Игра на двоих

      — Ну и дрянь!       Авантюрин все же пробует энергетик, который ему выдал Галлахер. На вкус как сахарная кома с ноткой химического завода. Даже упаковка выглядит сомнительной. Ни состава, ни где сделано. Но стильно выглядящая банка выдает, что эту ярко-оранжевую дрынь разливают прямо тут, чтобы добавить бодрости гостям. В казино никогда не знаешь, день сейчас или ночь и сколько времени прошло.       — И зачем ты мне это дал? Там наркота подмешана, да? И все это один большой хуевый розыгрыш?       С одной стороны, тело Авантюрина в экстазе от адреналинового топлива, хлынувшего в кровь. Зрачки расширяются, сердце бьется в ритме марафонского бега. А вот мозг пытается все еще осознать ситуацию. Глупо полагать, что это и правда розыгрыш. Никто не выскочит с камерой из-за двери и не прокричит “Сюрприз!”. От напитка только противный сахарный скрип на зубах и приторный вкус во рту, никаких изменений сознания пока не происходит.       — Ничего такого, — пожимает плечами Галлахер, — Было бы здорово, конечно, потому что обезбола у нас нет.       — О-о-о, ну это меняет дело! С таким успехом мог бы и чаю с ромашкой мне предложить! — саркастично выдает Авантюрин, закатывая глаза.       Явно нервничая без возможности быть в сети, Рацио с унылым видом просто следил за этой перепалкой. В его глазах все это напоминало детский сад. И чрезмерная говорливость Авантюрина уже порядком действовала на нервы. Тот сидел на кушетке в трусах и носках, обняв себя руками. В комнате было прохладно, система кондиционирования работала шумно, но исправно, хотя попытка задать температуру на пару градусов выше успехом не увенчалась — панель не реагировала, упорно демонстрируя иконку закрытого замочка.       Галлахер включил круглую операционную лампу и Авантюрин зажмурился от яркой вспышки, ударившей ему прямо по глазам, уже привыкшим к местному тусклому освещению.       — Нужно посмотреть внимательно, где на теле есть мелкие шрамы, следы от проколов, покраснения. Обычно они делают основу из органики, чтобы меньше была вероятность отторжения. Но маловероятно устройство установлено давно, тогда образовалась бы капсула вокруг и стало бы заметно.       Авантюрин чувствовал себя подопытной крысой. Стоять обнаженным перед кем-то не было для него чем-то, что могло бы смутить. Но когда тебя разглядывают со всех сторон, ощупывая каждый прыщик и старый шрам (шальная пуля, подростковая драма, падение с мотоцикла, неудачный побег через окно от любовника), то невольно хотелось сжаться. Когда вообще в него могли что-то засунуть? Кроме тех случаев, когда он сам позволял это другим. Или…       — Ох, блять, — выдохнул Авантюрин.       — Что-то не так? Тебе больно? Нехорошо? В глазах темнеет?       Галлахер стал беспокоиться, явно что-то профессиональное. Авантюрина добровольно-принудительно усадили на кушетку. Галлахер и Рацио оба были в тонких одноразовых перчатках, осматривали все осторожно. В их руках мальчишка-агент был сейчас более хрупким, чем старинная китайская ваза.       — Не-не, — помотал Авантюрин головой, но вставать снова не стал. — Просто я тут понял, когда это произошло. Недели три может назад. Я… Ой, блять. Ну я и тупой. Стыдно даже рассказывать.       — Ты сейчас в одном белье перед нами. И чуть более часа назад ты предлагал сделать мне минет. Тебе ли говорить о стыде?       Рацио вопросительно выгнул бровь. Ему это даже шло. Не лицо-маска, погруженное вечно в дополненную реальность, проецируемую имплантом в глазу. Оно Авантюрина попросту бесило. Сейчас доктор выглядел куда более живым, настоящим. Это манило проверить, что еще скрывается там внутри.       Хмыкнув и заправив светлую прядь за ухо, Авантюрин продолжил:       — Ну спасибо, что рассказал, какая я шлюшка. Короче. Недели три, может, назад я переспал с одним парнем. Знал только, что он тоже агент корпорации. Даже про имя не в курсе, пробивать никак не стал. У нас у всех почти ничего настоящего не остается. Но после ночи с ним я проснулся в таком состоянии, будто бухал сутки не просыхая. А я не пью. Вообще. Даже по праздникам.       — Ближе к делу, — поторопил Рацио, продолжая водить руками в перчатках по бледной коже Авантюрина, покрывшейся мурашками.       — Ну и тогда я еще подумал, что он что-то может дал мне. У нас не редкость это. Небольшие дозы, на утро помнишь только очень размыто, с кем трахался. Я сам-то ничего не принимал давно, другим не подсовывал. Но было вот нехорошее что-то, предчувствие такое.       — Надеюсь, твоя страховка покрывает лечение от всякой хуйни, передающейся половым путем, — сказал Галлахер, допивая ядерно-сладкий энергетик, от которого отказался Авантюрин.       — Эй, я не заразный! В общем, после той ночи у меня синяки были и ссадины по всему телу, будто меня ебала стая волков. Ну, всякое бывает. После заданий может и похуже быть. Но вот тут, — Авантюрин ткнул себя в место рядом с копчиком, чуть выше резинки трусов с повторяющимся брендовым логотипом, — был просто охренительно огромный синяк. Болел сильно. Сильнее, чем моя задница.       Пальцы Рацио стали осторожно скользить по указанному месту. Кожа Авантюрина была гладкой, явно видавшей спа-процедуры, покрытой золотистым пушком, но все же под ней едва угадывалось что-то инородное, размером с монетку.       — Не осуждаю твою задницу. — Галлахер пожал плечами и кинул банку в мусорное ведро. Не слишком удачно, она ударилась о стену и упала рядом с позорным грохотом.       — Так что едва ли сейчас тебе будет больнее, чем тогда. Но потерпеть придется. Веритас, подержишь его?       Авантюрин послушно лег на живот. Сердце все стучало в висках громко, как басы в ночном клубе. Этот ускоряющийся ритм. Бум-бум-бум. Адреналин мог помочь меньше чувствовать боль, а мог сыграть злую шутку, заставив его дернуться слишком сильно. И тогда все может закончится плохо для них всех.       — Вскрывать надо осторожно, чтобы не повредить устройство. Внутри него соединение, которое запускает реакцию и происходит взрыв. К сожалению, я видел последствия. К счастью, без активации по сети реакция происходит редко.       Рацио пришлось одной рукой перехватить запястья агента, а другой предплечьем упереться тому в спину в районе лопаток. В другой ситуации это вышло бы даже эротично.       — Мог бы сказать что-нибудь поддерживающее, — проворчал Авантюрин.       Ему было страшно. От этого хорошо и плохо одновременно. Он любил чувствовать себя живым, но думал, что когда-нибудь эта зависимость от адреналина его убьет. И надеялся, что этот день не сегодня.       Разрез от скальпеля почти никогда не чувствуется сразу. Но потом тело осознает и приходит боль. Авантюрин застонал и закусил губу, вжимаясь лбом в пластик. У них не было ничего, никаких рентгеновских аппаратов и МРТ, чтобы определить точное место расположения устройства, потому Галлахеру пришлось сделать разрез чуть ниже и раздвинуть ткани, открывая себе обзор. От каждого движения, на удивление отточенного, Авантюрин тихо стонал, но не дергался. Он ожидал, что в глазах начнет темнеть, заложит уши, но ничего такого не происходило. Только гудение лампы, тяжелое дыхание двоих мужчин и боль. До противного напоминало то, что он всеми силами пытался вычеркнуть из памяти — как в детстве его держали, пока сканер выжигал клеймо на его шее. По щекам покатились слезы. Слишком много чувств. Обычно он себе не позволяет столько настоящих эмоций.       — Достал.       Все трое перестали дышать на несколько секунд. Галлахер осторожно поместил устройство в пластиковый контейнер и закрыл крышку. Было много крови, но ничего непоправимого. От потери крови Авантюрину точно умереть не грозило. Рану Галлахер зашил наспех, грубыми неровными стежками. Удивительно, что в этом кабинете были инструменты. Сейчас почти никто не шил раны от руки. Специальные степлеры, роботы, стягивающие полоски, средства, помогающие заживлению. К счастью, в аптечке нашелся и широкий пластырь, чтобы заклеить рану поверх шва. На упаковке обнадеживающе значилось “способствует регенерации тканей”.       — Можно выдохнуть.       Галлахер тяжело плюхнулся на пол и выудил откуда-то еще одну банку своей сахарной химии. Хватка доктора разжалась. Удивительно, что синяков на бледных тонких запястьях не осталось. Но выглядел Авантюрин, еще совсем недавно такой роскошный и уверенный в себе, довольно жалко.       — Все в порядке?       От Рацио можно было бы ожидать, что он вновь будет умничать, но он задал вполне человечный вопрос. И не тоном робота, а с участием. Будто бы за эти несколько часов знакомства ему и правда стало не все равно.       — Ага, — тихо отозвался Авантюрин, все еще вжимаясь лбом в кушетку.       — Посмотри на меня.       Он нехотя поднял светлую голову, вытирая позорные, как он сам думал, слезы тыльной стороной ладони.       — Я помогу тебе одеться. Отдохнешь немного и надо будет идти. Нас еще кое-кто ждет.       — О, кстати, — Галлахер поднялся обратно на ноги и начал шумно копаться в ящиках, — Вот, антибиотик. Новое поколение. Должно помочь, чтобы хотя бы не воспалилось. И дам еще один шприц с собой. Там все просто, жмешь на кнопку и делаешь укол.       — Ай!       На этот раз Авантюрин дернулся, не ожидая, что ему всадят иглу прямо в ягодицу. Он попытался подняться и сесть, но не вышло. Рацио едва успел подхватить его, когда перед глазами агента сомкнулась тьма. ***       На заднем сиденье своей собственной машины Авантюрин оказался впервые. Сначала он даже и не понял, где вообще находится. Один глаз упорно отказывался открываться. намекая на то, что хорошо бы еще поспать. Но отрезвляющая мысль электрическим разрядом прошила мозг — все произошедшее реальность. Не дурацкий сон, что может привидеться, когда уснешь посреди экшен фильма. Упирающееся в грудь дуло пистолета, легко спадающие наручники, освещенные волшебные деревья и такой же сказочный мир казино для самых богатых. А после… Авантюрин поморщился, ощущая боль чуть выше правой ягодицы, но решил не трогать. Не так плохо, как тогда когда его подстрелили последний раз, но приятного мало. Чем больше он приходил в себя, тем больше пульсировала рана. Но потерять сознание из-за такой ерунды? Тут было что-то еще.       За рулем Рацио музыку не слушал. Со стороны заднего сиденья была видна только его рука, плечо и завитки темных волос, мягко освещенные светом фонарей на шоссе. На приборной панели явно недоставало экрана компьютерного управления. На его месте зияла рана с торчащими проводами. Машину все равно можно отследить, но, вероятно, все это части какого-то гениального плана гениального Веритаса Рацио. Авантюрин подозревал, что и его смартфон выкинули в том месте, которого для сети просто не существует. Но сам он хотя бы был в одежде, почти цел и даже не связан.       — Не боишься, что я нападу сзади и задушу тебя?       Голос Авантюрина звучал хрипло, в горле пересохло.       — Не боюсь, — отозвался Рацио и продолжил: — Я, кажется, спас тебе жизнь. Будешь должен. Но ты нужен кое-кому. Для работы. Если это тебя заинтересует.       — А заплатят много?       — Сколько попросишь. Но я на твоем месте не стал бы слишком наглеть. Подумай, сколько с тобой всего произошло за этот вечер. И сколько может ещё произойти, если ты будешь недостаточно осторожен в своих словах и желаниях.       — Ну давай, скажи мне все, что ты думаешь о том, как я вообще во все это вляпался. Какая я шлюха. Какой я тупой.       К щекам Авантюрина прилила кровь. Он чувствовал непривычные досаду и даже что-то похожее на стыд. В начале этого дня он думал, что умнее всех. Думал. что он хищник. Забывая, что всегда найдётся хищник покрупнее.       — Ты сам все это сказал. Это не мои слова. Самые умные совершают самые глупые поступки.       Машина двигалась в неизвестность. Авантюрин не чувствовал себя пленником. Больше, чем узнать, что же будет дальше, ему хотелось только узнать, какой же Веритас Рацио на самом деле.