Когда гаснут камеры

      Стас принимает решение собрать четвёрку у себя, чтобы обсудить то, что с давнего времени доставало их всех, но больше остальных — Арсения и Антона. Он не ходит вокруг да около — сразу произносит причину их сбора в относительно маленьком кабинете по сравнению со всем офисом «импрокрю». Ребята держатся расслабленно, только Антон и Арс демонстративно не смотрят друг на друга, рассеявшись по разным углам. У Стаса нет времени и желания выяснять, какая кошка между ними пробежала — моторы назначены через три дня.       — Ребят… Особенно, вы, Арс… Антон. Есть одна мысль о ваших, кхм, взаимодействиях. На публике.       Сережа и Дима практически одновременно закатывают глаза. Поз хмурится, и из-за стекол очков блестит лёгкое раздражение.       Антон фыркает и складывает руки на груди, кладет одну ногу на вторую, предвзятым взглядом окидывает Стаса, Арсений отворачивается от окна, в которое пялился уже наверное в тысячный раз, смотрит с удивлением на единственного говорящего в комнате.       — Ну и что на этот раз? — медленно размыкая сухие губы, произносит он, обращаясь только к Шеминову. — Теперь нельзя смотреть? Разговаривать друг с другом? Упоминать всуе?       Сегодня он какой-то особенно нервный и дёрганный, готовый разругаться с кем-то ещё, помимо Шаста. Тот же начинает трясти ногой, зарывается ещё глубже в капюшон, оставляя снаружи только кончик носа.       — Совсем наоборот, — выдаёт Стас, теребя в руках ручку. — Рейтинги прошлого сезона значительно просели, и чтобы их поднять я предлагаю, чтобы на съемках и на публике вы вели себя чуть более… раскованно. Будто бы друг другу… нравитесь, что ли. Но! — он поднимает руку, прося тишины, так как Матвиенко аж вскакивает с места, так готов высказать всё, что об этом думает.       — Это совершенно не мое и ничьё дело, что происходит за закрытыми дверьми. Это обычный пиар-ход, фансервис, если хотите. Конечно, в пределах разумного. Я хочу, чтобы это было искренне… — взгляд на двух ребят по углам. — И я хочу, чтобы это было ненавязчиво. Арс, ты, я верю, понимаешь больше меня в том, как можно это более органично вставить в играх.       — Стас, да это же бред! — неожиданно восклицает Позов, ребром ладони упираясь Сереже в грудь и не давая тому слова. — Ты хоть представляешь, что тогда начнётся? Им же проходу не дадут. Какую аудиторию ты хочешь этим завлечь? Девочек, которым нет и четырнадцати?       — Поз, зритель есть зритель. Девочки покупают билет на твой концерт. Это они смотрят каждый выпуск твоего шоу в день премьеры.       — Вот уж сомневаюсь, что это я там главный гвоздь программы, — ядовито выплевывает он, всем видом показывая своё мнение по этому поводу.       — Ну, не выдумывай, Поз!       — А что? Не так, хочешь сказать?       — Блин, ну это реально перебор, — вмешивается Матвиенко. — Мы отсняли прошлый мотор, и всё было нормально. По минимуму ставить Арса с Шастом вместе, и всё! Фаны бы рано или поздно смирились с этим, мало ли по каким причинам они редко в одних играх?       — Да, блять, потому что мы вдвоём хуёво разгоняем! — взрывается сарказмом Антон, вскакивая на ноги, капюшон слетает с головы, и становится очевидно, как долго он держал в себе эту злость. — Серёж, мы все, вроде как, одна команда. Разве мы не должны подхватывать мысли друг друга? Все четверо одинаково принимать участие, нет? Всегда говори «да», блять! То мы боимся тронуть как-то не так посреди игры, то не туда посмотреть, а теперь вдруг всё и сразу. Как-то фальшиво, не думаешь?       Последнее адресовалось Шеминову.       — Я понимаю все твои сомнения, Антон, — вздыхает Стас, и ему искренне жаль этих двоих. Тем не менее, не они первые и не они последние, зарабатывающие пару-тройку тысяч дополнительных просмотров и подписок таким образом. Только вот это не сериал и не реалити-шоу, а настоящие люди. Со своей репутацией. И со своей базой поклонников. Оступившись, тяжело будет подняться выше, чем были до этого. — И я не прошу вас вешаться друг на друга перед камерами или совершать каминг-аут (об этом мы поговорим позже), я хочу, чтобы вы просто вели себя более естественно друг с другом. Как в жизни общаетесь.       — А моё мнение никто не хочет спросить?       Все в офисе разом поворачивают головы к окну навстречу силуэту Арса, который вдруг перестал дёргаться, привычно сложил длинные ноги вместе, опираясь на подоконник поясницей.       — В общем, я думаю, что это довольно неплохая идея, — слегка сощурив один глаз, выдаёт он. — Если расставить границы, может получиться хороший прирост аудитории. Не так будет бросаться в глаза, как мы шарахаемся друг от друга в выпусках. Поз, я согласен со Стасом, что зритель есть зритель, наше дело — создавать предложение, на которое есть спрос. Дело в числах, вот и всё.       Шастун ошалело вылупился на коллегу, не веря своим ушам. И кто из них теперь лицемер? И можно ли назвать лицемером человека, который лжёт сам себе каждый день?       Его удивляет, как деловито Попов принял решение, не дрогнув ни единым мускулом лица. Особенно после их вчерашней ссоры, в ходе которой они решили больше никогда не поднимать тему их отношений, которые выходят за рамки «просто коллег».       Удивительно, но спустя столько лет знакомства, между ними был только один короткий неожиданный для них обоих поцелуй в гримёрке, инициатором которого стал, конечно, Арсений. Тогда Антон перепугался и убежал с площадки. Дико отторгалась мысль, что он каким-то образом умудрился привлечь к себе этого парня. Но это тогда Арс был парень, теперь мужчина. Честно говоря, поначалу они едва ли ладили. Почти на дух не переносили. Попов строго держал образ творческого, на всё готового ради любимого дела человека, пока Шаст боролся внутри себя с комплексами и гаденьким голосом в голове, шепчущим «Что ты тут забыл?»       Присутствие рядом земляка и друга Позова помогало, но и тот чаще всего предпочитал держаться в стороне от чужих проблем, своих тоже хватало. Он был готов оказать поддержку другу, когда тот после очередной технички в составе восьми человек злился на себя и на «питерских», но разбираться в загонах в голове предоставлял самому Антону. Серёжа же всегда умел оставить всё за сценой, забыть все обиды и выложиться на полную катушку, кайфуя при этом сам. В этом Шастун чуть ли не завидовал ему. Ведь сам всегда прокручивал в голове сказанные шутки, ворочаясь в постели без сна. На записи он видел самого себя, стыдящегося собственного языка и неуклюжего тела, работающего на износ, только бы не рассыпаться на месте. Потом это, конечно, прошло. Вся четвёрка вместе со Стасом поднаторели, поработали над ошибками — и вот, они уже в телевизоре.       Просматривая выпуски, Антон отметил, как легко шла импровизация с Арсением, в этих играх шутки вылетали сами собой, и это чувство неповторимого кайфа, когда впервые слышишь зал, хохочущий и хлопающий его, как он тогда считал, глупым репликам. Как говорил Воля, «живём». И оба парня на «А» начинали жить.       Потом был тур. Это оказалось сложнее всего. Вся команда оказалась просто не готова к тому, что её ожидало. Это было приятно и одновременно очень пугающе.       Шастун, выросший на окраине Воронежа в девяностые, все ещё вынашивал в себе какие-то тяжёлые сомнения, связанные с Поповым и всей сложившейся ситуацией в целом, ходил смурной, но Арса от себя не отгонял. Позволял снимать себя в его забавно-глупых сторис, натягивая привычную широкую улыбку, всегда спиной-рукой-ногой чувствовал его физическое присутствие рядом, даже слишком близко. Не то что бы это напрягало — Арс совершенно не давил, но, кажется, придерживался противоположности правила «Из глаз долой — из сердца вон», да и куда они разойдутся в одном автобусе, на совместном туре.       Временами Антон ловил себя на мысли, что Попов действительно очень красив. Как бывают красивы картины, скульптуры или музыка. Его не хотелось трогать, чтобы не разрушать этот флёр нереальности. Пока тот не открывал рот. Как и многие актёры, часто не удерживал себя в руках, фонтанировал эмоциями и матерился так, что даже Шаст в жизни не слышал таких завихрений родного языка. Особенно Арсений не любил, когда что-то не выходило идеально. Не поймите неправильно, Арс очень много работает для всего, что он делает. Обычный прыжок он может часами репетировать в номере или прямо перед выходом за кулисами. То, что кажется непринужденным жестом, выверено и проанализировано Поповым вплоть до самой малейшей детали. Таким упорством невозможно не восхищаться. Тем не менее, и так шаткое положение Антона в виде новоиспечённой звезды телеканала давило всей ответственностью, и никаких поползновений в сторону Арса Антон не совершал. Случайное касание или взгляды временами вылетали неосознанно, и Шастун списывал это на обычное волнение, которое бывает с ним всегда перед тем, как выйти в свет. Тот тип волнения, когда жизненно необходимо за кого-то ухватиться, с кем-то сойтись на одной волне. Понять, что ты не один. Такое бывает, и это тоже совсем ничего не значит. Он также хватался и за Поза, и за Матвиенко. Только те реагировали менее отзывчиво.       Шеминов приободряется ответом Арса, оглядывает остальных ребят.       — Шаст, я не прошу тебя решать прямо здесь и сейчас. Обсудите всё с Арсением, спокойно и открыто. Просто подумайте. И вспомните последние рейтинги. Это всё, что я хотел сказать. И имейте в виду, что в ближайшие три дня из офиса мы не вылезем. Это вас всех, алмазики, касается.       — На кой хрен ты вообще нас с Позом позвал? — вопрошает в воздух Сергей, нервно рассмеявшись и разбивая густое молчание повисшее в офисе.       — А на такой, что, как Антон сказал, мы — одна команда, и всё, что касается работы, мы обговариваем вместе.       — Бригада, блять, — мрачно бубнит Шастун.

***

      — И что это сейчас было такое? — неверяще задает вопрос Дима, затягиваясь сигаретой и протягивая пачку Шасту. Тот безразлично пожимает плечами и берёт предложенное.       — Ты же его знаешь, как что взбредёт в голову — ничем не выбить. Подкури, а. Жигу в куртке оставил.       — Эвона как переобулся, — цинично отмечает Позов, не отвлекаясь от темы и прикрывая ладонью пламя зажигалки.       — Спасибо.       Антон щурится якобы от ветра и дыма, но сам понимает, что уже опять воздвиг вокруг себя защиту даже перед Димой. Тот не ждёт бурной реакции, так как знает, что зажигание у Шаста позднее. Ночью ебанёт.       — Ты помнишь, что было в том году? «Неправильное впечатление сложилось у зрителей. Красная комната действительно какая-то неоднозначная». Ага, как же. Напрямую сказал вас почти не ставить в одни игры, чуть ли не ссаными тряпками гнал друг от друга, ну? Даже в перерывах.       — Может, то было не его решение, — Антон устало выдыхает дым в небо и запрокидывает голову, уцепившись взглядом за уже темнеющие облака, без капли солнца. — Такие вещи на федеральных каналах не одобряются.       Шаст и сам не знает, почему защищает Стаса. Тот хоть и мягко, но заметно настойчиво собирается воспользоваться ими обоими. Во благо общей цели, конечно. Но то, что хорошо для всех, не может быть хорошо для каждого. И Антон сам не понимает, что ему делать. В памяти ещё жив вчерашний вечер. Отпечаталось хлёсткое оскорбление, которого никто из них не ожидал. Тем не менее, после него воцарилось молчание, в котором Арс понял, что действительно думает то, что сказал. В котором Антон понял, что никто, даже Арс, не в силах ждать ответа вечно. Он закрывает за ним дверь и слышит в подъезде эхо от щелканья зажигалки. Оба расстроены до предела.       — Может, и не его, но в этом решении он явно принимал не самое последнее участие, — вслух рассуждает Дима, не глядя на друга. — Ты сам-то как? Что насчёт этого думаешь?       — Я не знаю, Поз, — плечи Антона поникают, и руки повисают вдоль тела. — Я так заебался. Постоянно об этом думать заебался. Уже привык как-то себя сдерживать во всём, что его касается. А мы ведь даже не вместе. Ну и тупость!       — Ты не знаешь, как ты относишься в Арсению? — Позов непреднамеренно подначивает Антона и, хитро сверкнув стёклами очков, затягивается в последний раз перед тем, как выбросить окурок в урну. — Или ты не знаешь, как относишься к идее Стаса?       Не дождавшись ответа, он легонько хлопает Антона по плечу: «Шаст, в любом случае, пора вам уже расхлебать эту кашу, которую вы заварили. И желательно за эти три дня». «Да никакую кашу мы не заваривали», — зло думает Антон, резко кидая бычок в стену напротив, и тот рассыпается снопом искр. И понимая, что придётся взять себя в руки и поговорить с Арсением по-человечески, без камер и свидетелей.

***

      — С чего это вдруг ты его поддерживать стал?       Сергей и Арсений двигаются по опустевшему коридору, по направлению в главный офис. Там так просто не потрепаться о новости. Остаётся только по дороге.       — Что значит «вдруг»? Мы с ним в тёрках никогда не были, Серый. Ты ведь знаешь, что я не терплю, когда заглядывают в постель или в душу, но все мы видели, как просели просмотры эфиров. Если пойдёт такими темпами, нас просто заменят на кого посмешней и попривлекательней. Я и сам иногда думаю, как мы с Шастом в такую жопу попали, но раз уж попали, выгоду стоит извлечь.       Матвиенко недовольно цокает, представляя количество дебильных комментариев и заблокированных девочек на трансляциях.       — Я-то всегда их могу осадить, а вот вам вечно не получиться с темы соскакивать.       Сережа-то лучшего друга готов поддерживать всегда и в любой ситуации, да и понимает, что дело это в действительности ни его, ни Поза, ни Стаса, ни кого-либо ещё не касается.       — А это мы ещё посмотрим! — враз меняя настрой, Арс игриво смеется и проскальзывает за дверь с символом Марса. Матвиенко не может не усмехнуться в ответ этим закидонам.       Позади них Шаст с Позовым замечают параллельные переговоры предположительно на ту же тему, и Антон кивает другу, получая в ответ ободряющий взгляд. Заходит в помещение и запирает за собой дверь. Арсений не оборачивается — он ещё в коридоре приметил этих двух рыб-прилипал.       — Димка, ты что ль? Как неожиданно и приятна-а-а, — нервы выдают хозяина с потрохами, включая механизм защиты — юмор. И хриплый смешок.       — Арс, харэ паясничать.       Попов усмехается, застёгивает ширинку и двигается к раковине. Медленно моет руки, затем демонстративно поднимает взгляд к зеркалу, где зелёными глазами из-под кромки капюшона сверлит почище дрели.       — А я думал, мы с тобой всё вчера уже обсудили. Я давно своё решение принял и менять из-за сегодняшнего не собираюсь. Шеф учил не играть, а переживать. А камеры меня, как и тебя, уже давно не смущают, признайся честно, Шаст. Пора наконец определиться.       Вот тебе и не давит, блять. Давит так, что дышать нечем, прям по-больному, сука. И как у него всё просто. Довольно эгоистичная позиция, если так подумать.       — Сначала я хочу всё обсудить.       Попов резко оборачивается назад всем телом сразу, прерывая эти странные игры с зеркалом.       — Шаст, ты прямо как маленький, — он складывает руки на груди и сощуривает глаза, пытаясь понять, по правде ли Антоха так тупит или просто пытается прощупать рамки. — Ничего нового мы этим не откроем. Не знаю, что ты там себе напредставлял, но всё не так, как ты себе рисуешь.       — Я ничего пока не рисую. Просто хочу понять…       — Да нечего тут понимать. Перестань себя сдерживать, сосредоточься на главном. Шути, тащи, улыбайся. Остальное предоставь мне.       — Арс, я так не хочу. Тогда, на первых моторах, ведь я не знал, только догадывался. А теперь…       — Ничего не изменилось, — твердо произносит Арсений, не меняясь в лице.       — Как-то это неправильно.       — Антош, я уже взрослый дядя, и беречь меня не надо.       Ласковое обращение режет слух своей непритязательностью, и Антон опускает голову, чтобы не видеть щенячий взгляд голубых глаз на секунду вырвавшийся из-под контроля хозяина.       — Ну хорошо… Допустим, я согласился, и что тогда?       — Ты меня провоцируешь что ли? — улыбается Арсений, не веря своим ушам. — У кого это тут у нас прорезались зубки?       — Прекрати, я серьезно спрашиваю. Что тогда? — упёрто в очередной раз Антон повторяет свой вопрос.       Арсений думает пару секунд, облизывает нижнюю губу, затем выдаёт: «Шаст, я не умею читать мысли, даже если иногда кажется, что умею. Ты намерен согласиться играть как в школьном КВН или как в театре?» Антон не собирается проглатывать такое оскорбление в свой адрес, но речь идёт совершенно не о том, и он решает пока отложить это на потом. На более мирные времена.       — Я… Я не знаю, как я собрался играть.       — Вот мы и пришли к тому, с чего начали. Как я могу тебе помочь?       Шастуна ошарашивает ни с того ни с сего проявившийся такой Арс. Он все эти годы раз за разом смело и по-своему тонко давал понять о наличии своих симпатий к скромной персоне Антона, но никогда не требовал ответа. До вчерашнего дня.       Лицемер и трус.       Попов тем временем подходит ближе и невесомо касается указательным пальцем руки, сжатой в кулак в рукаве худи. И Антон неосознанно расслабляет её, позволяя Арсу заползти в тёплое мокрое гнездо его ладони. Попов смотрит вниз, подрагивая пушистыми ресницами. Переплетается пальцами, легонько сжимает и делает шаг вперёд, соприкасается нос к носу. Поднимает глаза, приближается ещё на несколько сантиметров, выжидает. Шастун чувствует на губах чужое дыхание, холодное от мятной жвачки и отдающее чем-то цитрусовым. Эмоции бурлят в горле, не в силах сформироваться в слова и слететь с языка.       — Да нахуй ты это делаешь?! — слишком агрессивно выкрикивает Антон, отталкивая от себя коллегу и выворачиваясь из ловушки. Его движения рваные и дёрганные, как у марионетки. — Переговорим, когда у тебя член упадёт, и ты начнёшь, наконец, думать бошкой.       Он пытается выйти из туалета, забывает о закрытом замке, и пока возится с ним, к вящему сожалению, слышит слова, который Арс едва слышно выпускает на выдохе: «Вот тебе и ответ».