Матрос и Свон

Через несколько часов «Веселый Роджер» кинул якорь прямо рядом с устьем ручья, который убегал прямо в гущу леса. Здесь была небольшая бухточка, окруженная со всех сторон густыми деревьями, которые обеспечивали довольно хорошее укрытие. Но Киллиан все равно предложил замаскировать корабль листвой, чтобы надежнее спрятать его от чужих глаз. Принявшись за дело, Киллиан продолжал украдкой следить за Эммой, которая направлялась прочь от корабля в поисках веток. Она выглядела очень красивой в том платье, в котором была в башне, но почему-то казалась еще красивее в синем жилете и черных брюках. Ее светлые волосы были зачесаны назад, и почему-то, несмотря на то, что на ней была одежда, которую обычно носят мужчины, весь этот наряд казался более подходящим для нее, чем платье. – Не хватает только красной кожи, – подумал он и тут же напрягся от этой мысли. – Откуда вообще взялась эта идея? – Эй, ты в порядке? – поинтересовался Генри, отрывая Киллиана от его мыслей. Он обернулся и увидел, что мальчик смотрит на него с беспокойством. – У тебя такой вид, будто ты только что встретил привидение. – Я в полном порядке, парень. Просто немного встревожен сегодняшними событиями. Генри посмотрел на него, прищурившись, словно не совсем веря ему. – Ты не обязан рассказывать мне, если тебя что-то беспокоит, – сказал он. – Но ты можешь поговорить со мной, если захочешь. Ты же знаешь, что мы с тобой в этом деле заодно. Генри повернулся, чтобы уйти, но в последнюю секунду Киллиан схватил его за руку. – Подожди, парень. Ты прав, меня что-то беспокоит. Я просто... я не помню, чтобы когда-нибудь встречал вас до сегодняшнего дня. Но в то же время я не могу не чувствовать, что знаю вас. При этих словах на лице Генри появился восторг. – Вот это здорово! Ты начинаешь вспоминать! Может быть, это означает, что магия автора уже ослабевает! – Как бы ни радовал меня твой энтузиазм, боюсь, я все еще не понимаю, о чем ты говоришь, Генри. – Ничего страшного. Я могу ввести тебя в курс дела! Пока они продолжали работать, Генри рассказал Киллиану о реальной жизни, о том, что именно Киллиан, а не Черная Борода, был страшным пиратом – капитаном «Веселого Роджера». Генри рассказал ему о том, сколько Киллиан сделал для того, чтобы стать героем, и что Румпельштильцхен заодно с автором пытались (и, очевидно, преуспели в этом) создать альтернативную реальность, в которой герои терпят поражение, а злодеи побеждают. И хотя некоторые эпизоды этой истории казались ему неправдоподобными, все же Киллиан не мог не верить тому, о чем рассказывал Генри. Время от времени Эмма проходила мимо и понимающе улыбалась, но никогда не принимала участия в разговоре. Примерно через час Генри завершил свой рассказ, и они закончили укрывать корабль. Теперь обнаружить его можно было, лишь зная, что он там есть. – Это была действительно захватывающая история, Генри, – сказал Киллиан, собирая провизию для дальнейшего путешествия. – Но есть одна вещь, которую ты, кажется, упустил из виду, – мои отношения с твоей матерью. Я подозреваю, что мы можем быть близки? Генри понимающе ухмыльнулся. – Я дам возможность маме рассказать тебе об этом, – сказал он, поворачиваясь и направляясь вверх по лестнице. ~~~ Было уже далеко за полдень, когда они наконец отправились в хижину. Киллиан шел впереди, а Эмма и Генри следовали в нескольких шагах позади него. Они, казалось, были полностью поглощены своим собственным разговором, в этом был определенный смысл, если вспомнить, что они довольно долго не виделись. И как бы Киллиану ни хотелось присоединиться к их беседе, он чувствовал, что им нужно провести это время вместе после разлуки, и изо всех сил старался не подслушивать. По дороге он сосредоточенно обдумывал все, что сказал ему Генри, а точнее, что он не сказал, особенно отказ комментировать его отношения с Эммой. Ему хотелось верить, что они были близки. То, как она смотрела на него, когда столкнулась с ним, — он не мог выбросить этот образ из головы. Он был почти уверен, что в реальности он заботился о ней, а она заботилась о нем. Но ему все еще было трудно поверить, что кто-то настолько чертовски прекрасный, как она, может выбрать его из всех людей, – его, скромного, трусливого матроса. Закатившееся солнце отвлекло Киллиана от его мыслей, и он предложил им разбить лагерь на ночь. Через полчаса они поставили три самодельные палатки и сели у костра, поглощая принесенную с собой еду. Пока они ели, Эмма рассказывала ему — время от времени давая слово Генри — о свадьбе, которую они должны сорвать, и о том, как она надеется, что это вернет все на круги своя. Хотя мысль о том, чтобы расстроить свадьбу, казалась почти невозможной, Киллиан обнаружил, что у него нет никаких сомнений в том, что Эмма добьется успеха. Небо продолжало темнеть, и он заметил, что Генри все больше и больше клонило ко сну. Несмотря на все его попытки бодриться, нельзя было не учитывать, что это был тяжелый день для мальчика, усталость давала о себе знать. После нескольких особенно широких зевков он пожелал Киллиану спокойной ночи, крепко обнял Эмму и удалился в свою палатку, оставив их одних у костра. Некоторое время они сидели в уютной тишине, нарушаемой лишь потрескиванием костра и редким уханьем совы. Эмма уставилась в одну точку, нахмурив брови, словно размышляя о чем-то, и Киллиан не мог оторвать от нее глаз. Свет огня отражался от ее светлых волос, придавая ей почти неземное сияние. Если она и заметила, что он пристально смотрит на нее, то никак это не прокомментировала, за что Киллиан был ей благодарен. В конце концов его мысли переключились с Эммы на Генри и на ту смелость, которую он проявил днем. Киллиан всегда считал себя трусом и никогда не мог себе представить, что может быть так же храбр, как Генри, особенно в столь юном возрасте. – Генри — замечательный парень, – громко выразив свое восхищение, нарушил он ночную тишину. – За все годы, проведенные на корабле Черной Бороды, я ни разу не видел, чтобы кто-то мог противостоять ему, не говоря уже о том, чтобы преуспеть в этом. Его слова заставили Эмму расплыться в улыбке, настоящей искренней улыбке, которая коснулась даже ее глаз. – Да, это так, – ответила она. – Ему нравится думать обо мне как о Спасительнице, но он спасал меня намного чаще, чем я могу сосчитать. Даже когда я была заперта в этой башне, я знала, что он найдет дорогу ко мне. Точно так же, как я знала, что ты найдешь путь ко мне. Это высказывание застало его врасплох. Эмма практически сказала, что она в нем нуждается. И это было впервые за всю его жизнь. Он нервно почесал за ухом, не зная, что ответить. Эмма, казалось, почувствовала его замешательство и, ласково улыбнувшись, сменила тему разговора. – Так в чью же все-таки хижину мы направляемся? Это твой дом? Вопрос застал Киллиана врасплох, и он нервно сглотнул. Хотя он знал, что своим вопросом она пыталась разрядить обстановку, это возымело прямо противоположный эффект. Он ни с кем не говорил о владельце хижины с тех пор, как ... ну, вообще никогда. У него не было никого, кому он хотел бы это рассказать. А даже если бы и было, то вряд ли бы кто-то захотел слушать. Эмма, должно быть, заметила беспокойство на его лице, потому что выражение ее лица сменилось с неподдельного любопытства на беспокойство. – Ты не обязан мне ничего рассказывать, если не хочешь, – сказала она таким же тоном, как Генри в тот день. – Мне просто было любопытно, но если это слишком больно… – Нет, это не так, – ответил он, глядя ей прямо в глаза. Когда она снова посмотрела на него, все, что он мог увидеть, – это искреннее беспокойство, написанное на ее лице. Несмотря на то, что он только что встретил ее, он чувствовал, что может рассказать ей все, даже одну из самых тяжелых историй в своей жизни. Он глубоко вздохнул и начал свой рассказ…