страшно

жизнь продолжалась, и была она совершенно невыносима. все, чего ему хотелось — гнить в лесу, как мертвый олень, чтобы кожа слезала с его костей, а мухи садились на глаза. чтобы все вокруг исчезло, а остались только тьма и тепло — как в утробе матери. просто умереть звучало недостаточно, ему, вероятно, стоило не рождаться вовсе. день за днем он метался из стороны в сторону, не зная, что делать, куда податься. не понимая, какой смысл во всем этом кошмаре наяву? утром ему все равно приходилось через силу раздирать глаза, чтобы пойти в школу. кацуки все еще не пропустил ни одного дня, что было просто нелепо. его личное забавное соревнование с жизнью: не пропускать школу, что бы ни случилось. это началось, когда он понял, что дома его никто не ждет, так какая разница, где находиться? в отличие от многих других, в школе кацуки не чувствовал себя неуверенно. даже шепот за спиной его не трогал. ему было плевать, что о нем думают люди, в конце концов, все худшие вещи происходили в его собственной голове. он был себе палачом лучше, чем сотня шепчущихся школьников. интересно, знали ли они, что он убил деку? не убивал. потому что он определенно убил его. НЕ УБИВАЛ. — каччан, это нелепо, не сходи с ума, — пробормотал деку за его плечом, и кацуки дернулся, чуть не выронив из пальцев сигарету. — иди нахуй, — прошептал он в ответ, не оглядываясь. мертвым слова не давали. *** ночью после того, как он увидел деку в первый раз, кацуки так и не смог заснуть. тревога варилась в его желудке, вынуждая нервно бродить по темным улицам, переулок за переулком. он впивался пальцами в ладони, пытаясь успокоиться, перепрыгивал через лужи, оставшиеся после недавнего дождя (асфальт все еще был мокрый), нырял в подворотни, и в конце концов два высоких, взрослых парня придурковатой наружности похлопали его по плечу. — эй, малявка… тогда кацуки осознал, что определено живет в выдуманном мире, иначе такое количество клише было бы просто невозможным. он быстро стрельнул взглядом в небо, обращаясь к демиургу: с тобой позже поговорим. не сомневайся, мне есть что сказать. затем повернулся к парням, и все закрутилось само собой, как часто бывает в жизни. он даже не помнит, кто все-таки ударил первым. кацуки не использовал причуду, это было слишком опасно, ведь он прекрасно знал, что был не особо стабилен и мог потерять контроль и случайно покалечить кого-нибудь. поэтому он пинался, кусался и бил кулаками, которые казались намного меньше огромных рук его противников. он понял, что был слаб и в чем-то слишком полагался на причуду, но это не расстроило его, не замедлило, как было бы, случись это ранее, когда гордость кацуки была, пожалуй, слишком раздута, чтобы вместиться в его подростковое тело. он всего лишь подумал: в следующий раз я буду лучше. теперь проигрывать для него было вполне нормально. ВЕДЬ ДЕКУ— заткнись. так вот, это было нормально. (главное пытаться учиться на своих ебанных ошибках). ненормальным было количество эмоций, которые он получил от этой драки. то, как его тревога выскользнула и растворилась в воздухе, пока он пытался восстановить дыхание, слизывая кровь с разбитой губы. в конце концов, кацуки остался сидеть у стены, прямо на мокром асфальте. его джинсы промокли, и ноги начали мерзнуть. кровь струилась по лицу. легкая эйфория затмила боль. он широко ухмыльнулся и показал средний палец в небо: — иди нахуй, ясно? я справляюсь. он определенно справлялся очень и очень плохо. *** в какой-то момент это стало обычным делом — нарываться на драки в сомнительных районах родного города. если б кацуки-полгода-назад посмотрел на кацуки-сейчас, то плевался бы от злости и отвращения. — чем, блять, ты занимаешься? что ты творишь? — заорал бы он, но кацуки-сейчас даже не стал бы тратить время на ответ. взросление изменяло тебя безвозвратно, а травма меняла еще страшней. жизнь была похожа на кошмар, что с того, если он добавит в этот мрачный фильм немного экшена? ему было четырнадцать. он делал все то, что раньше считал жалким, и наслаждался этим, потому что жизнь была одна, и каждый день был как последний. драки приводили его в чувство. костяшки ныли, ссаднило лицо. чувствовать себя живым было очень странно и очень больно, и вкус крови не покидал язык. но это чувство недолго оставалось ярким и незамутненным, и в какой-то момент туда неизменно просачивалось ощущение неправильности, которое нарастало до тех пор, пока кацуки не корчился у унитаза, выблевывая все, что успел съесть за день. зато потом он выходил и снова бросался в драки, как будто был бессмертным. хотя большая часть противников была ему не по зубам, и он оставался на земле, получив ботинком в живот или кулаком по лицу. а после приема в больнице, где все медсестры теперь знали его по имени, вечерней панической атаки, тревожной ночи, утреннего нервного срыва и пустого школьного дня он возвращался на улицы и снова ввязывался в драку, чтобы забыться. синяки едва успевали сходить. возможность получать травмы без серьезных последствий вскружила ему голову. лечащие квирки исправляли его разбитое лицо на раз два, и он тратил на это деньги из своей заначки. в конце концов, он не мог приходить в школу весь в синяках, ведь чем бы он объяснил это? (хватало и того, как кацуки неловко бормотал: борьба, сами понимаете, — когда медсестры спрашивали его, что случилось.) в какой-то момент он очнулся ото сна, больше похожего на потерю сознания, и бездумно уставился в стену. на часах было два по полуночи. его тело подрагивало от холода, и кацуки прошибло паникой, когда он понял, что забыл прикрыть окно. не то что бы деку после не приходил к нему и в другие моменты, но самая первая встреча надолго застряла в памяти. он тяжело поднялся с кровати, включил лампу на столе. захлопнул окно. вернулся в кровать, но заснуть не удавалось, и он ворочался, пока не стало слишком жарко и душно. кацуки схватил одну из пачек сигарет, которые хранил под кроватью, и отправился на улицу — может, дойти до магазина и купить чего-нибудь для ночного перекуса, а может просто бесцельно шататься по улицам под светом фонарей. вместо всего этого он встретил тогу. в мрачном переулке у одного из местных баров. она была словно немного пьяна и щурилась удовлетворенно, подпрыгивая при ходьбе и сцепив ладони в замок. на ее щеке была кровь. он спросил ее, в порядке ли она, а она захихикала и покивала, стирая кровь платком. — что насчет тебя? кацуки на секунду серьезно задумался. затем пожал плечами: — могло быть и хуже. даже если жизнь похожа на кромешный ад, всегда может быть хуже. это было таким же законом вселенной, как тот факт, что бутерброд падает маслом вниз. тога посмотрела на него, как будто принимая решение, затем чуть склонила голову и представилась. он тихо произнес свою фамилию в ответ. и общение, как ни странно, заладилось. они все чаще встречались на улицах, забытых богом и полицией. дошло даже до того, что она притащила его в кото-кафе. — этим местом владеет моя знакомая, — прошептала она ему на ухо, пока он зависал, рассматривая шарф с узором кошачьих лапок на шее какого-то длинноволосого мужчины, спящего на диванчике в окружении котов рядом со своими шепчущимися друзьями. в одном из них (в блондине) было что-то смутно знакомое, но осознание не спешило приходить. кацуки перевел взгляд на тогу. — что еще за знакомая? — спросил он без задней мысли, потягивая холодный чай через трубочку. тога улыбнулась. — узнаешь позже. *** в середине недели тога ни с того ни с сего потащила его в какой-то заросший двор у полуразрушенного дома с темными выбитыми окнами. здесь было безлюдно, двор был не слишком близко к дороге. они сидели на единственной уцелевшей скамейке, и во время недолгого молчания после увлеченного разговора ни о чем она вдруг позвала его тихим голосом. он повернул голову. тога взялась за края джемпера, чуть потянула вверх, будто собираясь снять. — может хочешь…? — неуверенно спросила она, едва заметно раскачиваясь на месте. кацуки спокойно посмотрел ей в глаза. — знаешь, нет. меня это особо не интересует. я больше по дракам. она вгляделась в его лицо и широко улыбнулась, клыки высветились ярким белым пятном на ее обычном девчоночьем лице с чуть приплющенным носом. — хорошо. тогда пошли, мне нужно показать тебе кое-что действительно интересное. *** здание выглядело неприметно, серое и кирпичное, такое же, как большая часть домов на этой улице. непонятно, для чего оно предназначалось, ведь на нем не было никаких вывесок. тога уверенно вошла внутрь, и кацуки последовал за ней. они пересекли небольшой холл, свернули направо, и вот уже спускались вниз по ступеням в подвал. где, на самом деле, было довольно много людей: мужчин чуть больше, чем женщин, но все они были взрослыми. каждому было точно не меньше 20, а то и 25 лет. кацуки не очень хорошо определял возраст по лицам. и только когда парни в центре начали драться, он понял, что тога привела в его в чертов подпольный бойцовский клуб. — когда ты приходишь в первый раз, тебе нельзя участвовать, — сказала она, держа за его плечо, словно пытаясь остановить того, кто вот-вот ринется в драку (так, возможно, и было). — ты только смотришь. и так он остался наблюдать, даже когда тога вышла в круг против мужчины лет тридцати, дралась изо всех сил и сдалась, когда получила сильный удар по ребрам, но лицо ее было перекошено в гримасе не только боли, но и радости. *** когда они возвращались из клуба, ни один из них не мог согнать довольное выражение со своего лица. — та-дам! — тога восторженно раскинула руки, хотя все еще была немного бледна. — тебе больше не нужно драться на улице! — откуда ты вообще знаешь? — я слышала о тебе от одного знакомого. белобрысый пацан, вечно нарывается на драку. как увидела — сразу поняла, что это ты, — она ухмыльнулась. — плюс то, что ты чуть ли кровью не плевался, когда мы встретились. «а сама-то», — хотел сказать он, но пока отложил тему крови на ее щеке. — боже мой, — кацуки закатил глаза, но не смог сдержать ответной ухмылки. — … — не слышу? — …спасибо. — да! — взвизгнула она, и он мягко шлепнул ее по затылку. — тише ты. голова раскалывается. и они шли вдвоем в уютной тишине (пока тога не начала восхваливать красоту парка, по которому они проходили, тихим, нежным голосом. на это он жаловаться не стал). — знаешь, мне тоже есть что показать тебе, — сказал он ей вдруг серьезно, а на следующий день потащил тогу в горы, и она мешала нытье о том, что у нее устали ноги («мои тоненькие слабые ножки не могут этого выдержать!»), с восхищенными речами на тему того, как прекрасна природа, а ему ненадолго перестало быть так оглушающе одиноко. — не проводишь меня до дома? — спросила она тем вечером, и кацуки, конечно, не стал ей отказывать. *** в конце концов, они оказались в заброшенном доме. в котором она, судя по всему, жила. все это само по себе вывело его из равновесия и почти разозлило — так, как злили его вещи раньше. пока он обитал в комфорте (пусть и сомнительном) материнского дома, тога вынуждена была ютиться в подобном месте. он вошел внутрь без особого приглашения, хотя это и было не очень вежливо. в одном углу находился футон — почти что новый, и стол, испещренный царапинами. все, что не являлось обломками, было довольно аккуратно сложено по коробкам. видно, что за чистотой вещей следили (насколько это было возможно в такой обстановке). — иногда приползают тараканы и разные жуки, — прокомментировала тога невинно, будто во всем этом не было ничего странного. — но все в порядке. я просто убиваю их, когда они имеют наглость залезть на меня. — переезжай ко мне? — полувопросительно заявил он, почти прерывая ее разглагольствования и отпинывая ногой с пути какой-то мусор. тога посмотрела на него с глубоким сомнением. понадобилось некоторое количество споров и задействованный дар убеждения, но его жизнь, вошедшая в кошмарную колею, изменилась. этого было бы недостаточно, чтобы сбить его с пути, каким бы сомнительным он не был (да и тога, кажется, спокойно относилась к его занятиям, будучи завсегдатаем бойцовского клуба), но это было хоть что-то. любое изменение, не вызывающее у него тошноту, приветствовалось. …и они тащили футон, который тога отказалась выкидывать, через полгорода. а потом еще ее вещи, которых, впрочем, было совсем не много. — химико, — сказала тога, когда они лежали в ночной тишине его комнаты, глядя в потолок, чувствуя себя измотанными, но не в силах заснуть. — что? — мое имя. химико. используй его. он слабо ухмыльнулся. — кацуки. на этот раз он оставил окно открытым.