Исчезнувшие. Дитя Закулисья

Снег растает, и тогда

Засветит солнце — и в глазах весна,

Засветят звёзды, в отражении — я

Пишу в подъезде: «Я люблю тебя!»

       Тревожно. Вокруг всё буквально пропитано тревогой: и эти жёлтые стены полигона, и металл во «Вратах» и исследовательских компьютерах, и лица самих исследователей. Тревога жила в сердце и не давала ему перейти в спокойный ритм. Его быстрое биение разливалось по сосудам и чувствовалось даже в ушах и подрагивающих руках.        — Ты точно уверена, что всё будет хорошо? — спросила Саша у Риты, которая безотрывно глядела на полигон и сжимала какую-то бумажку в побелевшем кулаке.        — Почему я должна сомневаться? Учёные всё проверили, давно рассчитали… Ну не может же такого быть, чтобы они рисковали моей жизнью без предварительной подготовки к испытаниям?        — Рит, но сама посуди — науку всегда сопровождал риск. Многие учёные умирали от своих собственных научных открытий, хотя всё наперёд просчитывали. Но всегда находилось то, чего они не могли учесть, — возразил Андрей. — Вдруг и в этот раз всё повторится?        Рита покачала головой. Кажется, больше ей об этом говорить не хотелось. И Саша понимала её. Единственное, чего ей хотелось в тот момент, так это сбежать к чёртовой матери. Сбежать без оглядки по жёлтым коридорам без знания пути и без уверенности в том, что за поворотом не окажется какая-нибудь тварь… Но Саша оставалась. Оставалась, потому что желание поддержать подругу в эту трудную минуту… было всё же сильнее эгоистического побуждения.        — Ты готова, Рита?        К странникам подошла миссис Огава с планшетом под мышкой. Она, как и всегда, была в белом халате и красном свитере, что перекликался с цветом её помады. Было ли это каким-то ритуалом на удачу — неизвестно. Но тревожный разум пытался зацепиться за любой повод для надежды на хороший исход.        — Да.        — Пойдём. Сейчас мы всё тебе покажем и объясним.        Перед тем как уйти, Рита обернулась и мельком взглянула на них. Будто посмотрела на них в последний раз… Хотелось попросту разрыдаться или броситься вслед за миссис Огавой и попробовать отговорить её от проведения испытаний. Чтобы спасти невинную душу. Чтобы оставить Соне маму. Чтобы не испытывать ту же боль, что полтора года назад…        — Береги себя…        Но это было сказано слишком тихо, чтобы быть услышанным. Саша чувствовала, будто не смогла благословить Риту и обрекла её тем самым на гибель. И от этого… ей было паршиво.        Она молча наблюдала за происходящим. Молча провожала взглядом каждого учёного, направляющегося на полигон. Молча подрагивала руками и молча мариновалась в ужасных, фаталистических мыслях…        «За что же нам всё это досталось? Почему именно мы должны были стать избранниками Закулисья, а не кто-то другой?»        — Саш, ты…        — Я не в порядке.        Даже объятия Тима не могли вернуть прежнее спокойствие и веру, что всё закончится хорошо вопреки судьбе, несправедливо собравшейся отдать Риту на растерзание учёных. Именно в тот момент, когда она наконец обрела то, чего заслуживала: любовь и семью.        — Мы должны были бежать. Куда угодно. Просто бежать… Плевать на это преследование. Желание группки учёных не стоит того, чтобы Риту сейчас замучили до смерти.        — Всё будет хорошо, Саш.        — Ничего не будет хорошо! Не будет! И я это знаю!        Почему она плачет? Почему она так встревожена тем, что ещё даже не случилось? Почему она снова испытывает то же чувство опустошённости, что и тогда — перед пробуждением из кошмара Дитя?        Тим поглаживал Сашу по спине, обнимая. Теперь он даже не пытался переубедить её. Он смирился с её эмоциями. Или же… чувствовал в этот момент ровно то же самое?        — Мне кажется… снилось, что Рита умрёт. И у меня на руках останется Соня. И вина в её смерти… будет лежать именно на моих плечах. Вдруг я могла что-то сделать? А может, я должна сделать что-то?        Саше не хотелось смотреть на полигон. Навряд ли то, что она бы там увидела, вселило бы в неё уверенность в успешном проведении эксперимента. Да и лишний раз видеть грустные, почти стеклянные глаза Риты… было невыносимо.        — Что мы сможем сделать, Саш? — в интонации Тима слышалась измученность и безнадёжность. — Мы всего лишь странники против людей с оружием и огромным влиянием. Мы… всего лишь расходный материал в этой жестокой борьбе за лучшее место.        — Тогда зачем здешним людям так нужна Сцена? Зачем им нужна эта испорченная планета? Разве… не проще ли начать всё сначала в Закулисье?        Какое-то время Тим молчал. Но спустя мгновение сквозь усталый вздох он ответил:        — Человечество никогда не начнёт сначала. Даже если ему дать иной, не похожий на Землю мир. Что люди Сцены, что люди Закулисья… их всех преследуют одни и те же пороки. Вопрос лишь в том… где человек чувствует себя, как дома. Я думаю… именно поэтому миссис Огава взялась за проект «Ворот». Она скучает по своему дому. Так же, как и мы.        — Я уже даже и не знаю… где мой дом на самом деле.        За последний год, что пришлось прожить в Закулисье, Саша начала забывать, какой была жизнь там — за пределами лиминальной вселенной. Она так свыклась с мыслью, что останется здесь навсегда, и так привыкла к своей новой семье… что мгновения тоски по родной Сцене стали невероятно коротки. Почти мимолётны…        — Так… хочется уйти отсюда. Как можно дальше. Чтобы ничего не увидеть и не узнать. Но я… я не могу. Я просто… не могу. Хотя стоять здесь и наблюдать за этими зверскими испытаниями… чудовищно невыносимо.        Возня на полигоне продолжалась. Рита слушала наставления и всё больше становилась мрачной, угрюмой, беспросветно несчастной… Словно предчувствующей, что должно случиться нечто ужасное. И оно уже начало случаться — ещё с того момента, как странники вошли в туннель Хаба и направились к двери на Уровень 0.        Саша всё сильнее сжимала руку Тима и всё дальше уходила в свои переживания. Вот-вот что-то произойдёт. Вот-вот сердцу придётся разбиться, а разуму — испытать то же, что и полтора года назад. Она всё предвидела, она всё знала и понимала, что судьба не позволит ей жить спокойно. Не в этой вселенной. Не в этом ответвлении реальности.        — Задерживаются… — заметил Тим, кивнув в сторону учёных.        Объяснения и вправду занимали слишком много времени. Как будто Рите объясняли, не как сопрячь свои силы с мощностью Врат, а всю физику параллельных миров в целом. Хотя, судя по движениям учёных… дело было не в этом. Совсем не в этом. Даже миссис Огава подключилась к расследованию происходящих на полигоне событий и вышла из постройки в жёлтые комнаты. И тоже вовлеклась в беседу о Вратах и прочем. На доли секунд она замирала, глядя на коллег, и просто молчала. И в такие моменты она устало потирала переносицу и уходила взглядом в сторону. Будто то, о чём шёл разговор… ставило миссис Огаву перед чем-то сложным. Чем-то, что пока не получалось разрешить…        В непонимании были и остальные учёные, которые наблюдали за полигоном. Что же пошло не так? Почему испытания не начинаются, чего все медлят? Зачем они продолжают мучить ожиданием странников?        — Что происходит? — наконец осмелился спросить Андрей у одного из оставшихся научных сотрудников.        — Мы… Мы и сами пока не знаем, что именно происходит. Но, кажется…        — Ворота не будут запущены. Проект закрывают, — ворвался в разговор ещё один голос, принадлежавший учёной, что в тот момент с кем-то созванивалась.        — Подождите… в смысле закрывают?        Эти слова были слишком неожиданными, похожими скорее на шутку, чем на официальное заявление. Ибо поверить в это именно сейчас, после стольких минут самоугнетения, было попросту нереально. И особенно нереально… от осознания, что им четверым пришлось провести целый год в Закулисье лишь для того, чтобы по итогу… причина этого пребывания обнулилась за пару минут.        — Вы сейчас серьёзно? — спросила Саша. — И именно сегодня мы об этом узнали?        — Поверьте, мы и сами не знали. Но… кажется, наши расчёты для проекта оказались неверными… Можете радоваться — сегодня никто не умрёт.

***

       Как оказалось позже, в проектных расчётах действительно были ошибки, вселившие в учёных уверенность, что Воротам и Рите удастся прорвать пространство. Но все гипотезы разбились об исследования накануне и их неутешительные выводы — материю пространства не получится разорвать без жертв. А на такое… миссис Огава всё же не осмелилась, поставив этику превыше мечты. Но всё же страшно было бы представить, если бы эта новость дошла позже…        Однако… что же дальше, когда оказалось, что целый год был потрачен впустую? Как быть теперь, когда путь к Сцене нужно искать самому? И почему силы, дарованные Закулисьем, начали покидать его избранников? Оно и в самом деле поняло, что больше не нуждается в человеческой помощи? Что делать, когда нет ни ориентира на Сцену, ни желания оставаться в Закулисье? Неужели нужно… смириться?        — Представь, что мы вернёмся из Закулисья, когда будем сорокалетними странниками. У нас будут дети, жильё и работа, оставленные на Уровне 11… — фантазировал Тим. — Мы не будем прежними жителями Сцены, мы… разучимся жить по её правилам.        Время текло пересыхающим ручьём. С момента отмены испытаний минула почти неделя. Но Сашу не покидало ощущение, что настоящее и несбывшееся прошлое разделял месяц. Хотя… какая, к чёрту, разница, когда гложущая внутренности чернота отступила вслед за переживаниями? Ведь стоило угрозе смерти отступить от Риты, как от семьи странников навсегда отделилась тяжесть, когда-то наполнявшая их квартиру. Теперь место тяжести пустовало, и на её место… требовалось что-то иное. Что-то, что возглавит новый эмоциональный режим этого дома.        — Ты… всё ещё мечтаешь о Сцене?        — Как и ты, солнце. Правда… скорее не мечтаю, а скучаю. Особенно по родителям.        Тёплый, обволакивающий свет вечера лился из окон, выходящих на балкон. Спокойствие застыло в складках одеяла, смятой простыни и рассыпавшихся по подушке волосах. Пусть колкая тоска пощипывала изнутри, но теперь, когда все неприятности позади, это перестало быть раздражающим.        — Быть может, если бы я смогла вспомнить прошлое путешествие, я…        Саша вздохнула, прикрыв глаза. Каждым атомом тела она понимала, что хочет сдаться и прекратить борьбу с обстоятельствами, но остатки надежды и терпеливое ожидание озарения в памяти постоянно приводили эти атомы в неистовое, хаотичное движение. И дальше это движение перетекало в мысли, превращая их в такой же хаотичный поток.        — Не бери на себя такую большую ответственность, Саш. Даже если и не вспомнишь… в этом не будет твоей вины.        Но даже самый бурный мыслительный поток не мог противостоять объятиям Тима. Казалось, к его теплу Саша должна была привыкнуть, но каждый раз… она с удивлением осознавала, что больше не хочет быть прежней грубой и независимой девушкой.        — Знаешь… быть может, мы никогда и не вернёмся домой. И… когда я об этом думаю, я хочу надеяться, что это лишение — плата за то, чтобы мы воссоединились.        — Надеешься на баланс вселенной? — усмехнулась Саша.        — Ну… типа того. Не всё же ей нас баловать. Надо иногда и напоминать, что жизнь не сахар.        — Ха, не люблю сахар.        — Ну вот! Я же говорил — типичная девушка!        Казалось бы, это обычная глупая шутка, сказанная не в тему… но в ней было столько тепла ностальгии, что невозможно было не улыбнуться со сдержанным смешком. А затем взяться за руки и взглянуть друг на друга. Взглянуть, чтобы понять — Закулисье дало им то, в чём они нуждались. Хотя ещё год назад они мечтали о другом: о победе над Дитя, об окончании преследования, о возвращении на Сцену… Но время всё же расставило приоритеты и ценности по местам, навсегда изменив жизни странников.        На кухне тихо бурлил чайник, а улицы Бесконечного города шумели ветром и окончанием трудового дня. Пусть на гаснущем небосводе не виднелось ни солнца, ни луны, Саша не жалела о том, что не отправилась на поиски Сцены и её солнца год назад. Ведь у неё уже есть своё солнце.        — Жаль, что я не знала тебя раньше…        — Боюсь, если бы мы познакомились где-нибудь в метро, в самый час пик, мы бы друг друга не поняли, — сказал Тим. — Мы же с тобой разные. Почти противоположности. И, если бы мы не встретились в Закулисье… возможно, мы бы никогда в жизни не узнали друг друга… Как ни крути, но ты права — трудности действительно сближают. Даже когда кажется, что это самое сближение невозможно…       

***

       Глубокий, беспробудный сон открыл глазам тёмный мир, освещённый лишь звёздами и серостью песка под ногами. Чёрные пальмы возвышались над поверхностью парящего в пустоте острова, а едва протоптанная дорожка вела вглубь — прочь от берега, с которого невидимой волной смывало песчинки. Ветер вокруг пел заунывные песни, однако тот никак не колыхал ни листья пальм, ни заросли папоротников.        Это место… Саша точно видела его раньше. Она точно была здесь когда-то. Но… зачем она попала сюда снова? Зачем сонный мозг вспомнил этот чёрный пляж посреди бездны? Знак ли это свыше или обычное воспоминание, что смогло проявиться лишь в бессознательном?        Звуки шагов глушил стылый мелкий песок, от чего прогулка по побережью была неестественно тихой. Даже когда Саша прошла по протоптанной тропинке в чащу тропического леса, она не услышала никаких намёков на жизнь. Хотя иногда… ей всё же казалось, что она слышит неразборчивый шёпот впереди себя. Но вокруг никого не было. Точнее, так хотелось думать Саше, за которой на охоту выдвинулась паранойя…               «Дом уже совсем рядом, милая…»        «Продолжай идти. Закончи этот путь раскаяния и исправления…»               Шёпот становился всё более разборчивым, но, вместе с тем, более пугающим. Теперь в каждой тени за деревом Саше мерещились сущности, а почти ставшее привычным отсутствие природных звуков давило на психику. Воспоминания о пугающих прятках с Дитя невовремя промелькнули в мыслях, заставив убеждать саму себя, что бояться нечего. Наверное…        Идти стало намного проще — песок превратился в твёрдую, словно камень, почву. Голос, что преследовал Сашу, обретал всё больше и больше осязаемости и реальности. Она уже чувствовала его силу, прорезающую мёртвый пустотный воздух. Она уже понимала, кому он принадлежит. И не так боялась встретиться с его обладателем.        «Ты не можешь так просто отпустить свою давнюю мечту. Ты не можешь нарушить обещание довести всех до выхода.       Ты должна покинуть Закулисье. Вы все должны покинуть мой мир. Вы заслуживаете вернуться домой…»        Впереди было видно тёмное пятно, похожее на громадное ветхое здание. Следы на земле, будто обведённые белым маркером, вели в его сторону — в заброшенный и заросший приусадебный участок. Казалось, что именно там… Саша найдёт то, что отчаянно искала, но от чего так легко отказалась.       «Пора пересечь границу миров и начать земную жизнь с чистого листа, Ася. В конце концов, избранники моего мира должны быть отблагодарены за свою службу.       Я… буду ждать вас среди островов Бездны, на самом краю Закулисья…»       

***

       — Говоришь… тебе снились острова посреди Бездны и сущность с голосом твоего отца?        В ответ Андрею Саша кивнула и дополнила:        — Он говорил мне, что ждёт нас на краю Закулисья. И… что нам уже пора возвращаться на Сцену. Будто мне намекнули, где нужно искать выход из Закулисья.        — Тебе не просто намекнули. Тебе напрямую показали. Ибо я сразу понял, что за место имел в виду голос. И, судя по всему, это Уровень 999. Самый последний открытый закулисным человечеством Уровень.        — Получается… нам нужно туда? — спросила Рита. — Но как мы туда попадём?        — Всё это звучит просто… Даже слишком.        — Почему это? Разве до Уровня 999 не нужно совершать какой-то особо длинный путь? — спросила уже Саша.        — Лично я вижу путь дотуда очень коротким, через Уровень 998. Ибо на него можно попасть прямо из Бесконечного города, а дальше можно воспользоваться ноу-клипом. И… почему меня преследует впечатление, что путь до конца Закулисья не должен быть настолько простым и коротким?        — Не думаю, что каждый странник способен совершить ноу-клип с первой попытки. И то, не факт, что, даже если у него получится, он попадёт на нужный Уровень. Возможно, именно для нас этот путь… будет коротким.        — Да господи, чего мы ломаемся? Разве не эта же сущность спасла нас, когда мы попали в кошмар к Дитя?        — Мне кажется, Тим прав, — поддержала эту точку зрения Рита. — Возможно, у этой сущности наиболее сильная связь с Сашей, поэтому именно ей она подсказала путь до выхода во сне. Ну, или помогла вспомнить…        — Хм… не исключено. — Андрей призадумался. — Хотя, конечно, жаль, что воспоминание проявилось не полностью…        — К чему это? Мы знаем пункт назначения, знаем, что там будет… А разобраться, как добираться — дело пяти минут, — Тим тут же понял, что ошибся с расчётами. — Ну… условно.        — Ты говоришь об этом так, словно мы разбираемся не с путешествиями между Уровнями, а с Яндекс-картой! — чуть было не вспылил Андрей, но вовремя затих, так как в соседней комнате только-только заснула Соня. — К твоему сведению, мы не можем, как раньше, бегать как угорелые и бездумно совершать ноу-клипы.        — Один ноу-клип, — поправила его Саша.        — Да без разницы! Вы же понимаете, что мы постепенно утрачиваем свои способности? Как мы тогда сможем совершить ноу-клип с Уровня 998, если уже не обладаем прежними силами? А другого безопасного пути с этого Уровня нет от слова совсем.        — Я вроде… пока ещё не утратила силу, — сказала Рита. — Возможно, если мы успеем добраться до Уровня 998, то сможем совершить ноу-клип.        Андрей вздохнул, чуть помолчал, но после отозвался:        — Допустим. Однако… мы же не можем путешествовать, пока у нас не будет обновлена лицензия на путешествие с ребёнком.        — Да кому эта лицензия сдалась? Как только мы попадём на Уровень 998, нас никто даже искать не захочет! — сказала Саша. — Навряд ли кто-то из оперативников согласится отправиться туда, откуда нет обратной дороги. Так… что же нам мешает просто уйти? Без лишних слов и прочего?        — А как же… ну не знаю, сообщить о возможном выходе из Закулисья биговцам? — спросил Тим.        — Что я говорила про молчаливый уход?        — Но… мы ведь, кажется, обещали им…        — Мы ничего им не обещали. А, учитывая то, что они чуть не убили Риту из-за своих расчётов, я вообще не согласна им помогать.        — А как же обычные люди? — вступилась Рита. — Они не заслуживают оставаться в неведении.        Очередной вопрос нужно было ставить ребром. На кону совесть и принципы. На кону судьбы обычных людей Закулисья и время, которое уже не хотелось тратить на бредни биговского бюрократизма. Хотя совесть беспокоила своими уколами куда сильнее. Должны ли страдать обычные люди из-за обиды на организацию, которой всего лишь хотелось достичь всеобщего блага?        — Погодите, ребят, — притормозил всех Андрей. — Мы ведь можем с вами, если всё-таки выберемся из Закулисья, разместить эту информацию где-нибудь в базе данных. Так или иначе, но биговцы увидят наше сообщение, однако в это время мы будем уже на Сцене. Что скажете?        Это прозвучало как хорошая идея. Однако всё же Сашу одолевали сомнения насчёт сна и того, правильно ли она поняла этот странный знак свыше. И, если минутами ранее она была уверена, что это указание на выход из Закулисья, то теперь её посетила мысль, что Уровень 999 — всего-навсего ловушка для заблудившихся странников. Но… зачем тогда странная чёрная сущность вообще спасала их, раз могла бросить на произвол Дитя?..        — Я в деле.       

***

       Несколько дней поисков и разведок в округе центра Бесконечного города. Несколько удачных попыток объяснить оперативникам, что в заброшенных домах окраины у странников исключительно познавательный интерес. И, наконец, когда на небоскрёбы и пустые улицы повеяло ночью, они нашли в заброшенном больничном корпусе металлические двойные двери. И, как ещё подсказывало чутьё Андрея, вели они прямо к лестнице Уровня 998. Теперь их четверых ничто не держало здесь — в лабиринтах Города, ставшего для них тюрьмой.        — Назад дороги теперь точно не будет… Все уверены, что, в случае чего, хотят остаток жизни провести на облаках? — спросил Андрей, когда взялся за ручку. Однако в ответ он получил неуверенное молчание.        Поворот — и тяжёлая металлическая дверь двинулась вперёд, а за ней показалась светлая лестница, ведущая далеко наверх. И стоило двери в последний раз хлопнуть о порог, как больничный коридор в её окошках превратился в темноту. Дальше — только по лестнице.        — А почему мы не можем просто совершить ноу-клип внизу? — спросила Саша, когда они вчетвером начали подъём. — Зачем нам подниматься?        — Если мне не изменяет память, на облаках Уровня 998 совершить ноу-клип намного проще. В конце концов, именно под облаками Уровень 999 и находится, — ответил Андрей. — Хотя я всё-таки до сих пор не уверен в своих догадках. Со способностью у меня действительно происходит какая-то беда… Надеюсь, хотя бы у Риты ещё остались силы.        — Я тоже на это надеюсь… — проговорила та без какого-либо воодушевления в голосе, пока укачивала Соню на руках — ей такие путешествия сильно не нравились.        Пролёт за пролётом мелькали перед глазами, пока в голове пытался построиться чёткий план действий. Но, как бы извилины ни напрягались, неуверенность в оставшихся силах и верности сна рушили стройную поэтапную картину на корню. Так что периодически приходилось отвлекаться от бесплодных мыслей на лестницу, что напоминала об офисах Сцены и торговых центрах. Зачем было делать такой не вписывающийся в общий концепт Уровня вход? Неужели как знак того, что это — последний кусок Сцены перед отправлением в опасное путешествие на самый конец Уровня 998?        Боль в коленях от подъёма на восьмой этаж постепенно начала затихать, превращаясь в раскалённый песок в суставах. Возле открытой настежь двери к облакам вдоль стен были разбросаны цветные камни. На одних были написаны имена странников, а на других — послания для будущих посетителей Уровня.        «Мы будем свободны», — гласила одна из надписей, намертво нацарапанная на красной гальке.        «А может ли смерть стать свободой?» — ненароком подумала Саша.        — Неужели так мало людей решились совершить путь на край Уровня? И… что вообще там находится? Зачем люди идут туда? — спросила Рита.        — Это не путь на край. — Андрей покачал головой. — Это дорога смертников. Ни один странник в здравом уме не согласится отправиться туда, где он со стопроцентной вероятностью погибнет. От сущностей, от холода или голода, от ветра, который в самых дальних частях Уровня убивает человека почти моментально… Этот Уровень — пристанище для самоубийц и отчаявшихся людей. И, возможно, мы станем одними из немногих, кто сможет покинуть его.        Первый шаг на поверхность облаков отозвался беззвучным, мягким хрустом, словно под ногой был не сгустившийся водяной пар, а свежевыпавший подтаявший снег. Однако идти было легко. Странники даже не заметили, как оказались почти в сотне шагов от будки, из которой вышли. Окружение ясного бессолнечного синего неба ввело разум в состояние, что было похоже на сонный бред, но с отсутствием естественных звуков и притуплением ощущений.        — Никогда бы не подумал, что однажды прогуляюсь по облакам… — проговорил Тим.        — Главное, чтобы мы сами в буквальном смысле на облака не отошли с такими манёврами по Уровням, — отозвался Андрей и остановился. — Так, кажется, тут облачный слой потоньше… Можем попытаться совершить ноу-клип здесь.        Нога сама по себе стукнула по рыхлому облаку, но не почувствовала никакой разницы. Как Андрей вообще понял всё это? И почему ощущение подвоха не соглашается уходить из души?        — Держи её крепче и падай на спину, — сказала Рита, передав Соню на руки Андрея, и добавила строгим, почти научающим тоном: — Не дай Бог ты неправильно упадёшь…        — Не переживай ты так, Рит. Не в первый раз держу ребёнка.        В ответ на это спокойное увещевание она лишь вздохнула и подманила всех поближе к себе. И, как только странники собрались вместе в малый круг, щёлкнула пальцами и, выждав короткую паузу, ровным голосом сказала:        — Като.        Сначала ничего не происходило. По крайней мере, так казалось странникам. Но как только Саша об этом подумала, как «снег» облаков мгновенно растаял, а ноги провалились сквозь холод густого сконденсировавшегося пара. Голубая бездна приняла странников в свои владения, встретив их ветром в ушах, а изнанка Уровня 998 на прощание мелькнула молнией на фоне тёмных туч на горизонте…        Голубой превращался в синий, синий обретал фиолетовый оттенок, а получившийся в этом союзе цвет темнел в попытке достичь идеала — чёрного цвета, что сможет поглотить любой свет мира. Любой… кроме света луны и звёзд, придающего окружению контуры: линии островов, парящих над бездной, зигзаги и изгибы пальм, черты камней и точки множества песчинок, что заполняли пустоту архипелага…        «Я… вспомнила. Я точно была здесь! Уровень 999… Получается, сон не был ошибочным?»        Безжизненные звёзды завораживали взгляд Саши, лежавшей на давным-давно остывшем сухом песке. Она не сразу заметила, что оказалась на Уровне 999 совершенно одна. Хотя помнила, как в пустоту они летели все вместе… Что же их разделило? И… не проделка ли это сущности, которая помогала Саше и её товарищам?        — Эй! Вы где?        Осознание происходящего быстро настигло Сашу, и она резко вскочила с песка и принялась оглядываться вокруг. Её не покидала надежда, что всех их четверых просто раскидало по берегу и единственное, что остаётся сделать, так это отыскаться в темноте… Но молчание, в которое вклинивался шум ветра и едва уловимый стук сердца, не давали надежде шанса на выживание.        — Андрей? Рит? Тим? Вы где? Да ответьте же, кто-нибудь!        Саша шагнула к чаще пальм и снова позвала всех по именам. Тишина. И давящее чувство одиночества, которое приходилось испытывать очень давно. Настолько давно, что Саша даже забыла, каково это — быть оставленной посреди пустынного молчания и чёрного неведения. Будто в тёмную ночь посреди выжженного поля.        — Ты признаёшь свою вину в смерти сотрудника Н.Т.О.З?        Голос отца, искажённый эхом и посторонними звуками, прозвучал над головой, заполнив, кажется, всё небо Уровня 999. Саша остановилась между пальмами и посмотрела ввысь. Но звёзды продолжали оставаться такими же холодными и безразличными к болезненному опустошению и обжигающей вине, постепенно занимающей место растерянности.        Пусть тогда, год назад, странников и преследовали группировки Закулисья, Саша не имела права убивать того нтозника. Да, ей управляло Дитя, но… разве не она была виновата в том, что поверила незнакомцу и его договорённости?        — Признаю…        — У него было двое детей, которые остались на попечении больной матери. Жизнь каждого из них закончится плачевно. Один будет засужен за воровство и умрёт на Уровне 8, а другая покончит с собой в психбольнице на Уровне 11… Довольна ли ты своим выбором?        Подумать только — один-единственный выстрел обернулся настолько ужасными последствиями… Саша подумала, что лучше бы в тот момент её либо поймали, либо убили саму — так точно никто бы не пострадал, кроме неё — человека, причинившего на жизненном пути слишком много зла другим людям.        — Я… не хотела, чтобы всё так закончилось. Я правда раскаиваюсь!        Но голос продолжал суд над ней и спрашивал о раскаянии и слезах над грехами:        — Ты признаёшь свою вину в разбитом сердце матери?        В душе стало больнее — воспоминания о маме были похожи на множество осколков, впивающихся в едва зажившие раны. Тот год, что пришлось пережить в Закулисье, прошёл среди снов, в которых часто мелькал образ матери и его детали: покрашенные в светло-русый волосы, розовая блузка, аромат духов, когда-то купленных в аэропорту… Но что могли дать эти мелочи, если Саша лишилась её тепла и уже почти забыла её голос?        — Признаю, — ответила Саша, пока глаза покрывались стеклом слёз.        — У твоей мамы доброе, но, к сожалению, слабое сердце. После твоей пропажи она начала пить таблетки, однако ничто не помогло бы ей так, как твоё возвращение. И чем больше ты оттягивала момент вашей долгожданной встречи, тем меньше… становились твои шансы увидеть маму живой. Конечно, сейчас она в порядке, но её здоровье уже не такое крепкое, каким оно было раньше… Довольна ли ты своим выбором?        — Нет… Нет! Нет, чёрт возьми! Почему вы считаете, что я должна быть довольна тем, что моя мама сейчас страдает?!        — Тогда почему же ты выбрала остаться в Закулисье?        А ведь это был её выбор. Её собственный, ответственный выбор, который она должна была просчитать по минусам и плюсам. И теперь Саша не могла с уверенностью утверждать, что её решение было верным. С одной стороны, она бросила мать в неведении и одиночестве, а с другой — смогла наконец открыться Тиму. Только… где же он теперь? И сможет ли Саша увидеться с ним вновь? И, если нет… то был ли смысл в этом эгоистичном выборе?        — Я поступила ужасно. Я должна была… хотя бы попытаться связаться с ней ещё раз. Какая же я… Господи…        Саша закрыла лицо ладонями, что сползли вниз, растерев набежавшие слёзы по щекам, и вздрогнула в попытке удержать всхлип. Порыв ветра сдул с плеч волосы и край куртки и окатил холодом вспотевшую спину. В тот момент хотелось попросту исчезнуть, чтобы больше никогда и ни для кого не стать несчастьем. Чтобы вся эта грязная история навсегда стёрлась с линии времени…        — Человек не может быть не грешным. Все земные религии считают это неоспоримой истиной. Важно лишь то, хочет ли человек исправить свои ошибки и изменить жизнь. И… я вижу, что ты готова меняться. И сможешь измениться.        Невдалеке, среди тонких тёмных стволов на мгновение блеснул свет. И, кажется, Саша уже знала, чей он, поэтому нашла в себе силы продолжить путь в чащу.        — Закулисье не ошиблось в тебе. Но… вам уже пора идти. Так что подними голову выше и шагай вперёд смелее, Защитница.        Свет мигнул снова, но уже ближе. Где-то там же прошелестела трава и песок — кажется, кто-то шёл навстречу. И Саша даже видела его тень. Вернее… её тень. Ведь ещё одна вспышка света приоткрыла завесу темноты и показала Риту.        — Господи, ты живая! — вырвалось у Саши, и она тут же ускорила шаг.        Мгновение — и они приняли друг друга в объятия, наконец почувствовав облегчение. Ведь, раз неизвестная сущность не убила их двоих, значит… она оставила в живых и остальных.        — Слава Богу, я тебя нашла… Я уж думала, что на этом острове кроме меня и той сущности больше никого нет.        — Сущности? — Только тогда до Саши дошло, что неизвестный голос разговаривал одновременно с ними двоими. — Он… тоже спрашивал у тебя про твои грехи?        Рита кивнула и отстранилась от неё, чтобы посмотреть вдаль в чащу, где будто проглянуло начало дороги.        — Ты не знаешь, где могут быть Андрей и Тим? — спросила она, когда обернулась обратно к Саше.        — Нет. Но… мне хочется надеяться, что мы на одном острове и голос будет направлять нас в одинаковую сторону.        Саша пригляделась ещё внимательнее — между двумя пальмами и вправду была проложена дорожка из гравия на земле. Что ж… сущность действительно не желала им зла, раз милосердно оставила их в живых и указала дорогу… к выходу из Закулисья?        — Пойдём, Рит. Нам пора.        Как только песок сменился твёрдой землёй, идти стало намного легче и привычнее, а холодный скрипучий песок в ботинках перестал беспокоить Сашу, для которой физические ощущения среди колкой темноты обострились до раздражающего зуда. Ведь даже сквозь толстую подошву она могла почувствовать каждую грань мелкого камешка в море гравия. Будто каждый из них стремился поближе познакомиться со странниками, что нежданно-негаданно заявились на Уровень 999…        — Дом? — удивилась Рита, показав в темноту на еле различимый силуэт покатой крыши.        «Кажется, мы на верном пути… Только… а разве этот дом раньше не был на другом краю острова? Или мне кажется?»        Дорожка петляла вдоль зарослей папоротника и крупных камней. Свет светозайчика улавливал на их замшелых поверхностях глубокие трещины, царапины и даже неразборчивые рисунки мелом. Будто те немногие странники, которым удалось попасть сюда, решили оставить след на память, перед тем как покинуть Закулисье.        — Ты узнаёшь это место?        Среди чёрных листьев низкорослых деревьев и кустарников наконец показались стены огромного дома, чью крышу странницы видели на подходе.        — Да… Мы точно идём по правильному пути.        Как ни странно, но теперь Саше яснее вспоминалось её прошлое путешествие. И особенно ясно ей вспомнилась эта дорожка из гравия, ведущая в ветхий дом вместе с голосом неизвестной сущности. Однако у дома нет внутреннего убранства, ведь его дверь ведёт прочь из Закулисья…        — Остаётся лишь надеяться, что Андрей и Тим найдут эту дорогу тоже…        Гравий шуршал всё реже, перемешиваясь с обычной землёй. Постепенно дорожка начала сворачивать влево, а растительность — редеть и расступаться по сторонам. Кажется, путь вывел их двоих во двор перед крыльцом дома. Ну, как сказать крыльцом… наверное, правильнее было бы сказать тем, что осталось от его прежнего величия: колонны, поддерживающие погнувшийся от времени навес, покосились, а ступеньки даже в покое издавали протяжные скрипы, похожие на предсмертные стоны.        «Интересно, был ли он всегда таким старым или же стал таким? И, если стал… то как давно этот дом здесь стоит? И зачем именно его Закулисье выбрало для оформления выхода?»        — Мы на месте.        — А… где же сам выход?        — Он там, в этом доме. Стоит лишь войти, и мы наконец и, возможно, навсегда покинем Закулисье. Но… — Саша устало вздохнула. — Мы не можем уйти сейчас. Мы вернёмся на Сцену только вместе. И никак иначе. Я ведь… обещала вам.        — Я понимаю тебя.        В ответ последовала горькая усмешка.        — Если бы от этого понимания мы могли хоть кого-то найти…        Саша присела на ступеньку крыльца, что угрожающе скрипнула под её весом. В мыслях был мрак. Почти такой же, как и вокруг. И если в реальности этот мрак рассеивал светозайчик Риты, то в голове был лишь тусклый отблеск надежды. Всё не может закончиться трагедией именно сейчас — на самом краю Закулисья. Ну просто не может! И Саша знает это… И пытается сохранять в это веру.        В какой-то миг среди тишины послышался треск, словно кто-то пробирался сквозь заросли к дому. Не успев дать мыслям развиться, Саша насторожилась, и встала со ступеньки, и вышла перед Ритой. В нарастающем шуме проскочили чьи-то низкие голоса, чем заставили тело напрячься, а ладонь — обхватить рукоять пистолета в кармане. Хотя Саша знала, что на острове они наверняка только вчетвером. Если тут, конечно, нет никаких враждебных сущностей или местных жителей.        — Ну наконец-то мы вас нашли! — вдруг послышалось со стороны, откуда и раздавался треск.        Через мгновение ветви папоротника расступились, и во двор перед порогом дома вышел сначала Андрей, а за ним Тим с Соней на руках. Целые и невредимые, как того и хотели Саша и Рита.        — Слава Богу, вы в порядке…        Недолгая разлука поселила столько переживаний в душе, но и она закончилась. Как и всё плохое в жизни странников. Ужасы и, вместе с тем, странности Закулисья почти остались позади. От Сцены странников отделяла лишь дверь, что приветливо открылась, как только они воссоединились.        — Что ж… получается, это тот самый выход? — спросил Андрей и усмехнулся: — Мы так долго его искали, а он оказался буквально у нас под носом. Как же всё иронично вышло…        — И всё-таки я не помню, чтобы я пересекала Уровень 998… — проговорила Саша. — Как же я тогда попала сюда в прошлый раз?        — Да какая теперь разница, Саш? Мы добрались до выхода, и это самое главное, — сказал Тим и тут же понял, что надо отдать Соню обратно её маме. — Извини, Рит, забыл совсем. Возвращаю.        Спокойно спящая Соня даже не поморщилась, когда снова оказалась у Риты на руках. Та тут же принялась поправлять одежду дочери и пелёнку свертка, чтобы ничего лишнего не торчало и не мешало ей спать.        — Мне теперь интересно знать, как она оказалась у тебя, — сказала Рита, взглянув на Тима. — Андрей заставил понести на себе тяжёлое бремя отца?        — Он сам вызвался Соньку успокаивать. Ко мне никаких претензий, — тут же отозвался Андрей. — Она просто очень сильно испугалась ноу-клипа.        — Вот как… Библейская, однако, история…        Рита покачала головой: она до сих пор не могла привыкнуть к таким чудесам, происходящим в их страннической семье. И, видимо, не захочет привыкать — вон, сколько впечатлений от такой странной тренировки отцовства на пороге Закулисья среди темноты, тишины и в компании голоса, просящего о раскаянии.        — Неужели нас так просто отпустят? — засомневался Тим.        — Если бы нас хотели прихлопнуть, мы бы до сюда даже не добрались. Это во-первых, — начал Андрей. — А во-вторых…        — А, во-вторых, нам здесь делать нечего, — перебила его Саша. — И мы уже никуда отсюда не денемся — на другие Уровни мы отсюда не попадём, других мест здесь наверняка нет. Остаётся… только эта дверь.        Свет, глядевший из дверного проёма, был настолько ярким, что позволил увидеть въевшуюся в природу Уровня 999 черноту. Он будто давал странникам понять, что их место там — за пределами лиминального мира. Но… почему же так сложно решиться шагнуть в это сияние и раствориться в нём?        — Целый год… — осознала Саша. — Я уже и забыла, каково это — жить на Сцене. А нам ведь столько всего придётся сделать… Объяснить всем, где мы были, восстановить документы, вернуться на учёбу и на работу… Мы будто начинаем свою жизнь заново.        — Так разве это… не наоборот хорошо? — спросила Рита.        — Я просто уже ни в чём не уверена. Я так привыкла к Закулисью, что уже не знаю… а стоили ли наши усилия этого? Может, нам было суждено остаться здесь?        Молчание остальных странников сквозило недоумением. Саша знала, что всех удивило её резкое желание отказаться от прежней мечты, когда всё, что оставалось сделать для её исполнения, так это несколько шагов… Её и саму поразило то, с какой лёгкостью она была готова сдаться. Что-то не давало ей быть уверенной в своих решениях. Что-то, что заставило ноги прирасти к земле и сжать похолодевшие руки в кулаки.        — Тогда к чему был тот сон, Саш?        Но почему же все разумные аргументы восстали против её желания вернуться на Уровень 11 и навсегда там остаться? И её ли это желание на самом деле или же это додумка тревожных опасений?        — Ты же сама хотела вернуться, разве нет? Что случилось? — спросила Рита.        — Наверное… я просто боюсь. Боюсь вернуться туда, где мне и место…        Свечение слепило глаза, рассыпаясь на множество лучей. С одной стороны, Сашу тянуло обратно на Сцену, а с другой… с другой стороны висел балласт иррационального страха. Но к чему он именно сейчас? И почему ранние уверенные мысли стали никчёмным белым шумом в голове?        — Глупый страх, не находишь? — Саша обратилась к Рите с грустной улыбкой.        — Может, и не глупый. Только… разве не ты говорила, что мы покинем Закулисье вместе? Неужели хочешь нарушить своё обещание?        Это воззвание к обещанию немного удивило Сашу. И как только Рита так быстро смогла вспомнить про него, чтобы попытаться вернуть ей прежний настрой?        — Нет. Обещание я уж точно нарушать не собираюсь.        К ногам медленно возвращалась подвижность, а свет из дверного проёма больше не вызывал опасения. Зачем медлить, когда там, за пределами нереальности, их пятерых ждёт нечто большее, чем мёртвость и тишина островов над пустотой?        — Тогда… вперёд?        Первый шаг был похож на подвиг против прежней жизни в Закулисье. Дальше идти стало намного легче. Хотя теперь вместо страха на душе осела пыль тоски. Тоски по прежней жизни среди полупустого Бесконечного города, тоски по обществу, не видавшего грязи со Сцены… тоски по миру, который никогда не подчинится человеку, но при этом не захочет избавиться от него.        Перед тем, как уйти, Саша обернулась. Среди всё таких же чёрных пальм и папоротниковых зарослей стояла знакомая тень с белыми глазами-точками. Она молчала. Молчала и неподвижно смотрела вслед уходящим странникам. Больше её помощь не требовалась. Она и так сделала достаточно для них. Достаточно для того, чтобы быть отблагодарённой.        — Спасибо. И прощай… — сказала Саша. За мгновение перед вспышкой в глазах она увидела, как сущность кивнула ей ответ. А дальше… белизна, которая тут же сменилась знакомой темнотой…       

***

       Лёгкий, ненавязчивый запах мокрого асфальта попал в лёгкие вместе с кислородом и пылью, покрывавшей ступеньки лестницы и площадку между третьим и четвёртым этажом, помеченную приклеенным на одну из ступенек рублём. Карниз за окном дребезжал от падающих на него дождевых капель, создавая естественную колыбельную в поздней ночи.        — А… где это мы? — спросил Тим, как только странники очнулись и встали на ноги. — Только не говорите мне, что это Закулисье.        — Мы в нашем университете, — ответил Андрей. — Где-то на северо-западе Москвы, если быть точным. И, скорее всего, до дома ты доберёшься не скоро. Ну, если, конечно, у тебя нет случайно денег на такси.        — Если бы…        — Тише-тише… — Рита начала успокаивать хныкающую Соню. — Мы дома, солнышко. Мы дома…        Ночной университет был до неприличия тих и молчалив, и лишь эхо шагов и дождя за окном добавляли обстановке жизни и подтверждения того, что это точно Сцена. Хотя стерильно пустые коридоры и закрытые двери и окна при неярком свете на лестничных площадках немного пугали. Саше на секунду даже показалось, что это продолжение выхода к Сцене. Однако охранник, встретивший их на первом этаже возле турникетов, отбросил эту мысль прочь.        — Андрей Николаевич? Это… вы, что ль? — удивился старичок в чёрной футболке и кепке, что мгновение назад сидел читал газету, а теперь стоял на наверняка больных ногах и поправлял очки. — Ох, слава богу, нашлись! Вы где были-то? Весь университет на уши поставили, месяц все на тревоге были!        Дело приобрело интересный оборот в первые же десять минут после возвращения. Ответить на то, где же странники отсутствовали целый месяц, оказалось тем ещё испытанием по повторной адаптации в реальности. Ведь кто поверит в то, что они впятером находились в параллельной реальности целый год? Для жителей Сцены прошёл всего лишь месяц! Да и… о какой параллельной реальности можно говорить с шестидесятилетним дедушкой, для которого это понятие — что-то из россказней РенТВ?        — Погодите… — вдруг охранник замер и призадумался, чуть прищурившись в очках. — А как вы сюда попали? И… хм, подождите, я же помню, что вас трое пропало, так? Вы, Андрей Николаевич, и ваши две студентки… Тогда откуда у вас ребёнок и… кто этот парень? Не припоминаю, чтобы он у нас учился.        Мыслительный процесс замедлился у всех странников одновременно, поэтому они дружно молчали и переглядывались. Однако сообразить дельный ответ вместе не получалось.        — Ох, запамятовал! Вас же полиция ищет. Надо бы им позвонить…        — Никакой полиции здесь не нужно.        Позади странников материализовалась незнакомая черноволосая девушка лет примерно тридцати в чёрном пальто не под летнюю погоду. Она уверенным шагом преодолела расстояние до охранника, показала ему какое-то удостоверение и тут же спрятала от детального рассмотрения поглубже в карман.        — Мне нужно будет переговорить с вами на улице, — сказала она, быстро обернувшись к бывшим странникам, и снова обратилась к охраннику: — Будьте добры — опустите турникет.        Под козырьком возле выхода было шумно из-за беспощадного дождя, что не думал утихать ни на миг. Но ещё шумнее было в голове от мыслей, что снова набежали тревожным роем в центр принятия решений. Вопросов по поводу происходящего было много, а ответы, к сожалению, пока запаздывали.        — Кто вы такая? — спросила Саша. — И что вы здесь делаете? В ночное время в университет никого не пропускают. А вы… вообще не похожи на человека, который тут может работать.        — Какая же ты догадливая… — парировала с сарказмом незнакомка, опёршись о перила на крыльце.        — О чём вы хотели поговорить с нами? — следом спросил Андрей.        — Слово H-Tech о чём-нибудь вам говорит, нет? Отзывается какими-нибудь воспоминаниями?        Кабинет без окон. Безэмоциональный, равнодушный мужской голос, допрашивающий и выпытывающий правду. Чёрная рубашка с закатанными по локоть рукавами, словно для того, чтобы не замарать её во время удушения неугодного… И фамилия, навсегда отпечатавшаяся в сознании — Прокофьев. Этого воспоминания не было раньше, Саша осознавала это, даже несмотря на усталость. Оно проявилось только что, будто намёк…        — Кажется, я стажировался в этой компании, когда был студентом, — вдруг ответил Андрей. — Только вот я не запомнил из этой стажировки ровным счётом ничего. Будто из моей памяти этот фрагмент аккуратно вырезали…        Девушка в пальто ухмыльнулась, загадочно отведя взгляд в сторону, и повертела на пальце ключи от машины. Было в ней нечто такое, что отталкивало и вызывало огромные опасения.        — Закулисье и вправду умеет возвращать воспоминания о себе… — сказала она.        — Закулисье? — удивлённо переспросила Рита.        — Так вы знаете о нём? — продолжила расспрос Саша.        — Знаю. И теперь вы знаете о нём тоже. И именно по этой причине наше начальство из H-Tech хочет поговорить с вами. Ему была бы… очень полезна информация об этом измерении из первых рук. Так что настоятельно советую вам проследовать за мной.        — А с чего это мы должны доверять вам? И какая нам от этого выгода?        Девушка в пальто раскрыла складной зонт и вышла из-под козырька.        — Ты же хочешь знать ответы на свои вопросы, Саш? Вы же все наверняка хотите знать, как вам быть дальше, верно? — спросила она, обернувшись к оставшимся под крышей странникам. — Возможно, ты не помнишь, но с тобой мы видимся уже не в первый раз. Ибо именно я сопровождаю вернувшихся, которые когда-то пропали в этом округе. Так что я прекрасно понимаю вашу ситуацию и хочу помочь вам в ней разобраться. Да и… лучше же спокойно доехать в пассажирском салоне, а не в багажнике… не так ли?        Внутри на миг похолодело от последнего предложения, которое незнакомка в пальто сказала с невинной улыбкой и взглядом, с которым по страховнушению смело могло посоперничать Дитя. Теперь Саша вообще не сомневалась, что, помимо зонтика и удостоверения, эта девушка носит с собой пистолет или что-то похуже. На случай, если мирные переговоры не сработают…        — Вы нам угрожаете, да?        — Что вы, нет! Я всего лишь хочу донести для вас, что в вашем случае лучше решить всё прямо сейчас мирно. Особенно, если учитывать, что у вас на руках маленький ребёнок…        Саша отчётливо услышала, как скрипнули зубы Риты, что чуть отступила назад, прижав к себе Соню. Она пристально глядела на девушку в пальто, буквально прожигала в её лице дыру.        — Только попробуй.        — Повторюсь: либо вы едете сейчас со мной, либо ждёте через пару-тройку часов гостей к себе домой, — сказала девушка, сохранив в голосе прежний холод и безразличие. — Если, конечно, вас не подберут по пути. И там с вами не будут церемониться, уж поверьте.        Долгие размышления были ни к чему. Странники понимали, что в этой ситуации у них прав намного меньше, и им придётся последовать за незнакомкой, каким-то образом связанной с H-Tech — организацией, оставшейся в памяти мутным, сомнительным пятном.        И лишь девушка в пальто отошла на пару шагов от крыльца, Саша двинулась под дождь. Холодная вода хлынула на одежду и вмиг промочила волосы, однако радостное осознание того, что это настоящий дождь, сделало душу намного легче и свободнее. Будто цепь Закулисья, когда-то сковывавшая крылья, рассыпалась звеньями и зазвенела дождём о карнизы… И теперь единственное, что разделяет Сашу и бескрайнее пасмурное ночное небо — гравитация.        «А ведь я боялась вернуться… Почему одни и те же миры для меня одновременно и свобода, и гигантская клетка?»        Вместе с холодом Саша почувствовала тепло, когда взяла Тима за руку. Возможно, ей до сих пор было страшно, но уже не от мысли, что обратного пути больше нет, а от мысли, что H-Tech может просто-напросто избавиться от них всех, когда получит информацию о Закулисье. В конце концов, раз Закулисье не считают чем-то реальным, то его существование должно быть некого рода тайной. А от ненужных носителей тайны принято избавляться…        «Будь что будет. Точка невозврата пройдена. Мы уже никуда не денемся…»       

***

       В затонированных до предела окнах не было видно почти ничего, кроме еле заметных очертаний и пятен. Судя по долгой дороге и звукам множества проезжающих мимо машин, девушка в пальто везла бывших странников за пределы Москвы, куда-то за МКАД. Напряжение не покидало Сашу на протяжение всего пути, во время которого она почти не отпускала руку Тима и в беспокойстве поглядывала на остальных. Быть может, она пыталась найти в их взглядах хотя бы капельку спокойствия, однако в те минуты странники находились в одном и том же эмоциональном состоянии. Одна Соня не понимала, что происходит, и во время дороги то спала, то просилась есть. Саша даже завидовала ей: она-то не знает, что скоро им будет не до сна и прочего…        Они оказались на месте примерно через полтора часа дороги, когда остановились на подземной парковке и в сопровождении нескольких сотрудников H-Tech направились по длинному коридору в основное здание. Бывшие странники прошли мимо офиса, где в нескольких отсеках снимали видео на фоне хромакея, а затем добрались до лифта. А дальше, уже наверху, коридор слился в монотонную серую кашу в холодном свете люминесцентных ламп. Ни единого окна вокруг и множество дверей вдоль стен сводили с ума. Они стояли рядом друг с другом настолько близко, что казались ненастоящими — вечно закрытыми и ведущими в никуда. Но эта иллюзия разбилась, как только последняя в коридоре дверь смогла открыться и впустить странников в мрачный кабинет, где за столом сидел такой знакомый седой мужчина в чёрной рубашке, явившийся из воспоминаний Саши совсем недавно. Словно навсегда забытая вещица из комода, что случайно вывалилась на пол…        — Надо же, какие люди… — проговорил он, оглядывая пришедших с ног до головы. — Ещё и с пополнением прямо из Закулисья… Я сначала вообще не думал, что увижусь с вами повторно, а тут… такие дела.        Он показал на стулья, расставленные рядом со своим столом, и сказал:        — Присаживайтесь. Хотел бы услышать новую версию ваших приключений в Закулисье.        Его интонация была пропитана издевательством, однако бывшие странники всё же приняли приглашение хозяина кабинета и сели напротив него. Сотрудники, сопровождавшие их пятерых, отошли по углам, чтобы, в случае чего, остановить буйство вернувшихся, чьё путешествие по Закулисью обернулось психологическими травмами.        — Возможно, вы меня не помните, но для вас я всё ещё Прокофьев Степан Владимирович — руководитель отдела по работе с вернувшимися. Возможно, опрос по поводу Закулисья не входит в мои обязанности, однако с вами… случай особый. Я бы даже сказал… феноменальный.        На столе перед странниками оказался старенький диктофон, а Прокофьев вооружился блокнотом и ручкой. Тревога, что прожигала понапрасну запасы адреналина в крови и разгоняла сердце до нездорового ритма, стала ещё сильнее. Настолько, что по пальцам прошла мелкая, словно трижды перемолотый песок, дрожь.        — Кстати, как поживаешь, Андрей? — вдруг спросил Прокофьев, вернув взгляд с раскрытой страницы блокнота на бывших странников. — Тринадцать лет о тебе не слышал, не видел… Даже не думал, что встречу тебя в рядах вернувшихся… Любопытства не растерял, Зотов? Всё так же, как погляжу, лезешь туда, куда не следует? Преграды перед запретными знаниями стоять не должны?        — Ближе к делу можно? — прервал его Андрей.        — К делу, да… Это ты, пожалуй, прав. Кто старое помянет, тому глаз вон, да? — Прокофьев усмехнулся, но быстро вернулся к серьёзности, когда понял, что в кабинете смеётся только он. — Что ж, да… Начнём.        В короткой гробовой тишине щёлкнула кнопка диктофона.        — Прежде всего хотел бы спросить вас об одной вещи, которая очень важна для нашей корпорации… Встречали ли вы в Закулисье кого-то ещё, кто так же попал сюда из реальности? И помните ли вы их имена и фамилии? Быть может, вы знаете, что с ними случилось и собираются ли они возвращаться обратно в реальный мир?        В мысли прокралась пугающая истина и осознание того, что H-Tech намного лучше, когда пропавший становится мёртвым. За его перемещениями уже не надо следить, не нужно устраивать все эти допросы с пристрастием, не нужно беспокоиться… что информация о существовании Закулисья уйдёт в народ и начнёт распространяться по сарафанному радио. Откуда была эта мысль? Саша не знала и сама, однако чувствовала, что вопросы Прокофьева задаются не просто так. И не просто так она многого не помнит из прошлого путешествия по Закулисью…        — Я помню лишь имена двух странниц. Но не знаю об их намерениях. Одну, кажется, зовут Ирика, а другую… Айно. Помню только, что они обе сёстры. Ещё помню девушку с именем Юка Огава и… человека, у которого фамилия Мэй. Насчёт намерений их двоих я тоже ничего не знаю, — сказала Саша, сама того не осознавая, как облегчает работу организации, которая плевать хотела на человеческие жизни.        — Айно и Ирика, значит… — проговорил Прокофьев и сделал пометку в блокноте. — Надо будет отправить запрос финскому филиалу. Пускай следят за ними… Ну, а про Огаву и Мэя, кажется, я уже слышал от многих других вернувшихся. До сих пор живут и здравствуют, удивительно…        — Что ж вы так о провалившихся беспокоитесь? Неужели боитесь, что кого-то упустите? Почему же это? — с вызовом спросила Саша и чуть приблизилась к Прокофьеву. — Вы такая большая организация, а всё пытаетесь скрыть факт существования Закулисья… Неужели не будет лучше, если человечество узнает правду? Неужели не будет лучше, если каждый из нас подготовится к возможной встрече с другой реальностью?        Реакция на провокацию не заставила себя долго ждать, и на спокойном лице хозяина кабинета дрогнули морщинки. Он будто не ожидал, что его мысли и намерения так быстро раскусят. Хотя наверняка был готов к такому «разоблачению».        — Ты не могла не догадаться об этом, Ася… Однако почему же ты до сих пор думаешь, что H-Tech есть какое-то дело до жалости к каждому живому существу? И… разве тебе не кажется, что на Земле… стало слишком тесно?        — На Земле никогда не было тесно, уж поверьте, — вклинился Андрей.        — Ты имеешь право на это мнение, я не спорю. Однако цифры и подсчёты показывают иную картину. — Тут Прокофьев отложил в сторону ручку и блокнот и с пристальным взглядом на странников продолжил: — Человечество вырождается. Больные люди порождают больных людей, а они, в свою очередь, прожигают ценные ресурсы планеты без толку. Таким людям не стоит размножаться. Таким людям не стоит жить вообще. Закулисье в данном случае всего лишь инструмент регуляции численности человечества и естественного отбора. Ведь через его трудности сможет пройти лишь сильный человек. Слабых оно попросту отсеивает. Конечно, это свойство Закулисья было открыто по ошибке и не подразумевалось при запуске проекта «Эдем», но… согласитесь же — хорошее изобретение всевышнего, не так ли?        — Вы тварь. Мерзопакостная эгоистичная тварь, — вдруг бросила со злобой Рита. — Каждый человек имеет право на жизнь, которую ему даровал Бог. И вы, обычный смертный, не в праве судить, кто достоин её, а кто нет.        — Надо же, какие песни о морали пошли… — усмехнулся Прокофьев, чем вызывал у Риты ещё больший праведный гнев. — Только вот, когда речь заходит о общем счастье для человечества, о морали задумываться приходится в последнюю очередь. И Бог тут ничем не поможет. Он уже давно нас покинул, если ты до сих пор не поняла.        — А никто не просил этого общего счастья! — воскликнула Саша и вскочила с места. — Мы не просили, чтобы нас забрасывало в параллельную реальность! Мы не просили, чтобы нас преследовали и заставляли убивать сущность, которая хотела провести ещё один сраный естественный отбор для человечества! Не просили, но что в итоге, а? Может, сами бы попробовали поработать на «общее счастье», как это, судя по всему, делали мы?! Познали бы, каково это, когда тебе угрожают уродцы Закулисья наравне с людьми и тварью, которая может навсегда забрать твоё тело и убить твоими руками всех твоих близких?!        Позади послышались шаги двух человек, однако Прокофьев почему-то остановил их и даже остался спокойным в ответ на гнев Саши.        — Я вижу, вы не настроены говорить со мной спокойно. Вы не понимаете меня, я не понимаю вас. Хотя, может, и понимаю… Вы мыслите более популярными понятиями морали, этики и прочего. Но, поверьте, рано или поздно, вы измените своё мнение на этот счёт. Вы обязательно поймёте меня и политику нашей корпорации.        Только Саша захотела возразить, как Тим одёрнул её за рукав и привёл в более адекватное состояние, в котором эмоции чуть улеглись на дно сознания и позволили спокойствию вернуться. Всё же, даже несмотря на гнилостную сущность H-Tech, не стоило разбрасываться нехорошими словами. Тем более, последствия могли оказаться нежелательными.        — Я подожду, пока вы угомонитесь. Времени у нас полно, мы никуда не торопимся… Я же всё равно не отпущу вас, пока не получу того, что нужно.        — А вы настойчивы, — сказал Андрей с нескрываемым презрением. — И где такие только берутся… Вас, управленцев, на одном заводе штампуют?        — Если бы штамповали, в мире было бы намного меньше беспорядка, чем сейчас, — ответил Прокофьев.       — Только вот от таких управленцев, к несчастью, люди реже в Закулисье пропадать не станут. Хотя им это и нужно — проводить естественный отбор руками другого измерения, не так ли?        Прокофьев на миг дрогнул в мимике, словно попытался скрыть нашедшую эмоцию. Но Саша так и не поняла, была ли эта эмоция положительная или отрицательная. Что же он пытался упрятать — неожиданный приступ психопатического веселья или… сожаление?        — Были бы мы настолько всемогущими, как принято считать… — вздохнул он.       

***

       Плёнка воспоминаний была цельна, словно её не склеивали по кусочкам из-за амнезии после каждой смерти. Поведать пришлось всё от начала и до конца: от момента падения на Уровень 0 и до достижения порога Закулисья на Уровне 999. И в этот промежуток влезли и пробуждение способностей странников, и появление Дитя, и Судный день, и рождение Сони, и провалившееся тестирование Ворот… И это было лишь главным из того, через что пришлось пройти уже бывшим странникам на пути к Сцене. Но… к чему были эти подробности Прокофьеву?        — Значит, вы попали на Уровень 999 через предыдущий? Хм… на моей практике не было ни одного человека, который таким путём добирался до выхода. Быть может, за рубежом у наших коллег был подобный опыт, однако у нас… вы первые.        — Радость-то какая… — пробурчала Саша.        — Ваша история… она слишком странна для рассказа обычных странников, хотя в вашей истории есть логика и доля правдоподобности. Да и тот факт, что это ваше не первое падение в Закулисье… он тоже не прибавляет ясности общей картине.        Прокофьев перелистнул блокнот на предыдущую страницу и прищурился, пытаясь вникнуть в собственные слова. Но, судя по сохранявшемуся напряжению на его лице, выходило это тяжело.        — Почему же именно вы?.. Из Закулисья и так выбирается мало людей, а вы… так ещё и дважды. Я не понимаю… Избранность, не избранность, Дитя какое-то… почему именно вы четверо?        — Может, стоит задать вопрос самому Закулисью… почему именно мы? — спросил Тим. — Мы не ответственны за это.        — Давайте не будем уходить в бредни про жизнь неживого, души и прочее? Закулисье — всего-навсего параллельная реальность, изменённая копия нашей реальности. В нём действуют немного другие законы физики и природы, это абсолютно нормальное дело для параллельного мира. Там, где есть какая-то электромагнитная аномалия, нарушается граница между реальностями. Люди не в силах увидеть места, где граница разорвана, и поэтому закономерно проваливаются. Нет в этом всём никаких божественных умыслов.        — Я тоже раньше так думала, вы не поверите… — отрезала Саша и насмешливо добавила: — Прогуляйтесь до Закулисья, убедитесь в этом сами. Эта кроличья нора слишком глубока, чтобы так рассуждать.        — Обязательно сделаю это, как будет возможность. Но сейчас я хотел бы поговорить с вами… об одной очень неприятной вещи.        В напряжённой тишине тикали часы, что больше били по натянутым нервам, чем сбавляли градус серьёзности. Саша на подсознании догадывалась, о чём может пойти сейчас речь, и поэтому в тот момент ощущала, будто под ней горит стул. И даже пол.        — Мы не можем отпустить вас с тем, что вы знаете о Закулисье и можете разболтать информацию не только о нём, но и о нашей организации. В таком случае обычно проводится процедура принудительной амнезии, какой вы все уже подвергались однажды. Однако… в таком случае пришлось бы забирать у вас девочку. Да и концентрация вещества, которое нужно будет вкалывать, чтобы забыть всё, может очень сильно повлиять на мозг… Признаться честно… при всём своём желании порядка и сохранения конфиденциальности я хотел бы поступить по-другому.        — И… как же? — насторожилась Рита, сжав в руке край пелёнки, в которую была обёрнута Соня.        — Учитывая то, что наличие ребёнка у вас, как у семейной пары, объяснить вполне можно, одна из трудностей отпадает. Однако, даже если вы собираетесь молчать о произошедшем, всё ещё остаётся вероятность, что до вас доберётся какой-нибудь журналист или, не дай боже, любопытный полицейский. А то встретил я одного такого недавно, измучился весь… И в таком случае не остаётся ничего другого, кроме как бегать по городам и хранить молчание. Или же придумывать правдоподобную ложь о своей пропаже. Но можем так же предложить вам процедуру принудительной амнезии, если считаете, что не справитесь с поддержанием лжи. Выбор за вами.        — А… почему вы не давали нам этого выбора тогда? — спросила Саша. — Что изменилось в вашей политике?        Будто в дополнение к разговору моргнула настольная лампа. Прокофьев встал со стула и вышел прямо к бывшим странникам. Он не боялся их. Теперь не боялся. И они не боялись его. Он слишком труслив, чтобы представлять настоящую угрозу. Уж Саша это знала…        — Прежде всего, мне жалко разлучать детей с родителями. Это бесчеловечно.        — Бесчеловечно? — усмехнулась Саша. — То есть, сейчас вы решили вспомнить про мораль?        — А для меня это не главное, это скорее вторичная причина. Для меня важнее то… насколько хорошо вы знаете Закулисье и насколько ваш опыт уникален в рамках истории возвращений провалившихся.        Конечно… и почему Саша вообще надеялась, что этому придурку с завышенным самомнением есть дело до морали? Выгода дороже чистой совести — великая аксиома капиталистического мира.        — Мы можем договориться на условиях, что вы не скажете ни слова о существовании Закулисья и не признаетесь в причинах вашего исчезновения, а мы согласимся помочь вам вернуться к нормальной жизни и не стирать память. Мне кажется, это вполне справедливый обмен после всего, что вы нам рассказали. Будет очень глупо, если вы откажетесь…        Странники переглянулись. Казалось, никто не должен был сомневаться в том, какое решение придётся принять, однако никто не решался принять предложение Прокофьева первым.        — Я всё не могу понять, в чём же подвох этого договора… — сказал Андрей. — Вы бы точно так просто не согласились отпустить нас.        — Ты прав. Можно сказать, что я сам себе рою могилу, однако… я-то знаю, как в перспективе может быть полезно сотрудничество с вами по вопросам жизни людей в Закулисье. А сотрудничать лучше с людьми, которые об этом мире что-то помнят. Никак иначе…        — Получается, есть вероятность, что мы ещё раз здесь окажемся?        — Совсем не обязательно. — Прокофьев взял со спинки стула пиджак и накинул себе на плечи. — Если у нас будут какие-то вопросы, мы найдём способ связаться с вами. Но, скорее всего, больше мы с вами уже не увидимся. Ну, при условии, что никто из вас не проговорится насчёт Закулисья. Вы никому не должны рассказывать о нём, запомнили? Даже своим родным или вашей дочери, когда она подрастёт. Эту тайну должны хранить только вы четверо. И больше никто. Если вы нарушите это обещание, нам придётся расторгнуть нашу договорённость, и тогда… вы прекрасно понимаете, что с вами случится. Поэтому я рассчитываю на вас и ваше благоразумие.       

***

       Договор был подписан относительно быстро, и так же относительно быстро бывшие странники смогли восстановить паспорта и некоторые другие документы. Потом их тщательно обыскали сотрудники H-Tech: заставили вывернуть карманы и вытряхнуть из рюкзаков все вещи. Они забрали почти всё, что было принесено из Закулисья. Однако кое-что Саша всё же смогла приберечь — новогоднюю фотографию с Уровня 11.        Уже к полудню тёмно-синяя корпоративная машина привезла их к одному из парков на северо-западе Москвы. Несмотря на то, что рабочий день был в самом разгаре, вокруг стояла относительная тишина. Особенно ближе к центру парка, где единственными живыми существами, сопровождающими бывших странников, были насекомые и птицы. Больше всего было голубей: они бегали вдоль дорожек и постоянно что-то клевали возле лавочек и урн. Свободные и неразумные… Хотя, наверное, поэтому и считаются свободными, раз не обладают ни разумом, ни самосознанием.        — Всё закончилось… В который раз мы уже об этом думаем? — усмехнулся Андрей, сидя на скамейке и смотря на столпотворение голубей под ногами. — Видимо, всё по-настоящему закончится только тогда, когда надо будет ложиться в гроб…        — Зато начинается новое, — сказала Рита и легонько улыбнулась. — И мне кажется, что это новое только к лучшему.        — Особенно беготня по МФЦ и прочим конторам, чтобы восстановить документы…        — Аскеров, твою ж… — уж было начала Саша.        — Андропова, мою ж! — передразнил её Тим.        — Так, семейка Аддамс, давайте потише, — притормозил разборку Андрей. — А то опять заставлю вас Соню успокаивать.        — Не нас, а исключительно меня! — возмутился Тим.        — Занятие найдётся для всех, не переживай. Про социальную справедливость никто не забыл.        — Ну спасибо…        — Всегда пожалуйста, — Андрей откинулся на спинку скамьи с таким лицом, будто он выполнил очень важное дело и уже не собирался что-либо делать.        Вдали провыла сирена скорой помощи, а от поднявшегося из низин ветра бережно и робко зашелестела молодая листва. Подумать только — они вчетвером оказались в Закулисье ещё в конце апреля, а сейчас на дворе середина июня: во всю цветут сирень и пионы, голову и мокрую дорожку приветливо припекает солнце, а птицы высоко парят на фоне пуха облаков. И всё это настоящее. Не искусная имитация жизни, не декорация для антуража… Это Сцена. Это её творения, её дети. Они там, где и должны быть. Так же, как и бывшие странники…        Волнующие мысли о будущем были похожи на фоновый шум, однако пока что они были слишком тихими для того, чтобы как-то беспокоить Сашу. Возможно, у неё уже просто не было сил, чтобы волноваться. А возможно, ей вновь захотелось искренне поверить во что-то. Например, в то, что они все заслужили покоя после пережитого. Покоя здесь, в родном измерении и рядом с такими же родными людьми. Казалось бы, это обычное желание человека, но… почему же порой оно может быть таким трудновыполнимым?        Странники молчали, глядя на плывущие над парком громады облаков. И осознавали, как же много они пропустили, пока отсутствовали, хотя с их пропажи прошёл всего один реальный месяц. Однако в таком стремительно меняющемся, турбулентном мире это время могло изменить всё. И с этими изменениями придётся мириться и разбираться. Но… не сейчас. Не в этот солнечный июньский день, когда надо вновь настроиться на волну Сцены, прежде чем что-либо на ней менять…       

***

       — Ну как ты? Рассказывай давай — сдала свою физику?        — А ты как думаешь? У меня было всего два дня на подготовку и ноль посещений в этом семестре. Меня ещё на первом вопросе развернули на пересдачу.        — Жёстко…        — Да ладно тебе, я другого и не ожидала. Зато Рита… блин, она могла спокойно уйти в академ и сидеть с Сонькой, так нет же — пришла на все экзамены и ни один не завалила. И только после этого она решила, что, наверное, лучше сменить приоритеты.        — Иначе и быть не могло…        В Сокольниках как обычно гуляло много народу. И особенно много маленьких детей, которые то и дело норовили задавить на самокате или на велосипеде. Хотя им такое было простительно, в отличие от взрослых. К превеликому счастью, чем дальше Тим и Саша уходили в глубь парка, тем меньше встречалось раздражающих прохожих, велосипедистов и самокатчиков. И в этом спокойствии более заметными становились птицы и белки, порой перебегающие пешеходные дорожки. Обычные жители парка, но… такие родные для глаз, которые отвыкли наблюдать за невинными существами и приучились за год слать лишь сигналы опасности в мозг.        — А ты как?        — Кое как, как же ещё? Мне там такой цирк с конями и акробатами устроили вокруг сессии… Я даже пожалел, что пошёл учиться на спасателя. Может… и не моё дело вовсе.        С момента возвращения на Сцену прошло две недели. Как бы ни старалась Саша, но пока что возвращение в привычную жизнь проходило с трудом. И дело было не только в постоянной суете по восстановлению документов, учёбе и прочего. Дело было и… в людях. Саше приходилось лгать про очередную потерю памяти, когда у неё спрашивали про причину пропажи, приходилось объяснять некоторые шрамы из Закулисья обычными бытовыми травмами… Но знакомые и близкие всё же понимали её и принимали эту ложь. Точнее, забывали про её нескладность и просто радовались тому, что Саша больше не числится пропавшей без вести. Особенно этому радовалась мама и все остальные родственники. Хотя порой совесть всё же мучила… Но вместе с ней было кое-что ещё. Что-то, в чём пока было страшно признаться…        — Родители что-нибудь говорили? Ругались?        — Как ни странно, но даже отец не ругался, что я еле сдал экзамены. Махнули рукой, сказали, мол: «Главное, что ты в порядке», — сказал Тим и на миг опустил глаза. — Странно, что они так легко поверили мне…        — А почему они должны были не поверить?        — Я плохо умею лгать, Саш. Особенно когда нужно говорить с родителями о серьёзных вещах…        О серьёзных вещах… А если эта вещь не связана с Закулисьем, считается ли она серьёзной? Боже, да к чему был этот вопрос?! Почему вопрос, касающийся обозримого будущего, может считаться несерьёзным?! И почему Саша увиливает от того, чтобы поднять его?        — Возьму на заметку, — невозмутимо ответила та.        — Будешь допрашивать меня через родителей?        — Только если вычислю их номера телефонов или познакомлюсь с ними лично.        — Так-так-так! Это что ещё за намёки такие пошли?        Подсознательное по Фрейду решило так вовремя проявить себя, заставив Сашу ляпнуть ерунду про родителей Тима. Видимо, размышления о том, как они отреагируют на её возможное появление в их доме, ненарочно просочились в слова. И теперь точно нужно было говорить правду. Это слишком подходящий момент, чтобы не воспользоваться им.        — Тим, я… Не знаю, какая это новость — хорошая или плохая — но…        Было тяжело собраться с силами, которые буквально придавило к нутру неопределённостью и страхом того, что будет, когда наконец придётся сознаться… А пристальный, внимающий взгляд Тима лишь усиливал эту тяжесть. Саше словно пришлось вернуться в то состояние, в котором она когда-то находилась на площадке между третьим и четвёртым этажом одной из сотен тысяч многоэтажек Уровня 11. Но так же, как и тогда… она пересилила себя.        — Я беременна.        Душа упала в пятки камнем. Правая рука схватилась за левый локоть, будто в попытке удержать грудную клетку, откуда отчаянно вырывалось сердце. Хотелось зажмурить глаза и по-детски поверить, что так тебя никто и никогда не найдёт. Но Саша осознавала, что теперь прятаться нельзя и бессмысленно. И нужно просто принять то, что сейчас придётся решать свою судьбу.        — Подожди… что?        Тим колебался между неверием и желанием как обычно отшутиться, но нервная улыбка быстро пропала с его лица.        — Это правда? — спросил он, будто хотел убедиться, что правильно всё услышал. — Почему ты… почему ты не сказала мне раньше?        — Я узнала об этом только вчера вечером. У меня… была задержка, и я решила сделать тест. И… вот.        — Но ты же могла написать мне сразу…        — Господи, да какая теперь разница?!        Срываться в тот момент было неуместным поступком, за который совесть уколола стыдом.        — Прости. Ты не виноват. Просто… я вообще не знаю, что теперь делать! Как только мы покинули Закулисье, я думала, что наконец спокойно вздохну и смогу заново наладить жизнь. А тут… — Саша вздохнула, ведь больше не находила слов, чтобы выразить наболевшее. Ей казалось, что она вот-вот разрыдается. — Нужно разбираться ещё и с этим…        — Ты не обязана решать всё одной, Саш. Это… наша общая ответственность. Значит, и решение принимать мы будем оба… Хорошо?        Осторожное, заботливое прикосновение к плечу заставило тревогу утихнуть на несколько мгновений. Оно дало Саше веру, что, возможно… всё обернётся к лучшему. Хотя знать бы, что это за «лучшее», которое подразумевает жизнь…        — Х-хорошо.        — Вот и славно, — сказал Тим с улыбкой. — А теперь успокойся и выдохни. Лучше мы обсудим всё не на эмоциях, чем потом пожалеем о сказанном.        Пусть Саша понимала, что не сможет до конца смириться с бурей на душе, но всё же неуверенно кивнула ему в ответ. Как она может оставаться уравновешенной, когда столько противоречивых мыслей устроили в голове битву на выживание?        «Мы ведь… такие молодые. Зачем нам ребёнок? Но с другой стороны… чёрт, это же глупо! Это необдуманно!.. Да господи, почему я опять стремлюсь всё свести к рациональным доводам, когда иногда лучше просто, сука, отключить мозг и прислушаться к чему-то ещё?!»        — Я должен был думать о последствиях. Но думать не в смысле, что всё обойдётся, а что… я в итоге могу стать отцом в двадцать два года… Хм, даже раньше, чем мои родители…        — Поздно ты спохватился… — с грустью усмехнулась Саша. — Хотя и я не подумала о последствиях. Пошла на поводу у эмоций, позволила тебе продолжать, когда ты хотел остановиться… И тоже думала, что всё обойдётся. Какие же мы с тобой оба… легкомысленные. Стоим друг друга по глупым поступкам.        — Это уж точно…        Неловкое, виноватое молчание налетело вместе с лёгким порывом ветра. С пустой, одинокой дорожки смело похрустывающие прошлогодние листья, а за стеной из деревьев послышался растворённый в воздухе автомобильный гудок. Словно окружающий мир решил сам заполнить пустоту пауз в разговоре.        — Что думаешь сама? Ты… хотела бы оставить ребёнка?        — Знала бы я сама, чего хочу… — вздохнула Саша. — Куда мы с тобой денемся, если всё же его оставим? Ни у тебя, ни у меня нет ни образования, ни жилья. Ты представляешь, насколько трудно воспитывать ребёнка в нищете, когда ты не можешь дать ему того, в чём он нуждается? Он же… всю жизнь будет нас проклинать за безответственность! Но с другой стороны… как бы это глупо ни звучало, но я хочу… чтобы у нас была семья. Пусть даже и сейчас, в это идиотское время, когда всё меняется по щелчку пальцев и ничего… нет ничего стабильного.        Внутри всё будто дрожало, покрываясь трещинами. Казалось, что это душевное стихийное бедствие скоро выплеснется наружу и превратит ещё пока спокойный разговор в ссору или что-то похуже.        — Я такая идиотка… Зайки-лужайки… Вся эта ерунда запудрила мне мозги, я даже на разумные доводы перестала вестись! Я запуталась в себе и не знаю, чего на самом деле хочу! То я бегу из Слюдянки, чтобы получить образование и не превратиться к двадцати в мамочку двух ангелочков, то… хочу просто увидеть себя однажды в… — В этот момент плотина самообладания треснула, а сквозь её пробоины проступили слёзы. — Я просто хочу однажды назвать тебя своим мужем. И чтобы мы вместе выплачивали сорок лет эту чёртову ипотеку. И чтобы мы вместе думали, в какую школу пойдут наши дети и… И чтобы потом, когда они будут спрашивать нас о том, как мы с тобой познакомились, неловко молчать и думать над убедительной историей нашего знакомства… Господи, почему я такая сентиментальная?!        — Не ругай себя, Саш, прошу… Ты просто высказываешь свои мысли и пытаешься найти верное решение. И, знаешь, я считаю, что твоя сентиментальность… может быть чем-то, чего ты и в самом деле хотела, но постоянно отказывалась от этого.        — Я никогда не хотела детей, понимаешь? Я думала, что свою жизнь лучше потрачу на себя, чем на кого-то. Но почему-то, когда появился ты… всё резко поменялось. И… боже, теперь я добровольно хочу прервать молодость и сидеть с ребёнком! Хотя я понимаю, что буду об этом жалеть…        — Но… ты ведь не будешь жалеть об этом одна, верно?        Комок горечи встал поперёк горла и всё не хотел исчезать, заставляя держаться из последних сил, чтобы не сорваться в рыдание.        — И ты туда же… Хотя гормоны вроде только у меня шалят… А я-то думала, у тебя ещё осталось немного адекватности.        — Любой адекватный парень не станет отказываться от ответственности за беременность своей девушки. Да и… не думаю, что даже спустя несколько лет отношений мы будем уверены в том, что готовы. Такие вещи иногда случаются… и нужно просто принять их и как-то жить с ними дальше. Если, конечно, мы действительно хотим оборвать нашу юность прямо здесь и сейчас…        — А ты… хочешь этого? Ты вообще понимаешь, на что придётся пойти?        — Я всё прекрасно понимаю, Саш. Поэтому я и согласен оставить ребёнка. Но… согласна ли ты? Твой голос тут решающий, я не стану переубеждать тебя.        Надолго сдержать себя не удалось. Рыдание всё же пустило ростки из комка горечи, заставив вздрогнуть от накатившей слабости и глупо разреветься. Разреветься и, вместе с тем, прозреть и ясно услышать голос сердца, а не разума…        — Бедолага ты моя… — проговорил Тим и осторожно приобнял Сашу. — Ну зачем ты так с собой? Всё будет хорошо. Всё обязательно будет хорошо…        Она лишь уткнулась ему в плечо, так ничего и не ответив. Да и нечего было: вместе со слезами из головы вымыло все умные слова, которые хотелось сказать и раз и навсегда всё решить. Но Саша знала, что Тим и так поймёт её. Он просто не мог не понять.        — Боже, какой кошмар… Я буду отвратительной матерью…        — Ты будешь замечательной мамой. В конце концов, одного дитя ты уже выдержала и, может, даже воспитала перед смертью. По сравнению с ним обычный ребёнок — фигня полная. Тем более… я буду рядом. Устроюсь на работу, может, квартиру подыщу какую-нибудь. Ну, на крайняк попрошу помощи у родителей с жильём. Хотя… перед этим придётся познакомить их с тобой и обрадовать тем, что они станут бабушкой и дедушкой.        — Думаешь, они будут рады? — Саша слабо улыбнулась.        — Сначала поругаются, конечно… Отец, может, захочет меня убить, но потом обязательно простит и даже рад будет. Мне кажется, вы споётесь. Да и мама против тебя не будет. Я уже познакомил их с тобой заочно.        — Подожди — ты когда успел? И почему ты ничего не сказал?        — Иронично, но я рассказал им про тебя только вчера вечером.        — Серьёзно?        — Серьёзно. А ещё я сказал им, что через неделю приеду в Питер вместе с тобой.        — Ч-что? Блять, Аскеров, ты что — издеваешься?!        — Я знал, что удивлю тебя.       

***

       На табло над дверьми высветилось название станции прибытия. Наконец-то «Комсомольская». Осталось только поднять с пола тяжеленную сумку и вынести её из вагона на платформу. Времени до отправления поезда не так много, всего сорок минут. И за это время нужно добежать до вокзала через подземный переход. И не только добежать, но и найти нужную платформу.        — А я ведь говорила, что нужно приезжать за час до отправления!        — Да ладно тебе, я и за пятнадцать минут добежать успевал.        — Ты, если захочешь, и в уходящий поезд запрыгнуть сможешь!        — Но уж точно не на «Сапсан»!        Было уже наплевать на отдышку и усталость от подъёма по лестницам и жары за пределами метро. Было наплевать даже на тяжесть сумки. В голове была только одна мысль — успеть на поезд, билет на который обошёлся в копеечку. Хорошо, что Саша додумалась не брать с собой всё нажитое за три года общажное имущество. Если надо, она попросит соседку по комнате отправить нужное по почте. Ну, или оставит на пользование будущим первокурсникам, которые будут заселяться уже этим сентябрём. Да и вообще… какая разница, что случится с одной жалкой кастрюлькой и подушкой, когда впереди ждёт знакомство с родителями Тима?        Мимо пронеслись толпы людей, коридоры переходов и витрины магазинов и кафе. Остановиться пришлось лишь на входном пункте досмотра и возле информационного табло, на котором высвечивалось время отбытия и прибытия поездов. Ну, и номер платформы. До отправления оставалось уже около двадцати минут, поэтому поторопиться было очень хорошей идеей. Особенно с учётом того, что Саше и Тиму пришлось простоять в очереди для того, чтобы просто показать документы и сесть в поезд. Всё же, несмотря на все препятствия в виде странного расписания метро сегодня и путаницы с местом встречи, они успели.        — В следующий раз указывай, к какому входу подходить, — сказал Тим, пока закидывал сумки на полку. — А то там этих входов несколько штук, и все с разных сторон.        — В следующий раз я не поленюсь заехать за тобой и лучше раскошелюсь на такси, чем буду ждать этот поезд на «Новослободской», — проворчала Саша в ответ. — Я не удивлюсь, если его задержали из-за какого-нибудь придурка, который оставил в вагоне сумку…        — Ладно, давай просто забудем и спокойно выдохнем. Не будешь же ты четыре часа ругаться на метрополитен, Собянина и прочих?        — Я просто устала. А тут ещё и вспотела, и кондей включили на полную… Мерзость.        — Да-а… а ведь это только начало…        — Чем-то недоволен?        — Нет. Просто пытаюсь приучить себя к мысли, что нам придётся друг друга терпеть, возможно, всю оставшуюся жизнь.        — Вот как ты загнул… А ведь раньше сам говорил, что ничего не вечно, бла-бла-бла…        — Тогда я побоялся давать тебе ложную надежду. — Тим наконец закончил с сумками и сел рядом. — Сама понимаешь — в Закулисье много опасностей. Если бы мы там остались или начали странствовать на постоянной основе, возможно, мы бы не дожили и до тридцати. Но… зато, если бы нам повезло, мы бы умерли в один день. Пусть и без приписки «жили они долго и счастливо»…        — Ха, юморист…        Постепенно пассажиры разошлись по местам и чуть поутихли, и вскоре поезд сдвинулся с места. Сначала медленно, но затем он набрал разгон. И если возле вокзала он ехал ещё со знакомым темпом, то дальше он буквально пролетал мимо встречных поездов и спальных районов Москвы. Хотя не так уж и быстро, как думала Саша перед поездкой. Однако голова у неё была забита не только мыслями о поездке, но и воспоминаниями и переживаниями по поводу будущего…        Лето близилось к середине, а с момента возвращения из Закулисья прошло уже около трёх недель. И в пределах этого времени пришлось отказаться от многого привычного: от учёбы, от которой трём странникам-студентам пришлось сбежать в академический отпуск, от работы, где уже не хотелось светить лицом… Как рассказывал Андрей накануне отъезда, он скрепя сердце подписывал заявление об увольнении из университета, ставшего ему за столькие годы вторым домом. Но… взамен старого всегда приходит новое, верно? Другой университет, другая работа, другие люди…        Саше было жаль оставлять прежнюю жизнь лишь из-за двух людей — из-за матери, которая была шокирована новостью о беременности, и Полины. Как же она будет одна на скучных парах? А как же встречи на общей этажной кухне вечером в общежитии? Видимо, всему этому придётся остаться далёкими, но приятными воспоминаниями. Хотя были и положительные моменты: мама хорошо отреагировала на Тима и даже доверила ему Сашу, а Полина… начала встречаться с парнем. Конечно, Саша знала о нём лишь то, что его зовут Лёша и он работает в полиции, однако и это не помешало ей пожелать Полине счастья и искренне порадоваться за неё.        Но ещё большим поводом для радости была новость от Риты, что они с Андреем наконец расписались, чтобы жить вместе и растить Соню. В тот момент, когда Саша узнала об этом, она с облегчением поняла, что всё наконец встало на свои места и принялось восстанавливаться. Ну, почти всё…        Интернет не ловил по пути, поэтому Саша то смотрела в окно на меняющийся пейзаж, то безуспешно пыталась вздремнуть. Ну, и ещё иногда перекидывалась с Тимом парой слов. Но чаще всего она возвращалась к мысли, что через несколько часов встретится с его роднёй и будет проходить от них испытание на прочность. И это в лучшем случае. В худшем ей выскажут своё «фи». И с этим уже ничего не поделаешь. Ведь трудно понравиться родителям парня, когда ты не слишком подходишь под представления общества о женщинах.        — Ты какая-то больно нервная сегодня… Что-то случилось или это обычное дело в поездках?        Тим, напротив, был относительно спокоен. Его будто не колыхала перспектива неудачного знакомства Саши и его родителей. Или же он продолжал поддерживать оптимизм…        — Твои родители точно не будут против меня? Вдруг я им не понравлюсь? А может… может, они вообще не захотят, чтобы мы были вместе и… — Саша вздохнула и откинулась головой на спинку кресла. — Мне просто… страшно, что нас снова что-то разлучит, и мы… уже никогда не встретимся.        — Если бы ты знала, что история нашей семьи построена на ультиматуме с общим ребёнком… ты бы не так сильно переживала, — сказал Тим и усмехнулся. — Мама с папой знают, каково это, когда твои же родные против твоего возлюбленного… Не думаю, что они хотели бы для нас того же самого. Особенно мама… Она столько слёз пролила по этому поводу, столько ругалась с моим покойным дедушкой и бабушкой со стороны папы… Но по итогу забеременела и поставила условие, что выйдет замуж только за папу и ни за что не пойдёт на аборт. И всем пришлось согласиться. И никто не пожалел. По крайней мере, недовольных за двадцать с лишним лет не нашлось.        На лице невольно промелькнула слабая, грустная улыбка, что быстро опустилась под тяжестью тревоги, что никак не могла пройти. Хотелось закрыться в себе, чтобы ни единая мысль о предстоящем не пробралась в голову, однако Саша уже не могла позволить себе прятаться от проблем.        — Даже если и будет кто-то против, мне всё равно. В конце концов, я имею полное право выбирать человека, с которым хочу строить жизнь дальше. Если и есть несогласные с моим выбором, то пускай остаются несогласными.        — А как же мы тогда будем одни, если все откажутся от нас? Вдвоём в большом городе довольно трудно выжить…        — Как-нибудь справимся. Мы что-нибудь обязательно придумаем…        Ещё закулисный год назад Саша думала, что должна справляться со всем сама, то теперь… она поняла, что иногда некоторые вещи лучше перетерпеть вместе с кем-то, чтобы потом вспоминать прежние времена не в гордом и тоскливом одиночестве, а с улыбкой в компании родного человека.        — Ты всегда живёшь импровизацией?        — А по-другому к этому миру никак не подстроишься, сама понимаешь. Конечно, у меня в голове есть примерный план жизни в виде окончания учёбы, выхода на работу, создания семьи и так далее… но эти пункты порой скачут со строки на строку и создают весьма интересный порядок. А с интересными порядками получаются не менее интересные истории. И их… хочется проживать.        — Может, ты прав…        Тревога понемногу отступила. Хотя её небольшие крупицы всё ещё сидели где-то на дне сердца и бегали по сосудам. Но уже не так ожесточённо, как раньше…        — Мне и вправду… повезло с тобой, — сказала Саша, положив голову на плечо Тима. — Всё же падение в Закулисье не было проклятием…        — А ведь когда-то мы считали иначе.        — Тогда и мы были другими…        — А сейчас мы вдвоём едем в Питер и ждём ребёнка… Хотя какое-то время назад я не верил в то, что мы сможем вернуться на Сцену. Даже смирился с этим и начал находить плюсы в Закулисье.        Небо за окном превращалось в грязное серо-сизое полотно — скоро должен был начаться дождь. И тут было непонятно, от чего именно: от того, что несколько дней подряд на улице стояла страшная жара, или от того, что Ленобласть служит магнитом для плохой погоды. Однако именно в такие моменты перед обрушением дождя хотелось кутаться в тёплые вещи и никуда не выходить. Тем более из поезда на конечной станции…        — Знаешь, я тут подумал… а какая вообще разница? Закулисье, Сцена… Нам ведь было хорошо и там, и тут. Дело ведь и в самом деле не в месте, а в… я даже не знаю, в чём именно. Наверное, в людях, окружающих тебя. Вы втроём-вчетвером стали для меня второй семьёй, вторым домом… И пусть этот наш дом пока распался на два, я хочу продолжать строить его вместе с тобой и с… — Тим улыбнулся. — Я захотел дать имя нашему ребёнку и даже чуть не назвал его. Глупо, наверное, об этом думать сейчас.        — А… как ты хотел его назвать? — заинтересовалась Саша.        Тим чуть призадумался, но быстро ответил:        — Если девочка, то Алиса. Если мальчик, то Марк. Но я почему-то склоняюсь к тому, что у нас будет девочка.        — Алиса Тимуровна… Какое интересное сочетание выходит…        — А то! Это ж такой колорит, о котором Питер мог только мечтать! Будет наша дочка с интересными корнями. С одной стороны — родственники в Баку, а с другой — бабушка наполовину кореянка, оставшаяся в Слюдянке.        — Ну и ну… — проговорила Саша, улыбнувшись.        — Ну правда же!        — Правда-правда, я нисколько с тобой не спорю…        На пару мгновений они притихли, но не отвели друг от друга взгляда. Кажется, они всё ещё хотели что-то друг другу сказать, однако Саша всё не могла понять, что именно…        — Рано или поздно, но я… всё же должен спросить тебя. Не знаю, возможно, сейчас этот вопрос задавать бессмысленно, но… ты выйдешь за меня, Саш?        Быть может, где-то на подсознании она ожидала этого вопроса, однако даже так он поставил её в ступор и заставил забыть родную речь. То ли от той же неожиданности, то ли от того, что сейчас потребуется сделать выбор, то ли от… радости?        — Я знаю, что в наше время штамп в паспорте почти ничего не значит и всё такое, но… Мне нужно быть уверенным, что ты всё ещё хочешь, как говорила в Закулисье… встретить со мной старость.        Но Саша уже знала, что выберет. Она уже давно сделала этот выбор. Ещё до выхода из Закулисья. Ещё до победы над Дитя. Ещё на Уровне 52, когда они, вопреки всему, не отказались друг от друга…        — Да. Чёрт возьми, да. Я согласна.        Глупая улыбка всё не могла сойти с лица, но Саша не стремилась спрятать её, как делала это раньше. Сейчас, когда они с Тимом прошли через столько трудностей и неприятностей, в этом уже попросту не было смысла.        — Теперь уж точно можно начинать новую жизнь…        Позади осталась Москва, Закулисье и неприятные мгновения прошлого. А впереди — Питер, новые люди и не менее новые трудности. Но и их они обязательно преодолеют. Вместе. Рука об руку и плечом к плечу. Как это было полтора года назад по меркам Сцены. Как это было закулисный год назад. И так будет и сейчас.        Они заслужили право быть счастливыми. Они заслужили этого как никто другой. И уже никакая судьба не посмеет отнять это право. А если попытается, то встретит сопротивление. С неё пока хватит этих испытаний. Как и с них двоих…        Жизнь не без борьбы, Саша поняла это уже довольно давно. Но после каждой борьбы есть затишье. Затишье, в которое ты можешь осознать, как много успел сделать своими усилиями и что ты оставил в прошлом бою уже навсегда. В такой момент ты можешь жалеть о проигранном, благодарить себя и близких, строить планы и тактики следующего боя, бояться поражения… И иногда все эти действия происходят одновременно, выматывая душу, которой хочется подписать с жизнью перемирие. Но потом она понимает, что может потерять в этом мирном договоре, хватается покрепче за щит и терпеливо выжидает нападения. Или же берёт в руки меч и нападает сама, устанавливая свои правила боя. Всё зависит лишь от того, чего ты хочешь получить по итогу этой схватки — очередную передышку или завоевание…        «Я буду счастлива. Мы обязательно будем счастливы. Даже если кто-то будет против этого. Пусть идут к чёрту, если захотят нас разлучить. У них ничего не получится.        Всем назло. Всему вопреки. Я знаю, что мы заслужили спокойствия. И у нас оно будет. Обязательно будет…»        — Люблю тебя, солнце.        — И я тебя. Даже больше.       

***

       — «Конец»? Как-то коротковато, не находишь? А как же описать наше знакомство с твоими родителями? А как же описать Бьянку, которая ко мне на колени села и отказалась уходить?        — Ну знаешь, Саш, это уже получается автобиография, а не технофэнтези с элементами хоррора и прочего…        — Но почему-то всю лирику ты умудрился описать слишком подробно. Надеюсь, ты не будешь посылать этот черновик с подписью «Основано на реальных событиях».        — Я что — совсем крышей поехал, по-твоему? Я буду максимально открещиваться от подобных заявлений. Не хватало ещё потом с H-Tech объясняться…        — Раз уж так, тогда измени внешность главным героям.        — Прям всем? Тут ведь работы ещё на полгода!        — Это просто совет, ты не обязан меня слушать. Я ж не редактор, а всего-навсего электрик…        Кипящий на фоне чайник щёлкнул кнопкой и принялся затихать. Пора было заваривать чай, поэтому Саша вскочила с табуретки и взяла с верхней полки над плитой нужную коробку, что сразу приятно зашуршала.        — Обычно, когда ты говоришь, что что-то необязательно, это всегда превращается в обязательное. Так что, судя по всему, я обязан ещё раз отредачить рукопись.        — Да. — Саша победно улыбнулась.        — Знал бы я, что женюсь на абъюзерше… всё равно б женился. А то что бы я без тебя делал, без такого деятеля культуры и электротехники…        — Не забывай, что у тебя через полтора часа работа, юморист. Давай допивай кофе и собирайся. Репортаж о фестивале на набережной Мойки ждёт.        Тим вздохнул, закрыл крышку ноутбука, и вновь вернулся к попыткам окончательно проснуться после бессонной писательской ночи, и подготовиться к долгому журналистскому дню. Но пока что совиный режим звал его обратно в кровать. Саша уже даже и не знала, что ей делать с этим. Да, она была рада, что у Тима есть увлечение, только вот от этого увлечения страдал его сон и счета за электроэнергию. Радовало только одно — скоро можно будет уйти в отпуск и забыть о работе на пару недель. И уехать куда-нибудь либо в Слюдянку к родным, либо в Москву повидаться с Андреем и Ритой. Если, конечно, они не будут заняты дипломниками и занятиями с отстающими студентами…        Мечты об отпуске и сне без будильника чуть пошатнули звуки из прихожей. Настолько тихие и крадущиеся, что Саша сразу поняла — кто-то в этой семье очень сильно накосячил.        — Ты опять опаздываешь, Марк? — окликнула она сына. — Ну сколько можно… Третий раз за неделю! Неужели так трудно эти пару дней нормально доучиться, чтобы мне потом твои учителя не названивали?        — Я только первый урок пропускаю! Он мне вообще не пригодится! — послышался из коридора ломающийся подростковый голос.        — Когда нужно будет взять нормальную ипотеку, посмотришь, что там тебе не пригодится!        — А я, может, не буду никакую ипотеку брать. Только мучиться до конца жизни…        Пришлось на время покинуть кухонный пост и подойти в прихожую, чтобы провести воспитательную акцию для бунтующего Марка.        — Эх и балбес… — вздохнула Саша. — Весь в отца.        — К-хм, я всё слышал! — послышалось уже с кухни.        — Да не балбес я… — обиженно буркнул Марк.        — Не балбес, ладно. Но порой ты удивляешь меня своим поведением.        В ответ Марк закатил глаза и скрестил руки на груди — типичная его реакция на нравоучения. С подростками и вправду трудно сладить, особенно с такими своенравными, как он. И Саша начала это понимать только недавно. И начала сочувствовать своим родителям, которым в прошлом пришлось так же тяжело, как ей сейчас приходится с собственным сыном. А ведь раньше был ангелом… Теперь же это полноценный сатана с ворохом чертей за спиной. Хотя радовало то, что Марк перенаправил большую часть своей буйной юношеской энергии на театральную студию, а не на хождение по чужим квартирам. Но… кто знает — какие секреты скрывают эти хитрые чёрные глаза?        — Я ж как лучше хочу, Маркуш.        — А откуда тебе знать, что для меня лучше?        — Потому что лучше нормально отучиться, чем потом верить в чипирование и за каждым вопросом лезть в интернет.        — Убедительный аргумент, нечего сказать…        — Поверь, я тоже раньше не любила ходить на учёбу, особенно в университете. Но, так или иначе, некоторые знания и умения в жизни пригождаются.        — Ты ведь сама отчислилась из универа, мам. Разве нет?        Четырнадцать лет материнства научили Сашу быть более сдержанной и терпеливой, особенно к детям. Но иногда ей всё же хотелось выйти на балкон и хорошенько проораться. Как и сейчас, когда нужно было завершить этот разговор ни о чём и отправить Марка в школу.        — Ну послушай маму в коем-то веке. — Тим неожиданно материализовался за спиной. — Осталось всего несколько дней до конца учёбы, а потом будешь свободен. В Москву, может, поедем скоро. С Сонькой повидаешься…        Запрещённый приём. Но, вместе с тем, очень действенный. Ведь стоило рядом с Марком начать говорить о Соне, как у него тут же появлялись тысяча и один повод уйти либо в другую комнату, либо на улицу. И дело было не в плохих отношениях между ними двоими. Скорее наоборот…        — Так, я пойду, — сказал Марк тут же и взялся за лямку рюкзака.        — А поесть не хочешь? — спросила Саша. — Ты ж голодный сейчас несколько уроков сидеть будешь.        — Да не-не, я не голодный.        «Врёт. Врёт и не краснеет… Ну актёр!» — подумала Саша, перед тем как Марк скрылся за входной дверью.        — Как думаешь — он на второй урок придёт? — спросил Тим. — Или как обычно?        — Да как обычно. На нашем фронте без перемен… — проговорила Саша, опёршись спиной об угол напротив входной двери. — Ты тоже уже уходишь?        — Пора. А то так опоздать могу. А ты когда на работу?        — Через полчаса. Еду куда-то к чёрту на куличиках разбираться с светодиодной подсветкой.        — Ясно…        Хоть семейная жизнь и была сложной и полной ответственности, Саша всё же не жалела, что пятнадцать лет назад сказала да. С того самого момента пришлось пережить многое: и роды, и отсутствие Тима из-за армии, и несколько крупных и не очень бытовых ссор, и покупку квартиры, и долгий ремонт… И параллельно с этим отчисление и перепоступление в техникум на электрика. От воспоминаний груз прошлых трудностей начинал давить заново. И лишь благодаря любви и взаимной поддержке их когда-то получилось преодолеть. Ведь… действительно, что бы они делали друг без друга?        — Чего задумалась? — спросил Тим, пока обувался.        — Да так… вспомнила кое-что.        — И что же, если не секрет?        — Вспомнила, как мы к жизни такой пришли вообще. До сих пор не могу поверить, что мы всё это пережили.        — Бери выше — мы не только пережили эти пятнадцать лет, но и спасли параллельную реальность. Мне кажется, мы не люди, а кто-то не от мира сего.        — Да походу да. Осталось нам только в срочном порядке закрыть ипотеку и выпустить твою книгу, которая станет бестселлером не только у нас, но и за рубежом. Тогда уж точно сверхлюдьми будем.        — П-ф, ипотека? Нам осталось всего-то двадцать лет её выплачивать. Фигня… А вот насчёт книги уже большой вопрос.        — Время покажет… Надо только до этого времени дожить. А то с этими кризисами и прочим порой хочется вернуться обратно в Закулисье и жить там, где-нибудь в шалаше.        — Это ж в каком отчаянии должен быть человек, чтобы хотеть жить в мире, где его постоянно будут хотеть сожрать всякие гуманоиды-собаки…        Саша усмехнулась и снова посмотрела на Тима. Казалось, за эти пятнадцать лет он почти не изменился: всё тот же успокаивающий голос, та же искренняя улыбка, те же родные чёрные глаза… Да, под ними залегли тёмные круги и морщинки, а в волосах проблеснули первые седые нити, но это был всё тот же Тим, которого когда-то полюбила Саша. И она уже не могла вспомнить, за что же именно. Однако… какое это имеет значение сейчас, когда за спиной уже больше десяти лет брака и воспитания сына?        — С каждым годом я всё больше начинаю понимать, почему я влюбился в тебя.        Тим подошёл обратно к Саше, чтобы чуть приобнять.        — И почему же?        — Для меня ты как параллельный, непохожий на Землю мир, который хочется бесконечно изучать.        — Как Закулисье?        — Почти. Ты не такая враждебная.        — То есть, чуть-чуть враждебности во мне всё-таки есть?        — Ну не начинай, Саш.        — Да я шучу, не переживай. Я ж прекрасно понимаю, какой я человек.        — Порой твои шутки меня пугают. Хотя я давно должен был к ним привыкнуть…        — У тебя для этого ещё вся жизнь впереди, дорогой мой. А ещё у тебя впереди работа, на которую желательно выйти сейчас.        — Да… точно.        — Только дай поправлю для начала…        Сколько бы Тим ни пробовал завязывать себе галстук на работу, у него он всегда перекашивался. Поэтому Саше постоянно приходилось перевязывать его заново. Но для неё это не было чем-то обременительным. Скорее доброй традицией, объединяющей их двоих.        — Ну всё, теперь можешь идти. До вечера!        — Пока!        И только-только Тим собрался переступить порог входной двери, как Саша вспомнила об ещё одном важном ритуале каждого утра.       — Подожди!        Она едва не врезалась в него, но всё же подбежала к нему и торопливо поцеловала его в щёку. Словно отпускала его в очередной тяжёлый бой. Вернее, в одну из битв войны под названием «Жизнь». Но отпустить легко, когда знаешь одну простую истину…       — Мы со всем справимся, — сказала Саша, глядя на Тима с той же теплотой, что и пятнадцать лет назад.       — По-другому и быть не может, — ответил он с улыбкой.