Котёнок

После смерти отца Чейз взял трёхдневный отпуск, но по его завершению на работе так и не появился. Его телефон разрывался от звонков начальства, команды, знакомых и, на удивление, Хауса. Чейз же упорно игнорировал их, отключив звук и даже не подходя к телефону. Игнорировать беспрерывный стук в дверь и фразы вроде «открывай, мы волнуемся за тебя» по несколько раз за день было сложнее, но у Чейза не было никаких сил общаться с людьми и, уж тем более, работать. Сказать, что он чувствовал себя дерьмово — не сказать ничего. Да, отношения с отцом в последние годы были до нельзя паршивыми, так что сейчас Чейзу должно быть совершенно плевать. Но ему не плевать. А виной тому один простой факт — Роуэн Чейз умер. Он никогда больше не позвонит, не напишет, не приедет, не назовёт его почти гордым «сын», не предложит денег, не спросит о работе, ведь он мёртв. У Чейз больше нет отца — он просто перестал существовать в один день. А Чейз не знал ничего. Не знал о раке, не знал, что видел его тогда в последний раз, что нужно было попрощаться теплее, обнять крепче, простить или попросить прощения, Чейз не знал! Зато знал Хаус. Знал, но не сказал. И нет, это не было из-за просьбы Роуэна, как заверил Хаус — он никогда не пытался угодить другим, тем более, когда они не могли проверить, сделал ли он всё «правильно». Чейз обдумал это тысячи раз, валяясь на диване в собственной гостиной, но так и не смог понять, зачем Хаус сделал, а точнее не сделал, это. Возможно не хотел, чтобы Чейз стал рассеянным, думая вовсе не о работе, возможно всё же решил проявить хотя бы минимальное уважение, а возможно просто забыл об этом за последние месяцы. На самом деле совершенно не важно, чем руководствовался Хаус, ничего не изменится даже если это было «во благо», единственное что волновало Чейза — он потерял отца. Совершенно внезапно, резко, ошеломляюще. Конечно, он знал, что люди умирают. Пациенты — это логично, ведь они больны. Старики и дети — слабый организм, не способный защитить себя. Даже мать — законченная алкоголичка. Но не он. Не здоровый, активный и полный жизни отец. Он просто не мог взять и... Чейз открыл глаза, вздрагивая от резкого звука. С удивлением для себя он обнаружил, что сидит в одной позе уже, должно быть, несколько часов, иногда лишь мягко проводя ладонью по шерсти котёнка. Чейз наконец заставил себя сосредоточиться, прислушиваясь к размеренным стукам во входную дверь. Чейз почти уверен, что стучат не рукой, как делают все нормальные люди, а чем-то твёрдым, возможно даже... Разумеется. Хаус. Чейз закатывает глаза, выключая телевизор. Хаус ничего не говорит, как делали это остальные, но и не уходит. Он просто монотонно стучит в дверь тростью, явно не собираясь сдаваться. Чейз замечает, что понятие времени снова начинает расплываться, но теперь без присутствия сотни ужасных мыслей, успешно отгоняемых тихим стуком. Чейз всё же поднимается с дивана, окончательно устав от надоедливого шума и идёт к двери. — Хватит, уходите, — чуть севшим от долго молчания голосом говорит Чейз. Однако стук продолжается, не сбиваясь ни на секунду. Чейз раздражённо вздохнул, прислонившись лбом к стене — вблизи постоянный шум мешал гораздо сильнее. — Да Господи! — Чейз провернул ключ, наконец открывая дверь. — Я ещё никогда не встречал человека, который шёл бы к двери так долго, — покачал головой Хаус, проходя в квартиру. — Итак... Почему ты не на работе? — Я взял отпуск, — отвечает Чейз, закрыв дверь. Уже абсолютно ясно, что избавиться от Хауса в ближайший десяток минут не выйдет. — Верно, — кивает он. — Только вот в чём загвоздка — твой отпуск закончился шесть дней назад. Не хочешь объясниться? — Не особо, — пожимает плечами Чейз, опускаясь на диван. — Выход найдёте? — Ты же понимаешь, что я всё ещё могу тебя уволить? — усмехается Хаус, подойдя ближе. — У нас дело, критически не хватает рук, а ты... Это что, кот? — хмурится Хаус, прервавшись на полуслове. — Котёнок, — поправляет его Чейз. — Друг подарил пару недель назад. — А ты сидишь дома, утопая в собственном горе и совершенно не приносишь пользу обществу, — заканчивает Хаус так, будто и не прерывался. Чейз кивает, даже не глядя на Хауса, почему-то уже сидящего в кресле напротив. — Чейз, я серьёзно, когда на работу? — Может завтра. Может через неделю. А может уволюсь к чёртовой матери и дело с концом, — отвечает Чейз наблюдая за слезающим с дивана котом. — И на что ты жить будешь? — спрашивает Хаус, поднимая еле заметного на тёмном полу котёнка и внимательно осматривая его. — Мальчик. Как назвал? — Отец оставил мне наследство, — у Чейза складывается чёткое ощущение, что он отвечает невпопад, а диалог постепенно теряет смысл. — Да и у меня есть кое-какие сбережения. — Плевать, всё равно ты не уволишься, — качает головой Хаус. Чейз вскинул брови, не обрадовавшись подобному заявлению. — Как зовут кота? — Почему не уволюсь? — Чейз и сам не понимает, он намерено избегает вопроса или просто пытается отстоять своё право сидеть дома, при этом не теряя должности. — Думаете, я в восторге от ваших постоянных подколок и поручений? — О да, ты это просто обожаешь, — фыркнул Хаус, положив котёнка на подлокотник кресла, будто он — мягкая игрушка, а не животное. — Слушай, я чуть ли не впервые интересуюсь чем-то, что не связано с работой, а ты отказываешься отвечать? Это оскорбительно. — Вам не понравится его кличка, — усмехается Чейз, наблюдая, как котёнок медленно сползает с подлокотника. — Удиви, — бросает Хаус, осматривая гостиную. — Попробую, — кивает Чейз, искренне проклиная собственную креативность, в очередной раз выставляющую его идиотом. — Котёнка зовут Хаус. — Серьёзно? — Хаус не злится, не удивляется, даже не закатывает глаза. Он смеётся, переводя взгляд с Чейза на кота и обратно. — Почему? — У него голубые глаза, — отвечает Чейз, заставляя Хауса снова поднять котёнка, чтобы рассмотреть повнимательнее. — А ещё первые пару дней он бросался на меня и беспрерывно шипел. — Очень на меня похоже, — кривится Хаус. Чейз с интересом наблюдает за котом, уверенно взбирающимся на ногу Хауса. — Твоё животное улеглось на меня... — недовольно тянет Хаус, указывая на своё бедро. — Наверное это потому, что коты всегда знают где болит и таким образом «лечат» людей, — предполагает Чейз. — А мы-то, идиоты, медицинский заканчивали! Можно же было просто родиться котом! — возмущается Хаус, всё же проходясь кончиками пальцев по шее котёнка. Чейз улыбается, понимая, что не ошибся в выборе клички, ведь «однофамильцы» действительно чем-то похожи. — Вот бы можно было кота прямо на душу положить, чтобы не было так хреново... — вздыхает Чейз, откидываясь на спинку дивана. — Души не существует, идиот, — закатывает глаза Хаус. — У вас так точно, — усмехается Чейз. Пару секунд на раздумия и он всё же решается спросить то, что так долго не давало ему смириться с потерей. — Почему вы мне не рассказали? Что отец... Умирает? — Он попросил, — пожимает плечами Хаус. Если бы Чейз знал его меньше, вероятно, с лёгкостью поверил бы в эту простую ложь, но они знакомы слишком давно. — С каких пор вы делаете то, о чём вас просят? — продолжает Чейз. Хаус только неопределённо хмыкнул. — Я хочу знать почему. — Думаешь, это всё ещё важно? — спрашивает Хаус, наконец встречаясь с ним взглядом. Чейз замирает. Хаус буд-то вытащил эту мысль из его головы и просто повторил вслух. Чейз никогда не понимал, как ему это удаётся. — Да, — Чейз и сам не уверен, изменит ли что-то ответ Хауса, но он хочет это проверить. — Так что ответьте мне честно. Почему вы ничего не сказали? — Я просто не хотел, чтобы ты мучился все эти месяцы, — тихо отвечает Хаус. — Не хотел, чтобы ты просыпался с мыслями о том, что чуть ли не до точных чисел знаешь дату его смерти и думал об этом целыми днями, — Чейз кивает, прикрывая глаза. — Возможно, я поступил жестоко, но лишить тебя последних спокойных месяцев было бы ещё хуже. Да и работал бы ты паршиво, часами прокручивая всю ситуацию в голове, — Чейз никак не комментирует слова Хауса. Не обвиняет его, но и не благодарит. Да, Хаус был прав — ничего не изменилось. Чейз снова теряется во времени, молчит десять или двадцать минут, обдумывая случившееся ещё раз. Открывая глаза, он даже не уверен, что Хаус ещё здесь, но нет — он всё также сидит напротив, с котёнком под ладонью и каким-то слишком серьёзным взглядом. — Я подумаю о возвращении на работу, Хаус. — Жду тебя завтра в девять.