Что теперь?

Подумать только, на что способен один-единственный человек, обладающий меткой Чужого. По ним и так серьезно ударило нападение смотрителей, а теперь и вовсе… осталось четыре китобоя. Томас знал, на что способен мастер Дауд, он видел, его за работой и восхищался его послужным списком. Но Корво Аттано оказался ураганом, таким, о каких травят байки старые моряки, какие встречаются только у берегов Пандиссии, и которые вызваны самыми страшными морскими тварями. Вот Корво Аттано — из таких. На базе было так тихо, что шаги отдавали по полу. Обычно Томас ходил неслышно, но сейчас как будто разучился. Весь пол был в крови, тут и там взгляд цеплялся за отрубленные конечности, головы, даже органы, вывалившиеся из тел. Томас выжил, только потому что стоял на самом краю, когда рядом взорвалась граната. Он потерял равновесие и рухнул вниз сквозь несколько этажей, прямо к выходу в катакомбы. Когда очнулся, было уже тихо, и у него, кажется, было сломано несколько ребер. На то, чтобы выбраться обратно наверх, пришлось потратить приличное количество времени: силы пропали. Это могло значить только одно, и Томас пока что постарался об этом не думать. Куинн он нашел на крыше. Та застряла там, оставшись без возможности телепортироваться. Ринальдо нашелся без сознания в одном из дворов. Томасу удалось привести его в чувства, и совместными усилиями они сняли Куинн с крыши. Джулиан вышел к ним на звук возни сам, прихрамывая и держась за бок. Они спросили «что теперь, мастер Томас?», и Томас решил, что они будут решать все вопросы постепенно. Так что первым делом он велел им найти, есть ли кто еще живой… и Дауда. Без сил это оказалось куда сложнее. Томас отвык жить обычной жизнью, отвык от того, что не может взглянуть через призму Бездны и увидеть мир в спектре, который недоступен другим людям, отвык, что не может взмахнуть рукой и оказаться на другом конце комнаты за мгновение… отвык, что можно — и нужно — бояться некоторых людей. Томас зашел в помещение, служившее мастеру Дауду кабинетом. Здесь было почти пусто, одинокий труп со снесенной головой лежал у стены, кровь красочными брызгами осталась на стене. Томас отвернулся. Все бумаги в столе остались нетронутыми. Перечеркнутый красным портрет Ее Величества Джессамины Колдуин безразлично смотрел перед собой. Послышались торопливые шаги. — Мастер Томас! — за спиной, на расстоянии достаточном, чтобы ее не задел рефлекторный взмах меча, остановилась Куинн. Ее голос еще не потерял детской звонкости, настолько она была молода. — Мы нашли его. Тело мастера Дауда лежало на земле с перерезанным горлом и переломанными от падения костями прямо у ног статуи императрицы. Томасу стало не хватать воздуха, и он снял противогаз, жадно вдыхая запах сырости, плесени и гнили. Он обернулся: на него выжидающе смотрели три пары глаз-стеклышек, светя бликами. — Что теперь, мастер Томас? Томас глубоко вдохнул тяжелый вязкий воздух, снова взглянул на Дауда, почему-то чувствуя себя брошенным и одиноким. Ощущение такое же, как когда наблюдаешь, как горит твой дом. Горит. Томас велел стащить трупы, сколько получится, в одну кучу в тот самый кабинет. Дауда он поднял туда сам. Без сил это заняло очень много времени, но в конечном итоге удалось собрать приличную кучу тел. Все под противогазами выглядели почти одинаково, а те, кто был расчленен на части, не опознавались вообще. Томасу хотелось, чтобы Билли Лерк тоже лежала в этой куче тел. Она заслуживала, чтобы ее смел этот ураган, но ненавидеть ее за предательство больше не было сил, по крайней мере, сейчас. Он к этому вернется чуточку позже. — Что теперь, мастер Томас? Томас оглядел компактно сложенные безликие тела (и их куски) китобоев и Дауда и велел принести ворвани. Он остался стоять посреди будущего крематория, разглядывая лицо Дауда, и чувствовал, как внутри разрастается ледяной снежный ком, вымещая все остальное. Томасу пришлось сильно закусить нижнюю губу, чтобы не дрожала, и зубы начинали ныть — так сильно он непроизвольно стискивал челюсть. — Что теперь, мастер Томас? — спросили китобои, вернувшись с тремя баками ворвани. Томас велел облить ей тела. Потом они все перебрались на пристройки за окном, и Томас выстрелил в комнату зажигательным болтом — последним их боеприпасов, что у него оставался. Комната вспыхнула, точно набита была соломой, а не трупами. Надо было уходить, пока огонь не перекинулся на несущие конструкции, но Томас не мог себя заставить. Смотрел на пылающие тела, чувствуя выжидающие взгляды других китобоев. Томас жизнь на это положил. Следовал за Даудом, никогда не задавая никаких вопросов. Восхищался им. Возможно, даже в каком-то смысле любил. И все пошло прахом — вот так просто. То, что казалось Томасу неизменным и стабильным, один человек наколол на меч, расстрелял пулями и болтами, подорвал минами и гранатами. — Что теперь, мастер Томас? — Не знаю, — ответил Томас, бросая свой противогаз в огонь.