CHARMED

Убираясь сегодня в комнате, Персефона вдруг обнаружила… пуанты. Кажется, это были те самые, в которых она балет и бросала. Эзотерика захлестнула с головой, и душа Перси, как будто бы всегда тянущаяся к разрушениям, оставила ее второе «дело всей жизни». Пуанты так и остались лежать в шкафу, а Персефона больше никогда не танцевала. А сейчас в «себя» пришла, только когда уже завязала шелковые ленты на ногах. Забавно, что руки до сих пор помнят, как это делать. Как завороженная, поднялась на ноги, встала на носочки… Ноги отозвались почти забытой болью. До пуант, на самом деле, доживают далеко не все начинающие балерины, потому что это требует концентрации, контроля буквально над каждой клеточкой тела. Перси на пробу сделала несколько шажков — надо же, даже стоит. Почти как раньше, когда блистала у станка. Пируэты, каждое па — тело помнит. Перси кружилась по комнате, игнорируя ноющую боль в ногах. У нее была главная роль в «Царевне-Лебедь» — у них в школе решили возродить менее известный на фоне «Лебединого озера» шедевр. И тогда она тоже кружилась, такая белая лебедушка, и ей аплодировали, отмечая, что для ее возраста у Перси определенно есть талант… Только в душе она хотела быть лебедем черным. «Черный лебедь». Как тот лебедь, только с подбитыми крыльями, она вдруг рухнула прямо посреди комнаты, как подкошенная, успев чудом затормозить падение руками. Говорят, что в первый раз пуанты могут довести юную балерину до слез за десять минут. У нее сейчас тоже глаза были на мокром месте, но не из-за пуантов вовсе. Потому что Перси вдруг поняла, что упала сейчас точно так же, как упала и в жизни. Она разучилась танцевать. Пальцы не слушались, когда она дрожащими руками развязывала ленты. С непривычки на ногах вылезли кровавые мозоли. Перси чертыхнулась, в порыве злости готовая и в окно пуанты выбросить… Но в последний момент оставила рядом с кроватью. Балет — это ведь контроль. Контроля ей не хватало. Дома у родителей было… спокойно. В принципе, за те несколько дней, что Перси жила у них, ее никто особо и не трогал. Папа точно понял, почему она явилась к ним на порог почти ночью, без вещей и телефона, зареванная, но вопросов пока не задавал. Мама ходила вокруг да около, но тоже не настаивала. В мимолетных разговорах с Дафной Перси обменивалась с ней буквально парой фраз, чувствуя, что у сестры… что-то другое на душе. Ее никто не трогал, и она должна была успокоиться… Но ночами ей снился Саша, который все уходил от нее во тьму, а Перси никак не могла его догнать. Она уже дважды просыпалась от собственного визга, пугая родителей. Все должно было быть хорошо, но душа Перси рвалась обратно в Москву, к нему. Но она себе не позволяла. А папа, наверное, просто готовился к серьезному разговору. — Мам, пап, доброе утро! — с натянутой улыбкой поприветствовала родителей Перси, спустившись к завтраку. Как будто бы и не она только что с собственных пуантов упала. — Извините за грохот. Пуанты доставала. — А потом медленно, слишком серьезно закончила фразой, смысл которой могла понять только она сама: — Я очень хочу научиться танцевать снова. — Моя ты милая, — улыбнулась Алла дочери. — У тебя просто замечательно всегда получилось, и я уверена, что получится снова, если ты захочешь. Мама, не имеющая отношения к экстрасенсорике, вряд ли уловила двойной посыл, но вот отец вдруг хмуро хмыкнул: — Не нужно ей это снова. Алла строго посмотрела на мужа, и тот тотчас смягчился, подняв обе ладони вверх: — Я про балет, про балет. Просто такая взрослая, я боюсь, ты только травмируешься. Мама была в ужасе — что несет Михаил? Расшатывает ей и так грустного ребенка. Но его можно было понять — с тех пор, как он узнал о беременности Дафны, его настроение стало чернее тучи. — Милая, не обращай на этого старого чернушника внимание, — махнула рукой Алла. — Ты способна сделать вообще все. Ты же у нас золотко. — Пап, ты такой ворчун, — засмеялась Перси. «Ты ворчишь, как мой папа», — пронеслось в голове собственное смешливое высказывание. Вроде бы недавно говорила об этом Саше, а вроде по ощущениям… как целая вечность прошла. Или ей тут так казалось. Одиночество лечило, но оно же и медленно убивало. Но вот она двойной посыл отцовских слов поняла. У них вообще часто так было, что понимали друг друга с полуслова, с полувзгляда. А еще папа, несмотря на то, что вечно ворчит, а в последнее время вообще чернее тучи, умеет давать дельные советы. И именно поэтому Перси и начала как будто бы издалека: — Пап, а ты нас с Дафной смотрел. Не отпирайся, я почувствовала. — У нее просто все защиты в ту секунду и рухнули — последствия абсолютно нестабильного эмоционального состояния. — Если хочешь что-то спросить, спрашивай. — Ну, — отец стукнул кружкой по столу ровно так же, как это делала дочь. — Ты, конечно, отличилась, не как твоя сестра… — Миш! — шикнула Алла. — Но серьезно? Понормальнее кого-то выбрать не могла? Что одна позволяет об себя ноги вытирать, что другая. Неужели это мы вас так воспитали? — Милая, папа пытается сказать, что мы очень волнуемся, — мама почувствовала, что пора вмешаться. — Мы уважаем любой твой выбор, но не хотим, чтобы тебе делали больно. — Я сделала ему амулет со своей кровью, — не стала сильно скрываться Персефона. — Мне кажется, сразу понятно, что «понормальнее» я не хочу. Только он… как будто бы хочет. Интересно, уехала ли Керро? А Саша… скучает ли по ней вообще? — А чем там Дафна отличилась? — неожиданно зацепилась Перси. — У нее же теперь Олег. Он вам понравится. — А, да это он про Ромку, — ответила мама, бросив строгий взгляд на мужа. — Он же ее тоже просмотрел. И злится, что она ничего нам про своего Олежу не сказала. Но мы же смотрим «Битву», так что знаем, что он хороший мальчик. — Безумно, — процедил отец, которому было сложно смириться с тем, что этот «хороший мальчик» обрюхатил его дочь. — Персефона, ты же знаешь, что ты можешь всегда обратиться ко мне? И прикопаю, если надо… А могу просто посмотреть. Перси пришлось старательно прятать улыбку за кружкой. Ла-адно, тогда лучше будет… как-нибудь потом при родителях упомянуть, как они с Олегом красиво попались в ментовку. Ну, потом! Когда у папы станет чуть меньше к нему вопросов просто из-за факта его существования. Хотя, может, если потом намекнуть, что это именно Олег выступил главным «борцом со злом», может, папа и подтает. Испытание, кстати, Перси в итоге все-таки посмотрела. Было интересно проверить и себя в том числе — смогла бы она сказать хоть что-то, оказавшись на месте, заодно и просто оценить, как все прошло. И в итоге едва не завизжала, когда после Димы, изворчавшегося буквально на все и всех вокруг, на экране появился Олег. Было как будто бы уже за полночь, вечно разговорчивый Ларионов зевал, а Олег буквально выглядел так, как будто по нему проехались асфальтоукладчиком, но несмотря на это он выдал такую мощнецкую работу, что у Персефоны даже по телевизору дух перехватило. Но готзал в итоге не смотрела. Выключила. Просто… было как будто бы неловко смотреть, как тебе будут перемывать кости. А может, и наоборот — страшно, что про нее никто мог там и не вспомнить. — Ну не-е-ет, папуль, прикапывать никого точно не надо, — поспешно заверила Перси. Хотя, наверное, медиуму с этого даже ничего не станется, потому что тоже кладбище как дом родной… Дурацкую мысль о том, что если, когда-нибудь, совершенно гипотетически у них с Сашей будет ребенок (просто гипотетически!), у него будет просто крышесносная наследственность, Перси предпочла временно убрать подальше. — А вот про «посмотреть»… — И села так, хитро подпирая голову рукой, а потом с очевидным вызовом поинтересовалась: — А защиту мою на нем обойдешь? Только прям обойди, а не ломай! Ей всегда нравилось так негласно соревноваться с папой. Только если, когда Перси была в самом начале пути, он ей еще поддавался, то теперь противостояние проходило почти на равных. И Перси, конечно же, было интересно узнать только (нет) то, что папа скажет про ее работу. Да. Вообще больше ничего. А то, что у нее при одном только словосочетании «могу посмотреть» глаза загорелись, так это вообще сущее совпадение. — Миш, дай ребенку позавтракать хотя бы, — попросила Алла, заметив то, как переглядываются отец с дочерью. — И вам разве не нужна ночь? — А зачем я тогда переоборудовал подвал, м? — невозмутимо поинтересовался Михаил, и вопрос, вне всяких сомнений, был риторический. А ведь и правда — дом их был специально построен достаточно далеко от церкви и священной земли, а вот то, что должно было стать подвалом, стало «папиным кабинетом». Самая обычная, нормальная и ничуть не чудная семья. Просто туда не проникал свет. И там стоял большой алтарь. — Персефона, — отец по обыкновению звал ее полным именем. — Ешь скорее свою яичницу, и пойдем вниз. — А я тем временем трачусь на блэкаут шторы, чтобы хоть что-то делать! — не без зависти протянула Перси. У нее-то все рабочее пространство ограничивалось комнатой, чтобы не растаскивать чернуху по всему дому, поэтому семейный подвал был радужной мечтой. — Я начинаю хотеть у вас остаться. Самое забавное, что у Саши дома работалось даже лучше, чем у них в квартире. Там все вокруг было пронизано этой мощной энергетикой медиумов, связанной с некрятиной, и все чернокнижие Перси очень ярко откликалось на это. Вот у Саши бы она осталась. Но по итогу Перси лишь прикусила язык, решив, что чем быстрее поест, тем скорее узнает что-нибудь интересненькое. Есть-то в последнее время не хотелось вообще, но она заставляла себя впихнуть хоть что-нибудь, чтобы мама не переживала. — Готова к труду и обороне! — шутливо отдала честь Перси, мгновенно подскакивая из-за стола. — Только обещай, что в независимости от того, что ты узнаешь, ты против него ничего делать не будешь. Ладно? — Ладно, — не без сожаления согласился Михаил. — Пока он тебя не бьет, как сестрицу твою, то ладно. *** Почти в кромешной тьме, нарушало которую лишь пламя свечей, сразу замелькали рогатые тени, стоило старшему Булгакову начать читать намол. Все по классике — переиначенная молитва. «Не во имя Отца, не во имя Сына, не во имя Духа святого…». В подвале, где и так было достаточно холодно, вдруг стало и вовсе сыро и зябко, но опытный чернокнижник этого не замечал. Казалось, что помещение разом покрылось плесенью и наполнилось запахом серы так стремительно, что становилось трудно дышать. Над самым ухом раздалось премерзкое, скрипучее хихиканье — бесы вырывались на свободу. Михаил тормозит напротив большого настенного зеркала, держа дочь строго за спиной. Вереница демонов пляшет, беснуется, хохочет, воет. — Говоришь, не ломать, а только посмотреть? — усмехается отец. — Посмотрим. И тогда он с размаху бьет кулаком точно в центр зеркала — раздаются треск и звон, осколки, мелкие и крупные, сыплются во все стороны. На костяшках пальцев выступает кровь — корм для вызванных бесов. Но отец игнорирует и это, хватает крупный кривой осколок и вымазывает его кровью, продолжая шептать: «открыва-а-ай». — А теперь смотри! — наконец, он обращается к Перси, чтобы она посмотрела в отражение. Сначала там и видно лишь стену позади них, украшенную бесовской символикой, но потом… Саша сидел на кухне. Один. Без Олега, без Мэри, зато с бутылкой виски. Прикладывался к стакану, ему становилось трудно удерживать даже сидячее положение. Амулет с кровью Перси был все ещё на нем, и в какой-то момент сильно погорячел — среагировал на силу ее отца. Шепс в недоумении касается его, сжимает в кулак, держа у сердца, как нечто ценное. И просто залпом добивает свой стакан. Свечи в подвале разом гаснут. Становится темно-темно, и в этом мраке слышно только хриплый голос Михаила: — Довольна? Вопрос набатом стучал в голове — Перси чувствовала себя так, как будто сейчас упадет. И она упала бы, если бы рядом не было отца. При нем она всегда старалась быть большой и страшной чернокнижницей, чтобы соответствовать статусу старшей дочери, наследницы Михаила Булгакова… но сейчас она чувствовала, как трещит по швам, рассыпается на осколки. Должна ли она быть довольна? Добилась же ведь того, чего хотела. Очевидно, что Саше плохо. Ни Олега, ни долбанной Керро, никого рядом нет. А могла быть она. Ласковая только с ним, нежная, понимающая, принимающая Перси. Получается ярчайшая иллюстрация известной фразы про то, что люди ничего не ценят, а плакать начинают, когда уже теряют. Но то, что она увидела в зеркале, не принесло никакого удовлетворения, которое Персефона где-то в глубине души желала почувствовать. Потому что хочется вот прямо сейчас сорваться в Москву, оказаться рядом с ним, обнять, поцеловать, заверить, что больше она никуда не денется… Но у нее сердце разрывалось на части от осознания — она еще не готова вернуться. А он еще не готов ее принять. Еще не время. — Ну… ну… — Каким-то неведомым образом у нее даже получилось выдавить из себя улыбку. — Мою защиту-то ты все-таки не пробил, а? Она еще с ним. Моя любовь, мое сердце все еще с ним. Но еще… не время. *** Интересно, это всегда ощущается так плохо? Надо будет обязательно спросить у мамы, мучилась ли она так же, как сейчас мучается Дафна, складываясь пополам над унитазом. Ей по-прежнему очень страшно, а сейчас ещё и выворачивает наизнанку — аж слезы проступили. И испарина на лбу. Это просто ужасно. К ней скоро должен приехать Олег, и надо прийти в себя до его появления. Необходимо. Нельзя, чтобы он пока знал. Дафна ещё не приняла решение, что делать. Она встает с колен на дрожащие от ужаса и недомогания ноги, чистит зубы — во рту остался кислый привкус. И тут из комнаты раздается протяжная трель — звонит телефон. Она, поникшая, плетется на звук, готовая вновь притвориться перед Олегом, что с ней все в порядке, но видит на экране. имя Ромы. Отвечает. — Алло, Ромашка, а ты чего ещё не в Африке? — усмехается Булгакова, но слышит в ответ лишь невнятное мычание. Блядство. — Ром? Рома, ты где? — Я не хотел. Несвязное бормотание складывается в связное предложение раза с третьего. Перед глазами пляшут радужные пятна, как от бензина, и внутри все горит. И Рома сам горит. Попытка встать закончилась сокрушительным провалом, но до заторможенного мозга боль доходит далеко не сразу. — Я не ебу, что это. И Рома даже не сразу понимает, что звонит именно Дафне. И Булгаковой вновь страшно. Страшно так, что недавно зажившую скулу сводит. Девушка дрожит, как хрупкий желтый осенний листок на ветру, едва не роняет телефон, но тут же удерживает его плечом, готовая начать собираться. И ей бы заблокировать Соболева, но она не может. Просто не может. — Рома, Рома, соберись! — просит Дафна. — Скажи мне, где ты? Я сейчас же приеду! И параллельно, не сбрасывая вызова, она набирает сообщение Олегу: «Прости, давай перенесем встречу, мне нужно срочно помочь другу». Внезапное осознание того, кому он звонит, прошибает болью. Болью физической — в наркотическом бреду Роме так ясно видится, как он сам себе вскрывает грудную клетку, доставая свое тупое, насквозь гнилое сердце, чтобы отдать ей, чтобы перестать ее мучить. Он думал, что сможет. Нет, правда, первые пару дней Рома даже в себя верил. От бешеной тахикардии он не мог подняться с кровати, его рвало, а ощущение было такое, словно бухал месяца три безостановочно — хотя он был трезв. Потом стало словно чуть легче… А потом был клуб. И такая привлекательная горсть разноцветных таблеток. Рома в душе не представлял, что это, но он ведется. Ведется на заманчивое обещание возможности… не думать. Думал Рома в последнее время много. От бесконечных мыслей было плохо. — Стой, — у него едва ворочался язык, но он пытался, честно пытался, — нет. Сиди. Я… — Он все равно не помнил, где он. В голове было чистое белое пятно. — Просто… я хотел… тебя услышать. — Это ты сиди, — командует Дафна. — Сиди и с места не двигайся. Никуда. Ведь она кое-что вспомнила — ещё когда они были вместе, ревнивый Рома подключил их телефоны друг к другу по геолокатору. Хоть где-то ей это пригодилось. Девушка натягивает джинсы и первый попавшийся свитшот — между прочим, Ромин. У нее до сих пор полный дом его вещей. В такси ее мутит, но Булгакова искренне держит, чтобы не испачкать сидение. К клубу она подъезжает уже через двадцать минут — преимущества жизни в центре. Она врывается внутрь вихрем, кое-как как отстояв очередь у фейс-контроля, бегает по толпе, рыщет, подключатся к его родной энергетике. И находит Соболева в компании парочки сомнительных пацанов его возраста на диванчике в вип-зоне. На столе расчерчены белесые дорожки, стоят пустые рюмки из-под шотов. Черт, неужели он все это намешал?.. — О, детка, привет, — осоловело здоровается один из парней рядом с почти бессознательным Ромой. — А ты к нам? — Расступитесь, — рычит Дафна, как разъяренная львица, толкает бугая, чтобы добраться до Соболева. — Э, какого хуя? — бугай же злится, хватает ее за локоть под хохот второго: — Гляньте, какая строптивая! И тогда Булгакова достает из кармана прихваченный перцовый баллончик — его ей купил Олег после. того случая. Чтобы от Ромы защищаться могла. Забавно, что теперь именно этим оружием она защищает самого Рому. — Э, спокуха! — пыл парней сразу стих. — Ладно, ладно, сваливаем! — Ебучие дилеры, — ругается Дафна сквозь зубы и садится на опустевший диван рядом с Ромой. Берет его лицо в свои ладони, хлопает по щекам, чтобы вернуть парню хоть какую-то осознанность. — Эй, эй… Я тут. Рома, я тут. Поехали отсюда. Сначала ему кажется, что он все-таки откинулся. Иных логичных объяснений того, что рядом с ним оказывается Дафна, Ромин воспаленный мозг придумать не может. И он смотрит, но… не верит. Отказывается верить, что она могла вот так вот просто сорваться к нему, несмотря на то, что он сделал. И делает. Опять. Исключительная стабильность. Но Рома же… пытался. Честно, пытался, но одномоментно все снова катится в ебеня. Сам-то уже мог куда угодно катиться, но Дафна летит вместе с ним. — Да-а-афна… — тянет Рома с тупой улыбкой до ушей, вроде бы искренне радуясь, что она здесь. Но горло сводит спазмом, и он сам не понимает, что вместе с этой идиотской улыбкой просто… рыдает. — Ты… тебя не должно… быть тут… И его не должно было тут быть. — Эй, Рома, Рома, ты чего, — девушка прижимает его к себе, кладет его голову себе на грудь и гладит по пшеничным волосам, как маленького ребенка. — Я должна быть тут, с тобой, ну. Только поехали, хорошо? Давай, вставай, аккуратно. Дафна поднимается на ноги, стараясь стать какой-никакой хрупкой опорой для Соболева. Он почти валится обратно на диван, но она удерживает его, перекинув его руку себе через плечо. Со свей мощью физически слабой девушки заставляет его плестись с собой к выходу. А кумар в клубе стоит такой, что легкие в трубочку сворачиваются. И снова начинает тошнить. Только этого сейчас не хватало. Но она держится. Точно сдержится, потому что сейчас так надо. Они валятся в такси — где-то здесь, видимо, припаркован его «BMW», но сейчас ни он, ни она не в состоянии садиться за руль. Но зато, пока они едут, у нее есть возможность воспользоваться силами — она, конечно, не чернокнижница и лечить зависимости не может, но… Стоп! А это идея! Кажется, сегодня их ждет очень серьезный разговор с сестрой. Но сначала… Сначала Дафна делает то, что привыкла делать за эти два года — вновь берет лицо Ромы в свои ладони и приближается близко-близко к его губам… Но не целует. Просто впитывает в себя воздух, которым он дышит, чтобы снять с него наркотическое опьянение. И уже через минуту его взгляд становится более осознанным, но ей так и не удается сразу отстраниться. Она глупо хлопает ресничками, смущенная его близостью. и только потом отодвигается. На какую-то долю секунды Роме кажется, что она его поцелует. И он тянется навстречу, рефлекторно, не думая, потому что… потому что забывается. Потому что смотрит на нее и ему кажется, что у них все снова хорошо. Было ли у них хоть когда-нибудь что-то хорошо? И Рома стопорит сам себя. Он едва не отскакивает от нее, как от огня, отворачиваясь всем корпусом, чтобы прижаться покрытым испариной лбом к прохладному окну. От излишней физической активности его почти выворачивает прямо тут. Не смотри. Не смотри на нее. Рома, на самом деле, чертовски слаб перед своими зависимостями. А Дафна — его зависимость. — Прости меня, — полузадушенно прохрипел он. Руки трясло мелким тремором. — Ты не должна, ты не должна… — Рома, — строго говорит Булгакова, хватая его за дрожащие пальцы. — Я не должна, но я этого хочу. Ясно? И привозит их такси даже не к его дому, а к ее. Машина тормозит у той самой злополучной арки, и они выходят в свет ночных фонарей. — Не спорь, ты отсидишься у меня. Я хочу проконтролировать твое состояние. И они вместе плетутся через двор, вместе едут вверх на лифте. Как в старые добрые. Они впускает его, почти пристыженного, в квартиру и ведет за руку, как ребенка, на кухню, надавливает на плечи, чтобы усадить на стул. — Давай я налью тебе свой лавандовый чай? Как ты любишь, помнишь? Рома быстро замотал головой. Не то что бы был сильно против (хотя лаванду все еще любил просто из-за Дафны), но… не должна она, не должна перед ним хлопотать! Она с ним вообще ничего общего больше иметь не должна, и от абсурдности всей ситуации хочется даже выть. Он же ее не заслужил. Он ее вообще никоим образом не заслужил. И почему… почему она снова рядом? Почему он, не помня ни себя, ни где он вообще торчит, первым делом набирает ее давно заученный номер? Точно. Рома же стер ее из контактов. Не потому, что хотел стереть из своей жизни — скорее наоборот, себя бы из ее жизни убрать был не прочь. Но… боролся с искушением. Думал, что и с наркоты слезет, и Дафну отпустить сможет. Наивный. От того, как энергично тряс головой, перед глазами заплясали черные точки. Стараясь проморгаться, Рома как-то совсем неосознанно задержал взгляд на ее плоском животе. А вот это было еще более болезненное осознание. — Бля-я-я-ять… — протянул Рома, откидываясь на стул и пряча лицо в ладонях. — Новая Гвинея. Для человека, все познания географии у которого заканчивались на списках «топ самых модных мест для отдыха» и «Лондон из зе кэпитал оф Грейт Бритайн», мысль звучала глубоко, и Рома почти ощутил себя гением. Дафна тяжело вздохнула — шутку не оценила. Потому что ей было тяжело. Тяжело думать о том, что Рома ей больше не доступен по множеству причин. И главная из них как раз развивается в ее организме. Нет, она любит Олега… И не лжет ему об этом. Но почему ей так сложно отпустить Соболева? Почему? Она выдвигает стул и ставит четко напротив парня — садится так, чтобы взять его за руки. Гладит тыльные стороны ладоней большими пальцами и говорит: — Я думаю, что сделаю аборт, — а взгляд-то прячет, тяжело говорить об этом, но надо. — Этот ребенок… Он сейчас никому не нужен. Я не думаю, что Олегу… это надо. Да и мне. — Не-е-ет! — Рома нервозно оживился, перехватывая ее ладони в свои. — Нет, стоп. Во-первых, ты ему не говорила. — А ему еще долго будет в кошмарах сниться, как он ужом извивался перед Шепсом, пытаясь убедить его, что с Дафной все хорошо. — И сама ты решать не можешь, потому что… типа… вдвоем же делали. Себя он отцом не представлял никогда, думая, что род Соболевых на нем и закончится. Но за Шепса топит почти как из солидарности. Все-таки почти родные люди! — И ты не можешь опять брать все на себя одна, даже не думай! Это же… не только твое дело. Язык продолжал заплетаться, и периодически Рома срывался совсем на бред, но не останавливался, понимая, что сейчас жизненно необходимо с ней говорить. — Во-вторых… или в-третьих… короче! Вот эта вся херня, что происходит, — и себя он тоже сюда относит, — оно же временное! Все образумится, исправится, я… — перестану быть таким безвольным и наберусь сил уйти из твоей жизни. — А это… ты уже это не вернешь. И будет плохо. Будет очень плохо, если она вдруг опрометчиво избавится от этого ребенка. Рома уверен, что себя потом со свету живет. Он-то ведь знал. — И в каких-то там… я же тебя знаю! Ты и Шепса своего бешеного любишь, и его, — он почти уверен, что это будет пацан, — но ты про это не думаешь, потому что уверена, что все пиздец. Ниче не пиздец. Прорвемся. И станешь ты лучшей мамочкой планеты. — Почему опять себя к ней приплетает? Не должен же? Или может? Ну… как друг? — И еще… Рома осекся под ее тихий смех, когда поймал себя на том, что все это время загибал пальцы на ее руке, а не на своей. И, понимая абсурдность ситуации, Рома расслабляется и даже смеется. Не потому, что дурь в голову ударила — ему реально было дурацки весело. — Блять, напомни мне об этом завтра. — Он ржет, в шутку бодая ее пустой башкой в плечо. — Когда я буду менее обдолбанным. Я хотел еще что-то сказать, но… не помню. И ей стало легко-легко. Рома рядом, Рома ее поддержит. И она обязательно отплатит ему тем же… потому что любит его. Любит, как человека, как личность, как свою родную душу, кто бы что ей ни говорил. Ни Перси, ни отец не выгонят его из ее жизни — она не позволит. Даже если они уже не могут быть парой. — Хорошо, я обязательно тебе напомню завтра, — повторяет за ним Дафна, тихо хихикая, и просто молча обнимает. — Спасибо, Ром. Ты реальное чудо моей жизни. *** Диму телезрители оценили на 8,9 балла, а Влад успел засрать его практики — эх, жаль, что Персефоны нет, подлила бы масла в огонь. Башаров успел пошутить про «чернокнижника с алиэкспресс», что очень оскорбило Матвеева. Олегу прилетело 9,2 балла — потрясающий результат, которым Дафна по-настоящему гордилась. И тогда Марат был готов объявить новую тройку — Нино, Константин и Александр, что выглядел сегодня очень не ахти. Словно теперь Череватый споил и его. Но, к сожалению или счастью, это было не так — старший Шепс страдал в одиночестве. «Заслужил» — решила Дафна. Когда уже экстрасенсов отправили в машину, Булгакова задержалась на пороге особняка Стахеева — бежала от Олега, ибо боялась скандала из-за пропущенного свидания, но в итоге ее замутило — девушка еле справилась с тошнотой. Стояла на ступеньках, приложив ладошку ко рту и зажмурившись. Сам Олег задержался в Готическом зале — провожал Сашу. С момента внезапного исчезновения Перси они почти не общались, хоть и жили в одной квартире. Пару раз Олег честно пытался вывести брата на диалог, но неизменно наталкивался на глухое молчание. Но сегодня пристал целенаправленно, пожелал удачи, даже как будто бы что-то пошутил. Это был не самый глубокомысленный диалог, но Олегу показалось важным именно сегодня обозначить, что Саша не один. Его ведь сегодня никто не провожал. Обычно рядом неизменно ошивалась Перси, как будто одним своим присутствием заряжая Сашу на позитив и вселяя вот эту вот абсолютную уверенность в себе и собственных силах. При условии, что сегодня в тройке с ним Костя и Нино, а в последнее время у этого трио была полная неперевариваемость друг друга, нежности Персефоны были бы особенно важны. Но Перси нет, а у Олега на упаднические настроения брата не было сил смотреть. Однако съемки заканчиваются, тройка, которая вряд ли закончится чем-то хорошим, выезжает на испытание, а вместе с тем к Олегу возвращаются его собственные проблемы. Дафну он поймал уже на улице. Очевидно, что бежала от него. И очевидно, что сразу почувствовала Олега у себя за спиной, но не поворачивалась. Шепс скрестил руки на груди и как бы между делом поинтересовался: — И что там опять у твоего Ромы случилось? Она же не думала, что он совсем идиот и не поймет, о каком «друге» шла речь? — Олег… А что она ему может сказать? Нужно сказать слишком много, а может Дафна слишком мало. — Он сорвался, я должна была помочь. Приводила в чувство. Но о том, что она ездила за ним в весьма сомнительное заведение, Булгакова предпочла умолчать. Вместо этого она просто подошла к Шепсу и очень неуверенно коснулась его руки. Робко, очень робко. Будто провинилась в чем-то. Хотя разве оно не было так? — Не злись, пожалуйста, я. Скажи ему. Давай же, скажи. — Мне сегодня нужно поговорить с Перси, — снова трусит Дафна. — А потом я вся твоя хоть до следующего готзала. Почему Рома так уверен, что Олег нормально отреагирует на ее новости? Что, если все слова о любви — бравада? Страшно. Чертовски страшно. Они так мало времени провели в отношениях, обычно мужики сбегают от такого. Их как ветром сдувает, что бы ни говорили до этого. И больше всего Булгакова боялась, что Шепс пошлет ее на аборт сам. Потому что кое в чем Соболев был прав — она не хочет избавляться от этого сгустка их общих клеток, крохотного комочка жизни. Олег и сам не понял, в какой момент так резко отдернул руку. Просто… получилось само. Рефлекторно. — Да почему я-то своим бывшим ничего не должен? — так же машинально огрызнулся он. — Или это потому, что у меня они бывшие? Помог раз — хорошо. Ладно, Олег почти примирился с мыслью, что он все еще не официальный уголовник потому, что Соболев отказался от своих претензий. Остался с Дафной, когда сам Олег не мог — отлично. Все, можно расходиться. Только он все еще остается между ними незримым третьим, о котором вспоминается слишком часто. И вчера, когда Олег получил ее сообщение, у него все внутри рухнуло. Может, Дафна и сама этого не понимала, но она же… она опять выбирает своего уебка, уже обижавшего ее. И не раз! А вчера Дафна красноречиво обозначила свою позицию, предпочитая помощь Соболеву вместо Олега. Помощь, блять. Чем она ему там помогала вообще? — Или у нас шведская семья планируется? Потом, размышляя об этом, Олег найдет вполне логичное объяснение тому, почему из него вдруг полезло все тщательно сдерживаемое дерьмо — он устал играть в благородство. Раз за разом он старательно сдерживал себя, наступал на горло своей гордости, шел на компромиссы, соглашался примиряться с этим гребанным Ромой… буквально — он ведь ему Дафну и доверил, пока решал проблемы всех вокруг, стараясь и брату помочь, и Перси вернуть, и саму Дафну успокоить. И все для того, чтобы бедный-несчастный Рома стремительно поднимался все выше. Ему же так нужна была ее помощь. — Нет же… — несмело ответила Дафна, и внутренности все сжались в такой тугой ком, что становилось физически больно. Машинально она на одно мгновение коснулась живота, но тут же убрала руку. У нас могла бы планироваться просто семья… Если бы ты не кричал на меня сейчас. — Я просто… Олег, я не хотела делать тебе больно. Я… Мы просто друзья, я клянусь тебе. Я уже. уже выбрала тебя. Что ты хочешь, чтобы я сделала? Пожалуйста. И снова нижняя губа дрожит, а в уголках глаз копится влага. Это у них семейное что ли — унижаться перед Шепсами? Не выдержав, Дафна отворачивается и бредет в рандомную сторону, вновь незаметно приложив ладонь к животу. Глотает слезы и шепчет: — Ну вот, малыш, видишь. Мы с тобой совсем одни. Все против нас, да? Срок слишком маленький, чтобы разговаривать с ним, но Булгаковой все равно — не копьем пронзили обида и нервозность. Интересно, все беременные женщины такие драматичные? *** Перелет прошел тяжеловато — из-за смены часового пояса Нино так и не смогла перестроиться и выглядела сильно помятой. Хотелось поскорее улечься в кровать и сладенько поспать. Но для начало нужно было хотя бы доехать до гостиницы. Конечно же это все сопровождалось классическими расспросами про предчувствия перед испытанием. В этом плане, Гасанова была согласна с версией Кости, что испытание будет связано с материнским горем. По дороге администратор попросила у экстрасенсов небольшой помощи, и Нино, конечно же, вызвалась первая. Как оказалось нужно было распределить между ними тремя черные конверты, в которых в итоге лежали имена мужчин. Так ничего не подозревающие экстрасенсы выбрали себе испытание. Но перед этим у них был целый день на отдых — так что, немного подсняв свой номер для влога, Гасанова плюхнулась спать. Сон к счастью пришел очень быстро… Она расплывчато видела перед собой Андрея, одного из «любимых» своих бывших. Он выглядел гораздо взрослее и солиднее, чем она его помнила, но от этого не менее красиво. В его руках лежал белый сверток, который вдруг… стал плакать. Плакать и кричать, как грудной ребенок. Мужчина тут же принялся его укачивать и успокаивать, а к нему на подмогу прибежала блондинка — видимо мать ребенка. В голову Нино смутно стали приходить воспоминания. Точно, она же недавно видела в инстаграме его фотографию с женой беременной на последнем сроке. Какая прелесть… И тут она почувствовала как на её живот легли мужские руки. Её кто-то обнимал сзади. Как беременную. Нино подскочила на своей кровати судорожно дыша. Резко схватилась за живот руками, проверяя — все еще плоский. Фух-х-х. Твою ж мать, ей приснилось, что она беременна. Испытание точно будет связано с матерями. Но… блять, какие же отвратительные ощущения были после сна. Гасанова все чаще задумывалась о том, что это ненормально, в таком возрасте бояться рожать. Это как в тех мемах, «я боюсь залететь в шестнадцать. Даже если мне уже тридцать восемь». Возможно поэтому она так сильно ахуела, когда поняла, что Дафна беременна. Ей же всего двадцать, а это такое бремя! Когда-то года в двадцать три, Нино думала о том, что еще не поздно, что она наверстает упущенное и родит ближе к тридцати сразу нескольких детей. Но с каждым годом приближающим ее к третьему десятку, женщина все больше сомневалась в своих словах. Сначала она оправдывала себя, что для того, чтобы обеспечить ребенка нужно встать на ноги. Потом поводом для отрицания материнства стало отсутствие надежного мужчины рядом. А потом пришло осознание, что она боится. Просто очень сильно боится рожать. Где-то на подкорке сознания она понимала, что возможно быть матерью не так страшно, что роды могут проходить под наркозом, что сейчас медицина на том уровне, что дефекты плода можно узнать заранее, а роженицу в случае чего и с того света достать. Но это все равно было очень неубедительно… Её потенциальный мужчина должен очень хорошо постараться, чтобы убедить её в том, что она должна родить от него ребенка. Лучше она уж понянчит своих племянников. С детьми то, она хорошо умела обращаться — не зря же училась на педагога младших классов. Помнится какими смешными и увлекательными были годы практик в школе. Детей она любит, а своих не хочет. Парадокс. Так, надо умыться и что ли на завтрак сходить. *** Для Константина это было чудесное бодрое утро, мужчина был по-настоящему полон сил. И настроение у него было чудесное. А что — в номер через тонкий светлый тюль проникали лучики солнца, птички поют, наступило время завтрака. И, главное, он на испытании с Нино. Еще с вредным Сашей, но это — дело второстепенное. И вот, довольный, как кот, Гецати спускается вниз в местное кафе. Выбирает глазами столик и натыкается взглядом на Гасанову. Сидит у окна, в ее коротких темных волосах играют солнечные блики, а сама она вся такая очаровательная в своем домашнем образе. Костя точно не пожалел, что они вместе поехали на испытание — это стоило того, как минимум, чтобы увидеть Нино такой. — Доброе утро, — с улыбкой здоровается мужчина. — У тебя не занято? И, осмелюсь сказать, что тебе очень идет. твой образ. Женщина до этого залипавшая в окно, перевела заинтересованный взгляд на Гецати. — Доброе утро, — постаравшись сделать голос более бодрым, поздоровалась Нино, — Для тебя не занято, — ехидно ответила она, пододвигая свой поднос поближе к себе, чтобы освободить место для Кости. Все еще немного сонная Гасанова потерла глаза, после чего ответила на комплимент в свою сторону, — Никогда не думала, что моей помятости могут сделать комплимент, — хохотнула женщина, невольно делая обстановку на мгновение неловкой. Ну не умела она нормально принимать приятные слова в свою сторону. Искренние приятные слова. Лесть легко можно было парировать юмором, но вот сказанные от чистого сердца комплименты смущали и ставили в ступор. — Помятости? — усмехнулся Костя, отодвигая стул подальше от стола, чтобы уместить свои длинные ноги. — По-моему ты выглядишь очень уютно и мило. Его бархатный тембр с легкой хрипотцой сейчас звучал по-настоящему ласково. Он чуть щурился из-за солнечных лучей и почти мурчал. Кот Леопольд. — Какие у тебя планы на день до испытания? — уточнил Гецати, делая знак рукой официанту, чтобы тот подал кофе. «Ты выглядишь очень уютно и мило». Нино после этих слов предпочла спрятаться за своей чашкой с кофе, чтобы никак не отвечать на слова смутившие ее. Румянец предательски выступил на щеках. Черт, почему она так реагирует? Скажи бы ей подобные слова тот же Шепс, она бы сразу же его обстебала и довольная своей язвительностью ушла бы. Но в этот раз, внутри что-то замирало, заставляло краснеть как девчонку. — Кхм. Ну я хотела прогуляться по городу, посмотреть достопримечательности, — неопределенно помахав ладонью, ответила Нино, — Кстати, не хочешь составить мне компанию? — неожиданно предложила Гасанова. Обычно гуляла она в одиночестве и под хорошую музыку. Но в этот раз было совершенно иное настроение. — Конечно, — Гецати сдержанно кивнул, но улыбка и блики в глазах указывали на то, как ему, на самом деле, приятно. И интересно. Нино была даже слишком интересной. Женщина-загадка, вспыльчивая, как и он в глубине души, но и закрытая — такая, которую хочется узнавать и узнавать. Снимать с нее по слою, пока не доберется до самого обнаженного сердца. Константину принесли его заказ — чашка черного кофе и пирожное. С таким настроением ему даже внезапно захотелось чего-то сладкого. Но тут… Мужчина, в первую очередь, протянул десертную ложку Нино с предложением: — Хочешь попробовать? Он будет кормить её с ложечки? Ну теперь у неё просто не было шансов не покраснеть окончательно. Как ей понимать все эти слова и действия Гецати? Это ухаживания? Просто проявление хорошего отношения, как к коллеге? Но не став совсем углубляться в размышления, женщина собралась с мыслями и все же ответила. Правда не словами, а действиями — Нино стремительно наклонилась к ложке в чужой руке и чуть ли не откусила ее вместе с пирожным на ней. Зубы звонко стукнулись о метал, и нахмурившись от неприятных ощущений Гасанова так же резко отстранилась, под легкий смех Кости. Она прикрыв рот, сначала выругалась, а потом тоже тихо захохотала. Какая нелепость. — Если ты хочешь, я могу и тебе такое заказать, — галантно предложил Гецати, лишь теперь принявшись за свою порцию. Ел той же ложкой, что кормил Нино. И, он готов поклясться, что, помимо вкуса десерта, чувствовал и вкус ее губ. И тут он заметил, что она, как и он, пьет чисто черный кофе. Этот факт тоже его умилил, поэтому Костя приподнял свою чашку, мол, чокнись со мной. — За сообщников. — За сообщников, — подняла свою чашку Нино, все еще немного впечатленно чокаясь, — Я вообще-то и сама могу себе купить пирожное… Но если тебе так хочется поухаживать за дамой, то я не против, — переходя в «флиртовое» наступление, произнесла Гасанова. Ее сильно беспокоил тот факт, что ее оказывается так легко заставить смущаться. Это все потому, что у неё слишком давно не было отношений, вот и всё оправдание. Но краснеть в одиночку она не собиралась, а потому главной целью на сегодняшний день было желание заставить Гецати стыдливо краснеть. Он еще не знал, на что подписался, когда просто решил сесть с ней позавтракать. Когда же они расправились с едой и кофе за легкой беседой, Костя поднялся из-за стола и потянулся — мышцы под одеждой заметно напряглись. Но… может, он просто хотел сделать это перед Нино? В конце концов, Дафна тогда в отеле сказала… — Ну что? Куда ты хочешь пойти? Готов сопровождать тебя где угодно. — Кавалер, — хохотнула Гасанова, невольно засматриваясь на мышцы мужчины. — Я слышала, что тут есть набережная, так что, мы могли бы сходить туда. Там говорят есть несколько интересных достопримечательностей, — вставая из-за стола, ответила Нино, — Но для начала я бы хотела переодеться. Подождешь? «Я могу сходить с тобой» — хотел пошутить Костя, но сдержался. Это было бы совсем не в стиле хладнокровного аланского провидца. Но кто-кто, а эта женщина пробуждала в нем пылкость. — Конечно, — лишь улыбнулся он одними уголками губ. — Буду верно ждать тебя здесь, надеясь не наткнуться на Александра. Нино тихо хохотнула. Действительно, сейчас не очень хочется встретиться сейчас с Шепсом с недовольной рожей. Его ж никто теперь не провожает. И неожиданно для себя, когда принаряжалась, Нино сделала выбор в пользу кожаной юбки. Она даже не помнила каким образом этот элемент одежды оказался в ее чемодане. Гасанова конечно периодически одевалась действительно женственно. Но это было такой редкостью, что увидеть женщину в юбке или платье, можно было сравнить со вторым пришествием Христа. И кого она хотела этим впечатлить? Нино быстро натянула колготки, рубашку по фигуре, и высокие сапоги с небольшим каблуком. И даже сделала легкий макияж. Блять это действительно выглядит так, будто она старается для Гецати. Из верхней одежды у неё была только кожаная куртка, которая как раз и сбавила гламурность, делая образ более повседневным. Так надо выходить, чтобы мужчина сильно долго её не ждал. Нино была не из тех, кто любит опаздывать, или заставляет долго ждать других людей. Костя мельком-таки видел Сашу, и тот был чернее тучи. Подошел к барной стойке, хриплым голосом попросил чаю и, забрав кружку, просто ушел. Видно, что мужику реально плохо, и Гецати стало даже его жаль. Однако — сам виноват. Как в свое время сломал зубы о ложку, теперь переломал вампирские клыки о Булгакову — как бы жестоко это ни звучало. Но тут спускается она. и вырывает Гецати из размышлений. Нино нравилась ему и полчаса назад, но сейчас она явила ему себя совсем другой. Неожиданной. — Ты прекрасно выглядишь, — у него даже голос понизился ещё сильнее. — Так. кхм. Идем на набережную? — Идем, — явно довольная реакцией мужчины на свой образ, ответила Гасанова. Она как ни в чем не бывало подошла к мужчине, и беря его под руку повела за собой. К их счастью отель находился практически в центре города, и поэтому до набережной они дошли всего за пятнадцать минут. С нее открывался очень живописный вид на реку и чистое небо без единого облачка. Было даже немного жарко из-за яркого дневного солнца, и женщина пожалела, что не взяла с собой очки. На север же все-таки ехали. Кто мог подумать, что будет так тепло. Да и вышли они на прогулку в самое жаркое время дня. Из-за того, что прилетели они в Барнаул где-то в семь утра, их с Костей завтрак случился аж в час дня. Гецати даже снял свою кожанку — настолько становилось душно. Вид его нравился — и Нино, и набережная. А особенно Нино на фоне набережной. Красиво. — Может, тебя пофотографировать? — предложил мужчина. — Мне понравилось это делать. Ты безумно фотогенична. — А давай, — голос все же предательски дрогнул. Ей было интересно, как долго Костя будет делать ей комплименты? Пока она не заставит его заткнуться? А другим девушками он также часто поет дифирамбы? Потому что до этого, она еще ни разу не замечала его за тем, чтобы он хвалил наряды близняшек Булгаковых или той же Романовой, что вечно жаждет внимания. И ни одну из них он не предлагал пофотографировать. Нино подошла к ограждению на набережной и элегантно повернулась перед камерой. А Костя специально достал именно свой телефон. Ему нравилось, что фотографии Нино хранятся у него, и он может смотреть на них тогда, когда захочет. И вот, она позирует — он снимает. И даже присел на корточки — вспомнил, что она говорила, что так ноги длиннее. Хотя ему и так все нравится. — Ну же, улыбнись, — с усмешкой попросил Гецати. — не захочешь такие выкладывать, я их к себе в коллекцию закину. — Ладно, — театрально закатив глаза, ответила Нино, — Почему это тебе так нравится? — все же улыбнулась женщина. Она периодически меняла позы, стараясь выглядеть как можно лучше в кадре. — К себе в коллекцию? Ты что не удаляешь мои фотки, после того как отсылаешь? — а вот этот факт заставил по-настоящему улыбнуться и даже рассмеяться. — Нет, не удаляю, — честно признался Костя. — И мне нравится твоя улыбка. Тебе очень идет. А зачем врать? Вот ради чего? Константин Гецати — честный человек и, тем более, не станет врать женщине. Особенно — особенной. Когда и с фото было покончено, мужчина игриво спрятал телефон за спину. — Подожди, — теплая усмешка. — Увидишь потом. Лучше скажи, куда мы отправляемся дальше? Не хочется, чтобы этот день заканчивался. Нино бы могла сейчас у него силой отобрать телефон и удалить неудачные фотки, но не стала. У неё было такое хорошее настроение, что не хотелось его портить каким-то мелочами вроде неудачных фото. — Хм-м-м, — женщина задумчиво повернулась, рассматривая набережную издалека — они стояли на самой дальней и высокой её точке, откуда открывался неплохой вид на близлежащие окрестности. Взгляд зацепился за какую-то интересную спиральку неподалеку, — Туда хочу, там что-то интересное стоит, — указав рукой на цель их ближайшего маршрута, произнесла Гасанова. А потом взяв Костю под руку скомандовала: — Идем! И Гецати галантно ей поклонился, позволяя себя увести. — К вашим услугам. Спиралью оказался местный арт-объект, и мужчина с улыбкой наблюдал, как суровая Нино радуется, почти как ребенок. Незаметно для нее вновь достает телефон и делает смазанное фото. На память. — Что скажешь, как тебе… современное искусство? — интересуется Костя. — Я конечно не во всем современном искусстве разбираюсь достаточно хорошо, — Под «недостаточно хорошо», Нино имела ввиду «я не искусствовед». Она просто была перфекционисткой. Ведь на самом деле хождение по музеям и картинным галереям, а также прослушивание лекций про искусство на онлайн платформах было ее хобби. Нужно же хоть чем-то занимать свое свободное от работы время, — Но очень люблю! — призналась Гасанова. — А этот арт объект похож на правосторонний лабиринт. Это своего рода место силы. Искусственное конечно, но все же. Можно подпитаться перед испытанием, — хохотнула Гасанова вытягивая вперед руки так, как если бы грелась у костра. — Что ж, если ты так говоришь, то, значит, так и есть, — соглашается Костя и тоже вытягивает руки, но смотрит все равно на Нино, а не на чертов лабиринт. — Ты права. Силы здесь много. — Какие у тебя любимые места силы? — поинтересовалась Гасанова, как бы невзначай становясь поближе к Косте. Плечом к плечу. Выставленные к лабиринту руки она так и не убрала, но заряжалась уже не только силой место, но и мужской. У Гецати её было больше чем у неё, чисто из-за разной комплекции тел, поэтому ничего же не станется если она у него чуть чуть энергии откусит? Хотя… нет. Она не будет никого кусать. Она не будет вести себя как назойливая Романова. Она лучше поделится ей! Вот такое немного иррациональное накануне то испытания возникло у неё желание. Нино прикрыла глаза и стараясь не двигаться, стала медленно и понемногу отдавать частичку своей силы. Просто потому что могла. И потому что для Кости не было жалко. Но спустя пару минут женщина все же вернулась в исходное положение и подняла голову к Гецати, как бы призывая ответить на её вопрос. — Наверное, со мной все очень банально, — пожал плечами Костя, но посмотрел на Нино как-то… странно. Словно почувствовал, как ее энергия смешалась с его в причудливый, но пьянящий коктейль. — Это горы. И вообще родные просторы. А у тебя? Горы. На самом деле неудивительно, что для Кости это было место силы, он ведь сам как скала. В какой-то степени люди выбирают места силы, которые похожи на них самих. — У меня места силы это заброшки, — ответила на встречный вопрос Гасанова. Да, честно говоря она порой ощущала себя именно заброшенным зданием, в котором уже давно никто не живет, только лишь отчаянные сталкеры являются редкими гостями. — Раньше здание или даже целое поселение напитывалось энергией людей, и со временем начинало его отдавать. Но когда люди пропали из этих мест, то энергия, которую аккумулировало здание начинает отдаваться в пустоту. И тут открывается идеальное место для подпитки, — эмоционально объясняла Нино. — Честно, мне бы раньше никогда не пришло в голову подпитываться на заброшках, — Костя был одновременно и поражен, и нет. Нино это шло, но с ее строгим образом это как бы и не сочеталось. И в этом тоже было свое очарование. — Я вообще этот прикол выкупила еще до того как стала ведьмой. До того, как я открыла в себе силы я вообще была сталкером. — Это те, кто по за брошкам лазают? — уточнил Гецати. — Именно. Я искала призраков, и хотела себе доказать, что их не существует, — рассмеялась Гасанова. Как же абсурдно и смешно сейчас звучали её «скептичные» мотивы из прошлого. Нельзя отрицать существование того, что не исследовано полностью, — Доискалась до того, что с визгом убегала из старой усадьбы, когда действительно встретилась с паранормальным, — улыбнулась Нино. Раньше она думала, что встречаться с чем-то немного необычным — это нормально. Ну все же себе додумывали образы в темном переулке, или видели «призраков». Вот и Нино, переодически встречавшаяся с паранормальными явлениями в заброшенных зданиях, думала, что это она просто от нервов додумывала себе образы в темных коридорах. И это при том, что сама по себе, Гасанова девушка не пугливая. Она думала, что это просто организм перестраховывается. Да вот только когда один из духов заговорил с ней напрямую — она грохнулась в обморок прям на заброшке. А после того как очнулась в окружении еще большего количества душ, чуть не отдала коньки. Так быстро, она еще никогда не бегала. Нино была так испуганна, что на адреналине спрыгнула с пролета второго этажа и ломанулась через заросли в сторону дома. Потом она и в обычной больнице лежала — с трещиной в ноге, и в психиатрической — мало ли, у неё с головой проблемы. Но когда Гасанову выписали, как полностью психически здоровую и посоветовали не заигрывать с алкоголем и психотропными веществами, она задумалась о своей жизни. Тогда уже сильно старенькая бабушка наконец-то поведала ей историю о том, что в их роду были очень сильные ведьмы. Сказать, что в этот момент её жизнь поделилась на «до» и «после» это ничего не сказать. Безалаберная тусовщица и дикий скептик, оправдывающий любую паранормальщину психологией и физикой, превратилась в закрытую, спокойную и целомудренную верующую. Сколько же лет ушло на то, чтобы в полной мере научиться уметь управлять своими силами и совмещать их с реальной жизнью — ужас! А потом она уехала в Москву и для неё открылась «Битва Экстрасенсов». — Вот так, короче, — подытоживая свой коротенький рассказ про места силы. — Кстати, раз уж ты заговорила про прошлое, то мне все еще интересно послушать твои «кутежные» истории из прошлого, — напомнил Костя про обещание, данное в одном из первых выпусков. Эта женщина была удивительна, и с каждым новым днем, что он ее знал, она все больше погружала его в себя, как в бурный речной поток в горах. И как же он сейчас был счастлив, что она раскрывается перед ним. Хотя на его спокойном лице это никак и не отражалось. — Ой… прошлое… — женщина неловко улыбнулась, а потом крепко призадумалась. Чего бы такого рассказать Косте, чтобы это это не было связанно с экстремальными нарушениями закона, и чтобы звучало более весело. Потому что обычно, когда Нино рассказывает истории про то, как за ней на заброшке бежал пьяный мужик с ножом, или про то, как она оказалась в ментовке за избиение в нетрезвом состоянии нескольких наглых парней, людям не особо то весело, а страшно. Как говорится и я стрелял, и в меня стреляли, и я упал… Короче говоря за некоторые моменты в жизни было стыдно перед родителями. Особенно за периоды зависимости разного рода психотропными веществами. Благо Гасанова не стала зависимой и очень быстро слезла с этой дряни. Но ломки, которые снились ей до сих пор в кошмарах, были тем еще адом. Женщина даже и не заметила как помрачнела и насупилась, до того момента как на ее плечо легла рука и прибодряюще встряхнула. — Ты можешь не рассказывать, если не хочешь, — мягко напомнил Гецати, чем совершенно тронул Нино. Но… она же обещала ему рассказать, так что: — Да не, не, я просто думала, что именно рассказать. Воспоминаний чересчур много, — отмахнулась Гасанова в миг приободряясь, — Короче, я как-то соперницу свою в бассейн столкнула прямо на глазах у парня, который нам обеим нравился, — прыснув со смеху, наконец-то вспомнила Нино. И тут Костя просто… расхохотался. Даже на пресс руку положил. — А с тобой шутки плохи, да? — все еще смеясь, поинтересовался он. — Что тогда с Марьяной сделаем? Интересно, Гасанова поймёт, что он имеет в виду? — Надеюсь следующее испытание с ней будет недалеко от воды. Скину её в воду. Думаю русалка из неё получится лучше, чем ведьма, — съехидничала Нино, вспоминая название одной из песен Романовой. Та еще и музицировать успевала… ну и ну! — И да, со мной действительно шутки плохи, — хохотнула Гасанова. На самом деле было очень приятно наблюдать за тем, как её истории пробивают извечно серьезного Костю — тот вон как смехом заливался. Прелесть. Вообще было очень иронично, что изначально поводом для их большего сближения на Битве Сильнейших стала общая неприязнь к Марьяне. Но, Нино вдруг стало интересно, а Гецати она действительно неприятна, или он просто поддерживает неприятельские настроения Гасановой? Все-таки Романова оказывала ему знаки внимания уже долгое время… пусть и своим специфичным способом. Их вон как сводили остальные участники и Башаров. — Слушай, Кость, а вот по чесноку, как ты относишься к Марьяне? — неожиданно перевела тему Нино. И вдруг Гецати ещё и цокнул языком, едва не закатив глаза — он явно открывал в себе новые грани рядом с Гасановой. — Мне все равно, — признался он. — Я считаю, что она ведет себя недостойно и провокационно, не более. Мне такое в женщинах не нравится. Лицемерие и изворотливость. Костя специально заговорил о Марьяне, как о женщине, а не как о коллеге — он же правильно понял намек Нино? — Хм-м-м, интересно, — протянула задумчивая Гасанова, она не стала говорить, что во всех людях есть капля лицемерия. Все таки не в таких количествах, как у Романовой. Но тут у нее в голове что-то щелкнуло. Кажется она уловила куда сворачивала тема разговора: — А какие женщины тебе нравятся? — хитро улыбнулась Нино. Она же хотела заставить Гецати смущаться — вот самый идеальный для этого момент. — Честно? — усмехается Костя, который, на самом деле, ни капли не смутился. — Я не люблю говорить о личной жизни. Но для тебя сделаю исключение. И потянул немного интригу — так, пару мгновений, сопровождая все это действо лукавой улыбкой. — Я люблю женщин статных, волевых, сильных. Не соплячек. Таких, чтобы с ними и в бой, и в ритуалистику. А если ты про внешний типаж… Тоже могу описать, — кажется, Костя совсем развеселился. — Такие невысокие, с яркими глазами, с выраженными скулами. И чтобы обязательно умели драться, несмотря на рост. Он достаточно подробно объяснил? После этого в диалоге наступила звенящая тишина. В этой тишине казалось можно было услышать то, как отчаянно крутятся шестеренки в голове Гасановой. Он только что описал её один в один по всем параметрам. Как ей на это реагировать? Смеяться? Плакать? Если Костя сейчас ей так завуалированно признался в романтической симпатии, то скорее второе. Потому что Нино считала Гецати очень хорошим и интересным человеком, а еще достаточно привлекательным мужчиной… Но что именно она чувствовала к нему? Сука, лучше бы ему Марьяна нравилась. — Кхм. А я считаю, что Марьяна, хоть и раздражает порой, но мне кажется она делает это от недостатка внимания. И её даже жаль. Мне кажется она все же может быть хорошей… — совсем невпопад ответила Нино, отвечая на свой же предыдущий вопрос. Кажется она слышала тяжелый выдох Гецати. Господи какая неловкость то блять! Теперь точно хотелось плакать. Раньше Гасанова могла и глазом не моргнуть, когда отшивала парней один за другим. Но с Костей было по-другому. Его не хотелось обижать или отталкивать. Потому что он ей тоже нравился! Но она пока еще не определилась в каком именно плане. В голову женщины потихоньку стала загружаться информация, как в компьютер — процент за процентом. Сразу стали вспоминаться те или иные взаимодействия с Костей — как он единственный встал на её сторону, когда она вспылила в готическом зале, как раз за разом осаждал Романову, когда та цеплялась к Нино, да прости господи сегодняшний завтрак только чего стоил! Вот теперь точно можно было сказать, что Гасанова покраснела как рак. Хотела засмущать Костю, называется! — Как скажешь, — сдержанно улыбнулся Костя. — Ты, оказывается, очень чуткая, Нино. Он прекрасно понял, что сейчас женщина соскочила с темы, но ничуть не расстроился. Гецати не станет на нее давить, он, скорее, начнет активнее ухаживать. — Пойдем дальше погуляем. — Да, идем. Тут неподалеку есть главная улица города. Что-то вроде Московского Арбата, — хриплым от пережитого волнения голосом отозвалась Нино. Так, надо успокаиваться и приходить в себя. Лучше отпустить ситуацию и постараться не думать об этом разговоре. Отложить на попозже. Они же наверняка к этому вернутся. Глубоко вздохнув женщина постаралась сбросить с себя волнение. А потом робко взяла Костю под руку, также как они шли до этого. Как-будто ничего и не случилось. Ну внегласное признание в симпатии это же еще не повод шарахаться друг от друга и избегать? Это как-то по детски. — Вот и пошли, — с улыбкой согласился Костя. Они вдвоем выходят на центральную улицу, где на самом широком пространстве уже играли уличные музыканты. Стинг — сразу узнал Гецати. «Desert Rose» мелодично разливалась, обволакивала со всех сторон. И тогда Костя позволяет себе вольность — он заключает Нино в кольцо своих рук со спины и чуть покачивается в такт музыке. Ну, а что — он не мог упустить такой романтический момент. Сначала Нино неловко застывает на месте, боясь пошевелиться. А потом… отпускает все на самотек. Почему она просто не может принять мужское внимание в свое сторону? Ей же не обязательно так сразу давать точный ответ. Как девушке ей положено немного поломаться…. И именно поэтому Гасанова расслабляется в чужих руках. Спиной она старается поближе прижаться к Косте, а голову, слегка запрокинув, укладывает ему на плечо. И медленно покачиваться в таком положении оказалось необычайно уютно и приятно. Так приятно, как давно уже не было. Кажется, что её заброшенное каменное сердце начинает обрастать зеленью и цветами… А Костя и рад. Он чувствует, как эта неприступная женщина тает в его руках, и по ощущениям это все равно, что приручить дикую кошку. Хотя бы на время. Сразу чувствуешь себя особенным, хоть и не это было целью Гецати. Его целью было вызвать у нее искреннюю улыбку, а в итоге он сейчас получил даже больше. То, о чем и мечтать не смел. Но тут их бессовестно прерывают — подходит какая-то парочка девочек-подростков с широко распахнутыми глазами. — Извините, пожалуйста… — смущенно лепечет одна из них. — Константин и Нино? И Гецати абсолютно нехотя выпускает Гасанову из своих рук, сокрушенно вздыхает, но все равно улыбается фанаткам: — Да, мы. — А можно с вами сфотографироваться? — пищит вторая девчонка. — Нино, ты как? — спрашивает мужчина, в первую очередь, у нее. — Не против? — Да, конечно! — натужно бодро отзывается женщина, хотя у самой на лице одна из самых неловких улыбок мира. Их застали за таким интимным моментом, и теперь у неё сердце точно собиралось выпрыгнуть из груди. Но она не стала отказывать милым девочкам в фотографии, им не обязательно знать, что именно творится на душе у их кумира. Они с Гецати улыбчиво залезли в кадр к фанаткам, делая вид, будто между ними ничего только что не было. Но… когда Костя неловко приобнял девчат для кадра Нино положила свою ладонь поверх его, и мягко погладила. Сегодняшний вечер фанатам точно запомнится. Как и им с Костей. *** Утро следующего дня ощущалось, как пробуждение после пьянки. Только если обычно, от алкоголя страдал организм, то в этот раз явно мозги. Потому что, пока Нино попыталась осмыслить все произошедшее вчера её голова чуть не вскипела. Нужно что ли для съемок поберечь себя…. Гасанова приступала к испытанию первой — любила начинать тройки, потому что было больше времени на восстановление и осмысление всей полученной информации перед консилиумом. На месте её встречала целая орава людей, что сначала обескуражило. Ведьма коротко со всеми познакомилась, после чего сразу озвучила свои ощущения, которые она испытала во время жеребьевки. — Я буду честна, сразу увидела Ивана в мире мертвых, но нужно все же перепроверить. Я работаю с книгой мертвых, поэтому если все дают мне согласие для проведение ритуала, то я могу приступать, — и как только каждый из присутствующих кивнул, Гасанова начала раскладывать свои атрибуты. И вновь она вызывает духов рода. В этот раз ей повезло, и ведьме представили не только личные вещи покойника, но еще и биоматериал. Да, так будет гораздо легче разобраться в причине смерти. — Да, я вижу его тут. Он в плотном кольце своих родственников, — рассказывала Нино свои видения, все еще сидя с закрытыми глазами. Вдруг её шею начало как-будто сдавливать, стало тяжело дышать… — Такое ощущение, будто он задохнулся. Мне аж самой тяжело дышать стало, — произнесла ведьма, вставая с места. Горло пережимала какая-то неведомая сила, из-за чего Нино становилось немного дурно. Она решила пройтись по квартире и осмотреться, но вдруг её потянуло на улицу. За шустро выбежавшим из квартиры экстрасенсом ринулась и вся съемочная группа с наблюдателями. Гасанова ненадолго задержалась у площадки, на которой занимался сам Ваня. Не только чтобы отдышаться от быстрого бега (что на самом деле было странно для физически хорошо подготовленной Нино), но и для того, чтобы послушать, что ей говорят духи. Ведь как только она подошла к этому месту, их голоса в её голове стали звучать набатом: — Тут он себе бицуху растил, — небрежно кинула Нино, после чего тут же пошла дальше. Это все еще не место гибели, куда её так отчаянно тянуло. Она даже и не услышала, как удивленно перешептывались наблюдатели, бегущие за ней следом. Стремительно Нино привела всех к гаражному кооперативу, где так часто проводил свое свободное время Иван. Замедлившись, женщина посмотрела, а потом подошла к гаражу из которого сильнее всего тянуло аурой смерти. Когда она попросила открыть ей именно этот гараж, наблюдатели чуть ли не просияли — значит выбрала действительно правильный. Присев на колени Гасанова стала вслушиваться в то, что говорил ей дух. Он очень тяжело и горестно рассказывал о том, как уже будучи мертвым наблюдал за родителями, которые нашли его тело. Ему так больно и плохо было об этом рассказывать, что Нино еле сдерживалась. Она не думала, что эмоции духа могут её так растрогать. — Он вспоминает то, как вы его нашли. Ему очень больно от этого, — наконец-то подала голос Гасанова, из-за чего мама парня тут же начала рыдать. Нино подошла к ней, и заключила её в крепкие объятия, в которые чуть позже подключился и отец Ивана. Минорные эмоции этих людей были настолько сильными, что даже крепкую и скупую на эмоции ведьму прошибало. Она и не заметила, как её глаза стали застилать слезы сопереживания. И все же, едва сдерживаясь ведьма тоже заплакала совсем беззвучно, чтобы не расстраивать родителей погибшего еще сильнее. Ну, конечно, если сильному экстрасенсу плохо от таких ярких переживаний, то какого маме и папе? С каких пор это она такая эмоциональная? Постепенно успокоив родителей, Гасанова стала передавать им самые сокровенные послания, которые ей говорил парень. Пожелания, воспоминания из далекого детства. А потом все же собравшись, ведьма попросила достать фото парня. И после этого все стало понятно — даже на фотоснимке отображалась энергетика родового проклятия. После дополнительной проверки его родителей, Нино в этом еще сильнее убедилась. — Умирают мужчины, а виновата женщина, — подытожила Гасанова, отпуская руку матери. Это кто-то из её предков проклял свою семью. — Я не могу вам так сразу все сказать, мне в идеале нужно фото. Я не Марьяна Романова, чтобы обвинять всех подряд, — невольно вспомнив косяк коллеги в прошлом выпуске, произнесла Нино. Ну не могла она даже сейчас не уколоть эту заносчивую шаманку, которая так бесцеремонно раскидывается обвинениями. — Я люблю все перепроверить, и поэтому лучше бы нам еще раз встретиться вечером. — подытожила женщина, после чего её все же отпустили. Теперь она очень сильно хотела отдохнуть перед консилиумом. Потому что эмоционально, испытание её ужасно вымотало. *** На консилиум Саше и Нино пришлось приехать уже в другое место, где проходил испытание только Костя. По прибытии их ждала вся семья в полном составе. Они вместе с ведущим подготовили фото всех погибших мужчин, для того, чтобы экстрасенсы сделали уже более подробный вывод и поделились своими мнениями друг с другом. Первым работать со снимками начал Шепс. Просканировав все фотографии он пришел к выводу, что никакого проклятья в этой семье нет, с чем Гасанова была крайне не согласна. — Я все же считаю, что порча есть, и она идет по вот этой линии, — обведя рукой несколько лежащих на столе снимков, произнесла Нино, — Вы подготовили фотографии бабки? — У нас есть фото подозреваемых, — шутливо отозвался Илья Ларионов, после чего на столе появились еще несколько фото. Внимательно осмотрев их все, ведьма почувствовала, что самая мощная негативная энергетика исходит от портрета бабки Анфисы — именно она по словам одной из героинь часто злословила и раскидывалась проклятиями. И теперь мнение Гасановой о том, что это именно она испортила жизнь своим предкам, лишь укрепилась. — А ты, что думаешь, Кость? — поворачиваясь к коллеге, спросила женщина. — Я тоже увидел проклятье, — согласился Гецати. — И его необходимо снимать, необходимо помочь людям. — Хватит напрасно обвинять предков, — почти огрызнулся Шепс, явно очень нестабильный в последнее время. — Это все бред. Вы видите то, чего нет. Что-то похожее он недавно говорил Перси — «ты видишь то, чего нет, это ребячество, я ничего не сделал». Саша осекся, взгляд его на секунду помутнел, а во рту собралась горечь. Но, вместо того, чтобы замолчать, он продолжал пламенно отстаивать свою точку зрения: — Вы не видите истины! — По пальцам одной руки, наверное, можно пересчитать, когда я видел где-то проклятья, — спокойно воспротивился Костя. — Но это именно тот случай. Я согласен с Нино. В тот момент, когда Костя согласился с её версией она почувствовала себя более уверенно. Даже можно сказать более безопасно. Если сразу двое практиков склоняются к одной версии, то значит так оно и есть. Невольно встав поближе Гецати, Нино осуждающе посмотрела на Сашу. У них что, это семейное с Олегом — отговаривать наблюдателей от помощи других людей? — Просто, Саш, складывается ощущение, что ты просто мешаешь нам с Костей оказать людям помощь! Им от этого не убудет, а энергия в роду станет чище! — возмутилась Гасанова, скрещивая руки на груди. Будь она сейчас одна в их дискуссии с Шепсом, то непременно начала бы злиться и продавливать свою версию… Но из-за присутствия Гецати она вела себя гораздо спокойнее. — Чище? — фыркнул Саша. — Их род им «спасибо» за такое не скажет. Эта самая несчастная бабушка уже просила прощения на кладбище. И я им объяснил, за что. А с Константином я работаю второй раз, и в первый, когда он увидел проклятье, мне потом звонили люди и говорили, что его помощь не пригодилась, а только все испортила. Могу дать их телефоны, всех семерых. И даже выдав эту тираду, Шепс не ощутил себя спокойнее. Напротив — пустота в груди словно бы стала шире, она пожирала его изнутри, мерзко чавкая. Он уже представлял, что ждёт его в готзале, где никто не встанет на его сторону. Но это не значит, что он остановится, просто… просто ему было плохо. — Саш, ты сейчас себя унизил дальше некуда, — покачал головой Гецати. — Унизил? — Да, потому что, если тебе есть, что мне сказать, мы бы могли поговорить наедине. Четыре года ты молчал, а сейчас унижаешься, говоря о профессиональных вещах при наблюдателях. Как только до ушей Нино донеслись слова Шепса, припоминающие их с Костей общую работу, всю женщину насквозь прошибло возмущение. Серьезно, блять?! То есть вместо того, чтобы получше аргументировать свою позицию, он решил вспомнить какой-то выдуманный конфликт из прошлого, и поставить его в укор коллеге? Это что за бред вообще?! Недовольная Гасанова потом еще отдельно перед камерой выскажет свое недовольство: «С таким же успехом я могу сказать, что мне позвонил Дядя Петя и сказал, что Шепс дурачок. Ну что за бред, правда!» — Скажите вот вы, честно, — обратился Саша к наблюдателям. — Вы ощущаете что-то, что нужно убирать? — Нет, — отозвался один из мужчин. Но женщины почти в один голос заявили, что считают нужным подстраховаться. Раздраженный Шепс только вздохнул и едва не перекосился, когда Костя кивнул Нино на кухню. — Пойдем тогда, обсудим ритуал, — предложил Гецати. — Без камер. И как только мужчина закрыл дверь Гасанова взорвалась. — Шепс, ахуел просто! — «громким» шепотом возмущалась ведьма. Она не хотела, чтобы их услышали, но эмоции били через край. — Как ему не стыдно вообще себя так вести! — агрессивно расхаживая по кухне взад-вперед, говорила Нино. Создавалось ощущение, что Сашины слова задели её, гораздо сильнее чем Костю. Но это ведь правда ненормально! Он ведь это специально сделал, чтобы подорвать репутацию Гецати в глазах наблюдателей. — Тебя это воообще не волнует? — с наездом обратилась Нино к мужчине, но потом чуть сбавила обороты, — Ну это пиздец правда, — нормальных слов кроме мата уже не оставалось. Костя лишь красноречиво усмехнулся — такое чувство, будто Нино, и правда, оскорбилась за него больше, чем он сам. — Да, это неприятно, но ну и ладно, — махнул рукой мужчина. — Главное, что мы поможем этим людям. Но спасибо, Нино, за поддержку. Это очень ценно для меня. Женщина медленно вдохнула, смотря на Костю сочувствующим взглядом, а потом нахмурившись сложила пальцы на переносице. Гребанный Шепс доведет её до головной боли. Настоящая заноза в заднице. — Так вот, ритуал… Быстро обсудив, кто их них какую часть работы возьмет на себя, Гецати с Гасановой наконец-то вышли к наблюдателям. — Нам понадобятся ваши личные вещи, — попросила Нино у героев испытания, — Все же в живых собираются остаться? — немного саркастично добавила она. Шепс так и продолжал шататься туда сюда и высказывать свое «особо важное мнение». — Такое страшное проклятье, что водичку выльете, и все станет прекрасно? — злобствовал Саша. Но Костя на его уловки не велся, и Нино, с его подачи, кажется, тоже. Он так и летал коршуном вокруг, пока Гецати и Гасанова разводили костер. Сам того не понимая, Шепс банально вымещал свою боль на коллегах. Открытая рана в душе сочилась и гноилась, Персефона стала его опухолью, что уже дала метастазы в самое сердце. Он ходил к администраторам, на камеру рассказывая, что весь этот ритуал — не магия и вообще какое-то издевательство, а перед глазами у него так и маячил образ юной чернокнижницы. *** В последнее время у Олега с Сашей отношения были… не самые простые. Сначала дело было исключительно в конкуренции — как бы Саша не утверждал в начале обратное, ему было важно в очередной раз подтвердить, что он лучший, а Олег уступать не хотел. Потом в жизнь Шепсов почти с ноги влетели девочки, каждая с багажом своих сложностей. А кое-кто и с бывшими, но не бывшими, блять. Осложняло ситуацию то, что, как и в двадцать первом сезоне, Олег снова жил с братом. Иногда дело доходило до того, что за целый день они могли не обменяться и словечком. Но Олег знал всегда. Единственный, кто в их семье его всегда любил — это Саша. И хотя иногда они готовы были друг друга убить, это Саша провел много времени, нянчась с еще маленьким Олегом. И, в конце концов, Саша — все еще его старший брат. И Олег, посмотрев в гордом одиночестве выпуск, оставивший у него самые тревожные ощущения, не мог его игнорировать. Именно поэтому, незадолго до начала съемок, Олег подошел к нему уже пятый раз за день — понимал же, кого сегодня будут старательно разносить в готзале. И… ладно, не без этого — ему сильно не хотелось даже взглядом пересекаться с Дафной. — Эй, Саш. — Пришлось коснуться его плеча, привлекая внимание. — Саш, все нормально будет. И хотя сегодня среди них нет Перси, что он, в одиночку брата не отстоит? Сначала старший Шепс хотел вновь огрызнуться, как и всегда делал в последние недели, но в итоге просто глубоко вдохнул и выдохнул. Олег же не виноват, виноват только он сам. Замыслил, блять, что такой идеальный кукловод, что сможет разобраться и с Перси, и с Мэри разом… Последняя, кстати, в отличие от первой, постоянно ему писала, настаивала на встречах, от которых Сашу уже тошнит. — Спасибо, Олег, — мрачно поблагодарил он. — Но ты сам-то в это веришь? Надо же в его возрасте так запутаться. — Верю, — сходу откликнулся Олег. Конечно, блять, это звучало слишком оптимистично. Гецати-то еще о произошедшем отмолчится, но вот одного взгляда на Нино было достаточно, чтобы понять, что в ее списке дел на сегодня первым же пунктом стоит «разнести дурачка Шепса на готзале за Гецати». Но… — Меня Перси убьет, если я не буду сегодня за двоих разносить за тебя, знаешь ли. Может, даже и хорошо, что Перси сегодня не с ними. Тогда бы они точно схлестнулись с Нино так, что дело закончилось бы дракой. Олег как-то машинально оглянулся на Дафну, которой сейчас что-то старательно навязывал Череватый. Кто угодно, но только не сам Олег. Он чертыхнулся сам на себя, понимая, что слишком долго смотрит на нее, и снова повернулся к брату, как бы оправдываясь за то, почему так пялился: — Поговори с ней. Олег даже не мог заставить себя произнести имя Дафны. — Знаешь, что я скажу, братец, — вздохнул Саша, которого слишком царапнуло имя Перси, и похлопал Олега по плечу. — Не дано нам с тобой нормальные отношения иметь. Он, действительно, скоро вскипит и побежит выспрашивать о Персефоне у ее младшей сестры, но… Пока в нем ещё теплилась надежда, что начнутся съемки, и она сама впорхнет в готический зал. *** Ладно, пожалуй, сначала Олег даже почти был уверен, что все будет хорошо. Наблюдателей на испытании было много, поэтому их оценки смотрели особенно долго. Начали, по традиции, с Нино, и особенно вредный сегодня Олег не смог удержаться от усмешки, когда после четырех десяток на экране появились две девятки и, очевидно, особенно уколовшая ведьму семерку. Олег, вообще-то, не шутил, когда говорил о том, что сегодня будет разносить за брата за двоих. И хотя Нино он все еще уважал, сейчас просто была… особенная ситуация, требующая непосредственного участия Олега. В отличие от Гасановой, Сашу наблюдатели оценили выше — одна девятка среди всех десяток. И хотя вот это девять целых, девять десятых выглядело как молчаливый укор, что где-то все-таки не дожал (о чем немедленно заявил Башаров), Олег думал, что такие высокие баллы Сашу немного растормошат. Тем более, по Гецати тоже прошлись — под конец ему прилетело всего пять баллов, значительно снижая среднюю оценку. И вроде бы, для начала все было вполне неплохо. Но потом Саша… просто открыл рот. Сначала Башаров уколол Константина самой низкой оценкой от наблюдателей — пятеркой, на что Гецати спокойно ответил, что физически невозможно поговорить со всеми и всем угодить, и даже Марьяна за него заступилась… Но Сашу тут же понесло: — Ну, лично я уделил время каждому человеку на испытании, каждый из них получил от меня толику какого-то общения. — Вы считаете, что справились с испытанием лучше, чем ваши конкуренты? — уточнил Марат. — Да я бы даже сказал, я конкурентов не увидел. — А тогда кого вы в них видите? — Никого, — самым загробным голосом отвечал Саша. — Из-за таких, как вы говорите, конкурентов, хотя я не могу их так назвать, экстрасенсов презирают. — Подождите, ребята, а что там между вами произошло? — кажется, ахуел даже ведущий. — Наши версии разошлись, — пояснил старший Шепс. — Я считаю, что в конце происходил полный цирк. — Мне кажется, сейчас в вас просто говорит обида. — Обида? — Я согласен с этим, — Костя аж потер шею. — Я уверен в своей версии, — продолжал и продолжал Саша. — И потом спросил у людей, и абсолютно все сказали, что не почувствовали ничего. И пожалели о том, что был проведен этот, так называемый, ритуал. — Забавно, — не смогла сдержать усмешки Дафна. — Ты там на всех стукаческое досье собирал? Нино и Костя работают вдвоем, пока ты занят своим эго. И тут Саша просто молча выходит из зала. В этот Нино захотелось просто рассмеяться. Громко и в голос. Твою мать, ну что за цирк? Женщина с нервной улыбкой повернулась к Косте, который выглядел чернее тучи. И его довели. — Так же тоже непозволительно себя вести, каждый божий раз! — наконец-то подала голос возмущенная Гасанова. — Хорошо, успокойся, — хмуро отозвался Олег. Он явно не ожидал, что сегодняшние съемки обернутся тем, что Саша просто уйдет из готического зала. Он действительно хотел защитить брата, и за себя и за Перси. Но тот так себя подставлял, что это невозможно было уже ничем оправдать. — Олег, он сказал что мы никто, я тебе напомню! — воскликнула Нино. Терпения не оставалось — Шепс вел себя, как мудак не уважающий своих коллег, а брат продолжал его слепо защищать! — Какое право он имеет так неэтично говорить о своих коллегах?! — кажется к женщине начинала возвращаться та злость, испытанная еще во время совместного консилиума с Александром. Только сейчас ее Костя уже не угомонит — потому что сам еле сдерживал таящийся внутри гнев и негодование от происходящего. — Так, что ты не сказала это ему? — еле найдя хоть какие-то слова, чтобы отразить нападку ведьмы, ответил Олег, благо его тут же подхватила Романова. — Вот именно, Нино, ты стояла здесь и сопли жевала! — подстебнула Гасанову Марьяна, чем открыла буквально портал в ад. — Сопли жуешь здесь только ты, — агрессивно тыкнув пальцем в сторону шаманки, воскликнула Нино. Она хотела уже устроить ей длиннющую тираду о том, какое Романова ничтожество, извивающееся как змея, ради толики внимания, но тут почувствовала на себе пристальный мужской взгляд. Обернувшись Гасанова переглянулась с Костей, который всем своим видом говорил «не стоит». Действительно, не стоит. Сейчас Шепс вернется, и она его в порошок сотрет. — Вы сами его и спровоцировали, — просто не мог не сказать Олег, задержав особенно долгий взгляд на Дафне. Неужели она не понимает? Неужели не думает? Хотя бы ради сестры. Олег, которого и самого предательски крыло тогда, когда Дафна ушла с Ромой, а Перси его пыталась успокоить, брата понимал. Потому что это почти равносильно тому, что обвинения в занятости своим эго ему бы вбросила сама Перси. — Олег, сходи за братом, пожалуйста, — прервал экстрасенсов Марат. — И я надеюсь, что он вернется. Олег кивнул, направившись к выходу с готзала, а сам в мыслях себя же и ругая. Перси бы вот точно никто не просил Сашу вернуть — она бы сама за ним бросилась, не тратя драгоценное время на бессмысленные срачи. А самой Дафне было плевать — да, Перси ее по головке за этот выпад не погладит, но она считала себя правой. Она довела Сашу так же, как он довел ее сестру. Око за око. И потому младшая Булгакова сейчас подошла к Нино, тихо позвав ее с собой на подоконник: — Жесть, конечно. Ты и сама это знаешь, что Шепс мудак. Для него никто и ты, и Костя, и моя сестра. — Отвратительно просто! — уже гораздо тише возмущается Нино, садясь рядом с Дафной на окошко. На самом деле, было очень приятно, что в этом споре Булгакова встала на её сторону. Привыкшая отбивать нападки коллег в одиночку, или максимум на пару с Гецати, Гасанова была польщена. А потому не долго думая она притянула Дафну к себе, приобнимая. — Спасибо, за то, что не осталась в стороне, — тихо отозвалась ведьма, поглаживая девушку по плечу. Нино, как оказалось, становится более тактильной рядом с людьми, которые ей симпатичны. Наклонившись совсем близко к Дафне, Гасанова прошептала ей на ухо: — Особенно жалко Персефону, мы уж как-нибудь перенесем с Костей его нападки, — женщина посочувствовала старшей из Булгаковых. Тем временем, Саша стоял в коридоре и тяжело дышал. Вспоминал, как недавно так же убегала Персефона. Причем — из-за него. И потому его так и задели слова именно Дафны — в ее голосе, в ее осуждении он слышал ее сестру, когда она сказала про его эго. Дышать становилось все тяжелее, а во рту появился привкус железа — блять, нет, только не приступ! Но все обходится тогда, когда рядом оказывается Олег. — Саш. Олег замер на расстоянии буквально пары шагов от брата, предательски не решаясь к нему подойти. Даже невооруженным взглядом было видно, что Саше плохо уже не только ментально, но и физически — а весь потолок идей Олега ограничивался только тем, чтобы просто впихнуть в него таблетки. Кажется, сейчас пронесло, но… гораздо лучше было бы, если бы здесь сейчас был не Олег. — Ты же знаешь, что Перси никогда бы тебе этого не сказала. Потому что ее единственный откровенный наезд был только тогда, с американскими горками — и то, было очевидно, что Перси уже ходит на грани, просто никто из них этого не понял. Блять. Олегу казалось, что он говорит абсолютно очевидные вещи, но он все же сказал: — Пошли. Ты сейчас вернешься туда, мы поставим их всех на место, а потом ты просто поговоришь, — родное имя камнем встало в горле, — просто поговоришь с Дафной. Она знает, где Перси. Иначе ты себя сам изведешь. — Ладно, — просто соглашается Саша, которого едва ли не трясет. — Только подожди, дай немного подышу. В готическом зале, тем временем, Марат вопрошает: — Ну, кто следующий? Влад уже уходил, Персефона, теперь Александр. «Я» — подумала про себя Дафна. — Я со своего места никуда не уйду, и буду стоять здесь до победного, — ехидно усмехнувшись, ответила Нино. — Только вперед ногами, — не менее злорадно отозвался Влад, из-за чего Гасанова не могла сдержать смешка. Некоторых из них действительно придется только вперед ногами выносить из готического зала. Тех, кого нервы первыми подведут. Саша возвращается своей фирменной модельной походкой, с гордо задранным подбородком, и никто не знает, что душа у него рвется в клочья. Он молча встает на место, и тогда Марат предлагает перейти к оценкам от экстрасенсов. И первой начинают с Нино. Дафна поставила Гасановой твердую десятку, Дима — девятку, Марьяна — семерку. Влад с фразой «Анатолий благословил» ставит тоже десять, когда как Олег — лишь восемь. — Нино, вы довольны своими оценками? — спрашивает Башаров. — Ну, предсказуемо, — пожала плечами Нино. Было очевидно почему Олег занизил оценку, поэтому она даже не стала его донимать расспросами. — Чья оценка для вас предсказуема? — пытливо поинтересовался Марат. — Ну оценка Марьяны. От неё это даже хорошая оценка, но все же, — не воодушевленно отозвалась Нино. Конечно, она ожидала большего. Она вообще от Битвы Сильнейших ожидала гораздо более высокую оценку своих сил, но раз за разом Гасанова встречалась с жестокой реальностью проекта: низкие оценки от телезрителей, очень субъективная оценка коллег и наблюдателей, высокие оценки коллегам мужского пола только за красивое личико. Все это на самом деле расстраивало, но лишь сильнее подстегивало работать усерднее. Марьяна тут же задвинула телегу о том, как неправильно была проведена чистка, ведь люди «должны были спать, а не веселиться». — Марьяш, напомню, что ты здесь практически одна без родового дара, — парировала Дафна. — И сколько бы ты не изучала магию, ты не можешь знать и чувствовать всего. Людям явно стало легче от ритуала Кости и Нино, значит, они им помогли. — Говорит мне двадцатилетняя сопля, — напоминает Романова. — С таким отцом, что ты бы от одного его взгляда откинулась, — усмехается младшая Булгакова. И наступает момент оценок Саши. Дафна забила хуй и влепила ему единицу, тогда как все, кроме Олега с его десяткой, обошлись восьмерками и девятками. — Кажется, у нашей сладкой парочки разногласия, — взбодрился Марат, намекая на оценки младшей Булгаковой и младшего Шепса. Дафна лишь пожала плечами и упрямо молчала. — Нет никакой сладкой парочки, — не задумавшись, возразил Олег. Но не пожалел, что сказал. Откуда в ней вдруг вылезла такая язвительность? Вообще не понимает, что творит, что несет? Олегу бы и хотелось на нее рыкнуть, но… не может. — Пришел, увидел, победил. Мне все понравилось. Это было круто. Хоть не супчик варил. А для Дафны это было ударом под дых — казалось, аж низ живота заныл. Она была готова разрыдаться прямо здесь и сейчас, голова предательски закружилась, и девушка схватила Череватого за рукав. — Чш-ш, ты че? — шепнул ей Влад. — Я тебе потом все расскажу, — пообещала Булгакова. — Просто подержи меня, хорошо? — Да без б, иди сюда, — и он взял ее под локоть, буквально удерживая на себе весь вес девушки. А Нино была возмущена. Нет, она блять была в ярости. Сначала старший Шепс выделывает трюки, подставляя Костю, теперь младший обижает свою беременную девушку. Это что вообще за поведение? — Знаешь, на испытании я была обескуражена твоим высказыванием, Саша, — обратилась Нино к Шепсу, — Что после нашего совместного испытания несколько лет назад, когда Константин нашел там порчу, если я не ошибаюсь, что все семь человек тебе позвонили и сказали, что проклятия нет. Я бы хотела, чтобы ты объяснился, что это всё значит? Как ты при героях испытания вспоминаешь что-то не имеющее к этому испытанию отношение, называешь при этом Константина человеком который не помогает, — выложила свою тираду Гасанова. Наконец-то весь обьем её негодования вырвался наружу. Спасибо хоть, что в спокойной форме, а не в агрессивной. — Ну, вот так, — просто пожал плечами подозрительно затихший Саша. — Я не обязан оправдываться перед тобой, Нино. — Так голословно утверждать, что конкуренты не помогают мне кажется, что это просто нечестно что ли, — как-будто даже не обратив внимание на то, что ответил ей Саша, продолжила Нино. — А давайте может позвоним кому-нибудь из них сейчас! — неожиданно предложил Марат, чему Нино была несказанно рада. — А давайте! Я только за, — очень бодро и эмоционально отозвалась Гасанова. Ей просто самой было интересно докопаться до правды — ну неужели целых семь человек пожаловались на работу Гецати именно Саше. Саша вбивал цифры, диктуемые Маратом, пока стоящая рядом Нино упивалась его энергией тревоги. Конечно, понял трус, что его слова сейчас опровергнут, вот и занервничал. Женщина встала поближе к Саше и слегка наклонилась, чтобы лучше слышать телефонный разговор. — Здравствуйте, Татьяна? — чуть ли не дрожащим голосом поздоровался с бывшей наблюдательницей Шепс. — Это Александр Шепс, помните мы приезжали с Нино и Константином к вам? Мы просто хотели спросить пару вопросов по поводу этого испытания. — Да-да, помню! — отозвалась немного ошеломленная женщина. — Как вы можете оценить это испытание? — в лоб спросил Саша, чем немного обескуражил Нино. Нет бы объяснить для начала зачем это нужно. — Если по десятибалльной шкале, то точно десять! — Татьяна, добрый вечер, это Нино, здесь еще есть Константин и мы все вас прекрасно слышим. На самом деле у нас следующий вопрос: был ли у вас после этого контакт с Александром. И второй вопрос: Константин делал ритуал, вы считаете вам это помогло или нет? — Честно говоря, вроде бы затишье, — после слов Татьяны Гасанова театрально развела руками, мол «что и требовалось доказать», — Ничего такого уже не случается. А после ритуала мне действительно стало легче, и душевно и физически, — добавила наблюдательница по ту сторону телефона. Тут же вспыхнувшая счастьем Нино несдержанно отбежала в сторону довольно пританцовывала. Активно размахивая руками и тряся грудью скрытой под пиджаком, женщина разве, что не смеялась. А потом все же взяв себя в руки вернулась, дабы поблагодарить героиню. Но её эпичные движения, видели уже все камеры готического зала и его присутствующие. Нет, ну а что?! В молодости Гасанова и не так отплясывала на вечеринках. А на некоторых практически и без одежды. Просто безудержная радость нахлынувшая на неё от свершившегося правосудия била в голову. — То есть Константин помог? — уточнила Нино. — Да, именно после ритуала мне правда полегчало! — Гасанова тут же перевела полный гордости и удовлетворения взгляд на Костю, который все еще был серьезен как скала. Хотелось кричать «Костя, ну ты чего, смотри как все разрешилось!» — Именно после ритуала, или после всего произошедшего тогда? — все еще не унимаясь, уточнил Саша. — Да, после ритуала. Если до этого я еще сомневалась, то потом мне совсем легко стало! — Спасибо большое, Татьяна, вы нам очень помогли! — поблагодарила наблюдательницу чуть ли не сияющая от счастья Гасанова. — Получается первый попавшийся герой сьемки подтвердил, что Константин помог, — уточнил Марат. — Если бы Нино сейчас не влезла в разговор, и не сказала, что они с Константином тоже тут, то ответ был бы совершенно другой, — «Ну уж на сковородке!» пронеслось в голове у Гасановой. — Если бы, да кабы, — скептично пожал плечами Башаров. Даже ему уже было смешно с того, как Александр отказывался признавать свое поражение. — Саша, а может если ты совершил ошибку, то может пришло время как-то извиниться? — предложила Гасанова. Одного только факта, что Шепс оказался неправ ей было недостаточно. Она хотела полностью прокатиться по его зазнавшейся натуре. Пусть наступит на горло своей гордости и извинится. И тогда Нино точно будет самой счастливой женщиной на планете Земля. — Мне не за что извиняться, — меланхолично ответил Саша. — Я сказал вам тогда то, что они сказали мне. И не врал ни в чем. Но Марат, донельзя довольный получившимся шоу, предложил перейти к оценкам Константина. Бледная и притихшая Дафна перевернула фото с десяткой, как Влад с Димой. Марьяна поставила девять, Олег же — восемь. Очевидно, вновь защищая своего брата. То-то сорокалетний мужик не может защитить себя сам. — Чью оценку вы хотели бы обсудить первой? — спросил Марат. — С Марьяны начнем, очень интересно, — ответил Гецати. — Господин назвал вас любимой женой, вы первая, — тут же разошелся Башаров, на что сам Костя почти ощетинился: — К сожалению, не мой типаж. Нино в курсе. Смеявшаяся до этого над шуткой Марата Нино, в мгновение побледнела и снова покраснела, а потом тихонько прыснула со смеха, прикрывая рот ладонью. Она извела на говно Шепса, а Гецати видимо решил ради неё извести Романову. Женщине даже не пришлось поднимать взгляда на Марьяну, чтобы понять, как ту задело высказывание Кости. Флюиды обиды тут же заполонили весь готический зал. Романова же, что до этого хотела изменить девятку на десятку из-за несправедливости наблюдательницы, тотчас передумала. — Будет девять. Все. В конце концов, когда все баллы были распределены по турнирной таблице, тяжёлые съемки, наконец, завершились. — Так шо с тобой такое-то? — поинтересовался Влад, присев рядом с Дафной на подоконник. По-братски приобрял, потрепал по плечу. — Зеленая вся, как крокозября какая-то. — Череватый, — шмыгнула носом девушка, прижавшись поближе к теплому боку. — Можно будет мне… посоветоваться с Леной? — С Ленкой-то? Та канеш, она у меня как раз о тебе спрашивала. Если хош, можешь хоть приехать к нам. — Мне пить нельзя, — вспоминая прошлую тусовку в их квартире, сказала Дафна. — Че эт вдруг? — усмехнулся мужчина, но тут же едва не побледнел и сам. — Погоди, ты че… Закодировалась? — Влад! Но чернокнижник лишь громко-громко заржал — всего-то хотел немного подстебнуть, чтобы подруга улыбнулась. Он реально тепло относился к малышке Булгаковой — она ему напоминала младшую сестренку, которой у него никогда не было. — Смотри, — а она решилась и, взяв его руку, положила ее на свой живот. — Чувствуй. И Дафна сметала все магические преграды, что сама выстроила, чтобы друг мог ощутить всё. Узнать ее тайну. — Ахуеть! — выпалил Череватый и аж с места подскочил, прикрыв рот рукой. — Та это ж Шепсовский пиздюк! Пацан ещё походу? А Булгакова ревет. Ревет и ревет, пока Влад не обнимает ее крепко-крепко. Костя, недоумевающий с этой картины, думает о том, что было бы неплохо как-нибудь самому поговорить с Дафной — в конце концов, она была его ученицей, и они раньше очень хорошо общались. Жалко девчонку, если с ней происходит что-то плохое. Но пока рядом с ней есть Череватый, а у самого Гецати есть ещё одно дело. Он подходит к Гасановой, залипающей на что-то в телефоне, и деликатно покашливает: — Нино, я хотел поблагодарить тебя… За такую поддержку. Черт, да ты, похоже, переживала за меня больше меня самого. Спасибо. И тепло усмехается. — Ну… возможно ты прав! — неловко хохотнула Нино, отвлекаясь от гаджета, — Ты на моем месте также бы поступил, — ответила все еще развеселенная Гасанова, а потом, убрав телефон в карман, налетела на Костю с объятиями в небольшом приступе эйфории. Она все еще не могла угомониться после своего триумфа в готическом зале, а потому позволила себе такую небольшую вольность. К тому же, в объятиях Гецати, было очень уютно и, как показывала практика, она быстрее успокаивалась. Вот это да. Костя никак этого не ожидал — теперь дикая кошка сама пришла к нему в руки. В самом прямом смысле. И он, заряжаясь ее эйфорией, обнимает женщину в ответ, стискивая в своих сильных объятиях. *** Дафна так и не позвонила сестра в тот же день, когда поссорилась с Олегом — просто не нашла в себе сил. Зато звонила Роме и рыдала ему в трубку. Сейчас ей, впервые за долгое время, казалось, что она и не нужна никому, кроме него. Беременность явно шатала ее эмоциональный фон, делая как сентиментальной, так и утрирующей мелочи. Но сегодня, после такого напряженного готзала… Младшей Булгаковой просто уже пришлось. Она обязана Роме, поскольку он единственный был рядом с ней сейчас. Шепс-то ее игнорирует. И вот, лежа пласточком в своей комнате, Дафна кое-как откшрябала себя от кровати — любила говорить по телефону, бродя по квартире. По такой одинокой и пустой квартире. — Алло? Перси? — ее голос заранее звучал плаксиво, учитывая, о чем она собиралась попросить. — Как ты там? Папа прикупил Перси новый телефон буквально сегодня. Она долго отнекивалась, убеждая его, что уже большая девочка, способная обеспечивать себя сама (ладно, неважно, что ей придется отдаться в пожизненное рабство ТНТ, чтобы выплатить им неустойку за прогулянные два выпуска), но в итоге сдалась. Если отец что-то решил, значит остается только смириться. Номер был новый (мама тут же слила его Дафне, надеясь, что девочки восстановят контакт друг с другом; а еще, как подумала Персефона, это классная мера безопасности от Людмилы), но аккаунт она перенесла старый, и сегодня полдня старательно восстанавливала все так же, как было в безвинно павшем смартфоне. И только потом до Перси дошло, что она сегодня впервые за долгое время засветилась во всех соцсетях сразу. Жить в информационном вакууме оказалось неплохо, и она все время, что жила у родителей, ограничивалась только телевизором. А тут вот… Интересно, Саша заметит? А потом случилась Дафна. — Ты че там, ревешь что ли? — с подозрением поинтересовалась Перси, хотя по одному голосу близняшки было все понятно. Вопрос про свои дела она проигнорировала как-то невольно. — Давай, рассказывай. — Мне нужна твоя помощь, — сразу призналась младшая Булгакова. — Вернее, не мне, а Роме, но это как бы мне. Помнишь, папа закодировал соседа дядю Ваську? Ну, от алкоголизма. Ты сможешь сделать то же самое с наркоманией? А голос дрожит. Надо же, как все обернулось — буквально недавно Олег был ее героем, а Рома — последним мудаком. А теперь… наоборот, получается? — Охо-хо, стоп, стоп. — От такого потока неожиданной информации Перси на кровати аж села. — Так, помедленнее. Откуда вообще этот опять всплыл? А ее не было-то всего, получается, почти две недели. Или уже две? Она не сильно считала дни, да и время, проведенное за сбиванием ног в кровь на пуантах, пролетало значительно быстрее, но как-то… — Подожди, — и тут Перси озарило, — а мне Олег потом пизды не вставит? Не то что бы я Соболеву реально собираюсь помогать, но… — Не вставит, — голос Дафны дрогнул. — Мы, кажется, все. Да и с Ромой тоже. Вот только Рома хотя бы заботится обо мне и поддерживает. А. первый игнорит уже несколько дней. Ведь сама она явно сейчас позаботиться не может. — Та-а-а-ак, Дафна, еб твою мать, давай по порядку! — Ничерта не понимающая Персефона на сестру даже чуть прикрикнула, потому что чувствовала, что упускает какой-то важный кусок информации. Какое «все»? У нее с Сашей еще совсем не все, а эти вдруг разошлись? И с каких пор Соболев-то всенародным героем стал? Но потом… кажется, пытаться выбить из Дафны информацию криком будет бессмысленно. Значит пришло время для коварных манипуляций. — Даф, я не смогу помочь Роме, если буду не вдуплять, что у вас там происходит. Рассказывай давай. Саша бы ей точно сейчас гордился. Но как все объяснить, не упоминая главного? Ведь Дафна и Рома снова сблизились именно на фоне общей тайны. Он был рядом с ней в самые важные моменты ее жизни, и этот, определенно, войдет в этот список, если не возглавит его. Сестра ждёт нормальных объяснений, но не может же младшая Булгакова объявить обо всем так, между делом? Поэтому, надо сначала сообщить именно это. Набрав в легкие побольше воздуха, Дафна на одном выдохе выдает: — Я беременна. И жмурится так, словно сказала это Перси лицом к лицу. Ла-адно, хорошо! Где-то в глубине души Персефона к чему-то такому готовилась заранее, на всякий случай примеряя на себя роль самой лучшей тети на планете. Ну, в конце концов, Дафна уже давно была в отношениях, из старых перескочила в новые, поцелуйчиками одними никто не ограничился… Да и сам факт того, как началась их история с Олегом, Перси как будто к этому и готовил. Теперь понятно, почему папа все это время ходит такой мрачный, а мама очень загадочная. Значит в курсе давно, просто Дафна просила их не говорить. Мда. В иной ситуации Перси бы уже бросилась проверять Сашу на тему того, знает ли он о том, что тоже скоро будет дядей, однако… Стоп, блять. — Я что-то не поняла, — чуть настороженно начала Перси. — Ты беременна, Олег шлет тебя нахуй, а при этом с тобой торчит… Рома? — И ее тут же перекосило от страшной догадки: — Еб твою мать, Дафна, ты от кого беременна-то?! — Не буянь, от Олега, — почему-то вдруг зашептала сестра. — И он не в курсе, и я запрещаю тебе ему об этом говорить. Потому что я ещё ничего не решила. Если я и так нахуй не сдалась, то зачем пузатая нужна? А Рома… А Рома просто лучик света. Внезапно, правда? — Рома пытается соскочить с наркотиков, но у него не получается. Моих сил не хватает, я не по этой части. Пожалуйста, Перси… Помоги. Мда. А Перси-то думала, что сильнее, чем попытка сегодня вспомнить рабочий мод на тик-ток, мозги ей ничего не загрузит. И новостей-то столько сразу, что осознать даже не успевала. По итогу, проигнорировав вторую часть монолога сестры, Перси уточнила: — А ты уверена, что от Олега? — Эй! — Дафна аж ногой топнула, жаль, сестра не видела. — Да, я уверена. Мы с Олегом… недавно. А с Ромой у меня несколько месяцев ничего не было. Она уже начинала закипать — не гуляющая же она в конце-то концов. И самое ужасное, что Персефона игнорирует ее реально важную просьбу. — Но вот видишь, не такой уж принц твой Олежа, — в итоге почти зарычала младшая Булгакова, срываясь. — Я прошу тебя о помощи! Но если ты не хочешь помогать, обращусь к Череватому! И вообще мне надоело, что все мне указывают, что делать — вот возьму и вернусь к Роме вот тупо всем назло. Олегу, тебе, папе. Ведь я. я… Горло свел спазм, и Дафна резко замолчала, срываясь на рыдания. Ну сколько можно-то блять?! Сколько литров слез в ней ещё плещется? — Я устала. Я тут совсем одна, и мне плохо. Плюс один к фобиям — беременность. Это если обычно более-менее спокойную Дафну во все стороны бросает, то что бы было с совсем не такой эмоционально Перси? — Спокойно. — А вот тут в голосе даже прорезались стальные папины нотки. Нахваталась, пока жила с родителями. Перси и так изначально была папиной дочкой, но когда тоже начала заниматься его ремеслом, их связь как будто только усилилась. — Возвращаться к бывшему просто для того, чтобы всех позлить — это слишком гениальный ход даже для тебя с твоим пузожителем. Мда уж. Ладно еще ребенок — ну правда, это рано или поздно случилось бы. А вот то, что теперь Рома луч света в темном царстве — это уже совсем неожиданный поворот. Но вот про «совсем одна»… с губ даже невольный смешок сорвался. Горький такой, ядовитый. Слишком еще свежи были воспоминания того дня, когда Перси убегала от ментовки, понимая, что рядом нет ни-ко-го. — Меня не было две недели, а ты вываливаешь на меня поток вот таких новостей и ждешь, что я сразу соглашусь. Мне же надо понять, что происходит. — Пришлось включить терпеливое объяснение. Не рявкнешь же на нее «Дафна, вруби свой одурманенный гормонами мозг и поговори со мной нормально». — Все, спокойно. — И она реально сейчас это скажет… — Я знаю папин ритуал, но он делается именно на алкоголе. С наркотиками думать надо. Элементарно их добыть. — Спасибо, — выдохнула младшая Булгакова, применяющая сейчас дыхательные методики, чтобы успокоиться хоть немного. — Спасибо… Добыть — вообще не проблема. Я знаю его дилеров. Дафна, до этого бродящая туда-сюда, плюхнулась в кресло-мешок в гостиной. Устало прикрыла глаза. — Прости, Перси, — уже спокойно, но как-то увядше добавляет она. — Я просто психую. Мне жаль, что я тоже оставила тебя одну… Я в тот день как раз и узнала обо всем. Но… Правда, не говори Олегу, хорошо? — Дилеров она знает, блин, — заворчала Перси. И не сказать, что она вообще была в восторге от этой идеи, но если рассматривать Соболева как чернокнижную практику, то… — Значит так. Узнаю, что ты сама поперлась в какие-то сомнительные места, я шагу от родителей не сделаю, поняла? А Череватого твоего твой Рома точно пошлет. И это при условии, что я даже не уверена, что он меня-то примет. По крайней мере, не тот Рома, которого она знала раньше. — И не буду я Олегу говорить, не переживай. — Чуть помедлив, Перси добавила: — И Саше тоже. Прозвучало прямо… с надеждой на лучшее. — И завязывай наконец со своими извинениями! Я ни на кого не злюсь. — Хорошо, — согласилась Дафна и просто замолчала. Внутри грудной вдруг разверзлась пропасть, образовался очаг пустоты такого размера, что сил говорить больше не было. Сил жить больше не было. Она по-прежнему не знала, что делать — хоть вешайся иди по заветам недавно обретенного братана Череватого. А что… идея. Ладно, это все гормоны. Гормоны… и стресс. Выдыхай. — Так, а ты расскажешь, как сама-то?.. — поинтересовалась Дафна, пытаясь совладать с собственными мыслями. — Или не готова ещё? — Даф, пытаться заполнить свою пустоту чужими проблемами — это сомнительная тактика, — как бы между прочим обронила Перси. Вот сейчас, в таком самовольном изгнании, ей много умных мыслей в голову пришло. Например, о том, что пока ты не перестанешь сама игнорировать собственные проблемы, другие тоже не начнут воспринимать их всерьез. Работать со своей головой оказалось реально важно. Поэтому она почти целыми днями танцевала, давая себе возможность не думать. Чувствовала, что сама себе и помогает. И на пуантах стояла почти твердо. — Знаешь, что я тебе скажу? — внезапно поинтересовалась Персефона. — Если у тебя возникают мысли, что надо возвращаться — возвращайся. Я сама не верю в то, что говорю, и не очень понимаю, что у вас там происходит, но не надо делать ничего никому назло. Если хочется тебе — делай. Если тебе от ситуации с Олегом так плохо, что ты мне почти безостановочно рыдаешь в трубку столько времени- рви. Любишь Олега — просто с ним поговори. Потому что, реально, ты вот тем, что думаешь сейчас обо всех, кроме себя, ни себе, ни моему будущему племяннику лучше не делаешь.