Перемирие

Нет, ну это невозможно! Он рванулся — и опора из-под лопаток ушла. Резко перевернувшись, Лайт встретился ладонями с полом — повезло успеть. В этот раз он даже видел его – белопенный шов, стянувший раны воды, — там, где вскрывшее её чёрным тупым скальпелем вытянутое судно погружалось в тёмное лоно — перед тем, как волна взрыва и разлетающиеся осколки ударили его в лицо, сбили с ног — и, уже в этом, кажущемся более милосердным, мире — сбросили с дивана. Лайт встал, опираясь на подлокотник, снова затягивая в себя воздух, держась за грудь — точно висельник. К слову, это мебельное недоумение, притворявшееся поверхностью, пригодной для размещения живых людей, на деле наверное было набито обломками орудий, не иначе — у него ныли все рёбра и позвонки, и каждый мускул, соприкасавшийся с коварным чудищем, обтянутым для вида блестящей кожей. Он понял, зачем Эл такой диван — чтоб надоедливые помещики и чужие адвокаты со своими вопросами надолго тут не задерживались. Темнота в комнате не была непроницаемой – камин почти догорел, только угли чуть алели, подобно глазам сказочного дракона (и что только не придёт в голову в этих старых английских поместьях), — но яркий луч луны, проникающий сквозь не до конца задёрнутую штору, давал разглядеть достаточно. Ягами, поморщившись, взял подсвечник, оставленный у изголовья, зажёг от лучинки свечи. Раз тут всё равно не получается выспаться — можно осмотреться. Он вспомнил, что его собственное имя пишется с иероглифом «луна». Здесь об этом, конечно, никто понятия не имеет. Он обошёл тот самый заваленный стол, который ещё вечером привлёк его внимание. Странно, но среди бумажек он пока не увидел ни приказов о владении поместьем, ни торговых документов. У такого дома и участок минимум тысяч десять акров, на нём не может не располагаться ничего, что требует постоянного ухода и контроля. Но пока неясный свет вырывает для него только какой-то хлам, вроде газет и писем… Среди прочих бумажек он приметил одну — вроде газетная вырезка, с одним только именем. Лайт наклонил подсвечник пониже, чтобы прочитать. «Марк Лерой» — Марк Лерой, — вслух пробормотал Лайт. Что-то в этом имени показалось ему отдалённо знакомым… Память будто барахталась, укрытая плотным пыльным одеялом — но пока безуспешно. Всё это, конечно, весьма занимательно, но не глухой ночью. Лайт зевнул, и, перехватив массивный подсвечник получше, тихо вышел в коридор. Там он улыбнулся, вспомнив просьбу Эл найти ему привидение в собственном доме, — и стал оглядываться, но, кроме обволакивающей тишины спящего особняка — никого не встретил. Он вошёл в спальню сам тихо, как призрак, — и так же тихо лёг на край кровати. Блаженно вытянувшись, попытался закрыть глаза — но даже его предельно аккуратное присутствие не осталось незамеченным. — Вам не понравился диван? Недолгое молчание. — Я с него упал. Пауза. — Я и не думал, что он настолько узкий. Лайт вздохнул. И хотя никто не может видеть собственное дыхание, тем более — в совершенном мраке, ему казалось — оно перекатывается в темноте комнаты, тяжёлыми волнами, как туман на берегу холодным утром. — Мне приснился сон. — И поэтому вы упали? Боже, как он может быть таким понимающим — и таким навязчиво дотошным? Лайт вздохнул снова, но здесь, в густеющей от воздуха из их лёгких темноте, слова казались совсем не страшными. Почему бы и не сбросить один раз груз, дающий трещины в сердце и позвоночнике? Сквозь тонкую ткань рубашки он чувствовал спиной чужое дыхание. Надо же: то ли ткань правда настолько тонкая — то ли сам Лайт такой чувствительный, что может чувствовать дыхание хребтом? Не самое, впрочем, плохое качество. Он шевельнул плечами — и настойчивое ощущение исчезло: его источник понимающе отодвинулся. — Мне снилось сражение при Накодо… Всегда снится, — Лайт сглотнул что-то, подступившее к горлу, — и, зажмурив глаза, прижался сильнее щекой к подушке. — И всегда — субмарина, подтаскивающая снаряд к кораблю. И потом — как мой корабль подрывается… — он сам не знал, сколько может вместить в эти простые несколько фраз: этот взрыв, ломающий рёбра палубы, и резкую боль в ушах от звукового удара — до крови, и острый пороховой запах, и шок, и жар… — Субмарина? — это даже не кивок — Лайт чуть опустил голову, так что выгнулись, как у кошки спина, позвонки. — У Англии нет такого флота, — собственной шеей он почувствовал, как собеседник отрицательно качает головой. — Что-то подобное предлагали полвека тому назад — но правительство отказалось. Решило, что новое вооружение может навредить надводной мощи Британии⁹ — представляете? — кажется, Лайт услышал тихий смешок? — Но сейчас у них подлодок нет – это точно, – уже серьёзно закончил Эл. Лайт покачал головой — безнадёжно и устало. — Прошу меня простить, но вы не можете этого знать, — почти прошептал он. — Вы не военный. Даже сам Лайт этого не знает. Тогда отказались — а теперь, в период войны, когда идёт гонка вооружений, могли и вспомнить старое изобретение… Тем более — что за бессмыслица — отказались из-за опасности конкуренции надводному флоту?! — Извините, но я точно знаю, — тихо возразил ему Рюдзаки. Тише лайтова вздоха — и твёрже скальной породы. И в этой бестелесной твёрдости оказалось столько правды, что в неё — хотелось Лайту или нет — началось верить. Он вдруг почувствовал, что его клонит в сон, — наверное, сказались и трудный день, и не менее напряжённый вечер, да и его преследователь-сновидение добавило тревог. — Мне жаль, — услышал он, — что вам пришлось спать тут, где вам так не хотелось… Завтра я распоряжусь приготовить вам комнату. — Ничего, — пробормотал Лайт, уже сквозь сон. — Всё равно хуже вашего дивана ничего нет… Откуда-то он знал, что этой ночью чёрная подлодка ему больше не приснится. __________________________________________________________________ ⁹ – речь идёт о реальном изобретении инженера-судостроителя Роберта Фултона, который ещё в начале 1800-ых предложил Англии свою разработку подводного корабля. Британия, "владычица морей", имела тогда двойное превосходство своего флота над флотом следующей по мощи морской державы, и, хотя работа изобретателя была высоко оценена, она оказалась отвергнута из-за страха подрыва мощи и влияния английского надводного флота в случае конкуренции с субмаринами. Правительство заявило, что "Если этот способ битвы будет когда-либо принят, то флоты этим самым будут уничтожены". В итоге талантливому инженеру предложили пожизненную пенсию с условием, что он... навсегда откажется от своего изобретения. Возмущённый Фултон вернулся на родину, в США, а Англия во 2-ой половине XIX века, когда все начали понимать военное преимущество подлодок и активно занимались их разработкой, действительно оставалась единственной из великих морских держав, совершенно к ним равнодушной.