Ищейка

Итачи

Когда я был еще совсем ребенком, то понял одну вещь: защита других неотделима от самопожертвования. Впервые я осознал это, когда мой трехлетний брат разбил почетную благодарность за особые заслуги в полиции, врученную нашему отцу Третьим Хокаге. Она никогда не лежала на виду. Все помнили то громкое событие, но отец не взглянул на награду ни разу с тех пор, как похоронил ее в самом нижнем ящике своего рабочего стола. Я знал: он воспринимал это как нечто унизительное, но по какой-то необъяснимой причине в равной степени испытывал странного рода трепет перед маленьким клочком бумаги в стеклянной раме. Тщеславие всегда боролось в нем с честолюбием и гордостью, порой перерастая во внезапные вспышки нерациональной агрессии. Потому отец избил меня, когда я защитил, решившего взглянуть на столь ценную вещь, Саске и взял всю вину на себя. В тот раз тщеславие победило его, а я осознал значение слов "защита" и "помощь". Именно поэтому, когда я помог лучшему другу сохранить остатки своей силы и своего достоинства, я уже знал, что меня ждет. Осуждение, отчуждение и подозрения. И именно поэтому, когда я старался помочь сохранить политическую целостность страны Огня и защитить ее жителей, самопожертвование во благо другим уже было для меня чем-то само собой разумеющимся. Есть вещи, которые впитываются в тебя, твою кровь и твои кости без возможности быть измененными. Полагаю, для Каи такой вещью стала жизнь как самоцель. Неважно, что происходит вокруг: пока она дышит и пока она существует — все идет по плану, даже если текущее положение разрушает саму ее суть. Я не осуждал эту риторику. Все мы, шиноби, морально изувечены каждый в своем роде, да и в конце-концов, у нее была хоть какая-то цель. Просто... Это так чертовски злило меня. Наблюдать за собственным уже таким привычным справедливым саморазрушением или несправедливым саморазрушением человека, у которого все еще есть шанс — вещи разные. Это сложно. И становится лишь сложнее оттого, что нечто неизменное, что впиталось в тебя, твою кровь и кости вдруг сдвигается с места. Вдруг меняется. Я не мог представить ни одного сценария, в котором мне пришлось бы пожертвовать собой ради ее защиты от этого саморазрушения. Все мои действия и попытки изменить ее мировоззрение давались мне с такой поразительной легкостью на душе, и вот он ответ — почему. Потому что, если я протягиваю ей руку — в моей жизни ничего не меняется. Если я ее поддерживаю — в моей жизни ничего не меняется. Если бы я захотел убить тех подонков для нее, или даже Хидана — ради ее спокойствия — в моей жизни бы ни-че-го не поменялось. А еще потому, что я знаю, что поступаю правильно. И это странное чувство облегчения стало моей отдушиной. Чем-то, что я с легкостью мог использовать в качестве оправдания своих нерациональных поступков. Своих странных и порой безумных поступков. Стоило ли мне трогать эту девушку? Сколько бы раз я ни спрашивал себя, ответ оставался тем же: конечно же, нет. Но кого это, черт возьми, волнует? Ведь мое идеальное оправдание сможет нейтрализовать весь ущерб, который нанесла мне вчерашняя ночь. Ведь ничего не изменится. Поток моих мыслей устремился в реальность — в душную спальню, в которую почти не проникал свет и в постель, в которой было слишком жарко. Это какой-то чертов гипноз, да? Потому что вот уже целых полчаса я перебирал мысли в своей голове, не отрывая глаз от спящей рядом со мной Симидзу Каи. Сломанной девушки, которую я пытался починить. Пока что мне удалось только затащить ее в постель. Не знаю, до или после этого она решила, что больше не хочет иметь ничего общего с Хиданом, но это даже почти смешно — насколько мне все равно. Уже того, что этот ублюдок больше не будет слоняться вокруг нее, причиняя один лишь ущерб — более, чем достаточно. Конечно, я не гордился собой. Мне пришлось надавить на нее, чтобы прийти хоть к какому-то результату, и я чуть все не испортил. Мое смелое приглашение в свой номер не подразумевало ничего непристойного: на самом деле, я думал, мы поговорим и сделаем открытыми все наши мысли друг о друге, решим все наши недопонимания и сдвинемся уже, наконец, с этой гребанной мертвой точки. Я бы деликатно распрощался с ней после короткого примирения или терпеливо выслушал бы все, что она готова была бы на меня выплеснуть. Принял бы каждый ее гневный крик, каждое оскорбление и обвинение. Вместо этого я принял каждый ее горячий вздох и каждый чертовски сладкий стон. Я даже не рассчитывал на что-то большее, когда она пришла. Но вдруг все случилось так стремительно между нами. И как же это того стоило. Я был настолько взволнован происходящим, настолько зачарован ее смелостью, что буквально вывернул себя на изнанку. Говорил то, что не сказал бы никому, делал то, что мог только молчаливо представлять одинокими ночами последних трех недель. Хотелось дать ей лучшее. Она была просто очаровательна. И я никак не мог понять, как нечто столь мягкое и нежное, столь робкое и смелое одновременно может вызвать в ком-то желание причинить боль. Истязать. Унижать. Наверно, никогда не пойму. Уверен, Кая планировала лаконично уйти сразу после того, как подарила мне самый безумный секс в моей жизни. К счастью, мне удалось это предотвратить. И вот они мы — я и она, вдвоем в этой постели. Будто бы и не было между нами недопонимания, обид, Хидана. Будто бы мы не познакомились меньше месяца назад. Будто бы мы не готовы были распрощаться в самом обозримом будущем. Я надеялся лишь на то, что она не будет, подобно мне, углубляться в эти сладко-горькие мысли, когда проснется. Я тоже поспешил их оборвать, не желая ступать на опасную территорию под названием «мне жаль, что мы не встретились в другое время и при других обстоятельствах». *** Уже был почти вечер следующего дня, на улице понемногу сгущались сумерки. Мы легли под утро и, по всей видимости, проспали не меньше десяти часов. Я в жизни столько не спал, никогда. Уверен, что если бы ночью сюда кто-нибудь ворвался и попытался нас задержать, то проснулся бы лишь тогда, когда меня бы уже скрутили. Я лениво потянулся и провел ладонями по помятому лицу, прежде чем выскользнуть из сырой постели. Переизбыток сна еще хуже, чем недосып: все тело гудит, усталость и слабость сбивают с толку, голова мутная, хотя, казалось бы, должно быть наоборот. Неплохо было бы проветрить комнату, но я не хотел будить Каю. Лучше было сходить проветриться самому. А зодно раздобыть еды. Девушки же любят завтраки в постель? Пока я одевался, мой взгляд снова и снова возвращался к ней, но мысли были уже совсем не о высоком. Белое зимнее одеяло сползло вниз, обнажая молочного цвета грудь, что еще вчера ночью, покрытая сотней поцелуев, так идеально располагалась в моих ладонях, и мне пришлось в очередной раз отвести глаза. Потому что иначе я не смог бы сдержать свои чертовы руки. Кая что-то промычала во сне и перевернулась на другой бок. Наверно, тоже скоро проснется. Дерганными движениями я застегнул штаны и натянул футболку. Мой рот наполнился слюной, а в животе неприятно потянуло и потеплело одновременно. Я хотел есть. И я снова хотел ее. Может, утренний секс девушки любят больше, чем завтраки в постель? Вот только было уже не утро, и если мы не хотели провести целый голодный день, мне стоило сейчас же убраться из комнаты. Потому что потом бы мне это точно не удалось. *** Обильный сладко-пряный аромат настиг меня раньше, чем я добрался до крыла, в котором располагалось помещение небольшого ресторана. Настенные часы в коридоре указывали на половину шестого вечера, а это значит, что до начала подачи блюд для постояльцев еще целых полчаса (кажется, расписание работы ресторана и прочих услуг рекана было написано на небольшой табличке на прикроватной тумбе, которая сейчас валялась где-то на полу), но я не планировал ждать так долго. Мне не нужен был ни столик, ни изящная сервировка, ни, тем более, безукоризненное обслуживание, которого требовали снобы, что здесь останавливались. Мне нужен был только факт наличия еды в нашем номере, который, если быть честным, я теперь не предполагал покинуть вплоть до самого отбытия. Как только я переступил порог все еще технически-ярко освещенного помещения (персонал все еще хаотично сновал туда-сюда, убираясь, сервируя столы и бегая из зала на кухню и обратно), рядом тут же нарисовалась запыхавшаяся девушка в фирменной форме. — Простите, но подача ужина начнется ровно в шесть часов. Не могли бы вы, пожалуйста, подождать? Если нужны напитки, вы можете пока что воспользоваться автоматами, расположенным у стойки регистрации, — худощавая блондинка растянула губы в фальшивой вежливой улыбке, но на лице у нее было написано обратное: она торопилась вернуться к обязанностям и ее раздражало, что какой-то нетерпеливый постоялец вздумал отвлекать ее от работы, не догадавшись даже прочитать расписание ресторана, указанное в номере и на входе в этот самый ресторан. — Я могу оформить заказ в номер? — предпринял попытку я, но девушка осталась непреклонна. — Боюсь, вам все же придется подождать. Скрытое раздражение в ее голосе моментально передалось и мне. Мне нужно полчаса простоять в дверях или вернуться в номер, надеясь, что Кая еще не проснулась? — Оставь, я обслужу, — вдруг раздался сбоку голос, который я едва ли мог не узнать. Аи вынырнула из-за угла и направилась к стойке, жестом головы приглашая меня пройти за собой. Когда я повернул голову обратно, блондинка уже испарилась: ей явно не терпелось поскорее от меня избавиться, что было вполне взаимно. — Можете выбрать из меню, и я принесу все в ваш номер, — тускло протянула Аи, копошась за стойкой и придвинув ко мне плотный лист, в котором, как предполагалось, гость должен отметить желаемые блюда из списка. Я быстро отметил несколько самых простых, чтобы не ждать долго, и вернул свой взгляд к уже не новой знакомой. Под уставшими потухшими глазами на нездорового оттенка серо-зеленой коже залегли глубокие тени. Ее тонкие руки заметно тряслись, изящная спина сгорбилась, словно от тяжести. Весь ее вид кричал: «похмелье». К счастью, у Каи похмелья не будет. Она казалась кристально трезвой, когда вчера нагрянула в мою спальню. — Я подожду, — вскользь ответил я, не желая утруждать ее еще и доставкой еды до нашего номера. Да и вообще не желая видеть никого на его пороге. Она пожала плечами и несколько раз сбегала на кухню и вернулась обратно, пока через десять минут весь мой заказ не лежал на лакированном деревянном подносе. — Что-то еще? — оперевшись о стойку, Аи протяжно выдохнула, будто все эти нехитрые действия заставили последние остатки сил покинуть ее худое ослабленное тело. Я оглядел поднос и, сомневаясь лишь секунду, произнес: — Да. Приборов на двоих, а не на одного. Мои глаза не отрывались от ее лица, так что я не упустил ни единого изменения: уставшие черные глаза сощурились в неверии, затем приподнялись брови, и в конце она понимающе покачала головой без тени каких-либо других эмоций. Это показалось мне странным. Я знал Аи всего пару дней, но всё, что было мне известно об этой девушке и ее характере говорило о том, что она сейчас должна была как минимум двусмысленно улыбаться и задать по меньшей мере сто десять вопросов. Но она не стала. Вместо этого отрешенно достала откуда-то снизу еще одну пару приборов и аккуратно уложила на поднос, не спуская с меня глаз. — Что-то не так? — осторожно поинтересовался я, разочарованный собственными неоправданными ожиданиями. Может, мне стоило начать привыкать к женщинам, поведение которых я не мог предугадать? Но дело было даже не в том, что Аи не повела себя так, как ей предполагалось, а в том, что реакция была прямо противоположной: во взгляде улавливалось сомнение и нерешительность. И это точно не спишешь на похмелье. — Значит, у вас с вашей подругой всё хорошо? — наконец, тихо ответила она, бегло осмотревшись по сторонам. "Всё хорошо" — не совсем та формулировка, которую я мог бы применить для описания того, что у нас с Каей, и Аи, после нашего странного и неловкого разговора в саду, должна была это понимать. Я вопросительно посмотрел на нее. — Ну, есть сподвижки. Сближение. Вы поняли. Мне не понравился ее тон. Она словно хотела о чем-то спросить, но спрашивала не то. Но я всё же кивнул. В дань уважения времени, которое она на меня тратила и продолжает тратить. — Что-то в этом роде. — Ну...поздравляю. И снова что-то не так. Она отвела взгляд и поникла, когда должна была произнести что-то воодушевляющее. Ведь должна была, да? — Что-то не так? — снова повторил я свой вопрос. Я не планировал настаивать, если она вдруг не ответит, но теперь странное предчувствие поселилось у меня в животе. И нет, это не моя паранойя. Еще раз бегло осмотревшись по сторонам, Аи склонилась над стойкой с противоположной от меня стороны. — То, что я хочу сказать... — начала она, взглянув на меня со всей серьезностью. — ...вы сблизились достаточно, чтобы я могла вас попросить позаботиться о ней? Всё мое нутро тут же замерло, а лицо, уверен, окаменело. — Что ты имеешь в виду? — Вчера днем я видела, как она выходила из кабинета Господина Такахаси, и была сама не своя. Я окликнула ее, но она даже не услышала. Торопилась куда-то и выглядела очень нервной и подавленной. Поэтому позже я пригласила ее провести вместе вечер, хотела отвлечь. Но вы же сами понимаете... Ей не нужно было заканчивать фразу, чтобы я понял, что она имеет в виду. Дурная слава Такахаси Нэо опережала его распухшее от дорогой еды и выпивки брюхо. Пользование услугами таких, как я было не первым и не последним пунктом в списке его "достоинств". Вы же сами понимаете: чего хорошего можно ожидать от Господина Такахаси? Конечно, нихрена хорошего. И я не знал ни одной причины, почему Кая могла оказаться в кабинете этого человека. Почему Кая вообще могла оказаться где-либо с ним один на один. — Вы можете сейчас посмеяться надо мной или посчитать меня законченной идиоткой... — продолжила Аи вполголоса. — ...но мне нравится Кая. Она хороший человек, и, клянусь Богом, я хотела бы иметь такую подругу. Я просто волнуюсь. Не хочу, чтобы она попала в неприятности. Ведь она такая... — девушка сделала паузу, пробуя на вкус то, что собирается сказать. — ...такая робкая. Да. Наверно именно такой Кая и казалась для уверенной в себе пробивной Аи. И я по какой-то причине абсолютно искренне верил в ее чистые бескорыстные намерения. Мой радар тревоги по отношению к этой девушке продолжал молчать. Зато теперь он оглушительно сигналил по поводу кое-кого другого. Нэо, черт тебя дери. — Я тебя понял, — я был предельно собран и серьезен. А еще благодарен. — Спасибо, что сказала. — Сделайте с этим что-нибудь, если можете. Надеюсь, я просто зря переживаю. Нет. Не зря. Я кивнул своему черноглазому информатору-советнику-своднице и, сжав поднос, поспешил вернуться в номер. *** Ну и во что ты решила ввязаться теперь? Когда я вернулся в комнату, Каи уже не было в постели, а из уборной доносился шум воды, потому я, недолго думая, подобрал с пола ключ от ее номера и, оставив еду на чайном столе, направился в тридцать четвертый. Я обманывался тем, что хотел просто принести ей ее одежду или, может, свежую юкату, если уборка номеров уже успела к ней заглянуть. И уже на пороге заметил аккуратно сложенную на стуле стопку, которая недвусмысленно намекала, что дальше свой нос совать не следует. Вот только в этом и не было необходимости: то, ради чего стоило бы сунуть свой нос дальше этого стула, лежало на нем же. И теперь я держал в руках свиток с небезызвестной печатью администрации Райкаге. Почти такой же, какой вручил мне Нэо накануне. Печать на свитке уже была сломана, но я сперва все равно не нашел уверенности заглянуть внутрь. Это меня касается? Это определенно меня не касается, но... Мои брови сошлись на переносице, я застыл на месте со стопкой одежды и свитком в руках. Не так легко держать себя в рамках, будучи в одиночестве и видя то, чего в обычной жизни не ожидаешь увидеть ни при каких обстоятельствах. "Я не должен этого делать", — предупреждал здравый смысл. "Помилование" — также беззвучно прочитал я титульную строчку документа, который точно не предназначался для моих глаз. Имя. Возраст. Ранг. Данные совершенного преступления. Вся эта информация не имела ни малейшей ценности для меня, кроме лишь одной единственной строки, под которой красовались заверение и печать: Помилование даровано Даймё Страны Молнии лично за особые заслуги перед родиной. Сей документ является официальным и не подлежит обжалованию. Я читал написанное снова и снова, пытаясь осознать каждое слово. Пытаясь найти здесь какой-то подвох. Это копия или оригинал? Оно фальшивое? В чем смысл? С каждой секундой я все сильнее ощущал тяжесть пергамента в своих руках, пока эта ноша не стала почти непосильной: я швырнул свиток на кровать, словно тот жег мне кожу. Это Нэо дал ей? Конечно, это дал Нэо. Это ведь у него крысы в каждом углу и в каждой дыре Кумо. И мне хотелось бы сказать, что теперь всё встало на свои места, и причина странного визита, о котором рассказала Аи стала мне ясна, вот только...с чего вдруг Нэо давать ей помилование, подписанное самим Дайме? Если начистоту, я в жизни не видел подобного документа вживую. Слышал, что были прецеденты — преступникам даровали помилования за особые заслуги перед страной — но никогда не видел воочию. И у Кумо не было ни единого повода открывать подобный процесс в отношении Каи. Если я, конечно, не упустил ничего из того, что знал о ней. Или мне только предстояло узнать? Я не знаю ее совсем — ничего, кроме того, что она позволила узнать. Так почему я так удивлен? Но я снова пытался обмануть себя. Потому что то, что волновало меня на самом деле — почему она не рассказала мне об этом? И собирается ли рассказывать в принципе? Я все еще не мог рассчитывать и на толику ее доверия даже после вчерашнего? Собирается ли она принять предложение? Следовало задуматься об этом в первую очередь. Если так, то можно лишь представить, какой может стать ее следующая «заслуга перед Родиной». Информация об Акацуки на вес золота в узких кругах приближенных абсолютно всех Каге, а после недавнего шума, что я поднял…было бы странно, окажись все простым совпадением. Вот только я бы и пальцем не пошевелил, чтобы доложить о таком, ведь это странное обстоятельство было мне только на руку. Я бы конечно предпочел, чтобы вся информация оказалась на столе у сварливой Хокаге, но с расчетом на созревший между Конохой и Кумо союз…скажем, не имело большого значения, кто именно первым прижмет Его к стенке. Я положил одежду обратно на стул, разместил свиток в точности так, каким он был до моего вторжения. Тогда все становилось на свои места. Она не скажет мне. И я сделаю вид, что ничего не видел. Если у тебя есть силы на это — действуй без раздумий. Не сомневайся. *** — Значит, либо пара престарелых дам, либо компания пьяных шиноби, либо я? Я замер на пороге нашего номера, услышав раздавшийся впереди голос. Всё-таки, припомнила. Седзи, ведущие на огороженную со всех сторон веранду, были распахнуты настежь; комната наполнилась свежей прохладой вечернего воздуха и паром, поднимающимся от расположенного на этой самой веранде миниатюрного приватного онсена, в котором теперь спиной ко мне устроилась Кая. На улице уже окончательно стемнело, и мягкий свет уличных фонарей обволакивал ее силуэт, завораживая одним только этим видом. Скомканное полотенце лежало на полу. Она даже не обернулась, и оттого голос ее казался еще более насмешливым. Я зачем-то заторможенно опустил глаза на на свои руки и пожалел, что не запомнил: был ли в той стопке одежды купальник? Потом вновь взглянул на свою напарницу: судя по видневшимся из воды обнаженным плечам — был, но она справедливо решила, что купальник ей не понадобится вовсе. И кто я такой, чтобы возражать. В другой ситуации я бы хотел немедленно расспросить ее о помиловании, о Нэо, обо всем, что произошло, пока меня не было, но ведь сейчас для этого не было повода, не так ли? Я решил молчать, несмотря на тонкую струну беспокойства, что натягивалась и звенела в груди, но даже это почему-то теперь казалось намного менее важным, чем теплая вода, обволакивающая обнаженное тело этой дьявольски притягательной женщины. И я яснее ясного почувствовал, чего именно не хватает этой завораживающей картине. Меня. — Когда ты собирался сказать, что у этого номера такие привилегии? В действительности, я и не думал утаивать это. Жаль, что теперь это выглядело иначе. Я бы запросто поменялся с ней, уступив номер получше, однако этот и еще несколько других существовали специально для "гостей" Нэо, чтобы тот всегда знал, куда и за кем в случае чего послать. Полагаю, у всех этих номеров были свои привилегии. Не ответив, я захлопнул за собой дверь и сбросил обувь. Окинул взглядом еду на столе — она была едва тронута, однако с подноса очевидно пропал клубничный моти. Я подавил улыбку. Она не так равнодушна к десертам, как хотела казаться, и, видимо, я не прогадал со вкусом. И в какой момент такие ничего не значащие мелочи вдруг стали меня волновать? — Ты не поела? — глухим голосом зачем-то спросил я, подхватывая с подноса свое любимое лакомство. — Перекусила. Аппетита нет. Я не смог сдержать ухмылки. Нет аппетита? Накануне я потратил столько энергии, что теперь умирал с голоду. По крайней мере, минуту назад это было так. Однако теперь пары шариков данго стало вдруг достаточно, чтобы притупить сосущее ощущение в желудке. Я надкусил один, затем второй и ступил вперед по мягкому ковровому покрытию, пока не оказался на дощатой площадке веранды; плечи передернуло от прохлады. Сегодня теплее, чем вчера, но не на много. — Как вода? — приземлившись на пол позади Каи, я окинул взглядом ее голые плечи, покрытые легкими мурашками. Влажные локоны вились, липли к белой коже и пропадали под водой. Ее всю окутал белый пар, в котором теперь находился и я, а напряженное беспокойство от недавнего, шокирующего в своем роде, открытия вдруг уже не требовалось подавлять: теперь это лишь эхо где-то вдалеке. — Отлично, — ее силуэт казался слегка напряженным, и, вздрогнув, она вдруг вскинула голову, оказавшись со мной лицом к лицу, смущенная. — Ты не против? Я, будто в трансе, покачал головой, неторопливо убирая влажную прядь, прилипшую к ее щеке. Затем спустился к задней поверхности шеи, плечам. В свете фонарей ее глаза сверкали ярче обычного, порозовевшая кожа так и манила прикоснуться. Боже, как же на нее приятно смотреть. Но я не мог просто смотреть. Кая стыдливо отвела взгляд, опуская голову, а я, дав, наконец, волю своим рукам, принялся неторопливо массировать тонкую шею, плечи, лопатки. Она не должна быть напряженной рядом со мной. Не должна стыдиться меня. Не в этой комнате. Не в нашем пространстве. Вокруг нас — тишина, безоблачное ночное небо и морозный воздух. Нет ничего и никого, кто мог бы разрушить этот момент. Пусть ее помиловали, и она это скрывает. Пусть у нее появился еще миллион своих темных секретов. Ладно. Хорошо. Без разницы. Теперь это все где-то там. Я придвинулся ближе. Моя кожа покрылась холодным потом и мурашками. Мне хотелось стянуть с себя одежду и залезть в воду. Или вытащить из воды ее и отнести обратно в кровать. Но я продолжал эти медленные движения, спускаясь то ниже, к рукам, то выше, перебирая волосы и замечая, как в наслаждении, наконец, прикрываются ее веки. Ты можешь расслабиться со мной. — Спасибо, — вдруг тихо прошептала она. — Мне это было нужно. — Плохо себя чувствуешь? — я поморщился, осознав, что в онсене она не только ради удовольствия. — Мышцы немного ноют. Но уже хорошо, — Кая блаженно откинула голову, теснее прильнув к моим ладоням, и робко подняла глаза. — Вода так расслабляет. Не хочешь?.. У меня на мгновение перехватило дыхание. Серебристые радужки мерцали, подчеркивая мелкие зеленоватые вкрапления, которых я раньше не замечал. Как и не знал, что она может быть такой…милой? Не уверен, что это слово правильно описывало ее нынешний почти наивный образ, но плевать. Мы цеплялись друг к другу столько, сколько были знакомы, но я был поражен, как лишь одна ночь — ночь, в которую она наконец ощутила себя желанной и свободной — так изменила ее. Изменила ли? Была ли она такой раньше, в своей беззаботной юности? Сейчас я не хотел об этом думать. Ее прошлое рука об руку шло с тяжким грузом. Я же хотел и дальше ощущать странный трепет, вдруг поселившийся в груди. — Правда не знаю, будет ли тебе удобно. Конечно, здесь немного тесно… — вдруг продолжила Кая, но и это пустословие я слушать тоже не желал. — На двоих места хватит, — наклонившись, я неосознанно оставил бережный поцелуй на влажной голой коже и тут же поднялся на ноги. Открытые предплечья покрылись гусиной кожей, холодный воздух стремительно проникал под одежду, но я все равно разделся до трусов так быстро, как мог. Сомневаясь буквально секунду, стянул и их. Не думаю, что после вчерашнего ее бы сильно удивило некое беспокойство, кажется, уже перманентно поселившееся ниже моего пояса. Обойдя, я сразу же погрузился в онсен, расположившись напротив едва ли на расстоянии вытянутой руки. На контрасте вода показалась почти горячей; мышцы расслабились мгновенно. Эти два дня — самое приятное и самое необычное время, которое я проводил за последние годы. Не теряясь, я тут же обхватил тонкую девичую лодыжку и притянул к себе на колени, поглаживая. И Кая не была против. — Хорошо спала? — стараясь снять остатки мышечной боли, мои руки очертили и размяли каждый миниатюрный пальчик ее ноги, затем — напряженную стопу. — Да, — выдохнула Кая, снова растворяясь в удовольствии. — А ты? — Давно так не высыпался, — я опустил одну ногу и принялся массировать вторую. — Спасибо тебе. — М? — она уставилась на меня в непонимании, но затем осознание, видимо, все же пришло. Вместе с потрясающей робкой улыбкой. — И тебе. И я ни разу не преувеличил. Не знаю, что это было — магия приятной усталости от потрясающего секса или не менее потрясающее ощущение чужого тепла под боком, но в обоих случаях виновницей самого долгого сна в моей жизни стала она. Мои пальцы скользнули выше, разминая подтянутые икры. Я старался действовать плавно, не прикладывая усилий, но завораживающий вид ее выглядывающей из-под воды округлой груди, тонкой сверкающей от капель шеи и чувственных приоткрытых губ заставляли мой контроль постепенно сдавать позиции. Я снова сменил ногу, спускаясь взглядом по ее телу. А ведь тогда в онсене она была одета, и я едва смог сдержаться. Хорошо, что сейчас меня уже держит чертого ничего. И тут это случилось. Мою затуманенную голову посетила самая ядовитая мысль, которая могла там сейчас оказаться. Я был почти уверен, что последствия будут смертельными, но, надеюсь, она не ожидала чего-то иного, приглашая меня поплескаться в воде голышом? — Могу я спросить? — мой голос сел и прозвучал хрипло: от одной лишь мысли об этом я уже стал твердым. Совсем как тогда. — О чем? Кая слегка выпрямилась и приоткрыла глаза, рассматривая меня в ответ в полной расслабленности. От движения ее стопа едва не соскользнула мне в пах, так что я быстро подхватил ее ногу под колено, отодвигая и сильнее сгибая, а затем продолжил массировать заметно сильнее. — Почему ты тогда убежала от меня? — я заглянул в серебристые глаза напротив. Сначала они вопросительно прищурились, но через секунду расширились в явном осознании. — Да, когда мы пили. Как я и ожидал, она тут же напрягалась, точно струна. Нога в моих ладонях дернулась, но я удержал ее на месте. Кая молчала, нервно кусая губы. Ее щеки и уши пылали красным, ее напряженное тело застыло, и я было подумал, что перебарщиваю, но затем снова вспомнил вчерашнюю ночь. Раскованная, горячая и чувственная — вот, какой может быть Кая, когда желанна. А сейчас она более, чем желанна. — Расскажи мне. Это из-за сна? Расширенные серебристые глаза уставились на меня, полные отчаяния. Казалось, будто Кая вот-вот сорвется с места и снова сбежит, но внутреннее предчувствие почему-то подсказывало: она меня не разочарует. Наконец, тяжело сглотнув слюну, она аккуратно прислонилась спиной обратно к бортику, медленно, словно боялась провалиться. И кивнула. — Ты же похоже и так все знаешь, — Кая сдалась, пряча сконфуженнный взгляд. — Нет, не знаю. Расскажи, — тише продолжил я, оглаживая острую коленку и поднимаясь выше к внутренней стороне бедра. Кая вздрогнула, шумно выдохнув и, опустив глаза, непрерывно наблюдала за движениями моей руки. Я же, загипнотизированный, не мог отвести глаз от нее. — Я, ну...не кошмар тогда видела, — прошептала она, словно кто-то мог нас услышать. Тут никого нет. Только ты и я. Доверься мне. — Нет? — я весь был напряжен, голос совсем сел от возбуждения. Да, притворяться «дурачком» — не самый благородный поступок с моей стороны, но, почему-то, мне показалось, что именно это сможет стереть остатки границ между нами. Своего рода игра в «закрой глаза и падай назад». Я хотел, чтобы Кая знала: я поймаю. Тишина и холодный воздух, пронизанный влажностью пара, будто раскалились. Или это только мое воображение? Спустя полминуты молчания я уже сомневался. Кая не смела поднять глаза, а ее плечи вздымались от неровных частых вдохов. Нет. Совсем не этого я пытался добиться. Кажется, я все же перегнул палку. — Иди сюда. Слегка разочарованный своей необдуманной настойчивостью, я бережно притянул ее к себе и, усадив между ног и обвив руками под грудью, опустил подбородок на острое плечо. — Не могу, — вдруг совсем тихо прошептала Кая, и даже так я расслышал полнейшую неуверенность и растерянность. — Стыдно… Да твою ж мать. Идиот. — Не бери в голову. Я, видимо, перегрелся и забыл, как думать. К сожалению, мое дурацкое оправдание не помогло. Напряженная, она застыла в моих руках, будто камень: скованная, зажатая, неловкая. А ведь каких-то пять минут назад все было хорошо. Я совсем забыл об осторожности и слишком расслабился… — Расскажи что-нибудь. О чем не стыдно. Я мягко потерся носом об изгиб гладкой шеи в надежде вымолить каплю снисхождения и откатить все назад. И почему только в моей голове это все звучало лучше… — Что именно? — через несколько секунд все же она пошла мне навстречу. — Не знаю. Что угодно, — пробормотал я около ее уха первое, что пришло в голову, лишь бы отвлечь. — Какой ты была в детстве? Она не раздумывала над ответом ни секунды. — Послушной. Нервная ухмылка вырвалась сама собой. Ну да. Послушной. Естественно, какой же еще. — Строгие родители? — Нет. Родители были классные, поэтому это не было проблемой. Ну, знаешь. Быть послушной. И целеустремленной. Как-то так. Не думаю, что фраза «родители были классные» подразумевала, что эти самые родители были в ее жизни и сейчас. Нет. Конечно не были. Хорошие родители не допустили бы, чтобы их дочь была там, где находилась сейчас: голая, в номере отеля с…убийцей. Я резонно решил не уточнять. — А ты? А я. А я осознал, что это была глупая затея: спросить о прошлом и рассчитывать не получить ответку. Ладно. — Тоже послушным. — Не повторяй, — вдруг усмехнулась Кая, позволяя мне вздохнуть с облегчением. Кажется, даже ее тело слегка расслабилось. — Но это правда, — поудобнее устроив подбородок на ее плече, я хмыкнул. — Я был самым послушным сыном. К сожалению, самым неблагодарным тоже. — Я тоже, — учтиво не пускаясь в расспросы, она откинулась на мою грудь. — Самая неблагодарная дочь на свете. Какое-то время мы просидели молча. — Почему не расспрашиваешь о том, что случилось? — слегка повернув голову, Кая наконец взглянула на меня. — Всегда спрашиваешь, а сейчас нет. Холодный кончик ее носа щекотно уткнулся в мою челюсть. Несколько прядей упали ей на лоб, и я поспешил смахнуть их одним легким движением. — Потому что не расспрашиваешь ты. — Так мне следует спросить? — на мгновение задумавшись, она поднял на меня глаза, но я лишь покачал головой. — Нет. Лучше не надо. Это было похоже на какую-то абсурдную игру. Мне было сложно поверить, что мы с ней в чем-то можем быть похожи: разные страны, разные обстоятельства, разные судьбы. И при этом мы все равно оказались здесь, сомкнулись в одной точке, пусть и ненадолго. Чистая теория вероятности, казалось бы. И все же что-то да общее у нас быть могло. — Как думаешь, как можно быть послушным и неблагодарным одновременно? И я почти не удивился, услышав ответ. — Это когда послушный человек вдруг решает перестать быть послушным. Срывается с поводка и начинает действовать сам по себе. Первое, в чем его можно обвинить — в неблагодарности. Люди обычно так и делают. Несдержанный, но совсем не веселый смешок сорвался с моих губ. Как верно сказано. То, что я натворил, оказывается, можно было описать лишь парой чертовых предложений. И ее ситуацию, судя по всему, тоже. Мне захотелось вылезти из воды. Укутаться в одеяло, прижать к себе эту миниатюрную сообразительную красавицу и говорить ни о чем. Странное ощущение умиротворения вдруг накрыло меня, вытесняя и возбуждение, и горькое послевкусие трагичного прошлого. И прокручивая в голове моменты своей жизни, я не смог обнаружить ни одного, где чувствовал бы нечто подобное. — Итачи, — вдруг пробормотала она, пряча лицо в изгиб моей шеи. Поглощенный моментом, я даже не сразу понял, как аккуратные пальцы невесомо заскользили по моей груди. — М? — Это будет слишком, если я скажу, что мне нравится проводить с тобой время? Я с опозданием уловил смысл сказанных слов, но, опустив голову, так и не смог поймать ее взгляд. Да уж. Что только не происходит в этой голове. — Почему слишком? — Не знаю. Не хочу, чтобы это прозвучало как-то не так. И чтобы ты почувствовал себя обремененным. Не хочу все портить. Разомкнув кольцо рук я взял пальцами ее подбородок и приподнял так, чтобы наши лица оказались в каких-то сантиметрах друг от друга, возможно надеясь, что с такого ничтожного расстояния до нее дойдет с первого раза. — Ты ничего не портишь. И не сможешь испортить, поняла? Потому что я здесь по тем же причинам. Потому что мне тоже нравится проводить с тобой время. Нравится держать тебя в своих руках. Нравится говорить с тобой. Атмосфера между нами вдруг изменилась. Кая посмотрела на меня недоверчиво, будто ждала подвоха или что я скажу что-то еще, но я молчал. В последнее время я и так стал слишком разговорчивым, хоть и никогда раньше не замечал за собой подобного свойства. Женщины всегда так действуют на мужчин? Плавят им мозги и превращают в другую версию себя? Что ж, мне оставалось лишь догадываться. Кажется, прошла вечность, прежде чем немое оцепенение наконец оставило ее, и она небрежно кивнула, словно решив что-то, начало чего мне очень понравилось. Кая приподнялась и, перекинув свою роскошную вьющуюся копну волос на бок, развернулась и оседлала мои бедра. Затем положила ладони мне на плечи и прижалась всем телом, гибкая, словно кошка. А от ее вкрадчивого голоса и пронзительного взгляда у меня и вовсе едва не перехватило дух. — Итачи, — ее губы едва ощутимо касались моих во время слов, заставляя мой рот наполниться слюной и автоматически приоткрыться, ловя вздохи. — Ты все еще хочешь знать, что мне снилось? Господи…эта женщина может стать еще более непредсказуемой? Кажется, ей было стыдно об этом говорить еще каких-то десять минут назад. Кажется, я собирался закутать ее в одеяло и разговаривать ночь напролет. Кажется… — Да, — я сам не узнал свой голос, настолько явным слышалось в нем нетерпение и похоть. Черт, еще бы… Ее красные щеки не давали соврать: она смущалась того, что делала, но, кажется, останавливаться вовсе не собиралась. — Так вот… — наши губы сомкнулись на одно мгновение, прежде чем она продолжила говорить. — Мне снился ты. Мы были там же, в онсене. Пили и…кажется, я немного перебрала. Все в точности, как наяву. Похоже, это был очень реалистичный сон, и мне не терпелось узнать все в мельчайших подробностях. — Когда я встала и попыталась уйти, голова закружилась и я упала. Прямо в твои руки. Ты обнял меня и так смотрел… — Как? — я оставил влажный поцелуй на ее шее, затем еще один и еще. — Словно готов был наброситься на меня. Вспоминая тот вечер, могу с уверенностью сказать, что вполне был способен на это. Было очень сложно устоять. — Так и случилось, — вдруг заключила Кая, и я понял, что сейчас начнется самое интересное. — Ты целовал меня и прижимался, трогал… — Где? — я сжал шелковистые бедра под водой, желая усадить ее поудобнее, но Кая опередила меня, начав медленно ерзать и тереться. И больше я не мог нормально соображать. Последствия действительно оказались смертельными… — Везде. Кажется, я шел ко дну. К самому дну здравомыслия и морали. И лишь надеялся, что она стойко вынесет все, до чего теперь мог додуматься мой воспаленный мозг. Везде, говоришь… Я переместил ладони на ее округлые ягодицы и сжал. Недостаточно сильно, чтобы причинить боль, но весомо и ощутимо, так, чтобы она прочувствовала каждое прикосновение. Ягодицы — одна из самых чувствительных частей тела моей напарницы. Было бы преступлением пренебрегать этим. Мои губы горели, но продолжали терзать ее нежную шею, уши, пока она наконец сама не взяла мое лицо в свои ладони и не поцеловала: глубоко, горячо и влажно. Кая настойчиво протолкнула язык в мой рот, нежно постанывая и продолжая медленно раскачиваться на мне, и я едва мог соображать. Это было так сексуально. Я был по-настоящему околдован. — Что было потом? — наконец оторвавшись, прошептал я. На секунду она запнулась, слегка растерявшись и кажется забыв, что вообще что-то рассказывала. Я полностью ее понимал. Трезвый ум — не то, чем мы оба сейчас могли похвастаться. — Ты усадил меня на скамью, встал между моих ног и стянул купальник… — она вдруг отвела взгляд, покусывая нижнюю губу и вздохнула. — И я проснулась. Я моргнул. Правда? Насколько сильно нужно чего-то хотеть или насколько ярко нужно что-то представлять, чтобы приснился настолько реалистичный сон? Ведь как раз, когда она проснулась, мы находились в этой самой позе. Я не смог сдержать улыбки. — Знаешь, я считаю, что каждое дело нужно доводить до конца. Даже если это был всего лишь сон. Что бы я сделал дальше? Ответ был очевиден. Кая выгнулась и шумно выдохнула, когда я припал к ее груди, покусывая и посасывая теплую плоть: мягкую, миниатюрную, идеальную для меня. Вид ее мгновенно розовеющей от поцелуев кожи был прекрасен, как и сама она, вся, с головы до ног. И я почувствовал, как мы заполнили собой все пространство: тихие всплески воды от ставших грубее движений ее бедер, мягкие стоны и влажные звуки поцелуев — здесь не было совершенно ничего лишнего. Все было так естественно, так правильно. Я горел от осознания того, что в моих руках находится кто-то столь великолепный. Безусловно, мы еще очень плохо знали и понимали друг друга, но если говорить про секс — то были просто созданы друг для друга. Внезапно подлая утренняя мысль возникла в моей голове, словно из ниоткуда. «Мне жаль, что мы не встретились в другое время и при других обстоятельствах». Ведь тогда бы я смог наслаждаться этим всегда. «Нет. Не нужно все портить бессмысленными сожалениями о том, чего не было и могло бы никогда и не произойти» — твердили остатки рассудка, но, черт, я не смог бы дышать, если бы не сказал этого. Я отстранился — с трудом — и увидел ее перед собой во всей красе. Влажные припухшие губы, красное лицо, блестящие глаза, растрепанные волосы. Она смотрела на меня с немым восхищением, взглядом, полным отчаянного, болезненного желания. Словно я единственный, кто сейчас имеет для нее значение. И это совсем не помогало. Я пропал. — Если бы не обстоятельства, я хотел бы тебя полностью себе, — язык не слушался, ведь это было слишком. Я всего-то собирался сказать, что… Мне жаль, что скоро нам придется расстаться. Мне жаль, что не встретил тебя раньше. Мне жаль, что мы потратили столько времени впустую, вместо того, чтобы узнавать друг друга. Мне всего этого мало. Обдумав варианты я понял, что то, что я сказал было еще не так плохо. Без лишних сожалений, но все еще слегка перебор. Я надеялся лишь, что не напугал ее излишним давлением. И, к облегчению, это оказалось не так. Кая вдруг улыбнулась, ярко, словно получила драгоценный подарок, и обхватив ладонями мое лицо, приблизилась. — Обстоятельства сюда не проникают, Итачи, — нежно пробормотала моя напарница , глядя мне в глаза. — Сейчас я и так полностью твоя. Я бы хотел возразить, что только «сейчас» не совсем достаточно, чтобы удовлетворить внезапно вспыхнувшее эгоистичное чувство собственничества, вот только ее сладкие губы без промедлений завладели моими, и я снова потонул в этом огне. И когда я стал таким безумным? Вчера я был уверен, что сделал абсолютно все для того, чтобы удовлетворить ее. Но теперь в моей затуманенной голове возник сто и один способ, как заставить коленки Симидзу Каи трястись даже спустя месяцы при одном только воспоминании о сегодняшней ночи. Нам уходить завтра, и, если честно, теперь у меня не было ни малейшего желания позволять Кае выйти за порог рекана на крепких ногах. Потому что эта девушка, что решила соблазнить меня, видимо совсем не осознавала, насколько низкими порой могут быть человеческие желания. — Пойдем в спальню, — с мольбой прошептала она в мои губы. — Отнеси меня в спальню и сделай своей. Стоило Кае открыть рот, и я сорвался с цепи. Боже, что со мной делали эти слова… Я рывком подался вперед, целуя ее ожесточенно и бескомпромиссно. Мой мозг словно отключился, я мог лишь реагировать на все, что она делает или говорит, ощущая себя беспомощным и слабым. Теперь я был в ее власти, и все, чего бы Кая ни захотела от меня, она могла с легкостью сегодня получить. И мне это чертовски нравилось. Я покрепче вцепился в подтянутые бедра моей напарницы и резко встал, вслепую бредя к выходу и совсем не обращая внимания на то, как кусачий мороз жжет наши разгоряченные влажные тела. Она сильнее прильнула ко мне, обвила ногами талию и ни на секунду не переставала целовать мои губы. Разве мог я замечать что-то еще? Оказавшись внутри и едва не споткнувшись о порог, я небрежно задвинул ногой седзи и направился вглубь номера. Возможно, стоило бы взять полотенце и обтереться, чтобы не мочить постель, однако мне по душе был более простой вариант, естественно не требующий прерывать нашу близость ни на секунду. Усадив Каю на край комода, я удобно расположился между призывно раздвинутыми бедрами. — Подожди… — послышался сбивчивый шепот, но остановился я лишь для того, чтобы спуститься поцелуями ниже: к вытянутой тонкой шее, к покрытой мурашками груди, непременно лаская напряженные от возбуждения и холода соски, к подтянутому животу. Ее тело отзывалось на любое прикосновение, даже самое невесомое, а нежная кожа, словно наркотик, требовала пробовать, желать, вызывала зависимость. Голова шла кругом. Когда и с кем еще мне доведется испытать нечто настолько потрясающее и безумное? Ответ на этот вопрос был прекрасно мне известен. — Итачи, постой… — Кая вцепилась в мои плечи и потянула наверх, прерывая этот сумасшедший натиск, который сам я остановить был не в состоянии. — Подожди, остановись. — Что-то не так? — мой последний несдержанный поцелуй отпечатался на ее губах, и, когда я наконец поднял глаза, то испытал странный трепет. Мне захотелось остановить этот момент и запомнить. Раскрасневшееся лицо, налитые от поцелуев губы, тяжело опадающая от сбивчивого дыхания грудь и этот блеск в прикрытых глазах — в такие моменты она была прекраснее всего. Да. Именно такой она должна быть рядом с мужчиной. — Нет, я просто…просто хочу кое-что попробовать. Господи, все, что угодно. Не дав мне опомниться, она сползла вниз, и уже через мгновение мы поменялись местами. Прижав к комоду теперь уже меня, Кая зарылась лицом в мою шею и начала исследовать языком, то поднимаясь выше, к чертовым самым чувствительным моим точкам — к ушам, то спускаясь к груди, и мне пришлось до белых костяшек сжать деревянную столешницу за спиной одной рукой, чтобы не сжать слишком сильно ее задницу второй. На взводе был не только я; ее неожиданная напористость щекотала нервы и заставляла гадать: на что еще она готова сегодня пойти? Ответ пришел через несколько долгих мгновений, когда тонкие пальцы сжали мой изнывающий член, а сама Кая оказалась передо мной на коленях. Кажется, я даже дыхание задержал. — Это необязательно, — будто издалека слышал я собственный голос, а сам превратился в один сплошной оголенный нерв, замерев в ожидании. Это необязательно, но если ты это сделаешь, я буду чертовски счастлив. — Не хочешь? — рука, что до этого медленно двигалась, замерла, и Кая подняла на меня смущенный взгляд. — Шутишь? — не сдержавшись, я толкнулся в ее ладонь, прикрывая глаза от наслаждения и замечая мимолетную улыбку, промелькнувшую на ее губах. Она приблизилась и оставила несколько неторопливых мягких поцелуев, широко провела языком по всей длине от основания и, наконец, позволила мне погрузиться в теплую влажность рта, вырывая из горла глубокий стон. Все мое тело покрылось мурашками. В голове стало так пусто. То, что это именно она и то, с каким выражением удовлетворения на лице и чувством она делала то, что, как мне вчера показалось, было ей неприятно, просто уничтожало меня. Тут не было никаких вариантов, Симидзу Кая была идеалом девушки для меня. В этот вечер она решила воплотить в жизнь все фантазии, которые мучали меня долгими ночами последних недель. И как вообще я мог устоять перед ней? Изначально глупо было даже пытаться. Пальцы путались и утопали в мягкости ее волос, но я изо всех сил старался не давить, продолжая сжимать за спиной дерево, кажется, уже готовое было треснуть. — Господи, Кая… Ее идеальный рот, который я хотел поцеловать так много раз, теперь ласкал мой член так умело, что у меня едва не подкашивались колени, и я старался гнать, гнать дикие мысли о том, где и с кем она успела научиться такое вытворять. Будет ли она делать это с кем-то другим в будущем? Уверен, он будет в таком же экстазе, как и я, если не считать, что теперь в моей груди разгорался настоящий пожар от одного лишь такого предположения. Нужно заканчивать это, пока я окончательно не слетел с катушек. — Остановись, я так долго не продержусь… — сжав в кулаке копну влажных локонов, я заставил себя отодвинуть Каю, прервав то, что хотел бы, чтобы не заканчивалось никогда. Это было почти больно. Она вскинула голову, тяжело дыша и, как ни в чем не бывало, продолжила доводить меня рукой. — Кая… — Я и не просила, чтобы ты сдерживался. Она глядела на меня снизу вверх со всей серьезностью, не оставляя больше ни единой возможности сопротивляться. Да какого черта здесь происходит? Девушка, к которой еще вчера было страшно прикоснуться, теперь стояла передо мной на коленях и ублажала одним из самых развратных из известных мне способов. И у меня внутри все вскипало, ведь, к своему стыду, я представлял это так много раз, что сбился со счета. — С ума сойти… — я провел большим пальцем по пухлым губам, проталкивая его внутрь, и не сдержал хриплого стона, когда они моментально обхватили его, плотно сжимая. — Открой рот, Кая. Речь сбивалась, дыхание покидало легкие жалкими поверхностными обрывками. Она покорно выполнила указание, выглядя при этом просто крышесносно, и стоило ей это сделать, как я тут же надавил на затылок, снова оказываясь внутри. У меня больше не было ни сил, ни желания сдерживаться. Я задал темп, обещавший довести меня до пика за считанные секунды. — Блять… Кая, черт… Комната наполнилась непристойными звуками вперемешку с моим хриплым дыханием. Ощущение прикосновений ее теплого языка заставляло мое тело гореть, посылало колючую дрожь вдоль позвоночника, и, резко погрузившись до основания, я кончил так сильно, что потемнело в глазах. Я продолжал прижимать ее, запрокинув голову и полностью растворившись в ощущении чистого кайфа и собственных беспорядочных стонах. Меня всего трясло, в висках пульсировало. Я был просто уничтожен. И почему только она так охренительно хороша в этом… — Черт возьми… — нам потребовалась пара минут, чтобы отдышаться, когда я, наконец, отпустил ее. — Понравилось? — тяжело и сбивчиво прошептала Кая. Я опустил на нее взгляд, и моему все еще затуманенному мощным оргазмом сознанию сложно было сформулировать что-то вразумительное. Все, что я видел перед собой — прекрасную обнаженную девушку с покрасневшими стертыми коленками и болезненным возбуждением, застывшим на лице — совсем не помогало мне успокоиться. Я только и смог, что схватить ее за локоть и потянуть вверх, впечатываясь в красные губы, что еще мгновение назад доводили меня до безумия. — Буду считать, что это «да». Еще бы. Я с благодарностью принял подаренное ею наслаждение и теперь был преисполнен решимости не оставить ни единого сантиметра на ее теле, до которого не дотянулись бы мои поцелуи или руки. Мне нужно было время, чтобы прийти в себя, однако я не собирался заставлять ждать Каю больше ни секунды. Мои ладони заскользили по ее телу. Одна смяла упругую грудь, вторая опустилась к теплому местечку между ее ног, погружая пальцы в бесконечную влажность. Я старательно ласкал ее, обводя круги и растирая, жадно целовал ее губы, шею, нежную кожу за ухом, и самое прекрасное в этом было то, что теперь я уже отлично знал, как доставить ей удовольствие и заставить, словно в бреду, стонать мое имя. Я не двигался на ощупь, не сомневался и не медлил. Теперь это все было мне знакомо. Теперь это моя территория. Для удобства я поменялся с Каей местами и развернул ее спиной к себе, прижимаясь и вдавливая бедрами в полированную гладкость комода, что еще недавно служила мне единственной опорой на этой земле. Ожидаемо, она тут же неуютно отвела взгляд, столкнувшись с нашим отражением в зеркале, а вот я, наоборот, на мгновение завис. Представшая перед нами картина завораживала. То, как в тусклом свете тени переливались на изгибах ее тела, то, как по-хозяйски уверенно мои руки обвивали его и этот контраст между нами — так вот, как это выглядело со стороны? — Может, пойдем на кровать? — предприняла попытку отступить Кая, но я вдруг понял, что не готов сдвинуться с места ни при каких обстоятельствах. То, что нужно. Такое она точно не забудет. — Посмотри, — прошептал я, прижавшись щекой к ее щеке и приподняв пальцами за подбородок. — Посмотри, как ты красива. В моей голове на ходу зрел план. Мы вместе наблюдали за тем, как нарочито медленно я очертил ладонями ее изгибы, округлую грудь, живот, перемещаясь все ниже и ниже. Хорошо, что мебель была недостаточно высокой, а Кая недостаточно низкой, так что ничто не загораживало нам обзор, когда мои пальцы вновь начали ласкать ее между шелковистых бедер. Она выгнулась, насколько позволяло ее «зажатое» положение, и я тут же сжал ее грудь и припал к шее, ни на секунду не отводя взгляда. — Подожди, ах…— попытка протеста потерялась за стоном. — Это слишком… «Слишком» еще даже не начиналось. Вопреки собственным словам она сильнее прижалась к моему паху, и наши тела задвигались почти синхронно. Я умирал от желания войти в нее прямо сейчас, но было кое-что другое, чего, уверен, если бы не сделал — не смог бы сегодня уснуть. Прервав ласки, я обхватил ее ладонь и поднес ко рту. Наверно, Симидзу должна была догадаться, к чему все идет, однако попытки остановить меня не предприняла ни когда я поочередно увлажнил сначала средний, а затем и указательный палец, ни когда наши руки скатились вниз, накрывая ее между ног. Я направлял ее пальцы, задавая ритм, и мы вместе ласкали ее так, как ей это нравилось и так, как делал это я до тех пор, пока она полностью не обмякла в моих руках, выгибаясь и беззастенчиво выстанывая мое имя. Я наблюдал за всем этим, не смея даже моргнуть. Потому что это самое сексуальное, что я видел в жизни. Что ее, словно светящаяся, фарфоровая кожа, что срывающийся в исступлении голос и даже то, как от стыда краснели кончики ее ушей — все в ней было создано, чтобы вызвать во мне отчаянное желание брать без остатка. Чтобы заставить меня помешаться. Чтобы заставить меня гореть. — Пожалуйста, — захныкала Кая, поворачивая голову и кусая мой подбородок. — Пожалуйста, скорее… При звуке ее жалобного голоса мой член призывно дернулся, желая того же — оказаться там, где ему самое место, внутри нее. — Сейчас вернусь, — мазанув губами по ее щеке, я в два шага добрался до прикроватной тумбы, куда заблаговременно положил пачку презервативов. К несчастью для Каи, она слишком долго ждала своего часа, и теперь нам следовало хорошо постараться, чтобы успеть использовать все. На ходу вскрыв упаковку, я одним движением раскатал латекс по всей длине и вернулся, поворачивая голову Каи и целуя глубоко и проникновенно. Наши руки снова оказались на своем месте, а второй она уперлась в комод, слегка наклоняясь, отставляя ягодицы и открывая передо мной просто потрясающий вид. Я покойник. Мне потребовалась каждая крупица самообладания, чтобы войти в нее медленно и аккуратно, а не так, как того хотелось бы моему воспаленному воображению. Стиснув зубы, я на мгновение замер, наблюдая, как еще сильнее выгибается ее спина, как капли ни то воды, ни то пота скатываются по коже, и наклонился, чтобы слизать их. Ее пальцы застыли под моими, так что я тут же снова привел их в движение. — Не останавливайся. Рассчитывая, что она выполнит мою просьбу, я убрал руку, но только лишь для того, чтобы подхватить ее под колено и завести ногу на комод. Затем притянул обратно и прижал к груди так, чтобы ей было удобнее ласкать себя и так, чтобы открывшееся перед нами отражение не смогло скрыть ни единой детали. — Подожди…что ты дела-ах! — она откинулась на мое плечо, стоило мне начать медленные, но напористые движения. Теперь все так, как надо. Шлепки кожи о кожу разносились по комнате, смешиваясь с ее мелодичными стонами и моим тяжелым дыханием. Звуки, запахи, взгляды — это и есть секс в чистом его проявлении. То, к чему до вчерашнего дня я относился, как оказалось, на удивление спокойно. Теперь во мне из спокойного было ничего. Моя точка невозврата была пересечена в тот миг, когда я впервые поцеловал ее, а может и раньше. Уверенность в том, что кого-то другого будет достаточно. В том, что я знаю, что мне делать дальше. В том, что я смогу остановиться. Теперь все это полетело к чертям. От накрывающих волн эмоций и удовольствия мое тело распадалось на части, и я знал: несмотря на то, что она совсем недавно уже забрала один мой оргазм, второй не заставит себя долго ждать. — Ты просто взрываешь мне мозг, черт… — целуя и покусывая ее ухо, прошептал я это и еще много всего, подкинутого состоянием абсолютного бреда. Кажется, я полностью потерялся, сконцентрировавшись лишь на стремительно ускоряющихся движениях ее пальцев, пока мои бедра беспощадно врезались в нее сзади. Кая повернулась, насколько смогла, пытаясь поцеловать, но лишь влажно мазанула по подбородку, жарко прошептав в мои губы: — Итачи, я сейчас…о боже, с тобой так хорошо…не останавливайся… Да, черт возьми. Потому что именно так ты должна чувствовать себя со мной. Я едва не сорвался на рык, жадно оттягивая зубами нижнюю губу, потому что знал, как это ее заводит. — Ни за что. Кажется, я бы умер, если остановился. Больше не было смысла тянуть. Я взял Каю жестко и быстро, так, как ей сейчас было нужно, и делал это до тех пор, пока не почувствовал, как она кончает на мне. Любой, абсолютно любой мужчина в такой момент лишается рассудка. И я был далеко не исключением. Она попыталась вырваться из моей хватки, нагнуться ниже, но я не отпустил ее. Мне нужно было чувствовать биение ее сердца под своими ладонями, пульсации ее тела, ловить и смешивать ее вздохи и стоны с моими, ведь что, как не это делало происходящее настолько охренительным? Ее страсть и огонь растеклись по моим венам, ее запах пропитал мою кожу, и я не был уверен, что смог бы когда-нибудь отмыться от всего того порочного и прекрасного, что происходило между нами. Мои движения стали быстрее. Единственное желание раствориться в ней, слиться и не выпускать из своей кровати, своих рук и из своей головы было таким сладким и исчерпывающим, что не оставило во мне больше ничего внятного. Я был почти у пика, когда через несколько секунд буквально всем телом почувствовал еще один всплеск судорог и пульсаций, взорвавших Каю вторым подряд оргазмом. Теперь она вжалась в меня, жмурясь и беспомощно скуля, отчаянно хватаясь и царапая мои руки, неспособная на что-либо большее. Охренеть. Твою мать. Ноги больше не держали меня. Я излился, нагибая нас над деревянной поверхностью и продолжая рефлекторные толчки под звуки каких-то абсолютно диких стонов, уже даже не понимая, кому они принадлежат, лишь уверенный в том, что мог бы умереть счастливым прямо в эту секунду. Мне показалось, что этот момент длится целую вечность. И как бы мне ни понравились оральные ласки в ее исполнении, это уже было что-то на другом уровне. Каждый раз я думал, что лучше уже быть не может, но каждый следующий размазывал меня, оставляя после лишь кости и пыль. Я подсяду. Точно подсяду, и это самая дерьмовая идея, которая еще аукнется мне, когда Симидзу Кая резонно выбросит меня из своей жизни. — Ох черт…я…Итачи… — послышалось сбивчиво подо мной. Я продолжал прижиматься к ней всем телом, не в состоянии заставить себя отлипнуть и подняться. Для начала мне нужно было заново вспомнить, как правильно дышать. Даже спустя пару минут дрожь все еще прошибала меня электрическими разрядами. Мог ли я дойти до кровати? Кая точно нет, знаю, что мне нужно было отнести ее, но вместо этого я закрыл глаза. Грохот ее сердца через спину отдавался в моей груди, а наша кожа, кажется, слиплась намертво. Хочу побыть так еще немного. Еще чуть-чуть. — Кая… — горло сдавило спазмом. Я сам не знал, что собирался сказать, какое-то странное чувство бесконечной нежности и такой же бесконечной опустошенности затопило мои легкие, не позволяя продолжить. Да и стоило ли? Кажется, я и так уже оказался в ловушке собственных желаний, и в моих же интересах было не усугублять. Тогда откуда взялась эта тень сожаления? — Кажется, я умираю, — вдруг слабо засмеялась Кая, развевая сгустившиеся над моей головой свинцовые тучи. Хорошо, что они не тревожили хотя бы ее. — Отнесешь меня в ванну? Боюсь, не дойду. Я прекрасно услышал ее, но все еще тянул время. Уткнувшись носом в спутавшиеся локоны, вдыхал их запах. Они пахли нами. Дай мне еще минуту. Ведь с тобой так хорошо. — Итачи..? Ну что за идиот. Просто сделай, о чем тебя просят. — Да, — заставить себя прийти в чувства оказалось немного сложнее, чем я думал. — Да, сейчас. Наконец, нехотя покинув ее разгоряченное тело и выпрямившись, я понял, что почти не чувствую ног, так что мне пришлось потратить несколько секунд, чтобы размять их, прежде чем подхватить Каю на руки и направиться в ванну. Я старался даже не смотреть вниз и делал вид, что не замечаю на себе пристального взгляда ее проницательных глаз. Да, это было всего-лишь минутное помутнение, так что не надо на меня так смотреть. Я в порядке. В полном порядке. *** Она ушла. И я понятия не имел, какого черта вдруг произошло. После расслабляющего горячего душа, ничуть не отрезвившего мою голову (ведь кто вообще способен мыслить ясно, когда тебя намыливает обнаженная девушка?), мы забрались в постель. Я усадил Каю между ног, а она прижалась к моей груди и щебетала «попробуй это», поднося к моему рту то кусочек лосося, то редьку. Не думал, что когда-либо скажу это, но я наслаждался жизнью. Черт, ведь что может быть более гедонистическим, чем заниматься сексом, не обращая внимания на время и есть в постели? В моей жизни не было таких моментов, никогда. Все мое тело было налито сытой тяжестью и теплом. Я не думал о том, что станет с моей жизнью завтра, не думал об Акацуки и Конохе, о брате и прошлом. В моих руках находилась девушка, которой было на все это плевать. Еще бы не было. Она и на свои-то проблемы вполне успешно закрывала глаза все это время. И поддавшись этому странному влиянию, я позволил себе всего на несколько часов пожить в этой ее параллельной реальности. Жизнь как самоцель… Звучит неплохо. И я погрузился в это с головой. Лениво поглощал еду, развалившись в постели, время от времени нежно целуя теплую кожу на девичьей шее и ощущал полное умиротворение. Ровно до того момента, как в дверь постучались. «Уважаемый гость, хотели бы напомнить, что ваше выселение завтра в двенадцать часов. Приятного отдыха», — донесся голос из-за двери, и тут же стих. Кто бы там ни был, он направился дальше по коридору. Скорее всего, скоро постучится и в триста четвертый. А, может, уже. Это неважно. Ведь до полудня мы все равно не задержимся. Я заметил, как замерла Кая с поднесенной к губам ложкой. И тогда все рассыпалось. Точно. У нас же всего несколько часов. Стоило мне осознать эту неприятную мысль, как она тут же отодвинула поднос с колен и вскочила с кровати. — Прости, мне нужно идти. Я молча наблюдал, даже не понимая, стоит ли что-то говорить, пока она одевалась, и даже когда схватила ключ и вышла за порог (нашего?) номера — не проронил ни слова, лишь вздрогнул от оглушительности дверного хлопка. Все произошло так быстро. Стоило ли мне спросить куда она идет? Зачем? Когда вернется? Вернется ли? Если бы мне нужно было это знать, она бы сказала об этом сама. Задают ли подобные вопросы любовники? Я не знал. Для меня подобная связь, как и для нее, была впервые. Я ни разу не задерживался так надолго с девушкой, с которой состоял в интимных отношениях. Ни разу не проводил с девушкой так много времени в принципе. Возможно ли, что поэтому сейчас я был в таком смятении? Мне казалось… Мне не должно ничего, черт возьми, казаться. Я смотрел в ту сторону, где только что стояла Кая, не моргая. Еда, что пару минут назад казалась такой вкусной, встала поперек горла, резала желудок и вызывала тошноту. Правильно. Нам бы все равно пришлось разойтись. Просто она решила уйти первой. В этом нет ничего такого. Только почему теперь я чувствовал себя полным идиотом? Сидя в постели, голый, с едой и приборами на двоих, я больше не был умиротворенным гедонистом. Скорее, придурком, забывшим о настоящем положении дел и поверившим в какую-то чепуху. Но я все еще не понимал, почему она ушла именно так, в спешке и ничего не объяснив. Может, вернется, и ты себя просто накрутил, идиот? Я сполз на кровати, укладывая голову на подушку и провел ладонями по лицу. Затем посмотрел на вторую, ту, на которой еще несколько часов назад не было пусто, и мой желудок скрутило. Может и вернется. А может и нет. Я не понял, почему она ушла именно так, ничего не объяснив. Зато я понял кое-то другое. Я ненавижу смотреть, как она уходит. И ненавижу то, что мне стоит начать к этому привыкать.