Сладкая плоть: Ритуал слияния

Павел двигался по коридору, который с каждой секундой становился всё менее реальным. Пол больше не был твёрдым: его поверхность напоминала мягкое тесто, из которого проступали чёрные пятна, будто гниение уже успело забраться сюда. Каждый шаг сопровождался влажным хлюпаньем, словно он топтался по кишкам. Стены двигались. Их поверхность была покрыта тонкими пульсирующими венами, которые втягивались и снова набухали, словно дышали. Иногда Павел видел, как из трещин проступали капли густой крови, медленно стекая вниз, оставляя алые полосы. "Это не больница. Это что-то другое. Это... живое." Запах был невыносимым. Приторно-сладкий аромат карамели, смешанный с гнилостным запахом разлагающейся плоти, пропитал всё. Он чувствовал, как эта вонь проникает ему в лёгкие, вызывая кашель и жжение. Впереди мигнул свет. Павел остановился, чувствуя, как его тело больше не слушается. Ноги дрожали, а руки казались чужими, их кожа покрывалась всё новыми слоями кристаллизованной плёнки. Он посмотрел на пальцы. Один из них уже начинал осыпаться. Под прозрачной кожей двигалась масса, похожая на растопленный сахар. Павел прижал руку к груди, пытаясь унять дрожь. Впереди он заметил дверь. Она была не как остальные. Её поверхность дышала, как живая ткань, а в центре пульсировало нечто тёмное, похожее на сердце. Он сделал шаг вперёд. Дверь зашептала. Её голос был тихим, но ясным: — Ты хочешь знать? Ты хочешь увидеть? Павел сглотнул. Он понял, что у него нет выбора. Что бы ни было за этой дверью, оно было ключом. Или концом. Он схватил ближайший обломок кристалла — острый, как нож, и вонзил его в центр пульсирующего сердца на двери. Сначала раздался тихий треск. Затем сердце взорвалось, выпуская из себя струю тёмной жидкости, которая обожгла его лицо. Павел зажмурился, но было поздно. Дверь разлетелась, и из неё вырвалась лавина. Это была кровь. Густая, тёмная, почти чёрная кровь, смешанная с карамельной массой. Она хлынула на Павла, сбив его с ног. Он ударился спиной о пол, чувствуя, как вязкая жидкость затапливает его. Она текла ему в рот, в нос, заливая горло. Её вкус был смесью соли, металла и приторной сладости. Павел задыхался, пытаясь оттолкнуть себя от пола, но каждая попытка заставляла его руки погружаться глубже. Он выплюнул кровь, чувствуя, как его язык обжигает приторная сладость. Его глаза щипало, но он всё равно посмотрел вперёд. Коридор за дверью был залит этой лавиной. Из неё выступали обнажённые тела, их глаза были открыты, но пусты, а кожа — прозрачной, как тонкий сахар. Они тянулись к нему, их губы шептали, но слова были размытыми, как будто растворялись в крови. — Это твоё... это ты... Павел пополз назад. Каждое движение сопровождалось хлюпаньем, как будто он пытался вырваться из кипящей жижи. Он схватил ближайший обломок стены и стиснул его, чувствуя, как острые края врезаются в его пальцы. Но жидкость продолжала наступать. Она текла по его телу, обжигая кожу, которая теперь начала отслаиваться пластами. Под ней обнажалась новая, липкая ткань, блестящая, как стекло. — Нет... нет! — он закричал, но звук утонул в грохоте. В последний момент он увидел своё отражение в луже перед собой. Но это был не он. Лицо, которое смотрело на него, было полностью разрушенным, покрытым трещинами, из которых сочилась кровь, смешанная с карамелью. И оно улыбалось.