Шанс на любовь

      Вспышка света ударяет прямо в глаза, когда я пытаюсь их открыть. Звуки давят на черепную коробку, раздражая. А чувства переполняют меня полностью.       Я мëртв?       Где я? Что происходит и как я тут вообще оказался?       Вокруг меня белые стены, белая койка и страшные прозрачные трубки, соединëнные с моей рукой. Я оглядываю помещение оценивающим взглядом.       И где я, блять?       Даже соображать не получается. Выглядит страшно и пугающе. Больше ни о чём думать не могу.       В голову ударяет бубнёж, к которому я тут же бессознательно прислушиваюсь. Какой-то рзговор за стенкой.       – Мне надо убедиться, что с ним всё в порядке, – слышу беспокойную хрипотцу и понимаю, что это… голос Арсения? Реально его голос что ли?       Нет, кажется, я всё же откинулся. Я умер и сейчас нахожусь где-то на другом свете, где в каких-то абсурдных событиях отображаются реальные мечты. Чтобы он заботился обо мне.       Но это бред. Иллюзия. Я умер. Я должен был умереть и действительно умер. Даже рук своих не чувствую. И ног. Это ведь не я. Просто иллюзия, тупая галлюцинация, заставляющая меня верить в то, что это реально. Но такого быть не может, я знаю. Зачем Арсению сюда приходить?       Дверь, окрашенная под цвет стен, открывается медленно. В проëме показывается сначала человек в белом халате, а за ним и Арсений Сергеевич. Такой обеспокоенный...       – Как Вы? – спрашивает врач.       – Всë... хорошо.       – С Вами хочет поговорить Арсений, Вы не против? У вас будет десять минут.       – Да, да... Спасибо.       Слабость всë ещë окутывает меня. И я не уверен, действительно ли хочу соглашаться. Но я не мог бы отказаться от такого шанса, тем более раз Арсений Сергеевич сам хочет.       Врач выходит из помещения.       – Так я жив? – с каким-то неверием спрашиваю я. Связки тоже ослабли, говорить нелегко.       – Конечно жив, – выдыхает Арсений Сергеевич, будто сам для себя это произносит, убеждаясь, что со мной всё хорошо.       – Но… это невозможно. Я думал, что я умру. Это должен был быть конец… – эмоции вдруг снова меня захватывают, меня просто разрывает непонимание. Как я, блять, остался жив? Почему не произошло то, что должно было случится? Почему я не обрëл покой? Я должен был умереть.       – Я тебя спас, Антон… Ты не мог бы умереть, не говори так.       – Зачем... Почему Вы это сделали?       Я почти захлëбываюсь в желании узнать ответ. Арсений Сергеевич… Зачем он это делает? В чём смысл?       Он лишь медленной своей походкой продвигается ближе ко мне, и мне буквально хочется орать что-то в роде «Сука, говори уже», но я сдерживаюсь, вовремя понимая, как же это тупо. Он садится на стул рядом с кушеткой и смотрит мне в глаза.       – Я не мог по-другому, разве не понимаешь? – не отводит взгляд.       Нет, не понимаю. Я не понимаю почему всë это происходит. Почему я жив, и почему Вы, блять, мне помогаете, будто я Вам важен. Это глупости всё. Это иллюзия.       – Я уже собирался ложиться спать, но увидел в окне тебя и ту толпу ребят. Сразу оделся и спустился на улицу. Ты уже на земле в крови лежал, когда я пришëл, – его лицо принимает сочувственное выражение.       Он видел меня таким... Ужасным. Некрасивым, отпугивающим и ужасающим. Непривлекательным.       – Вы... – я задумываюсь.       – Хватит выкать, Антош, мы вроде договаривались.       «Антош», сука…       – Простите... А, прости, – спохватываюсь я.       Я не могу даже нормально мыслить, не могу понять, почему я здесь. Не могу и привыкнуть к такому общению с ним. Это неправильно, я не заслуживаю так близко с ним общаться. Кто-то другой заслуживает, не я.       – Всë хорошо. Как ты себя чувствуешь? – он кладëт свою руку на мою, и я чувствую этот лëгкий ток, скакнувший до самого сердца.       Он сейчас сделал что?.. Почему? Зачем? Ради чего? Зачем так мучает моë сердце? Он точно издевается. Я уверен.       – Ужасно... Я не помню абсолютно ничего...       – Рассказать? – я в ответ неуверенно киваю. Его рука сжимается на моей чуть сильнее, и я улыбаюсь самыми краешками губ, наконец-то чувствуя расплывающееся в груди тепло. – Я так испугался, когда увидел тебя там в таком состоянии. Сразу же ломанулся к тебе. Расстегнул куртку, осмотрел рану и попытался остановить кровь, — ты уже без сознания был. Думал, всë совсем ужасно. Вызвал скорую, сел рядом с тобой и стал ждать.       В голове это рисуется отчего-то слишком чëтко. Я без сил лежу на снегу, не чувствую ничего и не вижу. А Арсений как настоящий герой находит меня и спешит тут же на помощь. Расстëгивает молнию спешно, задирает толстовку и видит это безобразие. Его тëплая рука касается моей холодной кожи, и ладонь давит на рану. Ему не страшно пачкаться в крови, ему не страшно сидеть с практически уже мëртвым мною, не страшно смотреть на меня банально, ему не страшно ничего.       Он и правда герой. Он и правда меня спас. Он и правда не позволил мне умереть. Если бы не он...       – Когда скорая приехала, тебя быстро занесли в машину. Сказали, что состояние очень тяжёлое, и прошла бы ещë пара минут, как случилось бы неизбежное. Это действительно было сложно осознать... – он как-то неоднозначно выдыхает и поднимает глаза на меня. – Антон, я так рад, что ты жив, правда.       Он... рад?       Он рад, что я не умер? Рад, что я тут? Рад, что я смотрю на него, рад, что говорю? Ему правда хорошо из-за всего этого? Не верится просто...       – Спасибо... – на полувздохе произношу я, искренне ему улыбаясь. – Я не знаю, что со мной бы было...       – Я так переживал. Пока шла операция, я думал, что с ума сойду.       – Вы... Вы всë это время ждали?       – Ты, – поправляет, и я неуверенно угукаю. Пауза и грустный выдох: – Ждал…       Вау.       Я так хочу быть к нему ближе... Это так странно, так недоступно и так необычно. Непривычно. Я не знаю, как этого добиться, но я очень этого хочу.       В его взгляде что-то меняется. Либо мне просто кажется. Я просто хочу видеть в нëм взаимность. Просто хочу думать, что могу быть ему симпатичен.       Хочется дарить ему улыбку, хочется, чтобы он перестал грустить и так беспокоиться. Особенно из-за меня. Нечего так за меня волноваться. Я не стою чьих-либо нервов.       – Тебе нужен отдых, – говорит он с грустной улыбкой и смотрит ещë пару секунд в глаза.       «Мне нужен ты» — так и рвëтся наружу. Однако я героически держу это в себе.       – У нас есть десять минут... Ам-м... Посидишь со мной? – неловкость, неловкость, неловкость.       – Если ты так хочешь.       – Хочу, – больше на автомате отвечаю я и как только ловлю его взгляд — прячу свой. Снова безумно неловко. До смерти просто.       – Почему они так к тебе относятся?       – Они подумали, что я избил одну девушку из их компании. Хотели отомстить. Но, как понимаешь, – чуть не рвëтся снова это привычное «понимаете». – я даже девушку одолеть не смогу. Я был ни при чëм.       – О, ты приуменьшаешь свои силы, правда. Просто массы для мышц нет, но наши тренировки точно дали свои плоды. Со стороны это видно, можешь не переживать.       – Если я не буду переживать, я уже не буду Антоном Шастуном.       Мы вдвоëм негромко смеëмся. И этот момент кажется чем-то интимным, чем-то таким личным и таким нашим, что мне впервые в жизни удаётся, кажется, ощутить тех самых «бабочек в животе». Настоящих.       Его смех — лучшее, что было создано этим миром. Я готов слушать его вечно, готов слушать каждый раз, как становится грустно, каждый раз, когда хорошо.       – Излишние нервы тоже не идут на пользу, – грустно делится он, после этого тяжко выдыхая.       – Хотел бы от них избавиться... – бубню под нос.       – Расслабься. Хотя бы сейчас. Тебе сил нужно набираться, ты потерял очень много крови.       – Спасибо, что спас… – я смотрю на его сосредоточенное лицо и вижу, как что-то в глазах голубых мелькает. Огонëк. Счастье. Радость.       Хочу тонуть в этих глазах бесконечно...       – Поправляйся, я к тебе ещë зайду. Отдыхай, – и в воздухе будто так и остаëтся это недосказанное «зайка» или «котик». Может даже «Тош».       А я по-настоящему счастливо улыбаюсь. Пусть то, о чëм я думаю — бред и тупые фантазии, мне сейчас фиолетово. И когда он выходит из комнаты, напоследок улыбнувшись мне у самой двери, я всë ещë улыбаюсь тоже.       Мне грустно. Мне больно. Но я улыбаюсь. Я не хочу, чтобы он грустил.       Слабость тело не покидает. Только сейчас я ощущаю, как же сильно хочу спать. Просто закрыть глаза и никогда не просыпаться. Меня затягивает это состояние с каждой секундой всë сильнее. Мне хочется просто закрыть глаза.       Но я почему-то не позволяю себе этого сделать.       Рука ложится на живот, я сквозь ткань больничной одежды чувствую весьма выпуклый пластырь на этом самом месте. Интересно, насколько же там всë плохо?       А Арсений видел. Всë видел. И я даже почти представляю его сморщенное лицо, когда он смотрел на мою рану.       Пара минут... Мне, блять, оставалась пара минут. И если бы не Арсений Сергеевич, кто знает, что бы случилось? Хотя я очень даже догадываюсь.       Я ему теперь обязан. Сделаю всë, что потребуется: он же мне жизнь спас (отчаянно надеюсь, что поверю сам себе, что это единственный аргумент).       Осознать это до конца не получается. Я ведь реально мог просто умереть...       Врач заходит ко мне через пару минут после ухода Арсения.       – Помнишь, что уже приходил в себя? – спрашивает он, стоя рядом и что-то проверяя в своих бумагах.       – Сейчас? Нет, не помню… А я приходил?       – Да, не беспокойся, ты сейчас можешь много забывать, это нормально. Просто отдыхай и не беспокойся ни о чём. Твоему организму нужно набираться сил.       – Хорошо, – произношу я напоследок, прежде чем чувствую, как силы совсем меня покидают. Я уже и не стараюсь держать себя в сознании, спокойно засыпая, не думая ни о чём.

***

      – Я так переживал, когда ты на утро не вернулся. Названивать стал, но у тебя недоступен был. Антон, боже, – он только сейчас выдыхает и с осторожностью обвивает меня руками. – Я так рад, что ты тут.       Дима правда всë ещë беспокоится. Волнуется. Переживает за меня. Это не даëт мне покиснуть. Успел я подумать только, что нашу прежнюю дружбу уже не вернуть — как вот снова его бесконечная забота.       – Я люблю тебя, – закрываю глаза. Он должен это услышать.       – Я тебя тоже, Тох...       И в кого я такой сентиментальный? Сейчас плакать от этой нежности просто буду! Но до чего же хорошо знать, что Дима всегда будет рядом, что бы не случилось. Я в этом уверен на все сто процентов, я в нëм не сомневаюсь.       – Но всë же эти слова ты будешь говорить кому-то другому, – хитро улыбается он, отстраняясь.       Я опускаюсь снова на кушетку, Дима садится рядом, в кресло.       – Если я признаюсь ему тут, то точно всë проебу. Он просто умотает куда-нибудь и не придëт ко мне больше. Я ж ничего даже не сделаю.       – Тебе сколько здесь лежать ещë?       – Врачи сказали, что швы где-то месяц сходиться будут.       – Мда... – Дима задумывается. – Катя сказала, что ты какому-то его бывшему писал?       – Ага, они хотели, чтобы я убедился в том, что Арсений реально гей.       – И как успехи?       – Я близок к этому, – усмехаюсь.       – Собираешься убедиться и начать действовать?       – В идеале, – хотя прекрасно понимаю, что всё равно с трудом решусь на такое.

***

Эдуард Выграновский: «Кстати, я ж тебе про Арса говорил» «Честро, я думал, что ты сначала тоже из-за него пишешь» «У меня куча людей ежедневно спрашивают действительно ли он гей» 21:00 Антон Шастун: «Ахах, не завидую» «И что ты таким обычно отвечаешь?» 21:01 Эдуард Выграновский: «Нахуй шлю» «Бля, у меня ведь не один пост с ним есть, не понимаю почему все думают, что я наëбываю людей» «Особенно упрямым шлю видос как он мне отсасывает» «Всë равно не верят, ебланы безмозглые» 21:01       Боже. Если он сейчас мне не врёт, то это просто отвратительно. Пиздец. Нельзя же распространять подобные видео без ведома его участника. Это низко. И мерзко.       Да, некоторые моменты нашей переписки уже заставляли меня испытывать неприязнь к этому человеку, но я не забывал о своей цели. Сейчас же он опускается в моих глазах ещё ниже. И это правда просто отвратительно. Антон Шастун: «Ахуеть конечно» «Не знаю, что ещё сказать, правда» 21:01 Эдуард Выграновский: «Он, блять, ушёл к этой своей «жёнушке», и вот вам алиби, что он не пидр нахуй на самом деле» «Верят же ему» 21:01 Антон Шастун: «Что за жëнушка?» 21:02 Эдуард Выграновский: «Да можешь в инете почитать, эту тему долго мусолили» «Очень долго рассказывать, да и я сам не в курсе всех событий так-то» «Алëнка эта, они уже как полгода женаты, если не ошибаюсь. Чё-то такое, я в подробности особо не вдавался» 21:02       Пиздец.       То есть у Арсения реально есть жена? Я не ошибался? На самом деле, это вообще не радует. Лучше бы я ошибся. Когда у меня такая надежда появилась… Эдуард Выграновский: «Чë сам интересного расскажешь? 21:02       Приходится задуматься... В голове только и бьëт это «Алëнка. Полгода женаты». Антон Шастун: «Да вот в больничку лëг» «Ножевое ранение» 21:02 Эдуард Выграновский: «Ебать» «Это тебя за чо так?» 21:03

***

      Утро начиналось весело. Не успел я проснуться, как ко мне уже рвался Паша. И стоило мне только открыть глаза — он уже был в шаге от меня и тянул вперëд руки. Я на эти объятия даже ответить не успел — всë ещë спал на ходу.       – Я как узнал — сразу к тебе умотал. Ты как вообще?       – Живой, и это уже радует.       Он отлипает от меня и привычно садится в кресло, как все остальные, кто тут был до него.       – Я могу посмотреть? Если ты не против, конечно, – он опускает взгляд на мой живот.       – Да, но ты там ничего не увидишь. Там пластырь.       Паша просто строит грустную моську, и я улыбаюсь. Он действительно милый.       – Тебе тут не скучно? – разбавляет воцарившееся молчание.       – Пока что нет. Пока я думаю только о том, как бы отоспаться. Постоянно в сон клонит сильно.       – Врачи что говорят?       – Насчëт сна? Да нормально всë, сил действительно нужно набираться.       – Так я помешал тебе, да? – и снова это грустное личико. Я умиляюсь.       – Нет, всë в порядке, не волнуйся.       Я Паше умиляюсь действительно сильно. Он интересуется всем, что здесь происходит, интересуется всем, что было в ту ночь, как я здесь оказался, интересуется состоянием и бесконечно сочувствует и сопереживает. Это придаëт сил. Паша действительно вкладывает много чувств в поддержку. Долго не хочет уходить, но в итоге приходится, когда медсестра приходит в палату обрабатывать рану. Когда Паша уходит, на душе всë ещë остаëтся лëгкость.

***

Эдуард Выграновский: «Стоп» «Ты знаешь Арсения??» «В смысле в жизни» 18:44       – Блять, – я разворачиваю экран телефона к Вике, мирно сидящей рядом.       Я не думал, что наша встреча будет такой эмоциональной. Как и не думал, что мне придëтся успокаивать еë, потому что она почти уже плакала, когда разговаривала со мной живым и почти здоровым. Сейчас мы сидели спокойно, болтали расслабленно, Вика всë ещë грустила из-за скорого нашего расставания. Я грустить не хотел.       – Бля, спроси откуда он знает. Хотя нет, спроси почему он так решил, вот, – советует она, пододвигаясь ближе.       Я тут же отправляю ему сообщение и кусаю губы.       – Ща как напишет, что ему Арсений сказал, что без ума от одного своего ученика, которого зовут Антон, и который постоянно мнëтся вокруг да около, никак не признаваясь в чувствах.       – Вика! – наигранно-обиженно. – Сплюнь лучше.       Однако ответ уже приходит. Эдуард Выграновский: «Он на тебя подписан» 18:46       – Бля-я-я, – я кусаю язык, кусаю щëки, кусаю губы, но нервы всë ещë ебашат.       – Признавайся. Нет смысла врать. Антон Шастун: «С недавних пор я учусь у него» «Он мой тренер» «Извини, что не говорил тебе» 18:46 Эдуард Выграновский: «ЧТОО» «Он теперь тренером работает???» «Серьёзно что ли?» «Ахуеееть» 18:46       Вика смеëтся.       – Пока он в шоке, надо чë-нибудь спросить такое... – она задумывается. Эдуард Выграновский: «И он тебе типа нравится?» 18:47       – Нет! Пиши нет, у него всë ещë чувства к Арсению, мы можем разрушить всë, чего добивались. Антон Шастун: «Нет» «Не в моëм вкусе» 18:47 Эдуард Выграновский: «А, всë, понял, вопросов нет» «Он тип реально тренер?...» «Я просто в ахуе» «Он говорил, что это последнее, чем бы он хотел заниматься, связанным с боксом» «Что будет преподавать только если совсем отчается» 18:48       Совсем отчается…       Это правда?..