Когда я выбрал тебя

Остаться один на один с самым опасным существом во вселенной, причём сознательно и относительно добровольно — безумие. Но Коля понимал, что Алиса не простит себе, если не попытается защитить маму, поэтому, не дал ей вернуться. За каких-то несколько дней ему стали дороги столько людей, он бы не смог привести их на смерть вместе с ним. На их стороне численный перевес и парень надеялся, что они смогут дать ему немного времени. Попытаться достучаться до самого опасного существа во вселенной — вот что такое настоящее безумие. — Алиса с Кирой остановят тебя, помешанный. Прямо сейчас, только сто лет назад, в моем настоящем, — мальчишка дрожит, его руки сжимаются и разжимаются, но глазами он неотрывно вперился в Глота, словно пытается… заболтать его? Его слова на секунду сеют сомнение в разуме пирата, однако он знает, нет, помнит, как, подчиненная его воле, Кира нанесла самой себе смертельное ранение и осела на грязный пол. Ее глаза так и остались открытыми, она, кажется, скрючилась и затихла, рядом с телами вырубленных друг другом подростков. Глот не долго смотрел на жалкую композицию из бесславно проигравших в «прекрасное далеко» людей. Неторопливо и неизменно отрешенно, он отправился навстречу инопланетным гостям. Пират размышлял о том, что прожить без космиона целый век будет несколько проблематично, однако он всецело доверял своей версии из нового будущего. Он будет жить еще долго, подчиняя своей воле вселенную. Нужно лишь дождаться встречи с мальчишкой, взбаламутившем прошлое с будущим. Глот готов отдать должное: любопытство парня и воля случая подарили ему и альянсу легкую победу, а удержать ее в руках не составит труда. — Слышишь меня? Да, у тебя сила и эта невероятная способность, только нельзя быть настолько уверенным, что все не изменится прямо сейчас, то есть тогда. Ни они, ни ты не принадлежите тому времени и вообще не должны были там оказаться и если я сейчас перемещусь туда, потом обратно, потом еще раз и еще — прошлое будет меняться, а ты даже не заметишь, что не так. Глота начала раздражать бессмысленная болтовня. Окружающий мир не менялся, не плыл перед глазами: уже привычная взору разрушенная квартира с покореженной мебелью, вся серая и обугленная; за давно разбитыми окнами — сети, кабели, провода, мусор, унылое небо без звезд; дома, похожие на чудовищ… Все ровно то же самое, что и секунду, минуту, час назад. Он развернулся и двинулся в сторону парня, бесстрастно, бесшумно. Пират знал, что для жертвы его приближение всегда выглядит неотвратимо пугающе потому что в ста процентах случаев несет смерть. Коля Герасимов, несведущий мальчишка, отчего-то так уверенный в вещах, которых сам не понимает, не станет исключением. Однако сейчас есть в этом что-то забавное и Глот хочет знать почему, прежде чем осуществить предрешенное. Парень, разглядев наконец пирата в полумраке, вдруг улыбается. — Тебе кажется, что это настоящее, но минуту назад у тебя точно была гладкая, ровная… красивая шея, да, — чуть запнувшись говорит Коля, — а теперь у тебя шрам, значит я все-таки прав. — Шрам был. А потом я убил Киру. Глот точно помнит момент, когда сначала получил удар по голове и от неожиданности потерял контроль над Кирой, а та сразу же с размаху оставила ему ранение. Должно быть, это было досадно, если бы его действительно заботила внешность, но нет. Едва ощутимая боль и все. Он не оставил Киру в живых. — Подождём и проверим? — предлагает Коля, — Спешить некуда, а тебе не привыкать. А вот это уже… раздражает. Глот исторг крик, запрокинув голову, но еще как-либо спорить с мальчишкой, очевидно, бесполезно. Официально это самый эмоциональный день в его жизни. — Прикольная мысль, да? — Прикольный ты, а мысль нет, — парирует он и толкает Колю к стене, сначала невесомо проведя пальцами по плечу к шее, а после сдавливая руками горло. Вопреки всему, Глот не любил убивать собственноручно. За всю жизнь он едва ли отправил на тот свет десяток существ. Сейчас же поблизости не было никого. Но и взять контроль над телом парня было по-варварски просто, однако казалось не таким интересным вариантом. Не за тем он ждал этой встречи, чтобы закончить ее молча, хотя так было бы правильно. Коля затих, прижатый всем весом пирата к стене. Руки слабо обхватили чужие запястья, не пытаясь отнять их от сдавленного горла. Он слабый и ему не стоило даже пытаться сопротивляться. В таком состоянии мальчишка не сможет использовать перемещение и Глоту не составит труда извлечь космион. — Ты все делаешь, — парень хрипит и пытается закашляться, — неправильно, — и со всех сил пинает пирата под колено, чтобы тут же ойкнуть от боли. Он импульсивный и не умеет просчитывать ходы наперед. Вряд ли научился бы, все же люди живут недолго, а природа не подарила их расе ничего особенного. Они живут под властью эмоций, гормонов, иллюзий, самих себя и еще бог знает кого. Их биоритмы неудобны, жизненный цикл ограничен, они меньше трети своего существования ведут себя действительно зрело и уравновешенно. Порой с людьми бывает занятно, минуты три, пока они пытаются убедить не убивать их за собственную же ошибку. Мальчишка тоже боится смерти, Глот знает, но прочесть по глазам не может. Есть в них что-то непривычное, не то чтобы он всматривался так в кого-то раньше. Просто темные, просто ресницы длинные, а при тусклом освещении зрачки кажутся погасшими. Какая разница что думает о пирате любое существо перед ним, будь то ненависть, презрение или льстивая угодливость, если Глот ничего не чувствует в ответ. Поражение — ждать и размышлять, победа — не выпускать из рук и бесконечно размышлять. Всплеск ярости утихнет, интерес угаснет, а он останется и просто будет. Считает ли пират себя неполноценным? Отчасти. Только не ведающий о существовании моря не станет тосковать по нему. А Глот знает, видит, что чувства не только делают людей глупыми слепцами. Человечки часто смеются и плачут, радуются, боятся, испытывают привязанности. Они неравнодушны. Хоть это и слабость, но этим наверно и отлична жизнь от существования. Коля дергается и что-то шепчет, а Глот склоняется ближе, силясь уловить последние слова, он не знает, почему это для него важно. Власть, которую пират вот-вот обретет, он не станет трепетно лелеять. Она просто будет и все. Нет потребности, но есть возможность, нет смысла, да и плевать. Его называют жестоким. Он не умеет сопереживать и не знает пощады. Слышит голос вселенной, но сам мир не чувствует. Это ли не проклятье? Всех недовольных, несогласных, беспокойных; всех громких, назойливый, шумных; всех слабых, больных, бесполезных — его альянс без сожалений пустил в расход. Общество строится на идеальном робком подчинении, безвозмездном труде и равенстве всех — у его ног. Он сам стоит на высоком пьедестале, откуда не видно страданий и тяжб подданных. Нет, он не был один, так ведь? Но привычный шум яркой городской листвы в безмятежных сумерках отвлекает ускользающую мысль, уводит от главного. Его ведь называют…справедливым? Руки медленно соскальзывают с его запястий, и пират лишь сейчас ощущает, что все это время было тепло. Парень перед ним очень далекий и знакомый. По человеческим меркам красивый, а по его собственным какой? Кажется, ему нужно подумать, и Глот прикрывает глаза. Он чувствует аромат роз и битое крошево под ногами. Запах мусора с улицы невозможен, невыносимо находиться в трущобах, порожденных им же самим. Шрам на шее вновь болит, а вокруг горят фонари, очень темно, светло, темно-светло, темносветлотемно. Слышны веселые голоса, в квартире очень холодно, за окнами кислотный дождь, они стоят на лугу, он касается чужих волос, вокруг крики и огонь… Странно, что вокруг ничего не меняется, но Колин взгляд говорит обратное. А сам пират перестает быть уверенным что секунду назад сердце не билось чаще. Какая-то из реальностей неправильная, но какая? Что-то выходит из-под контроля и это опасно. Глот инстинктивно сжимает чужое горло и через мгновение чувствует вибрацию космиона на своей ладони. Яркий свет озаряет тёмную развороченную квартиру с выбитыми окнами, а цветы… Разве в этом идеальном мире остались цветы? Лишь во вьющихся волосах безвольно осевшего парня, мертвенно бледного, дрожит пара лепестков. Отголоски прошлого ли это, а может настоящего? Глот равнодушно смотрит на вернувшееся к нему спустя столько лет сокровище. Маленькая светящаяся планета с огромной силой и мощностью, в ней ничего особенного, что позволило бы упиваться победой, или, как глупые существа, радоваться под черным липким дождем, или вдруг ощутить загадочный энтузиазм и отправиться на край вселенной ради нового впечатления, а не для распространения пиратской диктатуры. Глот прожил этот век однообразно, а до того ещё десятки лет, стремясь к одному и тому же, но без цели, делая одно и то же, только вот даже у роботов есть, как оказалось, чувства, а у него не было. И вот он — шанс оставить все как есть, в его руках. Сколько столетий ещё он проживет вот так, будто без души, пока не вернётся в небытие, что породило его для бессмысленного существования? А Коля обещал научить его чувствовать и Глот смиряется перед судьбой, касаясь его губ своими губами. «Пожалуйста, пусть он живет» — и это единственный раз, когда он просит что-то у звезд. Одно дыхание для них двоих. Глот ловит рукой безвольную ладонь парня и небрежно переплетает их. Один космион — на двоих. И ощущения странные, непривычные. Мощь артефакта заставляет кровь вскипать, а тело биться в конвульсии, но в этот раз все происходит иначе. Мягкое свечение и легкое покалывание сменяется приятной теплотой и планетка равномерно растекается золотом по венам обоих. Не отстраняясь, Глот смотрит на едва различимую нить между ними, она неощутима, неосязаема, но она отныне есть, как гравитация частей одного целого. — А я говорил, что прошлое можно изменить, — едва вернувшись с того света, Коля лукаво улыбается уголком губ, осматриваясь по сторонам. Привычная современная Москва парню из прошлого казалась чудом света, но Глот был другого мнения. Было ли как-то иначе? — Я выбрал тебя. Эти слова значили многое для Коли Герасимова: надежду, доверие, привязанность. Оба они понимали, что выстраивать что-либо, если их разделяют десятилетия почти невозможно, однако космион будет вечно притягивать их друг к другу, причиняя невыносимую боль. Быть может поэтому люди порой чувствуют ностальгию по тем временам, где были с кем-то связаны судьбой? Для нового прекрасного далёка выход был только один. — Я сдержу обещание, — парень коснулся прохладной щеки пирата и сконцентрировался на перемещении. Пространство сужалось и расширялось, но не разорвало настоящее и прошлое. Коля вопросительно посмотрел на Глота и тот кивнул ему. Значит только вместе они могли использовать свою силу. Время поплыло вокруг них. Глот, должно быть, ошибся, когда посчитал, что в глазах парня была пустота. В них отражались все звезды вселенной, каждая галактика. Представшая картина знакома и незнакома одновременно: разгромленная комната, Алиса защищает свою маму, позади ребята, без сознания, но живые. В центре Глот, только из прошлого, недолго смотрит на самого себя, затем обращается к Коле с бесцветным: «И что?» Но происходит многое. Появляется ещё один Глот, затем ещё и ещё. Фигуры почти со скоростью света заполняют комнату, заставляя остальных отступать к стене. — Нельзя встречаться с самим собой, — шепчет Алиса и напряжённо смотрит на творящийся хаос. И когда небытие неумолимо разверзло алчную пасть, затягивая бесчисленные копии каждого мгновения жизни пирата, он во внезапном отчаянии протянул руку к парню, и может в какой-то иной реальности до конца остался одинок, но в этой, Коля схватил его в ответ, прижался к телу, сопротивляясь парадоксу, богам, вселенной. Тонкая крепкая нить обвилась вокруг Коли и Глота, не позволив самой судьбе их разлучить.