Гори, чтобы светить...

Я - шут, я - Арлекин, я - просто смех, Без имени и, в общем, без судьбы. Какое, право, дело вам до тех, Над кем пришли повеселиться вы?

Саша сидит в гримёрке, совершенно незнакомого ей театра. В соседней суетиться Лиза, гримеруя других актёров. А Саша смотрит на своё отражение в зеркале, глядящие на неё с тихим ужасом, такими испуганными и наполненными болью глазами. Время пролетело очень быстро, унося в вихре воспоминаний ночь её учений текста и череду бесконечных репетиций. А сейчас, буквально, через пятнадцать минут – начнётся спектакль, открывающий их тур. И это Арлекино. И это больно. Первый в списке городов – Новосибирск. Лукьяновой не хватает сил смириться с мыслью, что где-то там, за несколько десятков километров, присыпанный землёй – лежит Паша... Осознание почему-то бьёт именно сейчас по дых, заставляя задыхаться от своей беспомощности. Было проще до этого, был Андрей... А сейчас он в Киеве, так далеко. Может быть, он пишет стихи, может, они репетируют с ребятами, а может, он и вовсе спит. Хотя, для сна рановато. Если судить по часовым поясам, то у него должно быть всего лишь пять часов вечера. А Саша одна. Сидит с лицом в белый обмазанным и глядит, как подведенные глаза наровят заслезиться. «Нельзя... Нельзя! Десять минут, десять осталось!» Александра проводит двумя пальцами по красной краске и дрожащими руками подносит к губам. Судорожно дыша, он затаивает дыхание и быстро проводит по губам и лицу, размазывая красную краску до щёк. Снова смотрит на себе, закусывая подрагивающие губы. Она не выводит. Слишком всё сложно. Слишком. Слышит робкое постукивание по двери и оборачивается сразу, как только появляется тот самый Аркадий. – Саш, тебя уже ожидают. – Спасибо, мой верный гонец, – она слабо улыбается и заправляет выбившуюся прядь волос в шутовскую шапку. Аркадий пожелав удачи скрывается, а Саша последний раз глядит в зеркало, выкладывая телефон с кармана на стол, ретируясь с гримёрки.

***

– А где же Шут? А где же наш друг верный? Женя Красновский стоял перед большим скоплением детей на сцене, он был разукрашен и одет в разнопёрстую одежду и старался улыбаться до ушей. Этот образ ему не нравился, он считал, что это для него низко. Он же хороший актёр, зачем ему такие роли? – Хороший актёр, Женя, может сыграть кого угодно! – усмехаясь на его протесты говорил худрук, начиная загибать пальцы, – И наркомана, и проститутку, да даже обезьяну, что уж там! А ты, со стажем в пять лет, образованием актерским, считаешь, что играть Шута – унизительно? Как же ты глуп, друг мой! Но... Быть глупым иногда хорошо, значит научишься чему-то новому! Подумай. Слова Василия Ильича, вспомнишиеся так невовремя, вызвали волну злости. Красновский задержал дыхание, шире улыбнувшись, продолжал свою речь, ходя по сцене. Он был готов уже провалиться под землю, только бы не видеть этих детских глупых лиц, которые упорно не видят Сашу, стоящую прямо за его спиной. Чудо случается и они всё-таки замечают Лукьянову, что спрыгивает со сцены и пробегает по рядам, здороваясь со всеми детьми. Женя спешит уйти со сцены вместе с массовкой, ибо его задача выполнена. Красновский открывает двери гримёрной, где была ранее Саша, не находит там никого и падает на кресло, выдохнув. «Наконец-то! Ещё пяти раз я не выдержу!» – Ну, как тебе? – неожиданно у двери вырастает Маша Веренюк, такая же раскрашенная как и он. – Хрень полная, – недовольно просипел он, хмуря брови. – зачем Ильич вообще согласился на это? – Да ладно тебе, – Маша усаживается рядом. – что ты так напряжён-то? – Вот скажи, я правда похож на того человека, который бы сыграл Шута? – повернул в её сторону голову он. – Нет, конечно, – Веренюк улыбается, мотая головой. – Шуты не твой уровень, понимаю. – А Саша пляшет под его дудку, – с тоской замечает он. Маша хмурится подсаживаясь ближе, кладя руку ему на плечо: – Да что тебе Саша-то? Саша денег хочет просто! – проводя пальцами от плеча до шеи, изрекает она. – Думаешь? – наивно воопрашает Женя. – Конечно, – утвердительно кивает Мария. – кто же деньги не любит, Жень? – Саша не такая, – убеждённо проговаривает Красновский. – Уверен? – выгибает пестрые брови девушка. – Но я же её знаю... – То есть, можешь опровдать её пренебрежительное отношение к тебе? – Но... – Не можешь, – грустно улыбается Веренюк, склоняюсь к его уху, – Саша не та, за кого себя выдаёт, пойми... – Но она же твоя подруга! – поворачивая голову, Евгений сталкивается с ней лбом. – Если она так поступает с тобой, какая же она после этого подруга? Женя думает и становится ему от его дум невыносимо тоскливо. Маша ухватывает своей ладошкой его подбородок, с нежностью смотря, говорит: – Не думай об этом. Расслабься. После этих слов она касается его губ. Женя сначала впадает в ступор, но стоит Веренюк пересесть к нему на колени наглым образом, ему сносить крышу и он действует по её совету. – Есть на все провсё полчаса, делай, как нравится, – отцепившись от него шепчет Маша. Красновский не отвечает. Он расстягивает её костюм, скидывая его на пол. Совесть его в этот момент не гложила абсолютно, хоть и любил он, как считал сам, Сашу. Это же все равно для него ничего не значит. Всё по дружбе. по дружбе же...?

***

– Ну, вот, а ты переживал! — застёгиваю последнюю пугавицу своего костюма вещала Маша. Она стояла вся растрепанная со смазанный гримом, но весьма довольная тем, что произошло минутами ранее. Приятное тепло ещё чувствовалось. – Ты же понимаешь, что это ничего не значит? – Женя стоял к ней спиной, поправляя рукава. Он не хотел смотреть ей в лицо. Она ведь сама этого захотела. – Конечно, – голос Веренюк звучит уверено, Женя верит. – разряздка не помешала ведь, да? Красновский хмыкнул. Хоть и говорила Маша одно, но на лице у неё было другое. Для неё это имело значение, в чем она, конечно, не признается. Ни к чему же. – И как ты, после этого, будешь Саше в глаза смотреть? «Саша, Саша! Что заладил-то!?» – хмурится девушка, но спокойно отвечает: – Так же. В этом нет ничего криминального, она ведь на тебя даже не смотрит. Ей всё равно. – Это временно, – заверевает её парень. – Ничто не вечно, пра... Он не успевает задать вопрос, как слышит знакомую мелодию и вибрацию. Женя подходит под не понимающий взгляд Маши к телефону, снимает вызов, не видя имени и слышит: – Сашк, привет! Это Андре... Уже знакомый голос не успевает договорить, как Красновский сбрасывает вызов, блокируя номер на Сашином телефоне. – Вот, чем он лучше меня!? – раздражённо воопрошает Женя, повернувшись к Маше. – Чем?! – Ничем. Он не может быть лучше тебя. – отвечает ему Маша. – Положи её телефон на место, если она узнает, что это ты, то явно не обрадуется и тогда тебе точно ничего не светит. – Не говори ей. – требует Красновский кладя гаджет обратно. – Оно мне и не надо. – усмехается Маша. – Пошли, спектакль скоро кончится, грим смывать ещё нужно!

... Этот пыл не называй судьбою, Легкодумна вспыльчивая связь,— Как случайно встретился с тобою, Улыбнусь, спокойно разойдясь...

***

То же время. Киев.

«Король и Шут» отыграли очередной концерт, от которого зрители был в восторге. Ребята заряжались той энергией от зала, что им была передана, но после концерта чувствовали несказаную усталость. Понимая, что отпраздновать это не удастся, они разбрелись по номерам. Андрей после душа устало рухнул на кровать, вытирая волосы с которых капало на футболку. Он было уже провалился в дрёму, но вдруг его осенила мысль. Сегодня у Саши Лукьяновой первый спектакль, открывающий тур! Он посмотрел по времени и сопосиавив всё, решил набрать. Вызов пошёл. Трубку сняли. Предвещпя разговор, Андрей радостно начал: – Сашк, привет! Это Андре... Не успел он договорить, как звонок завершился. Он удивлённо выгнул брови, думая, что нажал нечаянно что-то не то, вновь набрал вызов. – Абонент временно недоступен. - слышится ему в ответ голос автоответчика. Князев подумал, что у Саши разрядился телефон и решил позвонить позже. Но не через час, два, четыре – автоответчик говорил неизменный слова. «Что ж я такое сделал? Она обиделась?» — негодовал Князь.