Интоксикация

Ран сидит прямо напротив, Риндо сможет его коснуться, если приподнимется с мягкого дивана и протянет руку – но ощущается это расстояние, как бесконечность. В баре темно и душно, Ран в свободном черном пиджаке прямо на голое тело, затянутом на узкой талии ремнем с массивным логотипом «Сен-Лоран», выглядит чертовски привлекательно: в прямом и переносном смысле. С распущенными волосами, доходящими до середины лопаток, он напоминает Дьявола, который только закончил подписывать приговоры грешникам и решил убить остаток дня за стаканом виски со льдом – он сидит на диване рядом с Какучё, закинув одну бесконечно длинную ногу на другую, и Риндо уже не знает, в какую сторону посмотреть, только бы не пожирать брата жадным взглядом. Сегодня все изначально пошло не по плану. Риндо совершил непоправимую ошибку: задержался на тренировке по джиу-джитсу. Виной всему дурацкая случайность – потерял счет времени, заболтался с приятелем по секции, долго ждал такси, которое никак не ехало из-за зарядившего на весь день ливня. Но это все второстепенно, гораздо важнее то, что он пришел в квартиру позднее, чем обещал: правила в их доме были строгими. Риндо помнит, как все это началось – ему было пять, когда всегда любящий и заботливый старший брат разбил ему нос за то, что тот подружился с мальчиком из соседнего дома. В тот день Ран долго извинялся перед плачущим Риндо, помогал ему вытирать кровь, прижимал к себе и шептал, что это больше никогда не повторится – он врал: повторялось это из раза в раз и во все более извращенной форме. Ценой за любое внимание, которое младший Хайтани уделял кому-то, кроме него, становились синяки, ссадины, сломанные кости и разбитый нос – а затем Ран на какое-то время снова превращался в самого образцового брата на свете. Все стало еще сложнее, когда их отношения перешагнули за рамки дозволенного – оба чувствовали, что это неправильно, что они нарушают какой-то негласный закон общества, но сопротивляться этому сумасшедшему притяжению друг к другу просто не выходило. В том, чтобы целоваться в ванной голыми и мокрыми, касаться влажной кожи и сдерживать стоны, пока Ран трахает его, прижимая к кафелю, Риндо видел что-то особенно пикантное, как будто это их тайна, их секрет – их связь, которую невозможно нарушить. Им нравилось ходить по острию, нарушать правила: Ран сходил с ума от возбуждения, когда переступал через все нормы морали и вдалбливал голого Риндо в кухонный стол, зная, что через пару минут родители должны вернуться с работы. Теперь цена ошибки младшего Хайтани стала еще выше. Прогулка с одноклассниками, разговор с приятелями по секции, даже просто взгляд в сторону кого-то другого – все это становилось триггерами для вспышек ярости Рана. Теперь Риндо отделывался не только побоями – старший Хайтани освоил и моральное насилие. За малейший проступок он игнорировал Риндо, вычеркивал его из своей жизни на несколько дней, забывал о существовании брата: Ран легко манипулировал Риндо, заставлял его чувствовать вину на пустом месте и просить прощения буквально ни за что. Они были созависимы, это была болезненная, неправильная любовь, но младший Хайтани все равно боготворил Рана, не мог без него, сходил с ума, когда тот снова включал режим холодного игнора, и делал все, чтобы брат каждую ночь прижимал его к себе и шипел в ухо: – Ты только мой, малыш Рин-Рин. Риндо достаточно осознавал ситуацию, чтобы понимать – его брат садист и манипулятор. Их отношения были неправильными, он был привязан к эмоциональным качелям старшего Хайтани, этот контраст обжигающей любви и боли, которая следовала за вспышками страсти, сводил с ума. Но вместе с этим Риндо обожал старшего брата до дрожи в коленях, он не мог и даже не хотел представлять свою жизнь без этих эмоциональных качелей, а потому решил, что будет делать все, чтобы не раскачивать этот дьявольский аттракцион. Однако старший Хайтани был непредсказуем, причину, по которой его лавандовые глаза могли погрузиться во тьму, угадать было невозможно – сегодня такой причиной стала задержка Риндо на тренировке. За годы жизни с братом младший Хайтани уже на интуитивном уровне угадывал, что тому может не понравиться – а потому сегодня возвращался домой, готовясь к побоям прямо с порога. Но Ран вдруг никак не отреагировал на его опоздание, он даже не вышел из комнаты, когда Риндо вернулся. Нервное напряжение младшего Хайтани только росло, когда наступил вечер, а ничего так и не произошло: он не мог сосредоточиться ни на чем, кроме ловушки, которую ему приготовил Ран – а ловушка точно должна быть, брат не спустит опоздание ему с рук. Риндо ощущал себя загнанным в угол, он знал, что Ран чувствует его панику, он играет с ним, охотится на свою жертву и получает от этого настоящее садистское удовольствие – весь день в холодных глазах старшего Хайтани светится насмешка. Риндо до вечера изводил себя, пытаясь понять, какое наказание брат придумает за его опоздание – и вот теперь до него дошло. Сегодня участники Канто встречались в баре, и обычно на таких собраниях Хайтани держались обособленно: им обоим был не интересен никто, кроме друг друга. Но сегодня Ран демонстративно опустился на узкий диван с Какучё. Места там больше не осталось, и Риндо вдруг почувствовал себя брошенным: до этого старший Хайтани проводил свои манипуляции, только когда они оставались наедине, а на людях всегда был заботливым и чутким старшим братом. И Риндо чувствует, что это только начало их извращенной игры. Сейчас Ран сидит рядом с Какучё, и того явно удивляет такое количество внимания со стороны старшего Хайтани – Ран беспечно болтает с ним о каких-то отвлеченных вещах, что-то рассказывает, задает вопросы. И Какучё тоже становится невольным участником этой игры, потому что сопротивляться дьявольской харизме старшего Хайтани невозможно: даже в том, как Ран откидывает длинные волосы назад, открывая красивый профиль с резкими чертами и острым подбородком, есть что-то изящное, грациозное. Старший Хайтани знает, что в этом темном баре, где свет исходит только от барной стойки в центре, он является главным произведением искусства. Риндо злится, он хочет, чтобы Ран обратил на него внимание, чтобы все снова было как всегда – но старший Хайтани заканчивает разговор с Какучё и начинает перекидываться язвительными шутками с Коко: тот уже изрядно выпил, румянец на его обычно бледных щеках виден даже в темноте. За столом их пятеро: с одной стороны на мягком диване Какучё с прямой спиной и вальяжно развалившийся Ран, с другой хмурый Риндо и витающий в своем мире Санзу – Коко как инициатор каждой тусовки сидит во главе стола и не отлипает от телефона. Риндо с раздражением стучит пальцами по граненому стакану с виски, он чувствует, что его нервы на пределе, ему нужно внимание Рана, хотя бы одно прикосновение, быстрый взгляд. Остальные члены Канто явно чувствуют, что между Хайтани сегодня летают молнии, но никак это не комментируют: влезать в эти запутанные отношения себе дороже. Риндо трезвый, он не сделал и глотка, но все равно чувствует легкое головокружение – то ли в баре слишком душно, то ли присутствие Рана так действует на нервы. – Риндо, а что ты не пьешь? Что-то не нравится? На губах старшего Хайтани расцветает улыбка – с такой улыбкой только предлагать купить чью-то душу за бесценок. Ран подается вперед, отчего его пиджак чуть съезжает, открывая их с братом парную татуировку: в следующую секунду он подталкивает к Риндо стакан с виски: часть алкоголя проливается на стол. Кожа младшего Хайтани покрывается мурашками. Мгновение назад он мечтал о внимании Рана, но сейчас брат смотрит на него в упор, и Риндо почти физически ощущает, как тонет в этих насмешливых лавандовых глазах: он захлебывается Раном. Младший Хайтани пьянеет слишком быстро, брат это знает, поэтому обычно следит, чтобы Риндо не пил много, а теперь он специально подталкивает его к краю пропасти – и младшему Хайтани не остается ничего, кроме как сделать глоток обжигающего виски и тут же закашляться. Санзу рядом косится на него с любопытством: все знают, что Риндо предпочитает легкие сладкие коктейли, а не виски, но сегодня Ран уверенно заказал им обоим этот напиток. А если старший Хайтани чего-то хочет, то младший выполняет это беспрекословно. В Риндо еще теплится надежда, что брат сжалится, но тот уже забывает о его существовании и снова переключается на Какучё, который от своего пива в высоком стакане тоже становится на удивление разговорчивым. Алкоголь развязывает людям языки, но Риндо он только ударяет в голову. Виски обжигает горло, и младший Хайтани чувствует, как в темноте ему становится еще жарче: конечно, он ведь одет в свитер под горло с длинными рукавами, чтобы скрыть все синяки и ссадины, оставленные братом. Мысли путаются, и Риндо начинает злиться – Ран по-прежнему его игнорирует. При этом младший Хайтани уверен, что периодически смеющиеся глаза брата все-таки останавливаются на нем, будто поддразнивая: Ран прекрасно знает, как Риндо сейчас изводит себя. Санзу что-то говорит младшему Хайтани, но тот раздраженно отмахивается и делает еще несколько глотков виски: вкус отвратительный, но так будто бы становится легче. Риндо хочется привлечь внимание Рана, чтобы тот остановил его, отобрал стакан с виски и прижал к себе, утянул в поцелуй, укусил – да что угодно, пусть ударит прямо здесь, но только не холодное равнодушие. Все звуки смешиваются, картинка тоже становится какая-то нечеткая, мысли плывут, и Риндо бросает то в жар, то в холод: кажется, что если он встанет, то запутается в ногах. Ему нужен Ран, нужно его внимание – обычно они всегда сидят рядом, так что младший Хайтани в любой момент может откинуться на плечо брата и прикрыть глаза, когда опьянение доходит до этой стадии. Сейчас Риндо кажется, что во всем мире он остался совсем один, да и сам мир вокруг тоже искусственный и ненастоящий. – Блять, хочу курить, пойдем на улицу, – Коко кладет на стол айкос и повелительным жестом взмахивает рукой, после чего поднимается на ноги и чуть заваливается в сторону. Сразу после этого он тянется к вешалке и эффектно накидывает на плечи вызывающую белую шубу в черные пятна – вместе со строгой офисной рубашкой со струящимися рукавами и раскосыми глазами, подведенными красным, эта далматинцевая шуба делает Коко не то хозяином элитного борделя, не то наркобароном в отставке. – Еще только октябрь, не жарковато в шубе? – Ран окидывает Коко оценивающим взглядом, а затем наклоняет голову и с наигранным кокетством тянет. – Ха, ты в этом настоящий шугар дедди. Или шугар мамми тебе нравится больше? – Для такой шлюшки, как ты, я готов быть кем угодно, – Коко отвечает в той же язвительной манере, а затем нетерпеливо кидает Рану его черное пальто и вертит айкос в длинных пальцах. – Хайтани, давай быстрее, курить хочется пиздец. Какучё переводит непонимающий взгляд с Рана на Коко и почти на автомате надевает свою куртку: к бесконечным странным шуткам этих двоих он не привыкнет никогда. Санзу тоже подскакивает с дивана довольно бодро, хоть по его широким зрачкам и очевидно, что алкоголь он точно мешает с чем-то еще. Теперь четыре пары любопытных глаз устремлены только на сидящего Риндо. Он среди всех взглядов ощущает только один – насмешливый, издевательский, тяжелый. Риндо задыхается в духоте, ему нужен холодный октябрьский воздух, но разорванных мыслей хватает, чтобы сообразить: остаться здесь в одиночестве будет безопаснее, чем оказаться на улице вместе с Раном. Их садистская игра еще продолжается, Риндо знает, что брат следит за каждым его действием, анализирует, строит стратегии и выносит приговор за приговором. – Я останусь здесь, вы идите, – младший Хайтани откидывается на спинку дивана и неоднозначно качает головой. – Не хочу выходить. Все знают, что Ран и Риндо везде бывают только вместе, а потому сейчас с любопытством смотрят на старшего, но тот только едва заметно усмехается и первым идет в сторону лифта. Риндо выдыхает с облегчением. Бар находится на тридцатом этаже – пока спустятся, пока покурят, пока вернутся обратно: минут пятнадцать, чтобы прийти в себя и продумать план действий, у него есть. Дышать после ухода Рана как будто бы и правда становится чуть легче, Риндо заказывает ледяную воду и делает несколько глотков – в мыслях проясняется. Теперь, когда его не отвлекает бессмысленная болтовня Санзу и ехидные шутки Коко, младший Хайтани понимает: его брат чертовски зол. Нет, даже не так – Ран просто в ярости. Подумать, как ему быть, Риндо не успевает: рядом с ним вдруг снова плюхается Харучиё. На недоуменный взгляд младшего Хайтани тот только хмыкает и разваливается на диване, едва не закидывая на парня свои худые ноги, обтянутые узкими джинсами. – Я сигареты забыл, – весело поясняет Санзу и вызывающе хватает чужой виски, сделав сразу несколько глотков. – Курить айкос, как пидор, я не буду, а самокрутки Какучё это совсем для психов. Эй, ну ты чего такой кислый? Риндо с сомнением смотрит на Харучиё – тот со своими химозно-розовыми волосами, убранными в высокий хвост, и в расстегнутой рубашке, под которой видна голая костлявая грудь, очень хорошо впишется и к пидорам, и к психам. А еще у него явно та стадия наркотического и алкогольного опьянения, когда Санзу становится излишне активным и навязчивым: даже скорее буйным. Он что-то говорит Риндо, вешается ему на шею, шмыгает носом, а младший Хайтани вдруг с ужасом понимает, что Ран может вернуться в любую минуту. От одной мысли о том, какая реакция последует, если брат увидит, как Санзу вешается на него, парня прошибает дрожь – Ран либо сломает ему все ребра, либо не будет разговаривать вообще никогда. Стоит вспомнить об этом, как младший Хайтани грубо отпихивает Харучиё и сам отодвигается в угол дивана. К счастью, фокус внимания Санзу явно составляет полторы секунды, потому что он тут же хватает в руки свой телефон и начинает увлеченно что-то смотреть, забыв о существовании Риндо. Тот с облегчением выдыхает и закрывает глаза: так проще сосредоточиться на собственных мыслях. Нужно срочно мириться с Раном любыми способами, Риндо больше не может выносить этого напряжения: ему хочется, чтобы брат в привычной жесткой манере схватил его за руку и увел из этого клуба, а затем всю ночь прижимал к себе, не отпуская, чтобы возместить время, проведенное порознь. Риндо открывает глаза и тянется к своему телефону: может, попробовать написать Рану? Это гораздо проще, чем говорить с ним, глядя прямо в подавляющие диктаторские глаза… – Ну значит, ситуация интересная, мы с этим занудой остались вдвоем, но он даже поговорить не хочет, – Харучиё вдруг снова наваливается на младшего Хайтани откуда-то сбоку, выставив вперед руку с телефоном. – Риндо, хочешь передать что-то моим подписчикам? – Санзу, да съеби ты! Риндо снова с силой отталкивает парня, и на этот раз движение выходит таким грубым, что Харучиё едва не сваливается с дивана – впрочем, он от этого только заходится в приступе пьяного хохота, отчего многочисленные серебряные цепи на его впалой груди позвякивают в такт этому истеричному смеху. Нервы младшего Хайтани на пределе, он готов позвонить брату и умолять забрать его прямо сейчас, но Ран неожиданно возвращается сам. Он идет, положив Коко руку на плечо слишком интимно для естественного жеста: Риндо понимает, что это все шоу для него, но все равно чувствует, как жар приливает к щекам. Не глядя на брата, старший Хайтани опускается на диван и продолжает что-то весело говорить Коко, коварно щуря лавандовые глаза – он знает, что Риндо изводит себя и пристально наблюдает за ним. Время как будто останавливается, младший Хайтани уже даже не пытается делать вид, что с ним все хорошо: он тянется к стакану с виски чаще, чем следует, и нервно заламывает пальцы, пока Ран с ангельской улыбкой ведет светский диалог с Коко – иногда в тени, которую фигура брата отбрасывает на стену, Риндо видятся дьявольские рога. По ощущениям уже давно должно наступить спасительное утро, но в баре все еще темно, от духоты и виски Риндо начинает клонить в сон, и он даже думает, что это не такой уж и плохой вариант – может, брат сжалится и на руках отнесет его к машине… – Риндо, хочешь передать что-то моим подписчикам? Младший Хайтани вздрагивает, услышав фразу, которая сегодня уже точно где-то звучала. Резко открыв глаза, он смотрит на Санзу, но тот сейчас молчит и апатично разглядывает стену: буйная фаза сменилась меланхолией. Зато Ран сидит, закинув ногу на ногу в привычном жесте, и задумчиво смотрит в экран телефона: звуки доносятся именно оттуда – чёртов Санзу выложил совместное с Риндо видео в сеть. Слабость наваливается так резко, что младший Хайтани едва не выпускает из дрожащих рук стакан с виски. Рану ведь не объяснишь, что Санзу сам к нему пристал: достаточно факта существования этого видео – и плевать, что Риндо там просит отвалить от него. Старший Хайтани спокойно досматривает видео, а затем убирает телефон и мрачно подпирает голову рукой – если бы Риндо в этот момент не трясся от панического ужаса, то точно засмотрелся бы на брата: во мраке бара по красоте он может состязаться с античной статуей. – Я скоро вернусь… На ватных ногах Риндо поднимается и, не оборачиваясь, идет в сторону туалета. Он знает, что приговор в аду ему только что подписали. Младшего Хайтани качает из стороны в сторону, и он даже не понимает – виной тому виски или сковавшая тело паника. Перед глазами все плывет, и Риндо буквально вваливается в помещение уборной: здесь тоже темно, холл с раковинами парень проходит почти на ощупь и влетает в первую дверь – здесь он стоит, привалившись лбом к прохладной стене, пока головокружение не проходит. Избавиться от пут алкоголя проще, чем от страха перед яростью брата. Риндо около минуты держит лицо под ледяной водой, затем делает несколько глубоких вдохов и чувствует, как ему становится лучше – настолько, насколько в этой ситуации вообще может стать лучше. Он не носит часов, телефон тоже остался на столе, поэтому младший Хайтани не знает, сколько времени отсутствует: в тесном помещении темно, тихо и нет испепеляющих лавандовых глаз. У Риндо все еще нет никакого плана, но после умывания ледяной водой приходит слабая надежда – может, с Раном еще удастся договориться и обойтись парой синяков? Еще один глубокий вдох, и младший Хайтани неслушающимися пальцами открывает дверь: щелчок замка, едва слышный скрип – а затем новая волна панического ужаса. Снаружи его уже ждёт Ран. В маленьком холле больше никого, только старший Хайтани стоит, облокотившись о стойку с раковиной из черного мрамора, и скучающе рассматривает стакан виски в собственных длинных пальцах. За его спиной зеркало, оно подсвечивается внизу, и это единственное что разгоняет полумрак – из-за этого кажется, что фигура Рана отдает зловещим сиянием. Минут десять назад младший Хайтани был готов продать душу этому человеку в обмен на осколки внимания, но сейчас он не может пошевелиться и давится напряжением, повисшим в воздухе. Кажется, что бара за дверью туалета не существует: во всем мире они с Раном остаются вдвоем. – Ран, я люблю тебя, – вопреки своим словам Риндо в панике отшатывается назад, не в силах оторваться от длинных ног брата в строгих черных брюках. – Прости меня. – М? – старший Хайтани все-таки отрывается от разглядывания граненого стакана, будто только осознает, что находится в комнате не один. – Не говори глупостей, малыш Рин-Рин. Язык любви это мертвый язык. Сначала Риндо замирает от этого голоса – сладкого, тянущего слова в привычной, чуть насмешливой манере. А затем он замирает, потому что знает, что всегда следует за этим голосом: Ран буквально за секунду оказывается перед ним, и его тяжелая ладонь ложится на затылок брата – старший Хайтани резко тянет его вниз и ударяет о собственное острое колено. Риндо не успевает выдохнуть, как еще один удар прилетает в его солнечное сплетение. Боль обжигает все тело, пока парень судорожно хватает кислород и зажимает разбитый нос, Ран осматривает его ледяным, ничего не выражающим взглядом, а затем притягивает к себе за подбородок: из-за разницы в росте Риндо приходится встать на носочки. Теперь они предельно близко друг к другу, из разбитого носа младшего Хайтани тонкой струйкой течет кровь, но он думает только о том, как ему нравится запах парфюма Рана – экстремально чувственный, волнующий, притягательный. Ран пахнет тяжелыми, бархатистыми кофейными зернами и чем-то сладким, резко контрастирующим с его режущим взглядом. – Прости меня, – Риндо шепчет это бессвязно и захлебывается от боли под ноющими ребрами. – Я не знал, что Санзу вернется… Я… Он сам это снял. – А счет времени ты тоже потерял? – старший Хайтани жестко отрубает каждое слово, глядя брату прямо в глаза. – Или на тренировке тебе лучше, чем со мной? Нравится проводить время без меня? – Нет, Ран, – никто из их общих знакомых бы не поверил, что Риндо может так скулить. – Я долго ждал такси из-за дождя, я ни с кем не разговаривал… – Раздевайся. Старший Хайтани равнодушно бросает эту фразу в лицо Риндо, а затем расслабляет хватку, и парень, потеряв опору, неловко оседает на кафельный пол. Даже не глядя на него, Ран опускается в глубокое черное кресло в углу помещения – в его позе больше нет показного кокетства, он сидит, широко расставив длинные ноги и облокотившись о колени острыми локтями. Заметив, что Риндо не двигается, Ран приподнимает бровь. –Медленно доходит? Раздевайся. – Дверь ведь не закрыта, – Риндо оборачивается через плечо. – Кто угодно может войти… – А ты хочешь увидеть кого-то конкретного? Может быть, Харучиё? – слова, слетающие с губ старшего Хайтани, сочатся ядом, но уже через секунду его взгляд снова стекленеет. – Я сказал раздевайся. Риндо привык подчиняться брату. Именно поэтому он поднимается на ноги, чуть пошатнувшись, и начинает послушно стягивать одежду: свитер, тяжелые ботинки, джинсы – все летит в сторону. После этого младший Хайтани замирает перед братом, краем глаза разглядывая свое отражение в зеркале: все тело в синяках и кровоподтеках – самый свежий брат поставил ему вчера утром. – Ты не понял? – Ран в раздражении откидывает волосы с красивого лица. – Раздевайся – значит снимай одежду. Всю. Из одежды на младшем Хайтани остаются только черные боксеры. Он снова растерянно оборачивается в сторону двери, понимая, что открыться она может в любой момент – но Риндо все равно, когда прямо перед ним два ледяных лавандовых глаза. Сглотнув, он покорно стягивает боксеры и, вытянув руки по бокам, неловко замирает перед братом совсем голый. В помещении прохладно, и кожа младшего Хайтани тут же покрывается мурашками. Взгляд Рана тяжелый, он почти ощупывает им Риндо, касается самых сокровенных мест и медленно опускается вниз – от твердых выпирающих от холода сосков к подтянутому животу и уже налившемуся кровью члену. – Тебе нравится подчиняться? – Ран усмехается краем губ и откидывается на спинку кресла, не отрываясь от обнаженного тела перед собой. – Нравится стоять здесь голым? От звуков его голоса – бархатистых, чарующих – младший Хайтани невольно делает шаг вперед, ощущая, как сильно его тянет к брату, как хочется, чтобы тот скорее коснулся его: и плевать на последствия. Ран чувствует эту зависимость, а потому намеренно тянет, наслаждаясь ощущением того, как сильно Риндо хочется сократить это расстояние между ними. Наконец, старший Хайтани делает быстрое движение рукой, указывая на пол, а затем ледяным тоном произносит: – На колени. Тело слушается даже быстрее, чем мозг успевает отреагировать – и вот Риндо уже сидит на холодном полу, отделанном под черный мрамор. От этого приказного, жесткого тона возбуждение нарастает, теперь младший Хайтани смотрит на брата снизу вверх, так его черты кажутся еще жестче, острее: Ран худой, наверное, даже слишком, у него острые скулы и прямой тонкий нос – Риндо обожает его лицо. Будто почувствовав, как перехватило чужое дыхание, старший Хайтани делает быстрый жест, как бы манит брата движением пальцев, и Риндо покорно ползет к нему, пока его лицо не утыкается в чужие колени. Теперь он сидит прямо около Рана, но действовать не решается. Подперев голову рукой, старший Хайтани рассматривает брата – голый, жмущийся к его ногам, покорный и нуждающийся в его внимании. От такого Риндо в низу живота затягивается ком возбуждения, и пальцы нервно подергиваются: Рану хочется коснуться чужого тела, оставить на нем свои следы, но пока ему нужно держаться – игра только начинается. Старший Хайтани наклоняется вперед, чтобы их с братом лица оказались на одном уровне: впервые в этот злополучный вечер они так близко. Дыхание Рана оседает на губах Риндо, в нем нотки виски и недавно выкуренных сигарет, этот запах смешивается с парфюмом старшего Хайтани, образуя какие-то особенные, свойственные только ему чары. И Риндо не может сопротивляться этому притяжению. Он тянется к губам Рана, забыв даже о том, что в туалет в любой момент может войти кто угодно, но брат вдруг отвешивает ему звонкую пощечину: щеку обжигает болью. – Разве ты спросил разрешения? – старший Хайтани уничтожающе смотрит на Риндо, разглядывая алеющий след от своей ладони. – Можно поцеловать? – Риндо снова скулит, глядя только на влажные, приоткрытые губы Рана: их так хочется коснуться. – Пожалуйста… – Нельзя, – Ран отвечает жестко, даже с раздражением, а затем нетерпеливо добавляет. – Сначала надо заслужить. Разворачивайся. Подчиняться приказному, жесткому тону старшего Хайтани для Риндо уже как рефлекс. Он даже не успевает подумать, как на четвереньках оказывается спиной к брату, чуть оттопыривая бедра – откуда-то возвращается опьянение, и в голове проносится смазанная мысль: пусть в туалет входит кто угодно, пусть смотрит, пусть осуждает, лишь бы Ран был рядом. В этот момент старший Хайтани оценивающе смотрит на опустившегося перед ним Риндо: от вида знакомых расставленных бедер и ягодиц с многочисленными синяками и укусами на мгновение перехватывает дыхание. А затем Ран намеренно медлит и долго расстегивает свой ремень – между щелчком от массивной пряжки Сен-Лоран и болезненным выдохом Риндо проходит всего секунда, после чего кожаный ремень со свистом рассекает воздух еще раз. – Это тебе за то, что не торопишься к брату после тренировок, – Ран заносит руку с безразличным лицом, потому что и так знает, как бить так, чтобы оставить самые глубокие ссадины. – А это за нежности с Харучиё. Пряжка тяжелая, она легко рассекает кожу, и вот на ягодицах и спине Риндо уже алеет несколько кровоподтеков, от которых по его телу бегут алые дорожки – а старший Хайтани все продолжает механически заносить руку с ремнем. Риндо стойко выносит каждый удар и щиплющую боль, зажмурившись и закусив губу, чтобы не кричать. Кожа горит, он чувствует, как все мышцы напрягаются, а член издевательски твердеет, становясь колом: даже такое внимание Рана будоражит, сводит с ума, заставляет лишаться рассудка снова и снова. Когда старший Хайтани снова останавливается, глядя на ягодицы брата со вспухшими следами от массивной пряжки, сам Риндо едва стоит на четвереньках, опираясь на локти – он дышит тяжело, через раз. Ран видит, как кровавые дорожки от следов на спине Риндо переплетаются с такой знакомой татуировкой, и переводит задумчивый взгляд на ремень в своих руках. После этого он с отвращением откидывает аксессуар за сотни тысяч иен в сторону и неожиданно мягким, даже приторным голосом шепчет: – Братик, иди сюда. Я тебя пожалею. Риндо вздрагивает и неуверенно оборачивается, глядя на Рана через плечо – его дьявольские глаза не читаемы, в них только отражается извращенный, перевернутый мир: мир, где любовь истекает кровью, а в верности клянутся на последнем издыхании. Старшему Хайтани надоедает ждать, и он сам подается вперед, протягивая худые руки – игнорируя боль, Риндо снова поворачивается к брату лицом, позволяя ему поднять его: теперь в кресле они сидят вдвоем. Места мало, Риндо буквально прижимается к бедрам Рана и не знает, куда деть свои руки – тот факт, что он абсолютно голый сидит на коленях старшего Хайтани, а тот не снял даже пиджака, заводит особенно сильно. – Малыш Рин-Рин, – Ран обдает горячим дыханием чужое ухо, пока его ледяные пальцы скользят по спине Риндо, размазывая теплую кровь. – Столько косяков за один вечер, ну разве так можно? – Я виноват, – младший Хайтани прогибается в пояснице, чтобы теснее прижаться к телу брата, ощутить его твердость. – Прости меня, я буду внимательнее. Я… Договорить Риндо не успевает, потому что одной рукой Ран хватает его за подбородок и резко тянет на себя – они целуются долго, горячо, мокро. Все это время Ран прижимает брата к себе, не позволяет ему отодвинуться ни на миллиметр: когда младший Хайтани пытается отстраниться, просто чтобы сделать хотя бы один вдох, Ран шипит и снова прижимается к его губам. Они переплетаются языками, стонут прямо в поцелуй, дышат тяжело, сбивчиво, но не могут оторваться друг от друга – каждая секунда порознь в этот вечер теперь выливается в неконтролируемую страсть. Член Риндо истекает смазкой и оставляет белесые разводы на пиджаке Рана, но тот уже не обращает на это внимание: он доминирует в поцелуе, кусает язык Риндо, оттягивает его губы и рычит, как хищник, который наконец загнал свою добычу в угол. Руки Рана скользят по телу брата, оставляют кровавые разводы, и когда этот бесконечно долгий поцелуй все-таки заканчивается, старший Хайтани сам переводит дыхание и удобнее устраивает Риндо на своих узких бедрах, разглядывая его лицо в полумраке. Щеки младшего Хайтани горят, его глаза мутные не то от боли, не то от чувства бесконечного влюбленного обожания к брату: и Ран чуть улыбается, после чего снова подается вперед, сталкиваясь с Риндо лбом. – Думаешь, я уже простил тебя? Прежде, чем Риндо успевает сориентироваться, длинные пальцы Рана проникают внутрь ссадин, оставленных пряжкой ремня. Края ран раскрываются, кровь выходит тугими толчками, и младший Хайтани морщится – его брат теребит вспухшие порезы, а затем вызывающе слизывает кровь со своих пальцев, сверкая дьявольскими глазами. От боли кружится голова, но Риндо только зачарованно смотрит, как влажный язык Рана скользит по его указательному пальцу, а затем задерживается на среднем, посасывая его окровавленный кончик. Все тело ломает, но младший Хайтани жалостливо льнет к брату, требует его внимания, требует то, чего его лишали весь вечер. – Какой нетерпеливый, – Ран усмехается и треплет Риндо по щеке, как маленького ребенка, после чего вдруг тянется к карману пиджака. – Ну давай, попроси прощения как следует. – Я виноват, прости меня, – слова срываются с губ младшего Хайтани беспорядочно, он ерзает на чужих бедрах, ощущая возбуждение брата, и совсем забывает про боль в располосованной спине. – Я только твой, прости меня… Я… – Малыш Рин-Рин, мне нужно больше. Ран усмехается, а затем вдруг достает из кармана пиджака узкое кольцо и надевает его на затвердевший член брата – Риндо вздрагивает и невольно толкается навстречу. Вибрация начинается через секунду, и младший Хайтани тут же охает, когда по всему стволу разливается приятная пульсация. Ран переводит хищный взгляд на покрасневший от возбуждения член Риндо и собирает с головки несколько капель смазки, а затем вдруг резко толкает брата, и тот снова падает на кафельный пол, поморщившись от боли. – Я сказал, мне нужно больше, – губы старшего Хайтани складываются в улыбку, но его тон все такой же холодный, приказной. – Давай, растяни себя сам, возбуди меня, заставь меня захотеть тебя. Кольцо начинает вибрировать сильнее, и Риндо невольно стонет. Он знает, что ему нужно задобрить Рана, соблазнить его, если быть точнее – боль и выпитый виски путают мысли, но младший Хайтани снова становится на четвереньки и покорно поворачивается к брату задом, расставляя ноги. Он совсем голый на полу в туалете неизвестного бара, его ствол плотно облегает вибрирующее кольцо, и Риндо чувствует, как от всего этого член становится еще тверже, возбуждение растет – они с Раном были ненормальными, почти безумными, зависимыми друг от друга и от этой физической близости. Младший Хайтани наспех облизывает два пальца и, прогнувшись в спине, приставляет их к проходу – пальцы входят легко, последний секс с Раном был только вчера утром. В полумраке Риндо лежит грудью на полу, кафель холодит кожу, но пульсирующий член не дает сосредоточиться ни на чем, кроме нарастающего возбуждения: младший Хайтани вводит пальцы до основания и тут же охает, когда сам доходит до нужной точки. Он знает, как брату это нравится, а потому начинает трахать себя быстрее, постанывая через опухшие от поцелуев губы. В этот же момент Риндо слышит быстрый звук расстегивающейся ширинки и судорожный выдох Рана. Обернувшись через плечо, младший Хайтани видит, как брат приспустил строгие брюки и тоже обхватил свой член, глядя на Риндо жадно, по-собственнически. Какое-то время в помещении слышатся только хлюпающие звуки и приглушенные стоны вперемешку с тяжелым дыханием. Ран не отрывается от растянувшегося под давлением пальцев прохода Риндо, его окровавленных ягодиц и исполосованной спины и быстро двигает рукой по стволу, надрачивая свой член. Ему хочется, чтобы вместо собственной ладони была глотка Риндо или еще лучше – его задница, но Ран еще слишком зол, чтобы подпустить брата так близко. Младший Хайтани тоже смотрит на него через плечо, захлебываясь в стонах, его щеки снова порозовели, несколько прядей прилипли ко лбу: кольцо на члене вибрирует все сильнее, собственные пальцы каждый раз проходятся по нужной точке – Риндо чувствует, что долго в таком темпе не выдержит. Ему душно, горячо, дыхания не хватает, но Рана не хватает больше: нужны его прикосновения. В момент, когда Риндо думает, что больше не выдержит, вибрация вдруг прекращается. Волна оргазма затухает, едва начавшись, и с губ младшего Хайтани слетает невольный разочарованный выдох – он еще несколько раз толкается бедрами. Глядя на это Ран усмехается и подчеркнуто медленно встает с кресла, довольно подмечая, с какой мольбой сидящий на полу Риндо смотрит на его член. Он надеется, что брат сжалится и подпустит его к себе, но старший Хайтани только подходит к раковине и забирает оставленный там стакан с виски – один глоток, и Ран возвращается к Риндо, садясь рядом с ним на корточки так, чтобы член оказался на уровне чужого лица. – Ра-ан, – младший Хайтани снова шепчет чужое имя, невольно двигаясь к влажной красной головке. – Прости меня. Пожалуйста. – Простить? – Ран улыбается краем губ и задумчиво наклоняет голову набок, отчего его лицо становится еще более лукавым, насмешливым. – А ты точно понял все свои ошибки? Риндо не успевает ответить, потому что брат вдруг выливает на него остатки виски из стакана – от спирта раны начинают гореть с новой силой, и младший Хайтани мычит, едва не рухнув на холодный пол. Он дрожит, извивается, пытаясь справиться с болью, но тело не подчиняется: а Ран в этот момент ловко достает из стакана крупный кубик льда и переворачивает брата на спину, рывком заставляя его расставить ноги. Риндо подчиняется почти на интуитивном уровне, картинка перед глазами расплывается от боли, а кубик льда в руках старшего Хайтани уже выводит замысловатые узоры на теле Риндо. Кожа липкая от виски, раны на спине и ягодицах обжигают болью, пока от соприкосновений льда к соскам Риндо бросает в холод – контраст чувств сводит с ума. Ран обводит линии его пресса, кубик быстро тает, оставляя на коже младшего Хайтани влажные разводы, и Риндо стойко терпит, пока эта пытка закончится. Лед достигает твердого члена, который все еще сжимает кольцо. Риндо напрягается, но Ран не останавливается: он скользит по стволу, гладит головку, и младший Хайтани мычит и прогибается в пояснице, толкаясь в чужую ладонь. Прежде, чем он успевает что-то сделать, Ран быстрым движением пальцев вдруг вводит то, что осталось от кубика льда, в проход брата, и тот стонет особенно громко и тут же закусывает губу, двигая бедрами, чтобы избавиться от этого ощущения обжигающего холода внутри. Сразу после этого Ран рывком поднимает Риндо с пола и толкает к широкому панорамному окну – младший Хайтани даже не успевает понять, как его щека оказывается прижата к холодному стеклу. Теперь под ними ночной город, с высоты тридцатого этажа видны соседние сияющие небоскребы и светящиеся линии дорог с редкими огнями от проносящихся машин – и все это на фоне бесконечно черного неба. Ран отбрасывает остатки самообладания, он теряет контроль и вдавливает Риндо в стекло, беспорядочно кусая его шею и плечи – чужая кожа отдает виски. Младший Хайтани не может даже пошевелиться: Ран наваливается на него всем весом, он рычит, зализывает оставленные им же кровоточащие укусы и покрывает их новыми поцелуями, его руки шарят по телу Риндо, то и дело щипая торчащие соски, пока твердый член упирается в ягодицы брата. – Только попробуй еще раз где-то задержаться, – Ран горячо шепчет это на ухо Риндо, затем кусает мочку, теребит языком, обдает судорожным дыханием. – Ты только мой, слышишь, мой. Не смей проводить время с другими, не смей смотреть на них. – Твой, Ран, только твой, – младший Хайтани подставляет шею влажным поцелуям, его возбужденный член тоже прижимается к холодному стеклу, отчего терпеть становится просто невыносимо. – Я хочу… Ммм! Риндо замирает на полуслове, когда брат рывком расставляет его ноги шире и приставляет член к проходу – младший Хайтани чувствует его пирсинг, чувствует, как серебряное кольцо у головки царапает растянутый проход. Вид ночного города перед собой и горячее дыхание Рана сзади сводят с ума, кружат голову, и Риндо совсем забывает, что в туалет все еще могут войти в любой момент – он не думает даже о том, что брат вдавливает его в окно так сильно, что стекло легко может треснуть. – Ну, чего ты хочешь? – старший Хайтани шепчет это, а сам обхватывает член брата у основания, начиная медленно надрачивать его. – Давай, попроси у меня, как ты умеешь. – Я хочу заняться с тобой сексом, – Риндо говорит это вслух и чувствует, как это пошло, как горячо, и невольно начинает дрожать всем телом. – Хочу, чтобы ты выебал меня прямо здесь, вылизал, трахнул… Следующее слово замирает на губах младшего Хайтани, потому что Ран входит в него грубо, одним толчком, и сразу же начинает быстро двигаться, одной рукой обнимая брата, а второй продолжая ласкать его член, собирая пальцами скользкие капли смазки. Риндо судорожно хватает ртом воздух и цепляется пальцами за стекло, пытаясь расставить ноги еще шире и прогнуться так, чтобы чувствовать всю длину члена Рана – старший Хайтани продолжает беспорядочно целовать спину брата, кончики его длинных волос щекочут его кожу, и Риндо стонет, понимая, что он наконец-то заслужил прощение. За шлепками и рваным дыханием друг друга оба Хайтани едва слышат приближающиеся к двери шаги. Только когда ручка начинает крутиться, Ран шипит и выходит из Риндо, после чего хватает его за запястье, утягивая в одну из кабинок. Как только дверь за ними захлопывается, кто-то еще входит в туалет и останавливается прямо у раковины. Ран с раздражением приваливается к спине и переводит сбившееся дыхание, пока Риндо продолжается жаться к нему – в кабинке еще темнее, теперь они ориентируются почти наощупь, а оттого возбуждение разгорается с новой силой. Младший Хайтани тянется к пиджаку брата и шепотом спрашивает: – Можно снять? Эта покорность сводит Рана с ума, и он кивает, забыв о том, что в темноте его не видно. Но Риндо чувствует брата на интуитивном уровне, а потому тянет за рукава и раздевает Рана, после чего сразу же льнет к его худому, подтянутому торсу – их члены слишком напряжены, возбуждение застывает прямо в воздухе. От малейшего соприкосновения головок тело прошибает дрожью, и Риндо чувствует, что сойдет с ума, если так и не получит желанную разрядку. Стоит подумать об этом, как из-за двери раздается знакомый голос: – Что? В смысле пьяный? Почему звоню тебе в два часа ночи? Инуи, да просто захотелось послушать твой голос! Стой подожди, не перебивай! Нам нужно многое обсудить! Не узнать пьяного Коко просто невозможно. Усмехнувшись, Ран снова обнимает Риндо за талию и притягивает к себе так, чтобы при каждом движении бедер тереться о его член – младший Хайтани мычит и тут же зажимает рот ладонью. От этого азарт разгорается еще больше, и Ран на ощупь тянется к карману расстегнутых брюк: он мгновенно находит небольшой пульт и щелкает кнопку. В тишине слышится слабая вибрация, за которой следует сдавленный выдох Риндо – кольцо на его члене снова запульсировало. Он не успевает ничего сделать, а старший Хайтани уже подхватывает его под бедра и легко поднимает в воздух, впечатывая в стену: Риндо успевает только обхватить руками его шею, чтобы не упасть. Ссадины на спине и ягодицах болезненно тянут, это ощущение переплетается с приятной вибрацией у основания члена, и Риндо теряется в контрастах – когда Ран снова входит в него, буквально насаживая на себя на весу, младший Хайтани с трудом сдерживает крик. Ран цепляется за талию Риндо жестко, он вбивается в его тело, уткнувшись в шею брата – тот только всхлипывает и кусает губы, чтобы не кричать в полный голос. Возбуждение на пределе, все его мышцы напряжены, при каждом толчке Рана младший Хайтани ощущает, как внутри него все сжимается – а еще он ощущает разгоряченную кожу брата и его дыхание. Риндо непроизвольно цепляется за плечи Рана, оставляя на них алые борозды, он пытается подмахивать бедрами, что на весу дается трудно, и старший Хайтани только рычит: он тоже сдерживается из последних сил, чтобы не кончить от одного ощущения того, как узкие стенки облегают член. – А? Что? Заберешь меня? Сейчас? Да-да, скину координаты. Из-за закрытой двери слышится грохот, как будто пьяный Коко обо что-то споткнулся и едва не растянулся у раковины. После этого следует долгий поток ругани, шум воды и наконец – хлопок двери. Стоит Риндо осознать, что они остались вдвоем, как он тут же громко стонет и срывается на беспорядочный шепот: – Ран… Ммм… Да.. Да! Кольцо вибрирует на полной мощности, младший Хайтани снова чувствует, как по телу проходят волны оргазма, и сжимает ягодицы, пытаясь доставить брату максимум удовольствия – толчки Рана становятся размеренными, глубокими. Оба знают, что близки к разрядке, и позволяют насладиться друг другом, прочувствовать каждое касание, поцелуй, взгляд в темноте. В этот момент Риндо буквально ощущает, как существование Рана отравляет его, проникает в кровь, сжимает сердце: это интоксикация, младший Хайтани не может сопротивляться этой зависимости – после приступа удовольствия следуют болезненные побочки. Если Ран улыбается, улыбается и Риндо, когда брат тонет в своих мыслях, младший Хайтани тоже задумывается и хмурится. И Ран это прекрасно знает, он пользуется своей эмоциональной распущенностью, легко играет с чужими чувствами, разбивает надежды, манипулирует и сводит с ума, привязывая Риндо к себе, играя на его зависимости. – Кончай первым, – старший Хайтани шепчет это на ухо брату, а затем покрывает поцелуями его лицо. – Малыш Рин-Рин, сделай это для меня, покажи, как тебе хорошо. Еще несколько глубоких толчков, и Риндо приходит к разрядке – он стонет громко, бесстыдно и изливается брату на живот: оргазм настолько сильный, что перед глазами расцветают яркие вспышки, и младший Хайтани обмякает в чужих руках. Ран чувствует, как сперма Риндо стекает по его коже, как проход брата сокращается от оргазма и становится совсем узким, плотно облегая его член – низ живота напрягается, в голове мутнеет, и старший Хайтани тоже кончает, не выходя из Риндо, но не отпускает его, а продолжает держать на руках, прижимая к себе. Они доходят до пика, чувства обостряются, зашкаливают и в один миг срываются к нулю – силы остаются только на то, чтобы судорожно втягивать воздух, восстанавливая дыхание. Впервые за вечер Ран чувствует, как мысли приходят в порядок – туманная завеса в голове рассеивается, он снова осознает себя здесь и сейчас, и на душе почему-то отвратительно, почти горько. Неосознанно старший Хайтани выходит из Риндо и опускает его на пол. Коленки младшего Хайтани еще дрожат, и он тут же приваливается к стене, чтобы не растянуться на полу: глаза достаточно привыкают к темноте, чтобы Ран заметил, какой брат бледный, с искусанными губами и синяками по всему телу. Не говоря ни слова, старший Хайтани на ощупь отпирает дверь и выходит из туалета – Риндо тянется за ним, но Ран тут же возвращается с салфетками и начинает молча вытирать сперму и засохшую кровь с чужих бедер. Движения старшего Хайтани бережные, заботливые и мягкие: иногда он виновато целует Риндо в живот и шепчет что-то беззвучное. Ран сидит прямо на коленях в кабинке туалета, забыв о вечной брезгливости, Риндо видит, как он хмурится и избегает его взгляда – это самый худший знак, ведь так считать эмоции брата почти невозможно. – Нужно обработать твои раны, – сухо замечает Ран, поднимаясь с колен. – Глубокие. Несколько секунд Риндо просто смотрит в такие знакомые лавандовые глаза и пропускает через себя все, что чувствует брат: старшему Хайтани плохо, он давится виной, но пытается этого не показать – Ран не отводит взгляд, потому что знает, что без Риндо его сумасшедший мир пойдет кувырком и сорвется в бездну. Здесь нужно что-то сказать, и младший Хайтани, наплевав на боль, обнимает брата и кладет голову на его плечо, наслаждаясь этим ощущением спокойствия после безумного, болезненного дня. – Я только твой, Ран, – Риндо шепчет это, параллельно крепко обнимая старшего Хайтани. – Что бы ты ни сделал, я буду рядом. Ран вздрагивает: он чувствует себя виноватым, он ненавидит себя за то, что снова сорвался, снова пошел на поводу своих безумных эмоций, снова причинил боль самому важному человеку в мире. Старший Хайтани боится слов, он никогда не извиняется, он не показывает свои слабости – вместо этого он бережно отталкивает Риндо, берет еще салфеток, мочит их водой и стирает с чужого тела остатки крови, после чего помогает брату одеться. Свой пиджак Ран накидывает небрежно, почти с отвращением, а про ремень Сен-Лоран забывает вовсе. Лицо старшего Хайтани застывает, оно все так же красиво, но теперь эта красота холодная, почти отталкивающая – Риндо хочется подойти к брату, но он не решается: боится и не понимает его настроения. – Беги от меня, – Ран говорит это, а сам смотрит на Риндо взглядом человека, который боится потерять то, что ему дорого. – Я сломаю тебя. – Ломай, – младший Хайтани чуть улыбается, а затем делает шаг к брату и осторожно переплетает их пальцы. – Только будь рядом до последнего, идет? Ран не отвечает – только с благодарностью сжимает ладонь Риндо в ответ. В голове очень много мыслей, но он не может уловить ни одну из них, он вспоминает, как обещал себе, что научится прощать: так и не научился. Сейчас они с Риндо стоят напротив друг друга и оба не знают, что сказать, но и молчать почему-то отвратительно – как будто эта недосказанность по очереди ломает ключицы и выбивает ребра. Тогда старший Хайтани просто целует Риндо в уголок губ и за руку и без каких-либо объяснений выводит из туалета. В баре неожиданно становится тихо, музыка уже не играет, ночь близится к своему завершению. Когда братья подходят к столику, Коко уже стоит в своей далматинцевой шубе, суетливо собираясь, Санзу расслабленно лежит на диване, откинувшись на его спинку, и только Какучё с подозрением осматривается, будто пытаясь понять, как обычный вечер снова превратился в безумную ночь. Все взгляды устремляются на Хайтани – Риндо не хочет смотреть ни в чьи глаза, зато Ран спокойно выдерживает это испытание и холодно сообщает, что они уезжают: всем все ясно, но говорить никто ничего не хочет. По растрепанным волосам младшего Хайтани, его опухшим губам и засосам, торчащим из-под ворота свитера, все понятно и так – пока Ран в испачканном спермой пиджаке невозмутимо заказывает такси, Санзу рассматривает Риндо расширенными зрачками. Затем он вдруг приподнимается на локтях и тянется к младшему Хайтани, дернув его за штанину рваных джинсов, будто хочет что-то сказать: Риндо тут же шарахается в сторону – он видит, как Ран внимательно наблюдает за ними краем глаза. Тишина странная, она давит почти физически, и Риндо как никогда рад существованию Коко, который своей суетой создает хоть какую-то видимость жизни. – Такси приехало, пойдем, – Ран говорит это спокойно, а затем чуть улыбается и кивком головы прощается с остальными членами Канто. – Спасибо за вечер. В словах старшего Хайтани слышится насмешка, которую он даже не пытается скрыть. Не дожидаясь ответа, Ран обнимает Риндо за плечи и толкает в сторону лифта: их фигуры через несколько секунд растворяются в полумраке бара, но все успевают заметить, как пальцы Рана жестко впиваются в шею Риндо, царапая кожу, будто старший Хайтани хочет задушить брата. – Дьявол живет в мелочах, – Санзу говорит это шепотом, как только в вязкой тишине слышится звонок уехавшего лифта. – Устами младенца глаголит истина, – Коко произносит это рассеянно, как бы ни к кому не обращаясь, а на непонимающий взгляд Какучё кивает на Харучиё и поясняет. – Он обдолбан, все равно что младенец. Какучё это никак не комментирует – в его памяти все еще держатся глаза Рана: холодные, жесткие, властные. Отношения Хайтани – не то, во что нужно вмешиваться, если хочешь сохранить здравый рассудок.