Яблочный раф и латтэ на кокосовом молоке

      Димке не так важен секс, как ощущение тепла рядом. Ему нравится спать с Кириллом, прижавшись к нему тесно-тесно, приклеившись, будто пельмешки в пачке. Засыпать, чувствуя сонное дыхание куда-то в шею, сдувать черные волосы Гречкина со своего лица, потому что они щекочут нос. Кир отрастил такую шевелюру – по просьбе Димы, кстати, потому, что тот обожает перебирать мягкие пряди, пропускать их сквозь пальцы. Нравится натягивать одеяло на них обоих – огромное, размер «евро». Проверять, укрыты ли ноги Кирилла, ибо тот длинная жердь, и его пятки вечно торчат из-под одеяла, пока не замерзнут. Тогда он зарывается в одеяло и греет ступни об ноги Димы. Кириллу часто снятся кошмары. Последствия аварии, когда он едва не сгорел в собственной ламбе. Он цепляется за руку Димы во сне, будто пытается удержаться от падения в бездну. Димка гладит его по голове, как маленького, сонно шепчет что-то вроде: «шшш, это сон, все хорошо». Нравится, что между переживаниями о будущем и сожалениями о прошлом есть одно - здесь и сейчас.       Утро или наступает стремительно, или до него время тянется мучительно долго. Будильник у парочки термоядерный, иначе есть риск проспать на пары, что плохо, но еще терпимо или на работу, что совсем никуда не годится, потому что до отделения надо добраться до планерки. Иначе будет «большой звиздец» по словам Димы, который материться не любит, но реальность такова, что без мата никуда. Кирилл шлет Димке фото своего торса, где «почти что видно» но все-таки не видно, что заставляет воображение работать в ускоренном режиме. И невозможно сосредоточиться на документации и даже на словах Грома. Дима пишет, что устроит вечером «разбор полетов» Кирюше. «Может, тогда огненное шоу? Ты просто огонь, от тебя я горю». «Ага я тоже горю. На работе». «И что? Я тоже на работе. Точнее, на учебе». «Кир, это две большие разницы» «А вечером будут две большие задницы» «Не такие уж и большие».       Какое-то время Кир не пишет, видимо, у него перерыв, который он использует по назначению, то есть пьет кофе, болтает с одногруппниками или залипает в тикток. Дима не согласен с Игорем, что соцсети отупляют, но по поводу тиктока уверен на все сто. Что за дебилизм – смотреть дурацкие короткие бессмысленные видео, которые Гречкин называет «видосики». Пару таких, с котиками, он кидает Диме. Видимо, чтоб не забывал о его, Кирилла, существовании. Затем спрашивает: «Ты что делаешь?» Диме очень хочется написать «дрочу на тебя в сортире», но он пишет правду: «Готовлю презентацию для перваков в МВД». Ответ прилетает незамедлительно. «Тебе охота возиться с молодыми балбесами? У тебя для этого есть я!» И селфи. Дима смотрит на фото Кирилла чуть дольше, чем положено. Отмечает усталый взгляд, темные круги под глазами. - Поехали, - отвлекает голос Игоря, - вызов, кража. «Кража – это ничего, хорошо, что не труп», - думает Димка, набрасывая куртку. Дима давно не боится трупов разной степени «свежести». Живых бояться надо, - грустно шутит он. Страшно, когда надо отвлекать малышей, пока идет осмотр тела матери. И ждать специальную службу, которая забирает детей сначала в больницу, потом, если нет родственников – в детдом. После таких дней почему-то начинают болеть глаза. Почему? Это ж не за монитором круглосуточно. Окулист сказал, что нервное. Прописал какие-то капли, от них чуть-чуть легче.       Остается одно – прижаться к Кириллу и закрыть веки. И так посидеть хоть немного в тишине и темноте, ощущая тепло родных рук и слушать, как бьется сердце. Кирилл в такие минуты молчит, не расспрашивает ни о чем. Тихо гладит по голове, делает массаж. Дима закрывает ладонями веки, Кир закрывает его руки своими. - Кирюшка-обнимашка, - шепчет Дима, открывая глаза и надевая очки, - идем ужинать. Опять голодный весь день? - Неет, я в Универе латтэ пил. В обед. - Только латтэ? - Ну-у, - Кир закатываетглаза к потолку, - еще ел там... не помню, что. Ужин наскоро, из того, что куплено в ближайшем супермаркете. Кир часто не ест ничего, приходится уговаривать. Хоть багет в колбасой, салатик из кулинарии. Тонкие нервные пальцы барабанят по столешнице. Гречкин долго пьет чай и рассказывает про нудные лекции по международному праву, про препода-зверя. Про то, что машина пока не застревает в сугробах, так как зимы еще нет. Но скоро снегом завалит "по самые яйца" Мог ли мажор, чье имя еще год назад в прессе встречалось среди медийных личностей, представить, что будет жить такой жизнью? Вряд ли. Но сейчас с ним рядом любимый Дима, Димка, Димочка. Его любимая Дубинушка, его солнечный лучик. Самый любимый и родной человек. И это куда важнее, чем элитные тачки, дорогие курорты и прочие удовольствия «премиум –класса». - Кирюшка-обнимашка, - смеется Дима, когда Кир снимает с него очки и кладет их на столик. А сам целует долго-долго. Еще один день позади.