаза, когда подмечает мою привычную позу. Чтобы усилить эффект, я достаю зубами сигарету из пачки — так, как делаю это всегда. Кажется, мою подругу потряхивает. Она медленно идет ко мне и садится напротив, не сводя с меня взгляда.       — Какого хрена? — хрипло спрашивает она наконец.       — О, этот вопрос меня тоже крайне интересует. Я же умерла, да?       — Да. В ночь с пятницы на субботу. Сегодня в час дня кремация на Энфилдском кладбище.       Я слегка истерично смеюсь. Это же надо!       — Прекрасно. Ты пойдешь?       — Собиралась. Как раз пора выходить. Какого хрена, Беллс? — вновь проникновенно вопрошает она.       — Я не знаю. Ты, очевидно, прорицатель. Только вот теперь твои видения, должно быть, изменились?       — Изменились. Все перемешалось, и я никак не могу понять, что вижу. Бесконечная череда картинок, словно бы не связанных между собой. Утром встаю, как будто и не ложилась. Всего второй день, а я на грани.       — У тебя система циркуляции перегружена. Должно быть, слишком много видений, и она не справляется.       — Система… чего?       — Да, Джонни, я теперь волшебник. И мои навыки совершенно не соответствуют тому, что ты рассказывала. Говоришь, уже надо выходить?       — Пора одеваться, иначе опоздаю.       — Энфилдское кладбище? Я аппарирую нас туда вовремя, можешь не торопиться.       Два часа мы сидим, пьем чай, курим и разговариваем. Я рассказываю ей все, что приключилось со мной за последние полтора дня, и озвучиваю все свои домыслы по любым вопросам. Она видела во сне мой исчезающий шрам, видела, как колдует взрослый Дадли, — и не могла ничего понять.       — Я видела троих людей. Двое мужчин и женщина. Лишь их силуэты, но так много раз. Они просто стоят, взявшись за руки, а вокруг них все кружится, словно они в оке бури. Еще видела рушащиеся здания, охваченные огнем. Очень много таких зданий. Но где они — не имею представления. И постоянно один и тот же звук. Как будто разбивается огромное зеркало…       Она говорит и говорит, улыбается и иногда неловко обнимает меня. Недовольно щурит глаза, когда я своими десятилетними руками тянусь к пачке сигарет.       — Серьезно, Беллс? Продолжаешь курить после прошлой жизни?       Я лишь пожимаю плечами и улыбаюсь. Можно не курить и умереть от рака легких, можно курить и умереть в сто двадцать лет от старости. А можно наоборот — как я. Статистику, однако, не сотрешь, я в курсе.       — О, а ты понимаешь, что у нас теперь день рождения в один день? — веселюсь я.       Она хохочет и взлохмачивает мне волосы, удивляясь, как сильно они топорщатся во все стороны.       — Ума не приложу, что с ними делать. Руки сами тянутся в них зарыться в надежде пригладить, но это совершенно бесполезно. Я вчера пробовала кондиционер тетушки — так они только распушились еще больше. Может, отрастить их и собрать в пучок, как думаешь?       Джоан растерянно моргает и вглядывается в мое лицо, пытаясь представить результат.       — Гарри никогда не отращивал волосы. Не представляю, как это будет выглядеть.       — Хм-м-м… — Я иду к зеркалу, висящему у входа. — Как ты называла эту магию? Вроде как магия личины или…       — Да, магия личины. Это комбинация из иллюзорного раздела чар и трансфигурации человека. Думаешь, что сможешь? Высшая трансфигурация — это не шутки.       — Кстати о трансфигурации. Макгонагалл выглядит едва ли лет на сорок, ты в курсе?       — Разумеется, я же постоянно вижу ее лицо.       — Но ты говорила, она старше! Сколько ей сейчас? Пятьдесят пять?       — Да, четвертого октября будет пятьдесят шесть. Я ведь упоминала, что маги выглядят моложе.       — Но видеть это прямо перед собой — другое дело. Удивительно.       — Посмотришь еще на Альбуса. Дамблдору сейчас сто девять, но увидитесь вы, когда ему уже стукнет сто десять, а ему будто только к семидесяти. А Малфои? Они вообще вечно юны и прекрасны. Абраксасу пятьдесят пять, но он выглядит словно Аполлон.       — Значит, трансфигурация и чары. Мне это ни о чем не говорит, так что я просто…       Сосредотачиваюсь на результате. Я не собираюсь отращивать волосы — только сделать видимость. Хотя какой толк от видимости? Они же примут ту форму, которую я представляю. Лучше уж отрастить, постричься — не проблема. Пульсация моих каналов становится неровной, растерянной, пытаясь приноровиться к моим стремлениям.       — Очистите сознание, Поттер. Дисциплинируйте ум, — с изрядной долей сарказма в голосе провозглашает Джоан и нервно хихикает.       — Ты смеешься, да?       — Разумеется. Но и правда — попробуй.       И я пробую. Очищаю разум, пока в нем не остаются лишь пролетающие мимо обрывки мыслей. А потом резко сосредотачиваюсь на своем желании, вкладывая изрядную долю магии в свой посыл. И волосы начинают расти. Они растут и растут, пока не достигают пояса. Очаровательно волнистые, иссиня-черные, густые, как Тайга, и такие же жесткие. Я в панике кручусь перед зеркалом.       — Твою-то мать, Джонни. Что мне делать-то с этим теперь? Постриги меня, а?       — То есть укоротиться обратно ты не в силах? — откровенно ржет надо мной она, а после смотрит на часы впервые за все время нашего общения. — О нет! Я же опоздаю!       — Спокойно, только половина первого. На аппарацию нужна секунда.       — Ладно… Ладно, хорошо. Не слишком ли иронично будет одеваться в черное?       — Точно, нужно же черное! — Смотрю на свои светло-голубые джинсы и бордовую футболку. — Это тоже чертова трансфигурация?       Джоан не отвечает, только смеется, скрываясь в комнате. Когда она выходит обратно при полном параде, я встречаю ее в абсолютно черном ансамбле.       — Джонни, будь другом, постриги. Просто укороти это недоразумение до лопаток, и завяжем пучок. Пожалуйста.       Она сдается и минут за двадцать укорачивает мои волосы, аккуратно перебирая непослушные пряди.       — Резинка есть? Я не пойду с распущенными.       Отчаянно машу руками, указывая на торчащие во все стороны волосы. Джоан приносит мне резинку, и я собираю на темени узел.       — И это — пучок, по-твоему? — негодует она, но я непоколебима, это моя привычная прическа.       После плясок с нашим внешним видом мы встаем лицом друг к другу, я смотрю на нее снизу вверх. Мы обе глупо улыбаемся, и тут вдруг она резко обнимает меня изо всех сил.       — Боги, Беллс! Я так рада, что ты цела!       Я улавливаю нотки истерики в ее тоне.       — А я… — И тут меня накрывает. К горлу подкатывает горечь, все тело начинает трястись. Грудь рвет от эмоций. — Я… Я…       Рыдания настигают ожидаемо и неожиданно в одно время — как такое возможно? И вот я реву у нее на груди, размазываю сопли по лицу. Она тоже начинает плакать, ее густой макияж расплывается пятнами под глазами. Я понимаю, что все наше общение сегодня вело к этому моменту. Станем ли мы снова друзьями, несмотря на новые обстоятельства?       — Прости меня, я так напугала тебя. Я не хотела, чтобы ты падала в обморок больше одного раза.       — Похоже на тебя. Я не знаю, чем помочь тебе. Хочешь, дам пару блоков сигарет?       — Очень хочу. Я верну все… Ну знаешь, когда доберусь до Косой Аллеи.       — Это не обязательно. — Она гладит меня по волосам. — Ты знаешь, что будешь делать?       — Поеду в Хогвартс, что мне остается. Но я все отдам. А еще, возможно, куплю тебе тот дом. Неужели наследство Поттеров должно лежать без дела? Это даже не мои деньги, так что мы можем распланировать любые траты.       — Теперь это твои деньги, Бел… Гарри.       Меня словно простреливает током сквозь все тело, но я беру себя в руки.       — Да уж, я теперь Гарри. Я думала, что спятила. Думала, все это — лишь агония умирающего мозга. Но даже теперь не уверена, что это не так.       — Скоро ты увидишь свои похороны. Если это не поможет — вряд ли поможет что-то другое.       — А ты как? Ты и раньше знала, что твои сны — правда?       На минуту наступает тишина. Джоан жует губы и блуждает взглядом по комнате.       — Говоря откровенно… да. Да, я так и думала. Но не знала, понимаешь? — спрашивает она проникновенно, и я киваю. — Переселение душ, кто бы мог подумать?       — Мне очень интересно, почему именно это тело, почему именно моя душа? И куда делся Гарри?       — Я не знаю, — качает она головой, и ненадолго повисает тишина, пока мы обе думаем о своем. — Так, мне надо умыться, да и тебе тоже. Пять минут всего осталось.       — Да, идем. Будешь заново боевой раскрас делать?       — Не успею. — Она пожимает плечами.       — Официально даю тебе разрешение опоздать на мои похороны.       Она замирает на несколько секунд и нервно хихикает.       — Благодарю покорно, но я считаю пунктуальность простой вежливостью.       — Там возле здания же были кусты, да? Мы еще с тобой в них виски распивали, кажется…       — Да, точно.       — Туда и аппарируем. Слушай, а кому отдадут мой прах?       — Твоему брату.       — Логично. Он вытряхнет его в лужу за домом и будет доволен. Возможно, даже станцует.       — Да, примерно так и будет.       — Может, поговоришь с ним? Пустишь слезу, попросишь отдать тебе? Хотя по большому счету разницы-то и нет.       — А что ты хочешь с ним сделать?       — Хочешь, развеем его над океаном? — Я улыбаюсь, видя, как ее глаза загораются предвкушением.

***

      Посещение собственных похорон — весьма любопытный опыт. На моих совсем немного людей: Джоан, брат, пара соседей, ребята из яхт-клуба и несколько человек с работы. Ну и я сама, разумеется. Плачут только соседи. Люди, проводящие почти все свое время в море, — народ суровый, так что друзья из яхт-клуба стоят, сцепив зубы. Коллеги постоянно поднимают глаза к небу. Брат стоически пережидает происходящее, предвкушая наследство. Джоан старается не смеяться. На меня иногда бросают непонимающие взгляды, но никто не пытается задавать вопросы, что не может не радовать.       Меня одели в любимые серые кэрроты и белую футболку с широким вырезом — привычный вид. Черные волосы заплетены в косу набок. Интересуюсь у Джоан, ее ли это рук дело, она в ответ только хитро улыбается, но спешно прячет улыбку за скорбной миной. Смотреть на свое мертвое тело — удовольствие сомнительного типа. Когда его наконец везут в сторону печи, я спешно выхожу на улицу, потому что ощущение нереальности происходящего становится слишком сильным. Курить посреди толпы людей не кажется мне хорошей идеей, и я просто стою, поджидая подругу.       Скоро она выходит рука об руку с моим братом, а я только удивляюсь — такое лицо она себе сделала. Что-то проникновенно говорит ему, прижимая руки к груди и опустив глаза. Пару минут они беседуют. Он кивает и что-то спрашивает, она вся перекашивается и качает головой, а после отворачивается, находит меня взглядом и быстро идет ко мне. На полпути лицо ее озаряет широкая улыбка.       — Прах он мне отдаст на следующих выходных, обещала похоронить рядом с родителями. А на общие посиделки я не иду.       — Я тебя боюсь, женщина.       — Я сама себя боюсь.       — Как думаешь, Саша справится? — Я киваю в сторону брата.       — Может, это немного вправит ему мозги, но я что-то сомневаюсь. Продаст твой дом, машину и яхту, деньги пропьет. Будет кутить, пока все не закончится.       — Да уж… когда родители разбились, его сильно накрыло.       — Ему было всего восемнадцать, случилось все внезапно, и он не был знаком со смертью. Сейчас все совсем иначе.       — Тоже верно. Буду иногда проверять, как он там.       — Время обеда. Ты как, хочешь поесть?       — Предлагаю устроить пикник.       Мы заскакиваем к ней домой, набираем еды, подхватываем плед и переносимся на скалистый берег возле Портаклоя.       — Странно, при аппарации должно сжимать со всех сторон, но я ничего подобного не чувствую.       — Не думаю, что это аппарация. Я открываю кротовую нору в точку назначения.       — Кротовую… Охренеть.       Я пожимаю плечами. Мы устраиваемся на покрывале и принимаемся за еду.       — Знаешь, надо купить себе такие же штаны, мне без них грустно. И футболку. У этих всех горло такое узкое — просто ужас. Я привыкла, чтобы ключицы дышали свежим воздухом. Эта одежда меня душит.       — Купи.       — Куплю, как только денег раздобуду. Этому телу еще и расти предстоит. Постоянно покупать новую одежду и обувь… Хорошо хоть кроссовки были. Но все равно — куплю и привычные сандалии. Гарри Поттер повергнет своим внешним видом в шок всех магов Великобритании.       — Кэрроты под мантией? Я бы на это посмотрела.       — Я тебе продемонстрирую. У Минервы мантия такая красивая была… изумрудная, приталенная.       — Да, видела ее много раз. Это женская модель. Но мужские тоже бывают очень красивые.       — Как в них вообще шевелиться? Выберу себе что-нибудь вроде плаща. Как можно проще.       Еда заканчивается, Джоан достает из сумки бутылку вина.       — Белое сухое, я надеюсь? — пытаюсь рассмотреть этикетку я.       — Разумеется.       — Сделаю пару глотков. Боюсь, больше этому телу нельзя.       — Дурдом. Чистое сумасшествие, — ругается она, разливая вино по одноразовым стаканчикам.       — Абсолютное. До совершеннолетия еще семь лет.       — Шесть. У магов совершеннолетие в семнадцать.       — Точно! Но все равно…       До вечера мы так и сидим на берегу, болтая обо всем подряд. У Джоан выдалась непростая неделя, она еще и со своим парнем рассталась.       — И когда ты успела?       — Во вторник, когда пришла из больницы. Ты… Тебе было очень плохо, и это порядком испортило мне настроение. Ну и в результате снова ссора, а я так устала от этого.       — Он тебя недостоин. Хрен с ним.       — Да я и не переживаю особо. Давно уже все через задницу в этих отношениях.       На часах уже седьмой час, так что мы собираемся. Джоан смеется над Дурслями, которые «будут переживать обо мне». Я дуюсь.       Мы переносимся к ней домой и обнимаемся на прощание.       — Я пока не знаю, как будут проходить мои будни, но на следующих выходных точно смогу заглянуть. Как насчет субботы?       — Мне подходит. Приходи… Приезжай… Аппарируй часам к десяти, в общем.       — Договорились.       Обе улыбаемся до ушей, еще раз обнимаемся. Я подхватываю блок сигарет и аппарирую домой.