7 дней до самоубийства

      Томиока встает к удивлению через 8 часов и просыпается как раз к обеду, как сказала эта племянница деда. Девушка даже достала юкату покойного брата. Она была голубая, как раз под Гию, но с парой заплаток на локтях, что вновь свидетельствовало о том, что они бедны. По крайне мере это кимоно можно было носить в свободное время, не боясь быть вновь осужденным за то, что он верит в демонов. А Томиока не верит в демонов, он их убивает. Это совсем другое.       Убивать демонов не просто. И больно. Больно оттого, что ты практически убиваешь бывшего человека, который, может быть, и не хотел быть демоном. А ты и не знаешь его истинного прошлого, и как машина для убийств просто режешь и кромсаешь, чувствуя тяжесть в зоне груди от вдыхаемого воздуха.       Томиока поправляет ворот и потуже завязывает пояс, пока вдруг не чувствует женские руки на своем поясе. Племянница дедули поправила по всем традициям пояс и ворот так, чтобы на Томиоке все хорошенько сидело. В такой момент они оба напоминали супругов. Она хорошенько заботилась о нем и приглашала покушать, а он ее смиренно слушал, потому что видел верность в этих действиях.       — Как тебя зовут? — интересуется Томиока и смотрит на нее, перехватывая по-детски маленькие ладошки. Она сама по себе хрупкая и пахнет от нее рыбой, не сырой, а жареной. Ее зеленая юката такая же бедная м с заплатками, но по коже видно, что она трудолюбивая. И руки ее грубые, как у Танджиро. И кожа загорелая, что не очень хорошо для девушек. Бледность — вот показатель хоть какого-то благородия.       — Аика Саито… — произнесла тихо она и посмотрела на него своими карими глазками. — Вы так похожи на моего брата… У него были такие же глаза и волосы… Жаль умер, такой бравый парень был.       — Его убили? — предположил Гию, посмотрев на нее вопросительно.        — Да, решил поухаживать за женой местного кузнеца, да вот только ее свекровь и муж за такое убили. Башку крюком пробили, а труп за сараем похоронили. Мальчишки соседские увидели и родителям сказали, а те уже подняли шум, — произнесла Аика. В ее голосе не было печали или грусти, она говорила это, словно была очередная сказка или слух, который вынесла из деревушки. — А Вас? Вас как зовут?       — Гию. Фамилию тебе не обязательно знать, все же я скоро уеду, забудешь обо мне. Просто зови Гию, — он не хотел говорить… Томиока. Для чего? Вроде как «Томиока Гию» уже стало для них нарицательным. Как его еще не узнали, этого звезду демонологии?       — Хорошо, Гию-сан, — покорно и спокойно произнесла она, а потом жестом пригласила пойти к дядюшке, который заканчивал готовить. От рыбы несло слегка уксусом, даже легкая прожарка не смогла её изничтожить. Аика села по вторую сторону от старика, а Гию по третью, как гласит правило этикета.       Они ели молча, ни слова не проронили в молчании. Гию первым расправился с едой и встал, отдав благодарность старику. Его удивило то, что готовил именно он, а не его племянница, как следует женским обязанностям. Он особо не вдавался в разделение труда, так как большую часть жизни прожил с сестрой, которая тянула все, даже мужицкую работу, а мама вечно помогала папе с сетями, даже если он не просил.       Томиока сразу медленно и тихо вышел на улицу, где во всю пекло. Сощурившись и прикрыв ладонью глаза, он посмотрел на солнце, стоявшее в зените. Охотник быстро спустился по ступенькам и посмотрел в сторону, в его поле зрения попала порванная сеть, висевшая на колышка, между которыми была натянута нить, как будто бы для белья. Нити были еще сырыми и склизкими, а значит ее не так давно вытащили на сушу, именно такой вывод сделал Томиока, потерев меж пальцев верёвку. Посередине оборванными веревками была обозначена дыра. Возможно, крупная рыба в попытке бегства порвала ее.       — Нда… Крупная рыбеха попалась. И ускользнула, вот сволочь, — покряхтел старик, сев на ступеньки и закурив табак в бедном бамбуковом кисэру, он протянул ему в мешочке табак, но Томиока жестом вежливо отказал. — Не куришь? Поразительно. Я вот в твоем возрасте как вулкан дымил. Все знали меня как Нэо-курильщика. Да и сам продавал табачок, пока денег на содержание не стало…       — Аика-тян, не собирается в город? — поинтересовался Томиока.

      — Гию-сан, зачем Вам понадобился этот моток веревки? — поинтересовалась девушка, идя рядом с Томиокой, который держал в одной руке моток шпагата, а другой держался за пояс, скрывая кисть.       — Хочу починить сеть, — ответил он, осматривая грязные и тусклые по сравнению с ночными дневные улочки. Людей было не так много, но говорили они более тихо и по существу, будто бы ночь забрала все веселье с собой.       — Аика-тян! Нашла нового женишка? А как же Сато-сан? Не нравится больше? — неожиданно ее окружили какие-то девушки, судя по всему ровесницы. Их визг и писк неприятно давил на уши, будь тут Тенген или Зеницу, они бы точно сжались в три погибели. Томиока покривился и отвернул голову в сторону.       — Он не мой новый жених… — смущённо произнесла Аика.       — А кто? Братец покойный?       — Где нашла такого?       — Неужели обслужила и он влюбился? А ты и рада им помыкать? — одна из девушек схватила Гию под руку, напирая грудью на руку и более соблазнительно и надуто произнесла, хлопая ресничками. — Хей, красавчик, так ты не ее женишок? А хочешь я за тебя выйду?       — У меня нет в планах брака в ближайшее время. Если моей невестой будешь ты, то их вовсе не будет, — как-то странно съязвил Томиока, отчего девушки удивленно уставились на него, а потом все рассмеялись над неудачной шуткой флирта подруги, которая, обидевшись, отошла от него.       Девушки все же решили оставить их двоих одних, так как какой-то паренек позвал их к себе довольно вульгарным способом, а те и не прочь. Все же, когда тебе с той же страстью отвечает парень лучше, чем когда он холоден и язвит.       — У тебя есть жених? — поинтересовался Томиока, когда они подошли к лавке с овощами.       — Да. Акито Сато. Он тут местный купец, — она была какая-то нервная, вся из себя выходила вон будто бы, или, может быть, Томиоке показалось? Вообще Томиока помнит семью Сато. Их младшая дочурка померла от гриппа давно, он ночевал у них с дядей. Ух и избалованный был и до жути глупым Акито, который был крупнее и старше Томиоки.       — Тебя вообще кормят, плакса? — поинтересовался Акито, поедая по-свински неприлично руками какие-то сласти, отчего руки его были грязными-грязными.       — Кормят, — шмыгнул носом Томиока, поедая аккуратно данго. Да, признается Гию, в детстве он не обладал твердым характером, оттого вечно плакал, это вполне доставляло проблемы и ему и дяде, потому что он не знал, как подойти к ребенку, который в основном плачет.       — А че тогда тощий, как щепка? — от такого сравнения Гию посмотрел на свой живот.       — Дядя говорит, что умного человека не живот показывает, а поступки, которыми прославился. Вот дядя мой умный. Он… Он врач. А врачи все умные. Он университет при имени императора окончил.       — И что? Но все равно в глуши работает, а не в нормальном городе… — зевнул Акито и облизал свои толстые и жирные пальцы.       — Ясно, — произнес Томиока и помог выбрать ей лучший товар, чтобы не давиться полугнилью, кабы не самой гнилью.       — Гию-сан, Вы же… Вы же не претендуете на меня, так?       — Не неси чушь. Я все равно еще пока не намерен искать невесту, тем более жениться.       — Просто, если Сато-сан узнает, он тут же прибежит разбираться…       — Я тебя понял, — закончил их диалог Томиока, а после оплаты они тут же отправились домой.

***

      Время стояло еще жаркое, но Томиока в своей юкате сидел на засаленном и полугнилом табурете и чинил сеть. Довольно качественно и аккуратно он делал узелки и по памяти, как учил его отец, делал «ромбики» с помощью нити. Веревка была белая, еще чистая и не тронутая морским илом, так что она огромным пятном бы осталась на сети. Вообще, по-хорошему бы новую сплести, но вряд ли у деда будут финансы и время на это. Если бы Томиока мог, он бы плел их и плел, возможно, бы даже продавал рыбакам. Сейчас сети в разгар рыболовного сезона позарез нужны.       Узелок за узелком и вот большая дыра уменьшалась и уменьшалась, а дед, сидевший на ступеньках, вдруг неожиданно подал голос:       — И не трудно тебе, господин полицейский? — усмехнулся дед.       — Нисколько, — ответил Томиока, утерев запястьем выступивший на лбу пот.       — Откуда, — старик встал и направился к нему, упрятав руки за спину, — у Вас, господин полицейский, навыки такие, рыбацкие? — а потом добавил. — Позвольте поинтересоваться.       — Мой отец был рыбаком, а мама всегда ему помогала, — произнес Гию, сосредоточенно создавая еще один узелок. До этого ему пришлось раздобыть деревяшку, больше напоминающую гигантскую иглу, что могла бы пролезать через сеть без труда и намотать добрые половину мотка на нее, иначе бы этим клубком он точно бы промучился дольше.       Дед многозначительно угукнул, а потом испуганно посмотрел в сторону, Гию обернулся в ту же сторону и увидел какого-то мужчину в юкате. Он был достаточно высокий, не худой, но и не толстый, крепкий мужик с большими кулаками и чуть выпирающим пузом. На голове был редкий блондинистый волос. На щеках застыл румянец, в двойной подбородок добавлял свидетельство, что Сато не из бедных до сих пор. Он направлялся к ним. Старик трясущимися руками дергал Томиоку за рукав с просьбами поклониться. Когда этот мужчина с маленькими усиками подошел, старик упал в поклоне, а Томиока просто встал с табуретки. Он посмотрел на Нэо, а потом под руку поднял его.       — Нечего старику кланяться, — упрекнул его Гию, а потом посмотрел на усатого.       — Это ты на мою невесту засматривался? — гаркнул мужчина. Было понятно, что это был тот самый Сато-сан, о котором говорила Аика.       — Не я, но я был рядом, — честно ответил Томиока.       — Послушай меня сюда, умник, я тебе твои ручки вырву и в задницу вставлю, если сейчас же не свалишь. Думаешь, можешь на чужих женщин засматриваться? Вчера проституток за сифилис спрашивал, а сегодня на эту суку смотреть вздумал?! — высказал ему в лицо Сато, а Томиока молча и с холодным выражением лица слушал. Все же интересно, каково это ревновать? Что это ревность? Томиока славились ужаснейшей ревностью, Гию бы так же свою невесту ревновал? На его памяти отец по молодости сломал нос тому, кто флиртовал с его мамой, а дядя флиртующему с тётей пациенту рассказал, что если засунуть человека в матрас и ударить его шестом, то синяков не будет, но органам придёт конец. Чего стоила Тсутако, что изуродовала потенциальную соперницу, когда та лезла к тому женишку сестры? А что бы сделал Гию? Тоже пришел бы разбираться?       — Что касается Аики-тян, то мне плевать. Я сюда не ради нее приехал, не с ней уеду. А по поводу проституток… Я не сплю с кем попало и не собираюсь лечиться и от сифилиса. Так что черт с два, уйми ревность, — ответил на его придирки Столп.       — Я тебе все сказал. Не уедешь сегодня, а я вечером прийду с мужиками, — морду тебе набью, — поугрожал Сато и ушел. По его походке явно был виден гнев ревности.       — Господин полицейский, лучше уезжайте, — произнес Нэо, но Томиока спокойно посмотрел на ухватившего его за рукав старика и произнес:       — Не переживайте, все будет нормально. Ни себя, ни вас в обиду не дам, — Нэо лишь отошел от него и пошел поспешно в дом. Наверное, Аике рассказать об этом. Заметив, что нож Томиока оставил в доме, а нить надо было отрезать, Гию направился в дом, но у дверей остановился, в доме были слышны крики да ругань.       — Ведьма проклятая! Сколько раз говорил?! Своими глазками не смотреть на все это! Видишь, что случилось?!        — Прости, дядюшка. Прости…       — Коли расторгается помолвка, я тебя гниду утоплю! — грозился Нэо, а потом послышался вскрик. Томиока не стал встревать в это, он заметил старенький ножичек около порожка, взял его и пошел к сети.       Томиока знал, что встревать в семейные разборки нельзя, потому что прилетит, еще и ты остаёшься виноватым. Это он вынес еще в своей семье, а применил у дядюшки.       Томиока Минори был довольно честным и добрым человеком. В деревне его добрее не видели. До брака каждая девушка хотела бы себе такого порядочного и трудолюбивого мужа, но он достался лишь Иоко, дочери плотника, которая смогла воплотить мечты всех девушек.       До чего же любил Минори Иоко, до того любил, что на руках мог носить, жалел ее, сам все делал. И в детях души не чаял, гордился красавицей-дочкой и сыном, который был на него похож, лишь только волосы торчком мамины.       Но в один из дней мама опаздывала. Иоко работала швеей, так что ей было свойственно приходить поздно, но в этот раз уж слишком. Папа пошел за ней и, как помнит Томиока, вернулись они через день. Мама побитая, а папа без кисти. Оказалось, что на маму напали какие-то пьянчуги, а папа полез спасать, но их обоих избили, а Минори еще и руку отрезали, благо врачи спасли его.       С того момента Минори был хмурым, злым, зажатым, но рыболовством занимался, детей не трогал, лишь мог чуть пожурить и похвалить, а так особо той прежней любви не было, к Иоко так вообще какая-то скудная любовь пришла, а потом еще больше пошло под откос. Оказалось, мама с кем-то ему изменила. Был большой скандал, а когда папа полез драться, влез Томиока, получил по ушам и был выгнат с криком. И все бы ничего, ну, помирились они, как все, потрахавшись поздно ночью, но только вот потом оказалось, что мама его сифилисом заразилась и папу заразила.       Да и не только мама была переносчиком, но и первая жена дяди, благо тот был человеком не плотских утех и один раз с ней переспал, а потом, как она пошла ему изменять, но уже в ссоры Томиока не влезал и из-за того случая с родителями, и из-за того, что сам понимал, где хорошие, а где плохие в этой ситуации       Томиока возобновил плетение и уже к вечеру закончил, а там уже и обед был более плотный готов. Все уселись по своим места и начали трапезу. Сегодня уже была не просто рыба, было что-то вкуснее и существеннее.       Гию со скрытым от взоров удовольствием поедал все приготовленное, как вдруг услышал зов с улицы.       — Это наверное Сато-сан… — испуганно произнес Нэо, Аика чуть в обморок не упала. Все же купец мог расторгнуть помолвку и тогда уж беде не миновать. Томиока, поняв, что к чему, вздохнул, встал и вышел из дома. На улице и впрямь стоял Сато, а вместе с ним двое каких-то еще мужиков, но не таких крепких, так, среднячок.       — Я тебе что говорил, паршивец? Свалить. Какого хера ты еще тут? — начал нагонять Сато, подойдя к нему. В руках его был какой-то крепкий шест, прикинув его, как деревянный меч для тренировок, Томиока понял: ударят — будет очень больно.       — Здесь меня приняли и я не могу уйти, пока не завершу работу, — пояснил Томиока, утирая губы, казалось ему, что жир еще застыл на них или стекал. Этот ответ привёл в бешенство собеседника.       — Да меня не волнует. Может тебя разок перетянуть шестом по хребтине, чтобы понял, что к чему? — Томиока молча вошел в дом и через пару минут вышел с обнаженной катаной. Он был прямо сейчас готов убить человека, нарушив кодекс корпуса. И он бы не побоялся это сделать.       — Давай. Я начинаю ждать, — он шел к нему размеренно и спокойно. В глазах был убийственный голод, а мужики сзади Сато немного поднапряглись. Что их вилы и шесты против настоящей катаны? — Я тебе сказал успокоить свою ревность, а ты до сих пор этой херней страдаешь. Прекращай уже, — произнёс Томиока и вытянул катану перед ним, касаясь кончиком двойного подбородка Сато. Он же долго стоял, обдумывал, благо умным оказался, сразу понял, что не спроста он держит катану у себя, расшибет ему мозги, потом поминай, как звали.       Сато развернулся и пошел, позвав с собой мужиков. «Короче этого конфликта я еще не видывал», — удивился Томиока и ушел внутрь, возвращаясь к трапезе. Все же, не очень прилично лишать человека удовольствия желудочного.

***

      Но мирское мирским, а все же нужно было бы начать работать и незамедлительно. Днем он Гию, а ночью Столп Воды. И Гию, и Столп Воды помогали друг другу, но каждый брал свое.       Томиока в эту ночь преследовал демона, который отличался высокой скоростью, несмотря на свой крайне морской вид. Интересно, а что если бы Гёмей остался тут? Он бы жил в хорошем домишке той семьи и явно бы не догнал. Вряд ли бы Гёмей-сан узнал прелести жизни рыбака, а Гию казалось это место раем. Он вновь м вновь благодарил судьбу, что он смог хоть как-то приблизиться безболезненно к прошлому. Он больше не грустил, вспоминая маму и папу, сестренку Тсутако и дядю.       Обегая камни и деревья, Томиока нагонял его. Весь его разум был погружен в то, как он преследует демона перед собою. Такого мерзкого и склизкого…       — Первая ката: Рассекающая водная гладь, — удар бы пришелся прямо по демону, но прицел был сбит напавшим сбоку демонюгой, копией преследуемого, а значит, возможно тут есть гнездо, потому что к нему прицепилось еще. Ката прошлась по напавшему. Отбив первого, Томиока направил корпус и ноги к демону, который мог оторвать ему бошку, так как бежал с ее стороны, а потом ударил ими, сделав при этом кувырок, вскочил с ног и вновь использовал первую кату. Демоны умирали пачками, а то и еще больше. Как будто бы муравьи, все одинаковые и отвратные, ползли к нему, а потом умирали. Значит и впрямь гнездо где-то.       Томиока побежал в предполагаемую сторону и был прав. Выбежав из елового леса, он подбежал к демону и хотел ударить в прыжке…       — Шестая ката: Водоворот, — произнес Гию, как вдруг демон из-за своей скорости, схватил Томиоку, уклонившись от атаки, за ногу и сбил его прыжок намного дальше, из-за чего Столп полетел вниз, прямо в воду, прямо в соленое ужасное море, которое сегодня было не слишком уж и приветливо. Его синие воды стали грязно-серыми и пенились от гнева Божьего, как будто роптали с ним о грешниках этого мира.       Томиока падал. Ничего не смог бы сделать. Лишь только… Лишь только жить… Возможно, бы жить он мог, но лишь эти минуты, а если выплывет, так все же правда была про рубашки?..       — В рубашке родился, Иоко-тян, — радостно сказала повитуха, доставая из околоплодного пузыря маленького мальчика с чёрными волосиками. Женщина звонко шлепнула малыша по попе, отчего по всему дому был слышен крик новорожденного.       — В рубашке?.. — устало и удивленно произнесла Иоко, пытаясь отдышаться.       — В рубашке. Не знаешь, что ли такого? Это значит, что мальчик охраняем Богами, и смерть его просто так не заберет, — поучала старушка, пока довольно бодро отмывала от вод и крови малыша.       Казалось, он видел все, что пережил. Все такое дивное… Прекрасное… Все-все… И даже чувствовал что-то. Ни холодный ветер, ни жуткий шум моря не пугал его в тот момент, будто бы он принял все это, а потом неожиданный всплеск, и Гию поглотила вода с головой. Он погрузился в бушующее море и уже хотел уплывать, как вдруг почувствовал что-то ужасно тянущее вниз. Опустив взгляд, он увидел сети, которые оплетали его ноги. Нет-нет, он не умрет в холодных водах, Томиока пытается в ледяной воде перерубить сети, но не с первого раза выходит, а перерезав последнее он начал окончательно понимать, что теряет сознание, но тут же выплывает и вдыхает кислород, как вдруг с ужасом смотрит на надвигающуюся волну. И так в ночи до жути страшно, когда грязная волна с жутким шумом наплывает на него. Томиока вновь погружается в воду и чувствует, что потерял меч. Где он? Где он?!       Но столпу уже плевать на меч, он его уже не достанет, а достанут — так продадут. И кто бы достал? Томиока выплывает вновь наружу и тут же волны его несут по водам, а он пытается, как всякий человек, им быть Богом. Но ведь ему это не подвластно, а он глупыш противится. И чувствует, как воды смеются над ним, как ударяют его по скалам, отчего столп уже весь в собственной крови.       И вот уже в бреду этих колыханий Томиока видит где-то там смеющегося в лодке Сато, а рядом с ним, сжавшись от стыда, сидит Тсутако. Да что ж за бредни? Гию чувствует, как выбивается из сил, но тут же хватается за скалу, в которую его пару секунд назад спиной пришибло, а потом он выскользнул от нее, но успел схватиться.       Уже не помня себя, брюнет вылезает на берег какой-то пещеры и просто ложится на каменистую почву. Он изредка покашливает, отчего вода выходит из его рта, а потом упирается дрожащими пальцами и встает на четвереньки, смотря на бушующее море. И где-то там валяется его меч. Но где же?       Томиока пытается встать на ноги, касается лица и чувствует крови, выступившую на лице. Не смыло море, оставило, как знак, что ему нельзя сопротивляться. Охотиться дальше не было смысла, поэтому Столп Воды добирался домой.       Перебравшись еле-еле через небольшие каменные выступы, которые потом открывали дорожку вниз, Гиб увидел вдалеке домишки, поэтому стал перебираться быстрее, но, не удержавшись, охотник покатился вниз, упал на землю и хорошенько счесал себе руки. Томиока шел вперед, двигался, как можно быстрее, лишь бы завалиться на кровать и уснуть. Его ждал незабываемый отдых в тепле футона, который бы его обнял, как никто другой.       Томиока плелся по берегу еле живой. Раны кровоточили, жар неожиданно поднялся, это было так мучительно, что хотелось упасть или окунуться в чан с водой, желательно ледяной, ибо ничего не помогало.       Ноги вязли в мокром песке, а волны иногда и вовсе сбивали с ног. Томиока падал на колени и чувствовал соленый привкус моря на губах из-за брызг. Одна из волн сбила его с ног, и он уже больше не мог подняться. Он медленно полз, пытаясь опереться руками. Подальше от моря… Подальше от моря… Но жар требовал идти к нему, даже бущующему и злобному, до жути страшному. Но сил у него не осталось. Томиока нечетко слышал какие-то детские крики.       — Дяденька, вы пьяный?       — Да какой же он пьяный! Ты посмотри, вон весь в крови.       — А может он пьяный. Вот мой папа однажды себе руку порвал по пьяне.       — Твой папа и лошадь до смерти забил. Помогай.       Потом охотник чувствовал, как его корпус приподнимается, его тащат, он сам помогает, потому что его пытаются поставить на ноги, но он просто может болезнью наповал. Глаза полузакрыты и все размывается. Боже, где он? Где он сейчас? Куда его тащат? Домой ли? Или куда?       — До Нэо… До рыбака… — выдавливает Томиока, чтобы они не увели его чёрт знамо куда. Дети, кажется, повинуются и уже через несколько минут, а может и час Томиока видит блеклый свет из знакомого дома. Эти малыши, который почему-то ночью около берега возились, начали громко стучать в дверь. Послышался недовольный мат, ругань… В итоге, выйдя, старик спохватился и забрал у детей Гию. Уже плохо помнит он, как его отхаживали.       Старик распахнул его униформу, чуть снял, прикрикнул Аике достать спирт, а еще тряпку с водой. Девушка повинуется ему и приносит необходимое. Дед изрядно мочит тряпку и кладет на лоб Томиоке, а сам шершавой рукой натирает спиртом грудь. Чуть неприятный запах водки впивается ему в нос, но он не воротит, лишь только старается не сойти с ума… Он не хочет верить тому бреду, что видит.       Утро. Прекрасное солнечное утро. На соседнем футоне еще дремлет Тсутако, хотя солнце уже золотой монетой бьет в окно лучами. Утренняя прохлада заставляет маленького мальчика поежиться и вздрогнуть. Он откидывает одеяло и чуть ли не ползком вскакивает с кровати. Родители явно уже не спят. Папа с раннего утра уже на реке, а мама занимается хозяйством. Малыш выбегает с крыльца и бежит прочь от дома, к реке… Мама, кормящая кур, даже не понимает, что бежал, кто бежал. А это ее малыш в хакама и голубом кимоно убежал и так еще рано и быстро, что сынок ее слышит материнское:       — Гию! Постой!       Они жили вовсе недалеко, всего в нескольких метрах, нужно было обещать несколько метров по тропинке, затем небольшую стайку сосенок, после чего перед глазами расстилалась широкая и богатая река с маленьким бережком, на котором росла плакучая ива, с маленькой пристанью. Именно там можно было найти отца обычно. И вот он стоит, задрав штаны и рукава при свете солнца. Гию так на него похож, что если бы он был чуть выше и стройнее, то был бы как отец. А отец прекрасный, красивый, сильный, особенно при свете солнца.       Томиока радостно бежит к нему и как раз вовремя, потому что Миноко только-только достал сеть и, наконец, сел на берег. Мужчина выдохнул и тут же почувствовал, как его, потного и грязного, обнимает сын.       — Гию, ты чего не спишь? — удивленно вопрошает отец. Мальчик стоял сзади, поэтому из-под плеча он был посажен отцу на колени и затискан под звук детского смеха.       — Не хочу. Пойдем домой? Мама обещала сделать дайкон с лососем.       — Пойдём, — Минори замечает два синих цветка и говорит: — О, смотри. Как у твоей мамы глазки. Все же твоя мама… шлюха, — произносит злобно Минори. Нет-нет, папа тогда сказал, что она красивая. Самая красивая во всей деревне была. И рассказал историю из знакомства. Ну же, папа, расскажи, как ты спутался с ней в сети на базаре! Почему ты оскорбляешь маму?       И вновь как в тот день. Томиока не может собраться. Нет, он не хочет слышать папин крик и мамин плач. Нет-нет-нет, не надо! Но вместо этого он видит два ругающихся трупа, которые делят меж собой юную, красивую Тсутако. И так они борятся за нее, что в итоге на его глазах они разрывают ее. Сначала руки, потом кимоно, мама отрывает грудь, а папа снимает скальпель. Томиока не может слушать, слышать кого-либо, он не может. Нет-нет!       Томока в бешеном припадке метается по кровати, его пытаются отпаивать и лечить до самого рассвета, после чего Нэо поворачивается к Аике и говорит:       — Беги за лекарем, иначе помрет. Где ж его носило то? — ворчал старик и подлечивал его раны, попутно меняя тряпку, которая иссушалась слишком быстро для такого.       - Писать умеете? - спросил Томиока, выдавливая последние силы. Старик произнес положительный ответ. - Пиши, - старик быстро достал какие-то чернила и бумагу, после чего стал ждать указаний. - "Прошу Корпус ИД... Прислать мне клинок. Предыдущий был утерян в пучине моря. Гию", - старик медленно , но написал, в конце концов сделал и отдал племяннице.