Шанс на любовь

      Подушка кажется слишком мягкой, слишком удобной и усыпляющей. Утомление даëт о себе знать, и даже бесконечные навязчивые мысли не мешают мне заснуть. Я не замечаю того, как проваливаюсь в сон.       А просыпаюсь...       – Сука! – смотрю на часы. Уже как без пятнадцати три часа дня.       Тянусь рукой к столу, нащупывая телефон, а когда включаю, сразу открывается чат с Ирой, напоминая мне об отвратительных событиях вчерашнего дня. Мне хочется снова провалиться в бесконечный сон.       Димы в комнате нет, мысли туманны.       И вот что мне сейчас делать?       Найти машину времени, чтобы не творить глупостей? Вау, определëнно. Определëнно тупо.       Сброситься с окна и оставить все проблемы без меня? Максимум сломаю позвоночник, со второго-то этажа. А в больницу возвращаться не хочется.       Успокоиться? Логично, но как-то не для меня.       Ладно, делать всë равно мне нечего, так что, вероятно, сейчас успокоиться — лучшее, что я могу сделать. Потому что я всё равно не знаю, как мне помочь Паше, что ещё делать?       Медленно поднимаюсь с кровати и прохожу к столу, где мирно стоит чайник. Интересно, у нас ещë остался чай с ромашкой? Ибо нервов моих не хватает, чтобы спокойно сейчас сидеть здесь и думать, что там происходит с Пашей. Чайник кипит не более минуты, я всë это время стою, облокотившись о столешницу, и пытаюсь угомонить грохот собственного сердца, по ощущениям, почти разрывающего барабанные перепонки.       За окном светло, природа расцветает, и хочется расцветать вместе с ней, но сейчас явно не подходящий момент. Я только вяну и вяну, заставляя гнить людей и вокруг меня.       Чай отпиваю тоже медленно, видимо надеясь, что биение сердца подстроится под скорость моих действий, потому что сейчас оно отбивается в груди в невероятно быстром, раздражающем ритме.       Жидкость греет горло, а я всë ещë стою, замерев, не понимая, что мне прямо сейчас делать.       Возможно, стоит позвонить Диме. Стоит поговорить с ним, он ведь всегда знает, что делать и как мне успокоиться. Только страшно очень, как он ко всему произошедшему отнесётся. Ведь это именно он предупреждал меня, чтобы я не творил глупостей, это он предупреждал, что эти отношения могут привести к плохому для нас обоих, это он обо всём беспокоился больше моего, когда так беспокоиться следовало мне. А я его совсем не слушаю. А я просто тупой идиот. А я просто просираю своë счастье и вечно нарываюсь на проблемы.       Ладно, пожалуй лучше к нему всë же обратиться. Он поймëт. Он поддержит. Он всегда так делает, за что мне остаëтся лишь бесконечно его любить и ценить.       И я спешно набираю его номер, долго ожидая ответа, но Дима так и не подходит. Следом звоню Кате, и она быстро мне отвечает, говоря, что она сейчас на работе, а Дима как раз с ней. И я спешу поскорее выйти, вскоре уже направляясь по улице до кафе. Иду через парк, где всë у нас с Пашей и началось. Бр-р, действительно хотелось бы иметь машину времени под рукой. Мерзко от себя и своих необдуманных действий. Меня бы сейчас здесь и не было, так-то. Не пришлось бы идти к Кате, к Диме...       Я целенаправленно двигаюсь дальше, стараясь прогнать эти мысли из головы. Однако получается с трудом, и я лишь пытаюсь каждую секунду своего дальнейшего пути зацепиться хоть за одну блуждающую, ненужную, глупую в голове мысль, чтобы хоть немного убедить себя в том, что всë не так плохо, но ухватиться так и не получается. Всë плывëт, в голове один туман.       Перед самым входом останавливаюсь подышать. Успокаиваюсь, думаю о том, что Дима мне поможет, он же... друг. Дима хороший. Дима всегда находит выход из ситуации.       Когда я захожу, глазами пытаюсь найти Диму, но либо я слепой, либо его здесь нет. Направляюсь к Кате, быстро шагающей из зала на кухню.       – Кать, это срочно, ты не знаешь где Дима? – подтягиваю её к себе, когда она суетливо уже почти забегает на кухню с блокнотом в руках.       – Блин, прости, я не успеваю тут совсем, вообще не успела тебе написать, что он уже обратно в общагу ушёл. Нас тут начальник гоняет — жесть просто. Позвони Диме сам.       Она успевает уже скрыться, прежде чем я произношу искреннее:       – Понял, спасибо.       Значит, с Димой мы разминулись. Значит, позвонить ему надо... Что ж, замечательно. Ещё бы он трубку брал.       Отправляться домой? После такого нервного пути... Да замечательно. Сейчас и в общаге разминуемся с ним, и что потом с этим делать — хуй знает, если он не хочет мне отвечать.       Так, ладно, у меня всë равно не слишком много других вариантов.       Уже в общежитии я таки нахожу Димку наконец, однако теперь совсем не знаю, что мне говорить. Мне становится так стыдно за себя, что язык будто сам собой проглатывается. Дима смотрит на меня в ожидании, что я что-то скажу, но я только молчу.       – М-м... Всë хорошо? – наконец подаëт он голос первым из нас.       Я отрицательно машу головой и кусаю губы. Ну и пиздец. Как мне вытащить из себя слова? Мне просто пизда, если я всё, что произошло, расскажу.       – Это связано с Пашей? – волнуется. И, как удивительно, попадает прямо в цель!       – Я не знаю, где он... – срывается глухой шëпот с губ. Я сглатываю обильно выделяющуюся слюну и смотрю ему в глаза.       – Что произошло?       – Ира... она... – я пытаюсь перевести дыхание. – Он у них. Банда Иры, блять, держит его... у себя, – задерживаю дыхание. Не хочу видеть вообще ничего. Не хочу существовать в этот самый момент. Вообще не хочу. Никогда. – Я дебил. Ненавижу, блять, Дима, я всë испортил, я... я...       Он меня обнимает так, как не хватало очень давно. Я дышу ему в шею и обвиваю руками аккуратно. Это тепло. Это уютно. Это так по-домашнему, что хочется растянуть момент на подольше.       И либо время летит крайне быстро, либо мы и правда обнимаемся так мало, но я чувствую лишь, как тепло скоротечно исчезает и прежнего уюта не становится. Однако успокоиться это реально помогает.       – Спокойно. Ты уверен в этом?       – Да.       – И с Ирой говорил?       – Она сказала, что если я не перестану пытаться выпытать из неë информацию о Паше, ему не поздоровится.       Дима смотрит вникуда, задумавшись.       – Шантаж? – предлагает он спокойно.       – Думаешь, она купится?       – Попытаемся.       И меня удивляет лишь то, что Дима даже не ругается, действуя слишком спокойно и рационально. Он такой, да, но я бы полностью это заслужил, если бы он начал меня ругать.       Мы сидели около получаса, продумывая план действий. Вернее, думал тут скорее только Дима, а я просто поддакивал глупо. Я всё ещё был в панике, не понимая, как можно быть таким тупым и невезучим, даже после стольких советов и наставлений. Если бы я послышал Диму раньше, сейчас всё было бы хорошо…       На подкрепление к нам пришла Вика, которая ринулась мне звонить после нескольких первых сообщений.       – Антон, блин, я переживала, между прочим! К телефону вообще не подходишь, я думала уже случилось что, – вещает голос из трубки покоцанного мобильного.       – Прости. И... действительно случилось, – на том конце провода можно расслышать короткое хмыканье, по которому я сразу понимаю: мне от Вики либо пиздец, либо... пиздец. После того, что она услышит, определённо точно пиздец. – Тут происходит полный ужас… из-за меня, – нерушимое молчание режет уши, говорить становится страшно, но я понимаю, что от этого никуда не деться. – Я... стал встречаться с Пашей. Только, ц, – усмиряю еë возмущение сразу. – Пойми и ты меня. Я заебался от этих выебонов Арсения, и думал, что так заглушу свои чувства к нему. Но... сейчас Паша у Иры, я не знаю, что с ним делают. И надо срочно что-то решать.       – Я буду орать на тебя позже, Тош. А пока жди кое-что в личке. Дай мне пятнадцать минут.       – Что бы ты там не придумала, люблю тебя.       – Я бы любила тебя сильнее, если бы ты не был таким дубом. Поговорим на эту тему позже, – серьёзно проговаривает она, сбрасывая звонок.       Я понимаю, что конкретно проебался, возмущаться тут не на что. Было стрёмно, что она мне потом устроит, потому что Вику я знал.       Сейчас же нам оставалось только ждать. Я понятия не имел, что она могла придумать, как, собственно, и Дима.       Пятнадцать минут тянутся ужасающе долго. В конце концов я решаю разбавить молчание разговором с Димой:       – Ира вчера сказала, что приезжает Арсений... Я ничего тогда не понял, но, кажется, она знает куда больше, чем мы.       – А ей-то откуда знать об этом?       – Так у неë ж тётя с Арсом мутила. Чë у них там, брак? Вернее уже развод. Хуй знает, я не сильно разбирался, да и давно это было.       – А у Арсения не спрашивал?       – Он со мной как будто, блять, заговорит.       Дима молчит пару секунд, прежде чем решается выдать:       – Ты его всë ещë любишь?       Я же стреляю в него самым убийственным своим взглядом, что у меня вообще имеется. Люблю, и ещë как, в этом-то вся проблема и есть! Вот забил бы хуй на него, как он на меня — было б куда проще. И Дима всё это прекрасно знает.       – Ненавижу, – сквозь зубы.       Он морщит брови и потирает пальцами глаза.       – И ты при этом хочешь с ним увидеться?       – Дим, понимаешь, я слишком запутался...       Он грустно вздыхает, а мне тем временем приходит уведомление. Я быстро на него тыкаю, открывая переписку с Викой, и последнее сообщение захватывает наше с Димой внимание.       Во весь экран открыта нихуëвая такая фотка... поцелуя? Поцелуя Вики и Иры?       – Блять? – грусть сменяется ахуеванием.       – У тебя сестра мастер фотошопа, поздравляю, – лишь улыбается он.       Я вглядываюсь в детали фото и найти там следов обработки не могу совершенно. И это, блять... победа?       Должно сработать. Ира ж распространяла мои фотки, и работало! Так почему же сейчас не должно?       – Это надо как-то анонимно сделать? Если кто-то увидит, что фотку отослал я или ты, в фотошопе как раз заподозрить ещë как могут.       – И как ты это представляешь?       – Распечатать? Подкинуть какой-нибудь главной сплетнице? Она найдëт способ еë распространить, — новость же какая!       – А говорил, не знаешь, что делать, – Дима мне улыбается.

***

      Мы вместе пишем Ире, что если она не отпустит Пашу, фотка мигом разлетится по всему универу. Однако Иру было не сломить вообще. Она не поддавалась ни на что, ну а мы и церемониться долго не стали.       Проходит всего около полутора суток с создания нашего плана, как все уже начинают потихоньку шептаться, и я чувствую себя победителем. Это не просто спасение Паши, это ещë и безумно сладкая месть.       Сучка получила по заслугам. Наконец-то.       Пусть побудет на моëм месте. Это ж так классно! Так прикольно и весело! Когда человек страдает из-за своей ориентации.       – Шастун, – о, это раздражение, о, этот едва скрываемый страх! Не думал, что всë это будет настолько приятно. – Надо отойти поболтать.       Мы скрываемся в пустой аудитории, и во мне нет ни капли страха. Интересно, что же она будет делать?       – Ты, блять, понимаешь, что ещë получишь за это?       – А что я такого сделал? – удивляюсь так, будто и вправду не понимаю своей «вины». В актëрское бы мне с такой игрой, ух.       Видно, как она старается успокоиться, выдыхает через ноздри глубоко, а затем с невинной улыбкой произносит:       – Я отослала Арсению ваши с Пашей фотки. На которых вы целуетесь.       – Как же грустно. Жаль, что мне на Арсения абсолютно полностью плевать, – улыбаюсь ей приторно-сладко в ответ.       В самом деле в сердце гудит что-то от своих же слов. Не может быть плевать, просто не может.       Но Ире с этим я не верю, хотя и знаю, что она ведь реально могла ему отправить те фотографии. Почему-то всë равно думаю, что пока ей незачем это делать. Ещë найдëт им применение. Подходящий момент будет позже, у Иры всегда всë распланировано.       – Вау, правда? Ты бы только видел свои глаза при одном его упоминании. Маленький, влюблëнный по уши, ранимый котëнок. Действительно жаль, что Арсений тебя не любит.       Разговор от и до пропитан желчью, и меня начинает это подбешивать. Хочется сделать вид, что Ирины слова меня никак не задевают, но это и правда больно: понимать, что всë, что она говорит — правда.       – Мне всë равно похуй, что ты там ему шлëшь.       Она кивает и неверяще на меня глядит прищуренными глазами, а затем демонстративно уходит обратно в коридор.

***

      – Она ебанëтся. Представляю, как у неë в башке сейчас всë кипит, наверняка ж раздумывает, как бы мне снова напакостить. Я ж заслужил, а чë.       – Странно, что ты еë не боишься.       И да, иногда мне тоже кажется это странным. И может быть где-то глубоко в сознании я реально боюсь того, что ещë такого Ира может сделать, но всë равно как-то похуй. Уже столько пережил, что если она и выдаст очередную хуйню, из-за которой мне придётся страдать — уже будет терпимей.       А вот если она и правда отослала фотки Арсению... Думать об этом почему-то не хочется. Хочется думать о том, как мы спасëм Пашу, как я ещë долго буду перед ним извиняться и как... приедет Арсений? Как мы всë-таки с ним увидимся и решим все проблемы.       Сердце щемило при одном воспоминании о том вечере... о поцелуе. Он же не мог это сделать просто так? Какие у этого человека мотивы? Как же хочется его наконец понять. Он сводит меня с ума. И если раньше это было в хорошем смысле, потому как я бесконечно тонул в его любви, то сейчас это было больше в плохом, ведь голова кипела нещадно, а я только и страдал из-за него.       Арсений, Арсений, Арсений... Что ещë ты от меня таишь? И суждено ли мне тебя вообще когда-либо разгадать?

***

      Ира молчала двое суток, в универе я еë не наблюдал. Надо было что-то делать, потому что фотка-то разослана, а вот Паша до сих пор не спасëн.       Решено было шантажировать еë дальше. На этот раз мы писали, что у нас есть материал и поинтереснее, так что если Ира будет дальше противиться, мы его тоже распространим. Никакого материала у нас, конечно, не было, но мы могли это вполне себе реализовать, с Викиными-то способностями.       Ира явно думала над этим. Она наверняка рассматривала вариант согласиться, иначе еë молчание обосновать было трудно. Ей же всегда только в радость вспыльчиво ответить на мои сообщения. А сейчас такое бесконечное молчание...       Ответ пришëл поздно вечером. Ирина Кузнецова: «Котик, из-за тебя меня выгнали из банды» «И я бы тебе не сообщала об этом, если, как ты догадываешься, мне от этого не было бы своей выгоды» «В общем, я взяла с собой Пашу, и если ты не веришь, могу даже дать с ним поболтать как-нибудь» «Мне нужен ты. Завтра в три часа на набережной, не придëшь — поговорить со своим «любимым» не сможешь. И я не про Арсения))» «А если придëшь — я его отпущу» 23:39       Это было волнительно, страшно и на самом деле непредсказуемо. Я ожидал многого, но точно не этого. Верить ей всë ещë было нельзя, так что мы с Димой решили всë-таки воспользоваться услугой звонка.       А перед тем как звонить, нервишки стали пошатываться так, что горевать не приходилось. Было страшно слышать Пашу после того, как он несколько суток находился в плену этих тварей.       Однако...       – Антон... Антон, это я. Мн-не страшно, и... хочу домой, – слышу, как он заикается, и что-то внутри сжимается с непреодолимой тоской и болью. Это я виноват... во всëм.       – Прости меня, я завтра приду за тобой. Поверь, всë будет хорошо.       Я слышу лишь его сбитое дыхание, и мне становится максимально противно от себя, от тех, кто над Пашей издевался, от Иры и вообще от всего происходящего.       – Точно, котëнок, мы тебя будем ждать, – улыбчиво произносит Ира и явно спешит сбросить трубку. – Пока-пока.       Я не успеваю произнести и слова, как из телефона уже звучат завершающие звонок гудки.       – Тварь... – лишь шепчу, стискивая зубы.       – Всë будет хорошо. Я пойду с тобой.       Я впадаю в ступор на пару секунд. Типа... он хочет реально пойти со мной или я ослышался?       – Что?.. Нет, Дим, не надо... Она же... может не отпустить его.       – Я буду осторожен, она меня не увидит. Мне главное будет понять, куда она тебя поведëт. Я сделаю всё, чтобы забрать тебя оттуда...       И это, блять... трогательно? Хочется на самом деле засунуть сентиментальность куда подальше, потому что плакать вот сейчас совсем не хочется. Хочется набираться сил перед завтрашним днём.       Я лишь в который раз обнимаю его. Кажется, это самая настоящая и самая крепкая дружба. Не могу представить, что кто-то вообще готов так рисковать ради своих друзей.       Диму я люблю самой искренней и настоящей любовью, и уверенность в том, что эта любовь никогда не разрушится, буквально кипит под кожей, потому что я знаю, что так оно и будет. Никаких «хочется верить» — только однозначное «я знаю».       Сердце тает, и кажется, что никакие Арсении мне уже не нужны. Да если он не удосуживается даже ответить мне, разве стоит так гоняться за ним?

***

      На улице было тепло, а на душе холодно. От всего. Я чувствовал себя ужасно. Хотелось сброситься в воду и утопиться, но перед этим, конечно, спасти Пашу. И похуй, просижу там у Иры сколько угодно, главное, чтобы Паша был в безопасности. Мне терять нечего. Любовь, в существование которой я только-только успел поверить, отвергла меня. Вернее ничего не сделала. Проигнорировала. И игнорирует по сей день. И лучше ли так и продолжать терпеть этот игнор, плюсом переживать вечно за Пашу? Не думаю.       А вообще, похуй.       Пусть Ира сделает всë, что посчитает нужным.       Просто похуй.       – А вот сейчас расходимся. Она не должна видеть нас вместе.       – Антон, всë будет нормально. Я рядом.       И это так греет душу, что мгновенно появляются и силы на всë, и желание пожить ещë, вот чисто ради этого.       Но только у Димы своя личная жизнь, он не может постоянно быть со мной. Вот если бы и в моей был кто-то так же «рядом», я... Я был бы очень счастлив. Не знаю, что ещë предположить. Я ж не ощущал этого на себе, да и вряд ли ощущу уже.       Я подхожу всë ближе, а вместе с тем страх внутри вновь возрастает. Однако стоит только заприметить бегающие глаза Иры, внутри чуть легчает. Сейчас у Паши всë будет хорошо. Он не заслужил тех страданий.       – А вот и ты, – еë уверенный голос, когда оказываюсь совсем близко.       – А вот и я.       – Ну что, делаем всë, как и обсуждали — ты идëшь со мной, а Паша уходит куда подальше.       Паша смотрит грустно, смотрит так, будто хочет ей возразить, но видно уже сил нет.       Позволяю себе наглость его обнять. Вкладываю всю любовь, всю заботу и нежность. Паша заслужил.       – Возвращайся домой, – прошу его. Не хватало, чтобы и он решил за мной проследить. Нам всем будет плохо.       – Ну всё, голубчики, посюсюкались и разошлись. Я повторять не буду.       Я грустно ему улыбаюсь, и он быстро сцеловывает улыбку с моих губ. Отходит за спину.       – Мой последний вопрос: ты будешь делать с ним всë то же самое? – обращается он к ней.       – Любопытство тебя однажды погубит, но нет, не собираюсь. У меня возможностей нет. Не беспокойся, просто уходи.       На его лице видно полное отчаяние. Мне становится грустно, ведь этот человек... кажется, и правда влюблëн в меня так, что отпустить не сможет. Вот я и гнию изнутри. Зачем я затеял эту игру с бедным влюблëнным мальчиком?       Мы с Ирой заходим в едва сырое помещение, и в этой темноте и влажности я ощущаю свою никчëмность от и до. Сзади закрывается и защёлкивается железная дверь.       – Не волнуйся, пока ты будешь меня слушать, у нас всë будет идти хорошо.       Она включает свет, и мне открывается вид на обычный такой деревянный стул, стоящий напротив стола в метрах трëх-четырëх от него. В комнате больше ничего нет, кроме одной тëмно-коричневой двери помимо той, в которую мы вошли.       – Могу задать вопрос? Только если пообещаешь на него ответить.       – Антон, я ничего не могу обещать, – она щëлкает пару раз компьютерной мышкой, а я стою прямо перед ней. Заглянуть, что же она там делает, не решаюсь.       – И... ладно. Я хочу узнать, что вы делали с Пашей.       – Лично я — ничего. Веришь, нет. Я тебе уже говорила, что я простая пешка в этой игре, я ни за что не отвечаю в плане пыток.       – Пыток?       Ебанëсся. Если Пашу ещё и пытали, я точно не сдержусь и дам ей в ебало, хотя она и «всего лишь пешка».       – Ну, не знаю. Для кого как. Как посмотреть на это. У нашей банды был весьма прибыльный бизнес, кто-то даже сам обращался, чтобы подзаработать. Но многие называли это именно пытками. Я за всем процессом не следила — не знаю.       – И вы делали что?..       – Секс на камеру, порно. Называй как хочешь. Но за это отваливают реально хорошее бабло.       – Так ты поэтому?.. – я сжимаю губы. Сука. – И... со мной тоже сейчас?..       – Нет, успокойся, у меня нет смысла делать с тобой то же самое.       – Так если это прибыльно, – сам себя закапываю, блять.       – Будет столько лишних разговоров — я передумаю, Тош.       Я поднимаю руки в мирном жесте.       И всë же, осознать, что нечто такое делали с Пашей, мне довольно трудно. И неприятно. И страшно. В общем, сплошной негатив. А ещë снова бесконечная вина перед ним.       – Садись.       Без лишних вопросов я присаживаюсь на стул.       – Руки сюда и расслабься.       Она привязывает мои руки к спинке, а за ними и ноги — к ножкам. По телу льётся неприятный ток страха, но мне в какой-то мере даже интересно, что же она такого придумала.       – А теперь... чтоб было интереснее, – подносит откуда-то взявшуюся здесь бутылку с водой к моим губам, и мне приходится отхлебнуть. Однако на этом она не останавливается и заставляет меня выпить ещë и ещë, пока вода не начинает стекать по подбородку.       А затем просто уходит в какое-то помещение через единственную дверь (опять-таки, помимо той, через которую мы сюда и вошли), оставив меня одного в этой комнате.       Уже где-то через полминуты веки тяжелеют, затягивая меня в сон. Я успеваю только выругнуться на Иру, а после этого отрубиться.