Chateau Petrus – это прекрасное дорогое вино

– Вот незадача, это худший день в году. – Скажи, Дазай, ты когда-нибудь слышал о Chateau Petrus? – Это потрясающее дорогое вино. – В тот день, когда ты пропал из организации, я открыл бутылочку 89-го года, чтобы отпраздновать. Так сильно ты меня бесил, - слова обжигают, едва слетая с языка, будто отторгаемые телом. В голове ноющей болью всплывают воспоминания той самой ночи. «Отпраздновать» - такое странное слово и не менее странное употребление его в данном контексте, но, стоит отдать должное, не более странное, чем были отношения Двойного Чёрного всё то время. Чуя никогда не мог понять в полной мере, что происходило между ними и тянулось бесконечно долгими годами. Хоть кто-то в целом мире мог бы понять это? Вряд-ли.

* * *

Кажется, уходя, этот идиот забрал с собой что-то непомерно важное и ценное, оставляя лишь нарастающую пустоту в душе. Это так чертовски глупо, да просто отвратительно и уже как десять минут Чуя сверлит взглядом полный бокал вина. Вертит его в руках и бултыхает жидкость в хрустале. В красной настойке отражаются рыжие локоны и глаза, которые не выражают ничего кроме безграничной усталости. Накахара не смеет притронуться к алкоголю, лишь смотрит из-под опущенных ресниц, в очередной раз, крутя фужер в тонких пальцах. Чуе плевать. Нет, правда, плевать. Боги, да он ждал этого момента последние три года и что теперь? Проходит ещё несколько минут и тогда мафиози сдавленно выдыхает, прикрывая глаза, отставляет бокал на стол и откидывается на спинку дивана. Он тянет время. Очевидно ведь просто оттягивает момент, когда придётся признать. Дазай ушёл. И вроде как нельзя его в этом винить, но Чуе очень хочется. Хочется ещё раз взглянуть на этого мудака и наконец высказать ему всё прямо в лицо. Хочется спросить почему. Почему он так легко его оставил. "Сколько чести" – неприязненно отзывается рыжий о ситуации, но всё ещё не может отойти от смутного чувства сожаления и вины от одних лишь воспоминаний. Поток разъедающих мыслей слишком быстрый, хочется остановить его и Чуя резко одёргивает себя, поднимается и срывает перчатки, откинув куда-то на пол. Нет, нет, нет. Ну уж нет. Чуя не собирается впадать в крайности, скучать по этому моральному уроду. Он празднует. Веселится. Он ахренеть как просто несказанно счастлив, ведь за один день жизнь стала прекрасной. Теперь нет подколов, нет вечных упрёков, нет раздражающего самодовольного лица. Нет Дазая. Чуе не грустно. Он не винит себя. Он не винит Дазая. Ни капли. Пусть прямо сейчас застрелятся все те, кто не верит в искренность его счастья. Это ведь можно назвать самым настоящим праздником. Боже, а идея занести этот день в календарик вполне неплоха. Любой праздник же должен сопровождаться тостами? Да не просто должен, обязан. Рука легко перехватывает вино, а с губ срывается первый тост: – За то, каким уёбком ты был, - бокал взмывает вверх, в следующее мгновение алкоголь уже опрокинут растекаться по горлу, лечить глубочайшие душевные боли. Похоже, уже завтра он пожалеет о том, что пьёт на пустой желудок, о том, с какой ненавистью отхлёбывает свой ненаглядный яд. Вдруг стало плевать на вкус и изысканность сего напитка, хотелось просто опьянеть. Во сколько там ему обошлась эта бутылка? Двадцать тысяч долларов? Чуе плевать, он хочет напиться. Напиться, забыться и, наконец, перестать волноваться, перестать винить себя, перестать думать о подобных кретинах. Всего лишь желание заполнить нарастающую пустоту хоть чем-то, и алкоголь, на удивление, справлялся. Первый бокал сильно ударяет в голову, но отдаётся теплом во всём теле. На языке кислое послевкусие ягод, вишни и тонущего в гамме апельсина, а мир, будто снова полон красок. Эти краски тут же начинают нестерпимо раздражать и мельтешить перед глазами, а ноги спешно отказываются держать, от чего исполнитель, пошатнувшись, оседает на диван, наспех ставя бокал на стол. Да, не стоило пить залпом, ой как не стоило, но кому какое дело? Проходит ещё время, прежде чем Накахара приподнимается, чтобы наполнить ёмкость спиртным, а сразу же после, в воздухе повисает новое проклятье второй тост: – За то, как ничтожно ты относился ко мне, - второй бокал отдаёт отнюдь не приятными ощущениями, а сильной болью в голове. Чуя умный мальчик, но совсем не учится на своих ошибках, он пьёт быстро. Так, что опьянение придёт рано, а завтра точно будет страшнейшее похмелье. Чуе жарко, нестерпимо жарко и борясь с собой, он предпринимает попытку пройти те бесконечные несколько метров, чтобы открыть дверь на балкон. Боль в голове лишь усиливается в несколько раз, но попытка удачно и от свежего воздуха должно бы стать хоть чуть получше. – За то, что, ты, наконец, исчез из моей жизни, - он проговаривает каждое слово медленно, наслаждаясь их звучанием. Но они сплошь и рядом пропитаны обидой и самообманом, так что, не ощутив предполагаемого удовольствия, Накахара вновь быстрыми глотками опустошает бокал, под конец, едва не давясь вырывающимся из горла нервным смешком. Это ведь так невероятно глупо, правда? Он чувствует себя так, будто ему правда жаль и не он ненавидит этого человека всем своим сердцем. И это отвратительно, это не то, что он должен сейчас чувствовать. Чуя злится. Сильно злится на то, что вино не работает как курс психотерапии или же на то, что по отношению к ситуации сейчас он полностью беспомощен. Он не сможет сделать ничего. Совсем ничего и с этим остаётся только смириться. Смириться-напиться-забыться. Прекрасная схема, которая только и ждёт своего продолжения. Но почему-то Чуя не может и не хочет, он смотрит на бутылку и думает, что обязан с ней закончить. И он заканчивает. Стекло бьётся с характерным дребезгом, когда ударяется о пол. Осколки острые и разлетаются далеко по квартире, а капли вина спешно стекают по поверхностям, куда им удалось добраться. Плевать на стоимость. Он не разорится. Плевать на пол. Он приберётся завтра. Господи, да уже плевать на всё и Чуя обязательно убедит себя в том, что это случайность. Он слишком устал для всего этого, и ночь кажется отвратительнейшей в его жизни.

* * *

– Я помню, как заложил бомбу под твою машину той ночью. – Это твоих рук дело?