Его свобода

Впервые Венти увидел ее сидящей на старой раскидистой яблоне в заросшем различными сорняками, плющом и крапивой саду заброшенного соседского дома и самозабвенно поглощающей эти самые, там же сорванные, чуть недозревшие яблоки. Деревенька небольшая, все друг друга знают, поэтому болтающая ногами фигурка девочки на ветке напротив вызывала по-детски неуёмное любопытство. Наверное, именно поэтому Венти отложил порядком смятые листы бумаги, на которых тщетно пытался написать стихи, но раз за разом проваливался из-за отсутствия вдохновения, подошёл к ветхому, покосившемуся, поросшему плющом сверху и мхом снизу деревянному забору; а затем перелез за него и аккуратно, чуть шурша качающейся от ветерка травой и задевая колючие кусты, коими за несколько лет без ухода успел зарасти сад напротив, тихо направился к скрюченной яблоньке. Девчонка тем временем сидела вполоборота, продолжая хрустеть яблоком и беззаботно раскачиваться, разглядывая что-то в почти безоблачном небе. Она была в свободной белой рубашке, которая, казалось, была ей чуть великовата — и как только не испачкалась — да болтала ногами в аккуратных кожаных сапожках. Под слабым летним ветерком ее светлые, чуть отливавшие расплавленным золотом волосы до плеч покачивались и развевались при некоторых неожиданных порывах, и тогда она, жмурясь, старалась отводить их от лица, держа во второй руке яблоко и каким-то образом все ещё не падая с ветки. А ещё в эти непослушные волосы, очевидно, ее же собственной рукой был воткнут изящный бело-сиреневый цветок. Венти замер недалеко от дерева, вглядываясь в этот странно знакомый цветок и силясь вспомнить название, но пока что терпел неудачу. Девочка тем временем прикончила свое яблоко и не глядя кинула за спину огрызок, чтобы, через секунду развернувшись, проследить его полет... а затем наткнулась взглядом на удивленного мальчика с бирюзовыми косичками внизу и от неожиданности вздрогнула, опасно дернувшись. Впрочем, она тут же схватилась за надёжный ствол дерева, восстанавливая утраченное на миг равновесие и облегчённо выдыхая. Венти тоже облегчённо выдохнул, только сейчас осознав, что задержал дыхание на то опасное мгновение, и, немного помедлив, сделал шаг вперёд. Девочка чуть прищурилась, разглядывая гостя, а потом вдруг широко улыбнулась и ловко спрыгнула с излюбленной ветви, приземляясь прямо перед ним. Она легонько склонила голову, заинтересованно взглянув на Венти поближе. Тот тоже с любопытством разглядывал фигуру напротив. При меньшем расстоянии оказалось, что на лице у той весёлыми пятнышками расположились веснушки, подол белой рубашки все же чуть запылился, карманы шорт подозрительно оттопырились — наверняка неугомонная прихватила с собой часть яблочного урожая — а на ногах видны были как полузажившие, так и свежие ссадины — но, судя по все той же широкой улыбке девчушки, заметившей направление его взгляда, неудобств никаких ей не доставляли. Очевидно, приметив интерес к ее карманам, девочка немного порылась в одном, достала оттуда такое же, как она ела до этого, красное яблоко, и протёрла его рукавом, ничуть не заботясь о чистоте рубашки — а потом протянула его Венти. — Будешь? — звонкий, как весенний ручеек, под стать внешнему виду и характеру девочки голос нарушил осторожную тишину. Хихикнув, она продолжила: — Видела же, как жадно ты на них смотрел. Ты не гляди, что недозрели слегка, они вкусные, честно-честно! — и вновь расплылась в озорной улыбке. Венти хотел было возразить, что так жадно разглядывал ее саму, а не фрукт в ее руке, но всё же выдал не то, что собирался, взяв яблоко: — Давай. Меня Венти зовут, я в этой деревне живу. А ты? Девочка рассмеялась, сверкнув золотистыми, под стать волосам, глазами. — Я теперь тоже. Недавно здесь, вот и, наверное, не виделись ещё с тобой. Хочешь, кое-что покажу? Я сегодня такое нашла! Не дожидаясь ответа, она, тряхнув головой, схватила Венти за руку и весело потащила к забору — а тот и не был против. Глядя на ее искреннюю, заразительную улыбку, сдержать собственную становилось просто невозможно. Люмин, как назвалась та по дороге, рассыпала вокруг себя веселье и озорство, источала по-детски неуемную энергию, заряжая ей всех рядом. Казалось, в ее присутствии даже растения зеленели, поникшие цветы поднимались вновь, птицы пели громче и радостней, а солнце светило теплей и ярче. Про себя Венти окрестил ее солнечным зайчиком — и не ошибся, как он понял позже за многие дни, недели и месяцы их дружбы. Люмин была как сладковатые, золотые, подсушенные августовским солнцем луговые травы. Как мягкие спелые закатники, которые срывались ловкой девчушкой, за пару мгновений взбиравшейся по скрипучим ветвям. Как хрустящие, гнущиеся пшеничные колосья, шуршание светлячков в закатном свете дня и смех солнечной девочки, так любившей за ними гоняться. Как летний пряный венок из весёлых одуванчиков и нежно-благородных сесилий. Как неряшливые, но бережно замотанные аккуратными ручками бинты поверх прохладных листочков подорожника на содранных коленках. Как теплая и такая надёжная кора старого дуба под ладонями. Как пшенично-светлые, шелковые и всегда чуть растрепавшиеся волосы с нежным цветком, называющимся интейват — цветком с ее родины. Как теплые янтарные глаза с вечными искрами озорства, как взгляд, полный щемящей нежности и благодарности, как искренняя согревающая улыбка, и как постепенное, но все же внезапное, такое простое озарение, зарождающее обжигающе-любимый, желанный и необходимый комочек яркого тепла в груди. Это то, чего Венти так долго искал. Это и есть свобода. Его свобода.