(Wake me up!)
Wake me up inside! (I can’t wake up!)
Wake me up inside! (Save me!)
Call my name and save me from the dark
(Wake me up!)
Bid my blood to run (I can’t wake up!)
Before I come undone (Save me!)
Save me from the nothing I’ve become…
Первобытный мрак перед глазами отступил, а холод стал не таким невыносимым, как несколько мгновений ранее. Рита сделала глубокий вдох и начала осматриваться. Зелёные обшарпанные стены подъезда и тёмная от растаявшего снега лестница вела на первую тесную площадку между тремя квартирами. Тёплый и тусклый оранжевый свет смотрел с потолка и бросал резкую тень на следующие лестничные пролёты
самой ужасной в жизни Риты пятиэтажки.
Она помнила тот злополучный вечер настолько ясно, насколько и мутно. Она помнила, как поднималась на самый верх, а её путь сопровождала усиливающаяся музыка. Она помнила, как с каждым этажом всё четче в нос бил перегар и запах сигарет. Но Рита так смутно помнила всё, что происходило внутри квартиры, в которую её пригласил одногруппник на свой день рождения.
— Нет… нет…
Рита поджала губы и зажмурила глаза, помотав головой. Она не хотела верить в то, что ей придётся пережить
этот ужасный вечер заново. Заново испытать на себе издевательские взгляды одногруппников, услышать их едкий смех и, в конце концов… оказаться один на один с
бывшим объектом обожания в запертой снаружи ванной комнате.
Ну же, Рита, не будь такой трусливой. Поднимись в ту квартиру. Может, у тебя ещё есть шанс исправить то, что случилось?
Над головой раздался искажённый голос Дитя, так сильно напоминавший голос Саши. Именно это заставило Риту вспомнить о своей цели и сделать первый шаг на первую ступеньку.
— Саш? Эй?.. — неуверенно обратилась она к неизвестности. — Если ты меня слышишь… Я прошу тебя: очнись. Очнись, Саш… пожалуйста.
Рита поднялась на первую лестничную площадку и схватилась за перила от тревоги.
— Очнись! — повторила Рита, в то время как её слова улетали всё выше и выше по пятиэтажке.
Какое-то неведомое притяжение заставляло её преодолевать ступеньку за ступенькой. Но вместе с каждой ступенькой в душе множились отчаяние и страх. Страх того, что всё напрасно, а из этого кошмара… нет выхода.
Лестница казалась бесконечной. Каждая площадка между этажами встречала Риту непристойными граффити, перемешанными с заповедями Библии, мёртвыми растениями в горшках и растерзанными трупами птиц. Птиц, очень похожих на тех, которых Рите когда-то приходилось выхаживать у себя дома…
Бедная, несчастная, наивная девочка… Ты так мечтала встретить своего единственного и посвятить себя ему…
Из памяти так невовремя всплыло воспоминание о той влюблённости, которая когда-то заставила Риту потерять покой в мечтах о счастье. А вслед за этим воспоминанием — вид старой и разбитой ванной комнаты и холод кафельной плитки, на которой над Ритой… жестоко надругался тот, кому она была готова довериться. Он стоял над ней и в спешке одевался, даже не глядя на неё и не обращая внимания на её слёзы и боль.
— Я думал, ты стесняешься… А ты, оказалось, просто монашка, которая даже целоваться боится. Хотя, может… ты фригидная?
Зубы сжались, пытаясь сдержать Риту от того, чтобы разрыдаться. От обиды и от осознания того, что, если бы она не была такой наивной, всего бы этого не случилось. А теперь… она чувствовала себя грязной и использованной. Словно у неё отобрали единственное, что хоть как-то приближало её к небу и чему-то божественному.
Ты обещала хранить себя до брака, не так ли? Как печально, что не сдержала своё обещание… Ты пала так низко, Рита. Какой тяжёлый грех ты взяла на свою душу…
Она вспомнила, как лежала под раковиной и слышала смех своих одногруппников из коридора. Вспомнила, как растрепались её волосы, а юбка и кофточка были бесстыдно задраны. Вспомнила, как не могла встать и всё рыдала и рыдала, не в силах смириться с потерей душевной чистоты. Она была похожа на падшего ангела, пытающегося вымолить у Бога шанс на возвращение в райский сад, но понимающего, что он всё равно останется тонуть в яме собственных грехов.
Несмотря на слёзы и сбившееся дыхание, Рита продолжала подъём. Вот она уже достигла, судя по подсчёту, пятого этажа, однако лестница не заканчивалась и вела всё выше и выше, отсрочивая встречу Риты с прошлым и продлевая её страдания…
— Что — пойдёшь замаливать свою потерянную девственность? Радуйся, что хоть кому-то захотелось тебя выебать.
— Сама виновата, нечего рыдать. В следующий раз не будешь такой наивной дурой! Сидела бы дома, библию свою читала…
Стены подъезда были покрыты оскорблениями, которым подвергали Риту тогда, после случившегося. А вместе с ними мешались слова самообвинения и пожелания самой себе гореть в Аду. Ведь с тех самых пор она никому, кроме Андрея, так и не рассказала о произошедшем. Даже родителям, которые наверняка прокляли бы её и сказали, что учёба в Москве была плохой идеей…
— Саша… — неуверенно позвала подругу Рита, глядя вверх, куда уносилась бесконечная лестница.
Казалось, что ещё чуть-чуть — и весь этот театр из вспыхивающих перед глазами воспоминаний и фраз сведут Риту с ума. Вернувшаяся душевная боль разрывала изнутри, заняв место прежнего покоя. Хотелось, чтобы это прекратилось. Хотелось, чтобы этого проклятого момента жизни попросту никогда не случалось. Но он случился и дал Дитя возможность воспользоваться собой…
Видишь вон то окно? Ты можешь открыть его и выпрыгнуть оттуда. И тогда все твои страдания вмиг прекратятся.
От такого предложения разъедающая внутренности печаль сменилась злостью.
— Нет. Самоубийство ничего не исправит, — ответила Рита голосу Дитя. — Даже не пытайся.
Тогда что ты делала на мосту в ту ночь?
Она вспомнила, какими холодными были перила того моста. Как она вцепилась в них и глядела прямо в черноту городской реки, представляя, насколько там ледяная вода и насколько далеко дно… Но она вовремя одумалась и вспомнила о своих родителях. И решила жить. Назло всем и несмотря ни на что.
И ненавидеть себя… За каждое действие и слово. За каждый взгляд и мысль. Не задумывалась о том, что ты живёшь с главным тираном своей жизни — с самой собой? А могла бы избавиться от него и покончить с собой…
Словно в подтверждение этих слов окно напротив Риты вспыхнуло неоново-розовым светом. Но она не поддалась на этот уговор. Она обещалась жить вопреки. И она будет жить вопреки. И будет бороться за возможность выбраться из кошмара и встретиться с Андреем. С тем самым человеком, который окончательно дал ей понять, что у неё…
ещё есть смысл бороться за свою жизнь.
В этот момент Рита будто очнулась, прекратив погружаться в вину прошлого. Она вспомнила дорогу от Уровня 0 до кошмара Дитя и поняла, какой большой путь она проделала не только по Закулисью… но и по принятию себя. Казалось, что вместе со своей способностью и предначертанной судьбой она наконец приняла своё прошлое, казавшееся до этого невыносимым грузом. Приняла и постепенно начала отпускать.
«Не поддавайся Дитя, Рита, и помни о том, что ты не бессильна.
Продолжай подъём и продолжай звать Сашу.
Стань для неё спасительным светом и помоги ей выбраться.
Я… верю в тебя, Звезда Бездны».
Странный голос сверху был похож на обращение какого-то ангела
из прошлого. Словно он вернулся к Рите для того, чтобы провести её до выхода из этого ада обратно в земной мир. Или для того, чтобы поднять её дух и дать надежду, за которую можно зацепиться и выбраться из тьмы…
— Я буду жить! — заявила Рита, обратившись к Дитя и задыхаясь от переполняющих душу эмоций. — Слышишь? Я буду жить, даже если ты будешь пытаться меня склонить к самоубийству! Да, всё это случилось! Да, мне было больно и мне больно до сих пор! Но я принимаю это!
Каждый её шаг наполнился уверенностью и силой. Лестница начала мелькать под ногами быстрее, а в уголках глаз застыли слёзы радости и облегчения.
— Знаешь, я даже благодарна Закулисью за то, что оно забрало меня из реального мира. Если бы я не оказалась здесь, я бы никогда не смогла увидеть себя с другой стороны. И никогда бы не смогла простить себя.
Чем выше поднималась Рита, тем тише становилась музыка. Словно неприятное воспоминание отделилось от неё на нижних этажах и осталось там… Осознание этого буквально наполняло её силой, заставляя забыть о боли в ногах и отдышке. Она всё шла и шла, преодолевая ступеньку за ступенькой и этаж за этажом. Ведь тяжесть прошлого отступила…
Но этот миг был недолгим.
— Ме-е-ельникова…
Рита остановилась всего в нескольких ступеньках от новой лестничной площадки и медленно обернулась. В ту сторону, откуда она услышала самый нежеланный голос из воспоминаний.
Внизу, на лестничной площадке между этажами стоял тот самый парень, ставший виновником её психологической травмы. С тех самых пор она даже не хотела произносить его имя и звала только по фамилии — Ермоленко. Только… было в нём что-то не то. Что-то… от мира иного: ненастоящего, закулисного…
демонического. Что-то, что заставило Риту сжаться от страха.
— Ты знаешь, мне даже понравилось тогда… Не хочешь повторить?
Рита медленно покачала головой и стиснула зубы. Перила под её ладонью впились в кожу краями оставшихся кусков краски, а кофта на спине стала предательски мокрой и холодной.
— Гори в Аду, гадёныш, — прошипела Рита, не поскупившись на жестокие слова в адрес образа своего мучителя. — Ты заслуживаешь только этого.
В ответ на это он лишь рассмеялся и неестественно затрясся. Как Саша перед тем, как из неё вышло Дитя…
— Тогда почему бы нам не оказаться в этом Аду вдвоём?
Его плоть и одежда начали рваться, высвобождая из демонического нутра мохнатые паучьи лапы. Рита поняла, что не стоит медлить, и поэтому бросилась бежать вверх по лестнице под аккомпанемент дикого смеха и звуков разрывающегося тела.
Вдох. Выдох. В морозном воздухе повисло белое облачко, а нос начало щипать от холода. Под воротник куртки попал снег, заставивший поёжиться, однако Саша не спешила подниматься с сугроба. Она продолжала смотреть в чёрное ночное небо, в то время как на её глаза падали крупные снежинки. Вставать не хотелось, как бы ни было холодно, ведь Саша знала — как только она возобновит путешествие по сну, её кошмар начнёт своё развитие. Причём в том месте, которое навсегда отпечаталось в её памяти.
«Очнись»
Саша привыкла к тому, что слышит чужие истошные крики, доносящиеся откуда-то издалека, однако в последнюю минуту она всё чаще начала улавливать среди всего этого безобразия повторяющуюся разными голосами фразу с просьбой очнуться. Но ведь… она и так очнулась? Или эти голоса имеют в виду что-то немного другое?
Снег под ладонью медленно таял и пронзал кожу леденящей влагой, однако всё внутри будто бы перестало быть чувствительным к внешнему дискомфорту. Какой вообще смысл об этом всём беспокоиться, когда конец один, а выход исчез в тот самый момент, когда оперативник ударил Сашу прикладом?
Ещё пока горячие слёзы плавили снежинки на лице, в то время как ноги в зимних ботинках уже начали замерзать. Умрёт она здесь или нет — не важно. Судный день уже наступил, а Саша… так и не смогла ничего с этим сделать. Она заперта здесь — в этом ментальном лабиринте из собственных страхов и травм, помноженных на десять. Бессильная и побеждённая. Отчаявшаяся до последней степени. Что ж, Дитя добилось своего. Оно смогло поставить слишком осмелевшую Сашу на колени, как бы она ни пыталась сопротивляться и бороться.
Всё оказалось бессмысленным. Все усилия были бессмысленными с самого начала…
А ведь она мечтала о Сцене и о том, что будет, когда они все покинут Закулисье. Она верила, что после всего того, что она пережила… она сможет начать жизнь с чистого листа. Но щедро подаренный чистый лист жизни превратился в изгвазданный чернилами кусок бумаги из-за глупой случайности и полной неосторожности.
«Откуда я нахваталась таких метафор? От Тима, что ли?»
Губы дрогнули в грустной усмешке, а по виску скатилась очередная крупная слеза. Даже не хотелось думать о том, что происходит
там — за пределами микромирка с кошмарами Дитя. Не хотелось думать о том, что те трое странников, ставших для Саши за эти несколько месяцев настоящей семьёй, навсегда ушли в историю и погибли… сражаясь за человечество Закулисья и его свободу.
«Они живы, Ася. Вставай. Прошу тебя, вставай. Вставай и продолжай свой путь».
Она слышала чей-то очень далёкий и знакомый голос, который обращался прямо к ней. Или ей послышалось? Но почему тогда так защемило в сердце? Почему ей стало одновременно больно… и одновременно радостно?
— Папа… — прошептала Саша, пытаясь дозваться до того самого голоса. Но тот смолк, словно уйдя куда-то за завесу нещадного снегопада…
Как бы то ни было, ей пришлось встать со снега и оглядеться на залитой холодным светом парковке возле кладбища. Она слишком хорошо помнила, каким был тот вечер, когда она пришла к отцу на могилу, чтобы попросить у него прощения за боль, которую она причинила ему. И помнила, как в ответ ей вторил только заунывный ветер…
В руках были две гвоздики. На большее у Саши не оставалось стипендии. От волнения и разрывающих лёгкие эмоций она случайно оторвала один из листочков, и теперь кровоточащий стебель красил руки в зелёный. Но ей было не до этой досадной мелочи. Вообще не до неё…
Кладбищенские дорожки почти полностью замело снегом, который был чуть ли не по колено. Приходилось пробираться широкими шагами и утыкаться в колья оград, едва не рвавшие рукава куртки. Но, кажется, Сашу и это не так сильно беспокоило: её голова была занята немного иными мыслями и целями. Тишина и ночной сумрак будто настраивали на не самую радостную и безответную беседу с отцом и возвращали Сашу в миг, когда она узнала о его смерти…
Калитка скрипнула, забуксовав в снегу, но всё же открылась, дав возможность зайти на семейный участок. На нём, кажется, была похоронена вся мужская половина семьи Андроповых: и дедушка, который скончался от инфаркта за несколько недель до двенадцатого дня рождения Саши, и дядя, разбившийся на мотоцикле в совсем молодом возрасте — в двадцать семь лет, и прадедушка… И посреди этих могил — самый светлый и свежий могильный камень с именем отца.
Папе было всего сорок пять. У него была вся жизнь впереди. И внуки, и пенсия, и очередное повышение в звании… Но всё оборвалось так резко и так неожиданно. И всё из-за того, что Саша провалилась в Закулисье.
А ведь он так тебя любил. Так любил, что умер от горя…
Сколько она себя помнила, отец всегда был рядом. Он часто забирал её с детского сада и вместе с ней заканчивал свою рабочую смену. А потом они возвращались домой, обнимали уставшую маму и садились за стол… В новогодние праздники вместе вешали гирлянду и пытались надеть на голову Сёме красный колпак. Это были… настолько светлые и счастливые времена, что хотелось вернуться туда. Чтобы не было Дитя и этого апокалипсиса вокруг. Чтобы не было так одиноко и тоскливо. Чтобы отец… был жив, как раньше.
Саша присела на колени перед могилой отца и стряхнула рукой снег с надгробной плиты, чтобы положить рядом гвоздики. Пускай они и собирались завянуть от холода в считанные минуты…
— Привет, пап. Знаю, давно не виделись…
Она осторожно погладила холодный могильный камень и вздохнула.
— Мне… жаль, что всё так сложилось. Клянусь — если бы я могла, я бы обязательно поехала в тот вечер не через метро! Но… я уже не смогу ничего вернуть. Так же, как и подростковые годы, когда я была настолько грубой с тобой… что мне стыдно до сих пор. И… я надеюсь, ты смог простить меня за то, что я была такой… неидеальной дочерью.
Порыв ветра всколыхнул снежинки и волосы Саши, а вместе с ними — лепестки гвоздик.
— Потому что… мне кажется, что я уже никогда не прощу себе этого. Особенно вместе с тем… чему я подвергла человечество Закулисья…
Саша протёрла запястьями глаза, размазав слёзы.
— И теперь я застряла здесь. И я не знаю, что будет дальше и как мне выбраться из этого кошмара. Мне кажется, что я… уже больше никогда не смогу вернуться. Что я так и буду ходить здесь, как бы я ни пыталась найти выход…
Пальцы сводило, кости внутри коченели и дубели, но Саша не убирала рук от камня.
— Мне всегда говорили, что я упрямая, как ты. Говорили, что я так же сильна духом, как и ты. Но сейчас… я не чувствую этой силы. Я… я просто хочу сдаться, хотя, возможно, и есть какой-то выход, о котором я не подозреваю.
Этот диалог с одним-единственным говорящим лицом был невыносимо труден. Не только потому, что собеседник был давно мёртв, но и потому, что Саша знала — отец уже не сможет ей помочь. Она осталась один на один со своими головными монстрами и вынуждена бродить вслепую в своих бессмысленных поисках.
— Прости за то, что я без вести покинула тебя, — сказала она, уже не надеясь на ответ. — Прости… что сдалась.
Она плотнее укуталась в куртку, опустив голову в почти развязавшийся шарф. Деревья глухо выли, шатаясь на усиливающемся ветру, а снег бил по щекам острой стеклянной пылью. Казалось, будто сама погода была против присутствия Саши здесь и мечтала о том, чтобы она
наконец исчезла.
«Нет. Это не так, Ася. Прошу тебя, продолжай путь и не сдавайся. Ты сильна до сих пор, помни об этом».
Лес словно шептал голосом отца и призывал Сашу отказаться от упаднического настроения, однако что-то подавляло её. Что-то не хотело отпускать её…
— Я не могу… — ответила Саша и тряхнула головой, чтобы смахнуть вновь набежавшие слёзы.
Она шла обратным путём, постоянно проваливаясь ногами в глубокий снег. Душу одолевала невыносимая боль и тяжесть, словно её посадили на цепь и заковали в очень тесные кандалы. И от них нет ключа. Теперь уже нет…
Холод сковывал связки и лишал голоса. В глазах стояла муть и размытые сумерки. Ноги по привычке продолжали переступать сугробы и вязнуть в них, а руки — цепляться за жгучие ледяные жерди заборов. Выход с кладбища давно потерялся среди однообразных крестов, памятников, занесённых снегом могильных камней и чёрных голых деревьев.
«Саш, очнись. Если ты меня слышишь… Умоляю, очнись».
За спиной чётко раздался голос Риты. Но, когда Саша обернулась, она никого не увидела. И не было ясно, что это: игра сознания или же что-то иное…
— Если бы я знала, как… — проговорила Саша в ответ, глядя в беззвёздное чёрное небо и подставляя лицо колючим снежинкам.
«Продолжай движение»
Просто продолжай идти, Ася
Не останавливайся. Шагай вперёд и берегись ловушек Дитя».
Неизвестная сущность снова дала о себе знать, зазвучав ещё яснее и отчётливее, чем раньше. Но кто это был? И почему так сложно определить источник звуков? Но этот кто-то… верил в неё? Верил, когда она уже потеряла надежду и не видела конца своих мучений… Верил, как призрак Риты за спиной. Верил так же, как и Тим, всё это время поддерживавший её, несмотря ни на что. Верил так же, как и отец, который любил её со всеми недостатками…
Так почему же Саша утратила эту веру в себя тогда, когда она была ей так нужна?..
Чуть вновь не вырвавшееся рыдание вперемешку с чувством ментальной усталости превратилось в надрывный и истошный крик посреди безмолвного заснеженного кладбища. Сила и слабость столкнулись лбами, поставив Сашу на грань между тем, чтобы упасть в сугроб и навсегда уснуть в нём, и тем, чтобы найти дорогу с этого кладбища.
«Я же знаю, как ты сильна, моя девочка. Почему же ты тогда позволила Дитя подавить себя?.. Я, конечно никогда не держал на тебя обиду… но, если ты сдашься прямо сейчас, я никогда не прощу этого ни себе, ни тебе».
Из темной чащи на Сашу смотрел ещё более тёмный, но знакомый силуэт уже не с плачущими белыми глазами, а просто глазами-точками. И, кажется, далёкий и сильно изменённый голос отца исходил именно от него…
«Прошу тебя, дорогая, не останавливайся. Будь сильной, как была раньше. Будь такой упрямой, какой ты никогда не бывала. Покажи Дитя, на что способна дочка подполковника полиции. И набей наконец этой чёрной сволочи её морду».
— Пап… — проговорила Саша, глядя на неподвижную тень.
«Быть может, это не совсем я, а лишь моё отражение… Но знай, что я никогда никуда не уходил. Даже когда мой голос молчит, я… веду тебя. Как… пытаются вести тебя сейчас твои друзья. Откликнись на их зов, Ася. Откликнись и последуй за ними».
Стоило Саше моргнуть — как силуэт среди деревьев исчез, не оставив после себя ни следа. Словно он дал ей возможность выбора: окончательно подчиниться Дитя без повторной попытки спастись или же бороться до самого конца. И, недолго думая… Саша всё же выбрала второй вариант. Ради памяти и веры отца. Ради своих товарищей. Ради самой себя.
Но только она воспряла духом, как сердце упало куда-то под диафрагму, стоило услышать хруст снега недалеко в лесной чаще. Саша резко обернулась, и увидела посреди деревьев человека с горящими красными глазами, но такой… знакомой ухмылкой презрения.
— Макс?
Саша узнала эту шапку на его голове, вечно надетую набекрень, узнала эту бордовую куртку и… карманный нож-бабочку, который так часто любил крутить её бывший. Она не придавала этому занятию никакого значения ровно до тех пор, пока не объявила о расставании и некогда просто понтующийся Макс показал себя… с мрачной и опасной стороны.
— Я ж убью тебя. Или подкараулю рядом с твоим нынешним хахалем и зарежу вас обоих. Не думай, что так просто можешь уйти…
— Говорю же, у меня никого нет!
— Врёшь! Грязная шлюха! Ты всегда мне лгала! Ты специально уехала подальше от меня, чтобы там, в своей Москве, спать со всеми подряд!
— О, а я как раз думал, что встречу тебя здесь… Асечка, — прошипел Макс, в то время как начал приближаться к ней.
Саша сделала неуверенный шаг назад, схватившись за колышек забора и чуть не провалившись в сугроб.
— Что тебе нужно? Я же уже всё сказала! — ответила Саша и продолжила пятиться назад. — И я своё решение не изменю.
— А ты разве не помнишь, что было в нашу с тобой последнюю встречу?
По вискам будто ударили молотки, а рука сама по себе сжала куртку в районе живота, где чувствовалась острая боль… от ножевого ранения. На миг промелькнул взгляд жестоких и безумных зелёных глаз Макса, а горло перехватила чья-то рука. Но Саша быстро смогла опомниться и вернуться в настоящий момент, с ужасом осознав… что произошло в вечер после посещения могилы отца и почему Макса упекли в психбольницу.
— Так ты…
Тревога учащала дыхание, а ноги делали шаги назад уже увереннее и быстрее. Саша в панике бегло оглядывалась по сторонам в поисках хоть какой-то протоптанной дороги, однако вокруг был идеально лёгший снег.
— Я же говорил, что ты поплатишься за своё решение, шкура.
Не дожидаясь, пока станет поздно, Саша бросилась бежать куда глаза глядят. Скрип снега позади звучал грозно и будто бы дополнял тяжёлое дыхание Макса, следовавшего прямо за ней. А, тем временем, сугробы лишь тормозили Сашу и постоянно роняли её в них. Но, кажется, её преследователя снег по колено нисколько не замедлял. Ведь стоило Саше ещё раз обернуться, как за место бывшего она увидела уродливого гончего, бегущего следом за ней…
Дыхания уже не хватало, и Рита с каждым лестничным пролётом лишь сбавляла скорость. А то паукообразное существо всё слышнее перебирало своими мохнатыми лапами, быстро стучавшими по стенам и по полу подъезда. Между ними двоими оставалось всего пара этажей, а выход нигде не виднелся. Рите казалось, что скоро она встретится с этой сущностью… и со своей смертью. Ведь у неё не было ничего, чем она могла бы защититься…
Очередная лестничная клетка с ожидаемо запертыми дверьми. Однако… а пробовала ли Рита вообще открывать эти двери и проверять, что за ними? Ни разу за это время она даже не думала об этом из-за нежелания вторгаться в чужой дом. Только вот… что будет, если она всё-таки не вторгнется в это самое чужое жильё, чтобы спастись от погони?
Скрепя сердце, Рита дёрнула дверную ручку одной из квартир и… смогла открыть её. Ни секунды не медля, она перебежала порог, как можно тише прикрыла за собой дверь и задвинула засов. А после… наконец смогла выдохнуть после долгого подъёма.
«И что же мне делать дальше? Это чудище, даже если и пробежит мимо меня, останется не лестнице и не даст мне пройти мимо него… А, если оно всё же доберётся до меня здесь… Мне ни за что не спастись…»
Рита шла дальше по тёмному коридору квартиры, освещённому лишь иллюзорными фонарями с улицы. Запах, исходивший из комнат, напоминал родной дом, насквозь пропитавшийся ладаном и ароматом хлеба. Но это не было домом. Это была лишь его умелая копия.
«Как же я хочу домой… Просто вернуться в привычную жизнь и больше никогда не вспоминать о Закулисье…»
Слева от неё открылась дверь в спальню родителей. Голова сама по себе повернулась к свету, исходившему из «красного угла» комнаты, где стояли несколько икон и тепло горели четыре свечи. Точь в точь, как дома…
Словно по указке свыше, Рита машинально перекрестилась. Да, может, это не помогло бы ей в её ситуации… однако так ей стало немного легче — в соприкосновении с этой репликой дома и религией, которая поддерживала её и не давала сойти с ума.
— Я выживу. Я не умру, — прошептала Рита, обратившись к Дитя, выступавшему невидимым зрителем её трагедии. — Тебе ни за что не убить нас. Никогда в жизни.
Но тут резко и из неоткуда подул ветер, задувший пламя двух свечей, в то время как оставшиеся две лишь дрогнули своими огоньками, но продолжили светить. Сердце рухнуло от мыслей о том, что это недобрый знак. Совсем недобрый…
По едва освещённым стенам пробежала сотня мелких теней, а в воздухе пронёсся звук множества бегущих мягких лапок. И, как только Рита бросила взгляд под ноги, она обнаружила ковёр из пауков, ползущих прямо к ней. А затем посмотрела по сторонам и на потолок, покрывшиеся тёмными шевелящимися пятнами, и тут же почувствовала, как паника накрывает её с головой.
— Только не это…
Рита отступала в сторону света свечей. Казалось, всё прежнее пространство комнаты заняли одни пауки, которые с каждой секундой лишь множились, отрезая для Риты пути к отступлению. Шкаф за спиной шипел и шатался от заползающих в него сущностей, а по спине, такое чувство, кто-то бегал.
Никогда в жизни? Ты крайне категорична, милая…
Она оказалась зажата в маленьком кругу возле красного угла, прямо в ореоле света на полу: пауки почему-то перестали приближаться к ней, остановившись на границе между темнотой и светом. Даже над головой… остался свободный от пауков участок, так как свеча отбросила свет на потолок. Словно кто-то или что-то приказал им не идти дальше. Или они и вовсе… боялись света. Но, так или иначе, теперь Рита не могла сделать ни шагу из своей безопасной зоны.
«Как я отсюда выберусь теперь?! Они вообще чего-то боятся?!»
С потолка прямо перед Ритой свисали на своей паутине пауки и мелко шевелили лапками. Они словно пытались достать ими её, чтобы заползти на неё, впрыснуть яд, а затем… съесть её всей своей огромной стаей. По крайней мере, именно такой исход когда-то предсказывал один из кошмаров Риты, которая с ужасом глядела в крошечные глаза своей главной фобии, покрываясь обильным потом.
«Неужели всё так и закончится? Нет… нет! Я не позволю!»
В голове загудело, а в крови поднялось давление — способность к свечению дала о себе знать в эту непростую минуту и начала расширять круг света. И, может, Рита не обратила бы на это внимание, если бы не услышала тихие визги и не посмотрела на пол…
Пауки отползали прочь, пятясь от света, который становился всё ярче и ярче. Неужели… он их испугал? Или он и вовсе смертелен для них? Но, как бы то ни было, Рита пришла к гениальной идее — засветиться настолько ярко, насколько это возможно, чтобы наконец освободиться…
Вдох, настрой, ради которого пришлось закрыть глаза. Давление в голове начало нарастать быстрее, чем несколько секунд ранее. Из носа потекла кровь, но дышать от этого стало, казалось, даже легче. В ушах зазвенело и зажужжало, а воздух вокруг будто бы потерял свою плотность, превратившись в нечто иное… неземное и сверхъестественное. Риту преследовало ощущение чего-то божественного, окружившего её защитным полем света и тёплого воздуха, что обнимал измученную голову.
Но долго так продолжаться не могло, и Рите пришлось прекратить истощать себя. И, когда она открыла глаза, то за место пауков под ногами увидела лишь чёрную пыль, отражающую рыжий свет свечей. Такую же, как и та, которая осталась после встречи с улыбающимся на Уровне 2. Как будто свет испепелил их всех… И спас её.
«Твоя надежда — это твой свет в тёмные времена, Рита. Не отпускай его».
Этот голос, что снова обратился к Рите… она наконец-то смогла узнать его обладательницу. Точнее, смогла понять, чьим голосом говорит неизвестная сущность.
— Анастасия Павловна… — проговорила она, обратив невидящие глаза в коридор.
Так звали её учительницу по рисованию в церковно-приходской школе, которая умерла слишком рано для такого невинного человека, как она — в тридцать с лишним лет. Она не справилась с болезнью, полученной в бурной молодости, и ушла из жизни, оставив после себя лишь тёплые воспоминания и… поводы для надежды и веры в собственные силы. Никто не относился так тепло и трепетно к Рите в детстве, как она — учительница, с которой у неё даже не было родственной связи. Разве что… связи с душой.
«Выход уже совсем близко, не бойся. Дитя уже не сможет навредить тебе. Ты можешь шагнуть в коридор смелее…»
Из прихожей раздался пронзительный, бьющий по слуху звон телефона. Обычного стационарного телефона, доживающего свой век на тумбочке. Рита сразу же насторожилась и, вместе с тем, загорелась любопытством: кто же это звонит? И чьих это рук деяние: Дитя или же… неведомой силы, говорящей голосом прошлого?
Создав светозайчика, Рита шагнула обратно в тёмный коридор и направилась к маленькой красной точке, мигавшей в такт со звоном телефона. В голове уже прокручивались все возможные варианты того, кто это мог бы быть, только все они разбивались о факт нахождения в кошмаре.
Светозайчик осветил тумбочку, на которой трезвонил светло-серый домашний телефон, стоявший на какой-то схеме на клетчатом тетрадном листе. Будто кто-то в спешке хотел нарисовать карту неизведанной местности, но имел под рукой лишь простой карандаш. Внутреннее чутье толкало Риту на то, чтобы вытянуть лист со схемой из-под телефона и наконец ответить на звонок… И она подчинилась ему, с опаской подняв трубку и подвинув корпус телефона в сторону.
— Алло?.. Меня… кто-нибудь слышит? Кто это? — послышалось на том конце провода после короткого молчания.
Дыхание замерло на секунду, но тут же сменилось радостным осознанием.
— Саша?
Злобно скалящийся гончий бродил среди могил, отряхивая мёрзнущие лапы от снега. Он потерял след Саши, затаившейся среди деревьев. А она всё никак не могла понять: игра ли это на нервах или же сущность действительно не могла найти её. Даже по запаху, как настоящие собаки, которых так сильно боялась Саша до падения в Закулисье. Но теперь у неё появился другой кандидат на фобию — гончие. Адски уродливая помесь человека и собаки.
«Два в одном прям…»
Рычание гончего было слышно даже из лесной чащи. Было невыносимо жутко ждать, что же он предпримет дальше. Ведь от создания Дитя в его же мире можно было ожидать чего угодно. Мало ли что оно подскажет ему… А может и вовсе телепортирует его прямо за спину…
Приступ паранойи заставил Сашу обернуться вокруг себя: в темноте леса не виднелось ни тени, зато холодный ветер бил прямо в лицо и выл, словно умирающая и голодная сущность. Гончий продолжал бродить посреди могил, обнюхивая каждую из них и вглядываясь в ветви деревьев. Он, кажется, уже догадывался, где пряталась Саша. И медленно, как коварный хищник, приближался к ней.
Где же ты, Асечка? Выходи-и-и!
От заигрывающей интонации Дитя стало невыносимо некомфортно: оно
точно знало, где пряталась Саша. Оно просто пыталось сбить её с толку, заставив поверить в то, что она в безопасности.
«Старый трюк, да? Хитрая сволочь…»
Взгляд упал на снег под ногами. А затем — на медленно крадущегося по зарослям гончего. Идея отвлечь его пришла невероятно вовремя.
«Но я тоже не промах!»
Саша зачерпнула немного снега в ладонь, слепила небольшой снежок и выглянула из своего укрытия, чтобы выбрать цель. А затем со всей силы кинула снежок в могильный камень неподалёку от гончего. Тот среагировал почти мгновенно, обернувшись в сторону, где только что разлетелся снег. Воспользовавшись моментом, Саша проскочила к соседнему дереву и спряталась за него.
«Вроде не заметил…»
Она решила повторить этот отвлекающий манёвр: снова слепила снежок и снова кинула его в один из могильных камней, который был чуть дальше как от гончего, так и от неё самой. Всё сработало снова — гончий постепенно начал отдаляться от лесных зарослей и Саши. Он даже перестал смотреть в сторону тёмного леса, думая, что его жертва убежала в противоположную сторону. Ему, казалось, уже даже и не требовалось указывать на очередной ложный ориентир, ведь он сам развернулся туда, куда надо.
В таком ненадёжном укрытии было настолько неспокойно, что от волнения начало дрожать тело, а в горле пересохло. Но, к счастью, Саша не выдала себя, и совсем скоро гончий скрылся среди кладбищенской темноты.
«Ты можешь продолжать идти вперёд, Ася. Осталось не так много до выхода с кладбища».
— Но в какую нужно идти сторону?
Неспеша и с постоянной оглядкой Саша вышла из леса обратно на кладбище и осмотрелась, чтобы найти хоть какой-то знак. Однако окружали её только могилы и чёрные деревья. Ни единой путеводной метки. И интуиция вместе с голосом в качестве ненадёжного компаса…
Но как только она об этом подумала, как абсолютную тишину нарушил телефонный звон спереди, от чего Саша ненароком вздрогнула. Звон повторялся и повторялся, явно не вписываясь в мёртвую атмосферу этого места, и словно звал куда-то… Но куда? И зачем? А вдруг это и вовсе ловушка?
Она всмотрелась вдаль, откуда примерно доносился звон, и увидела, что на могильном камне стоит какая-то коробка с мигающей красной лампочкой. Бомба ли? Или что-то иное?
«Подойди. Оно не опасно. Это не творение Дитя, можешь быть спокойной».
Голос отца тут же развеял всякие сомнения, и Саша подошла к тому могильному камню и поняла, что на нём стоял обычный домашний телефон, на который кто-то очень настойчиво звонил. Причём сам телефон не был подключен ни к чему: у него просто не было проводов, так что Саша могла спокойно взять его в руки и идти дальше. Но прежде… нужно было ответить на звонок от неизвестного.
Она подняла трубку. На мелком синем экране не было никаких пометок о звонящем. Словно звон телефона был просто галлюцинацией. Однако Саша слышала, как на другом конце линии кто-то дышит…
— Алло?.. Меня… кто-нибудь слышит? Кто это? — спросила она, приложив телефон к уху.
— Саша?
Ей ответил удивлённый голос Риты. Сердце ёкнуло, но сразу же участило свой ритм, пустив дрожь по пальцам.
— Рит? Это ты?! Подожди…
Саша задумалась: не обман ли это и правда ли с ней говорит Рита. И, если это она… то каким образом она смогла связаться с ней через её кошмар?
— Знаю, ты, наверное, тоже, как и я, не веришь, что это не обман Дитя. Но это правда я!
— Обман Дитя? — удивилась Саша. — Стой, где ты вообще сейчас находишься? Как ты смогла связаться со мной?
— Я… я в кошмаре Дитя, как и ты. Мы все провалились в кошмар Дитя для того, чтобы помочь тебе выбраться из него.
Может, этого ответа и ожидала Саша, однако он прозвучал для неё, как гром среди ясного неба.
— Подожди, что?! Зачем?! Зачем вы это сделали?! — возмутилась она, понимая, на что её друзья обрекли себя ради неё. — Вы же не… не сможете выбраться!.. Ох, господи, зачем?!
— Прости, но у меня нет времени на объяснения. Тебе нужно проснуться и выбраться из тела Дитя, пока не стало слишком поздно. Иначе весь Бесконечный город… превратится в безжизненные руины. Только ты… сможешь ослабить Дитя тем, что больше не будешь подпитывать его.
— А как же… вы?
— Единственное, что мы можем сделать сейчас — это помочь тебе выбраться из кошмаров и наконец проснуться.
— Но как я это сделаю?
Рита замолкла, а вместо неё на фоне прошелестела бумага.
— У меня есть карта местности, в которой ты находишься. И… кажется, светозайчик показывает мне твоё местоположение… — сказала Рита и снова ненадолго затихла, прежде чем спросить: — Скажи, рядом с тобой стоит памятник на могиле кота?
Отвлёкшись от звонка, Саша посмотрела чуть дальше: перед ней и вправду стоял белый мраморный памятник с котом, сидящим на постаменте. Кажется, карта Риты и её подопечный светозайчик не солгали.
— Да.
— Ты смотришь на него?
— Теперь да… — проговорила Саша и присмотрелась к постаменту памятника. Почему-то её разум вырисовывал на нём имя «Сёма»…
— Отлично. Тогда поверни налево и иди прямо, пока я не остановлю.
Саша на всякий случай прихватила корпус телефона и направилась туда, куда ей указала Рита. И пускай путь пролегал через глубокие сугробы, а ноги промокли, теперь идти было куда легче, а в сердце затеплилась почти угаснувшая надежда. А вместе с ней… страх того, что её друзьям так не повезёт и они навсегда останутся заложниками кошмаров Дитя.
— Ты там как, Рит? Ты хотя бы не ранена? Не знаешь, что с Тимом и Андреем?
— Я в порядке, не переживай. А вот насчёт ребят… я не знаю, как они там. В последний раз я видела их перед тем как мы провалились в кошмары.
— Чёрт…
— Я знаю. Я тоже переживаю насчёт них… Однако прошу тебя — не отчаивайся. Мы обязательно одолеем Дитя. Мы обязательно выживем и вернёмся домой. Мы… обязательно найдём своё счастье после всех этих бед, Саш. Верь в это.
Было в этих словах что-то горьковато-сладкое. Будто Рита знала, что всё пойдёт не так, но пыталась сохранить хоть каплю надежды на светлое будущее.
— Может, ты права… — ответила Саша, пытаясь отвлечься от грустных мыслей.
— Стоп! Теперь поверни направо.
На этом извилистом маршруте Саше не раз мерещились могилы её ещё живых родственников и друзей: где-то она увидела мраморное лицо своей одногруппницы и подруги Полины, а где-то… ей удалось наткнуться на блеклую фотографию матери, размещённую на чёрном гранитном камне. А ведь чуть раньше это место казалось ей копией
того самого кладбища… Однако чем дальше Саша заходила, тем сильнее одно воспоминание мешалось с другим и искажалось. Складывалось впечатление, что прототипа этого кошмара и вовсе не существовало. Не было смерти отца, не было Макса, который зарезал её в тот вечер, а затем попал в психбольницу… Но тогда… откуда последствия?
Саша повернула в последний раз, прежде чем вдали показалось небольшое, ярко светящееся здание, над которым красным горела буква «М». Кажется, это было здание одного из входов на станцию метро.
— Видишь спуск в метро? — спросила Рита.
— Вижу. Но… что оно здесь делает?
— Слушай, с учётом того, что мы связываемся между кошмарами через телефон, метро на кладбище вообще не должно быть чем-то удивительным.
— Получается… мне надо спуститься в метро?
— Именно! Там находится выход.
— А куда я выйду? В другой кошмар или нет? Я проснусь?
— Прости, но… я не знаю, что будет дальше. На схеме… ничего не указано. Я уже ничем не смогу тебе помочь… До связи, Саш.
— Подожди, ты отключаешься? А… а как же ты?! Ты уже знаешь, как выбраться?.. Пожалуйста, скажи, что да!
На несколько секунд на стороне Риты стояло будто бы поминальное молчание.
— То, что будет со мной, должно волновать тебя в последнюю очередь.
— Рит…
— Просто выполни нашу с ребятами просьбу и вернись в сознание, — ответила Рита удивительно спокойно. — И, если мы не встретимся больше… знай, что, если бы у меня родилась дочка, я бы хотела… чтобы она была такой же сильной, как ты.
— П-подожди, Рит, не бросай трубку!
Однако в ту же секунду тишина сменилась протяжными гудками. «Коробка» телефона выпала из ослабшей руки прямо в снег — больше в ней не было смысла. Как и в самом телефоне, который Саша со всей дури кинула в сугроб рядом.
— За что?! — спросила она неизвестно, у кого. И неизвестно, зачем…
— Да чтоб вас…
Чувство вины атаковало Сашу снова, но всё же… она устояла, чтобы со смелостью и остатками надежды шагнуть в подземный переход и спуститься на станцию метро.
Телефон лёг на тумбочку экраном вниз. Только что Рита сбросила вызов и смяла в плотный ком лист с картой. Она сделала то, что должна была, а что дальше? Ожидание развития кошмара и новой волны пауков? Или же… смерть от собственных рук, чтобы лишить Дитя возможности издеваться над ней дальше? А что лучше? Вернее, что хуже? И есть ли третий вариант в виде выхода? И где же он?
Светозайчик завис над раскрытой ладонью, словно для того, чтобы пообщаться с Ритой.
— Вот и всё, — проговорила она, пока нежно глядела на светозайчика, словно на собственного ребёнка. — Что ж… По крайней мере, мы помогли Саше. Может, вместе с биговцами и прочими она сможет каким-то чудом убить Дитя…
«А как же то, что вы избранные? Мне кажется, если бы ты не была так важна для осуществления пророчества, избранных было бы чуть поменьше…»
— Может, вы и правы, — отозвалась Рита угрюмо, не отводя взгляда от светозайчика. — Только от этого нисколько не легче. От моей избранности выход не откроется.
«А ты… посмотри на своего зайчишку».
Вдруг светозайчик начал медленно плыть по воздуху в сторону зала, где открытая на балкон дверь впустила холод с улицы. И именно туда вёл Риту её свет. Туда, откуда был виден спящий город, засыпанный снегом. Он шёл и до сих пор, пролетая мимо балкона крупными хлопьями и иногда попадая Рите в глаза. Но она не обращала внимания на это и следовала за светозайчиком, который указывал на пожарную лестницу. Вернее, на верхний люк, открывший путь на соседский балкон.
— Мне… точно туда?
Нежелание вторгаться к незнакомцам снова смутило Риту. Но спустя несколько секунд неловкого молчания, она всё же дошла до той мысли, что в кошмарах беспокойство по таким мелочам до смеха глупое занятие.
— Ладно… Будь что будет.
Холодные перекладины обжигали кожу, от чего пришлось натянуть рукава кофты на ладони. Волосы колыхал ветер, который задувал в уши, а вместе с ними — в мозг. Остатки крови под носом быстро засыхали, как и пот на одежде, медленно покрывающейся ледяной коркой. Люки открывались сами, ведя Риту всё выше и выше, прямо на крышу этого невероятно высокого дома. Светозайчик растворился в воздухе, ведь уже не видел смысла указывать дорогу, когда она стала известна. Дальше был лишь одинокий подъём к вершине этого микромира…
Вот и последний пролёт, а над головой — кусочек пасмурного ржаво-оранжевого неба. Рита сделала рывок и выкарабкалась на крышу дома, упёршись руками в холодный до ломоты в костях снег. Она быстро смогла встать и понять, насколько её кеды не подходят для зимы. Метель атаковала со всех сторон, посвистывая и чуть ли не сбивая с ног, но Риту это не остановило от того, чтобы начать путь к центру крыши, где виднелась ярко светящаяся дверь. Просто дверь, держащаяся лишь на раме косяка.
«Вот и выход… Тебе следует поторопиться, пока ты не застудилась. В конце концов, в твоём… интересном положении это крайне вредно».
Рита прищурилась: кажется, рядом с дверью стоял чёрный человеческий силуэт с белыми глазами-точками. Несмотря на яркое освещение вокруг, он не отбрасывал теней и не имел ни бликов, ни других следов света на своём всепоглощающе тёмном теле. Он неподвижно глядел на Риту и словно… пытался невербально обраться к ней. Или же… голос из прошлого принадлежал именно ему — этой странной сущности, так неожиданно пришедшей на помощь?
— К-кто вы? — спросила Рита, медленно приближаясь к двери.
«Всего лишь твой друг, Звезда Бездны. И тот, благодаря кому ты обладаешь своей способностью. Каждый из вас четверых…»
Сущность будто бы общалась с Ритой напрямую через её голову. И напоминала ей кого-то, кого она видела раньше… просто она забыла о нём.
— Но… почему именно мы? В чём ваша цель? И… какая вам от этого выгода?
«Выгоды нет. Есть лишь долг…»
В этот же момент Рита заметила у себя в руке взявшуюся из неоткуда кепку. Ту самую, которую она нашла на Уровне 0 перед тем, как перестройка Уровня разлучила их с Сашей.
«И её же ты потеряла, когда оказалась в Закулисье в самый… самый-самый первый раз. Ты пыталась с помощью неё оставить для себя ориентир, чтобы найти выход с Уровня 0… но так и не смогла добраться до него, поддавшись влиянию Закулисья и сойдя с ума».
Всякие слова для ответа выветрило из головы в единый миг, а глаза уставились на белые точки на лице сущности. Рита не могла принять услышанное. Точнее… не могла поверить в это. Ведь момента, про который говорил голос, попросту не существовало в памяти. Он отсутствовал, словно его кто-то тщательно подтёр, не оставив ни следа или хоть какого-то клочка. Однако Рита понимала, что в воспоминаниях о лете перед десятым классом не хватает какого-то маленького фрагмента. А сущность вряд ли могла солгать после всего того, что она сделала для Риты…
— Но как… как я могла об этом забыть? И… как я тогда вообще выбралась из Закулисья, если не смогла найти из него выход?
«Твоё желание жить… Ты так хотела выбраться, что, даже несмотря на то, что потерялась, продолжала плутать по Уровню, но в итоге… оказалась в полной темноте, окончательно утратив остатки рассудка… Знаешь, люди со страстным желанием жить встречаются так редко, что они по-настоящему достойны стать спасителями закулисного человечества. Именно поэтому я выбрала тебя, отпустив обратно на Сцену, чтобы в один день… вернуть в Закулисье для исполнения своего долга и пророчества».
Рита стояла всего в нескольких шагах от сущности, что была выше неё на две головы. Может, где-то она и выглядела пугающе, но успокаивающий голос Анастасии Павловны заставлял проникаться доверием. И постепенно возвращать мутную картинку прошлого обратно в память.
«У тебя ещё будет время обо всём подумать и всё вспомнить, но сейчас человечество Закулисья нуждается в тебе. Прошу, возвращайся в реальность, дорогая. Помоги своим друзьям исполнить вашу общую благую миссию. Только вы сможете остановить Дитя. Никак иначе».
Светящаяся дверь приветливо распахнулась. Метель подталкивала в спину, словно намёк на то, что оставаться здесь больше не имеет смысла.
— Что ж… Спасибо вам за всё, — сказала Рита и взглянула напоследок на сущность. — Кто бы вы ни были…
«Ну всё-всё, иди. Тебе уже пора».
Заботливая наставническая интонация пробила на слёзы. Рита вспомнила, как много не успела сказать своей бывшей учительнице. В том числе… слова благодарности. Она даже не знала, сможет ли достучаться до души ушедшей теперь. Но всё же… высказала то, что должна была сказать десять лет назад.
— Вы были самым лучшим учителем в моей жизни, Анастасия Павловна. И своим светом… я обязана именно вам.
Рита остановилась на пороге двери. Она в самый последний раз обернулась к сущности и сказала:
— Спасибо вам за всё.
Она без малейшего страха шагнула в свет. Холод, что пробирал до костей, отступил, а воздух стал легче. Пространство вокруг посветлело, а руки, кажется, нащупали твёрдый, шершавый асфальт. Что ж, если у свободы есть определение, то его чувству Рита нашла определение именно тогда, когда выползла из чёрных вязких волн и поняла, ради чего она претерпела все эти хождения по мукам…
