
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Гинтоки по пьяни тянет поболтать о своих желаниях, Такасуги переводит на человеческий, а Хиджикате некуда деться, потому что снаружи идёт дождь. Или не поэтому.
Посвящение
Написано на Эдо Файтс-2021 для команды Кихейтай & Кайентай
Часть 1
05 июля 2021, 10:42
– Да хватит лизаться, – сказал Хиджиката, отпихивая Гинтоки от себя. Тот, положив голову ему на плечо, влажно дышал в шею, слизывая выступившую испарину, и уже порядком достал.
Гинтоки же, посмотрев на него с обидой и пробурчав что-то похожее на "деспот", с теми же намерениями привалился к Такасуги.
– До дома мы его не дотащим, – вздохнул Такасуги. Хиджикату до сих пор поражало, что из всех друзей Гинтоки Такасуги выглядел самым нормальным – чутьё подсказывало, что впечатление было обманчивым, но доказательств тому не находилось. Он шлялся с ними по дешёвым забегаловкам, коллекционировал цветистые шмотки, жил в доме с видом на реку и за все эти месяцы даже никого не убил. Хотя Хиджиката бы уже убил – вот, например, Гинтоки.
Тот, обняв Такасуги за талию, затейливо пускал слюни на ворот юкаты, пригревшись и задремав. Такасуги привычно взъерошил ему волосы и ненадолго завис. С ним такое случалось: казалось, он даже сейчас не верил порой, что они с Гинтоки снова разговаривают и могут находиться рядом, не пытаясь набить друг другу рожу на ниве идеологических противоречий.
– Пойдём в гостиницу, – пожал плечами Хиджиката. – Тут где-то была одна. Но понесёшь его ты.
– Сколько дружеского участия, – усмехнулся он и ущипнул Гинтоки за бедро. Со стороны Хиджикаты ущипнул, пронырливый засранец. Гинтоки, заморгав, запоздало ойкнул и потёр ногу, неодобрительно покосившись на Хиджикату.
– Хиджиката-кун совсем меня не ценит, – пробубнил он.
Хиджиката фыркнул.
– Я предпочту оценить тебя на кровати, – сказал он, поднимаясь, и только потом понял, как это прозвучало. Ухмылки у этих двоих были такими одинаковыми, что порой становилось страшно.
– Чего ещё мы не знаем о тебе, Хиджиката? – поинтересовался Такасуги, вставая вместе с повисшим на ним кудрявым грузом. Оставалось только вздохнуть и вполголоса пожелать обоим сдохнуть в ближайшей канаве.
– Не хочу в канаве, – обиделся Гинтоки. – Ты же обещал мне кровать.
Соседние столики с любопытством следили за перебранкой и, кажется, готовы были начать принимать на них ставки.
– Пошли уже, придурок, – прошипел Хиджиката. Краем глаза он увидел, как кто-то достаёт телефон. Оставалось порадоваться, что он был хотя бы не в форме.
Он вышел первым, полной грудью вдохнув свежий воздух. Август плавно перетекал в сентябрь, тёмное беззвёздное небо казалось блёклым от туч. Выползший следом Гинтоки тут же навалился грудью на спину и обдал новой порцией алкогольных паров.
– Я вас оставил, чтобы вы вышли, а не догнались, – заметил Хиджиката. Гинтоки хохотнул и потёрся щекой о его лопатку.
– Вот и Такасуги сказал то же самое, – произнёс он с интонацией "А я вас обоих взял и наебал".
– Чудовище, – сказал вышедший Такасуги, пряча в рукав угольно-чёрную карту. – Дай ему волю, и в Эдо не останется ни капли сакэ.
– Токио, – привычно поправил его Хиджиката, прикуривая.
Такасуги поморщился.
– Дурацкое название, – на сигарету он смотрел с растущим вожделением и явно дурными намерениями. Хиджиката, вздохнув, швырнул в него пачкой.
– Заведи свои.
Такасуги, сунувший сигарету в зубы, лишь ухмыльнулся и подошёл ближе.
– Так интереснее, – тихо поведал он, обхватывая ладонью его затылок и притягивая к себе, пока их сигареты не соприкоснулись концами. Дым на мгновение скрыл от глаз его лицо, а затем Такасуги отступил, так, словно ничего не было.
Гинтоки мечтательно вздохнул, и Хиджиката потёр лоб, неспособный выносить их объединённый пиздец.
– Давайте пойдём в отель, – попросил он. Где-то вдалеке громыхнуло, и Такасуги, прежде лишь ухмылявшийся, резко нахмурился.
– Он за углом.
Они влетели в узкий маленький холл, как раз когда с неба упали первые капли, буквально зашвырнув внутрь Гинтоки, который хотел "водички" и "попрыгать по лужам".
– Утром попрыгаешь, – зловеще пообещал ему Такасуги. – Десантируешь прямо из окна.
Гинтоки, сдавшись, привалился обратно к его тёплому боку и безо всякого интереса топтался на месте, пока Хиджиката платил. Девица за стойкой, смерив их подозрительным взглядом, выдала им ключи от самого крупного номера.
– Внутрь, – приказал Хиджиката, зверея.
В гостинице было пусто и тихо, а в номере пахло чистотой и лимонной отдушкой. Гинтоки, даже не потрудившись снять сапоги, плюхнулся на огромных размеров кровать и раскинул в стороны руки.
– Мягонькая, – нежно сказал он, побившись о матрас затылком.
– А жаль, – дипломатично заметил Такасуги и отошёл прочь к окну. Хиджиката, подумав, закрыл дверь на ключ и присоединился к Такасуги, распахнувшему настежь ставни. Снаружи лило стеной, так плотно, что не было видно соседних домов.
Когда он приблизился, Такасуги бесцеремонно схватил его за запястье и запустил ладонь вглубь рукава. У Хиджикаты даже дыхание перехватило от такой наглости. Он уже открыл рот, чтобы заорать, но Такасуги ловко всунул сигарету между его губ и щёлкнул зажигалкой.
– Скотина, – выдал Хиджиката, закашлявшись. Такасуги ухмыльнулся и прикурил, уперевшись плечом в створку окна. В его глазах, наглых и бесстыжих, то и дело завораживающе мелькал огонёк сигареты. Залетавшие снаружи капли оседали на его юкате и мерцали в распахнутом вороте.
Гинтоки, забытый на кровати, что-то уныло промычал.
– Что не так, Гинтоки? – с бесконечным терпением спросил Такасуги. Хиджиката подавил в себе желание впечатлённо присвистнуть – впрочем, с тем же успехом через пять минут тот мог безо всякого предупреждения всё-таки десантировать Гинтоки в ближайшую лужу. Расслабиться, даже на секунду, было решительно невозможно.
– А вот, – сказал Гинтоки и замолчал. Такасуги оглянулся на него с любопытством; дождь шумел отсчитывая секунды.
– А вот? – переспросил Хиджиката, не выдержав.
– А вот бы сейчас мужчину, – мурлыкнул Гинтоки, и Хиджиката поперхнулся.
– Зачем? – уточнил Такасуги.
– А лучше нескольких, – вдохновлённо продолжил Гинтоки и пьяно икнул. – Настоящих.
– Зачем? – повторили они в унисон и переглянулись.
– Я бы мог им, например, отсосать, – сказал Гинтоки, не обратив на них никакого внимания, и провёл пальцами по пухлым губам. Хиджиката выронил сигарету и поспешно затоптал окурок. Такасуги же невозмутимо стряхнул пепел в окно.
– Да ты что? – спросил он равнодушно, но Гинтоки, как это часто бывает с в жопу бухими людьми, было не сбить.
– Я бы взял член в руку, – произнёс он и пару раз сжал-разжал пальцы, – и облизал по кругу, медленно-медленно.
Из окна тянуло зябкой ночной прохладой, а бесконечный ливень не унимался. Свет под абажуром то и дело мерцал, и тени дрожали и таяли, а Гинтоки всё говорил.
– Я бы чуть прикусил кожу, а потом взял глубже, чтобы горло сжималось.
Такасуги только вздохнул и выбил новые сигареты из пачки.
– Это надолго, – сказал он так, будто его ничуть не заботил этот нескончаемый поток пошлостей, лихорадочный шёпот и то, как Гинтоки, крепко зажмурившись, елозил по постели, будто всё происходило наяву.
Хиджиката протянул руку и обнаружил, что та подрагивает. Такасуги усмехнулся.
– Ладно, тогда давай так, – он раскурил обе и впихнул одну Хиджикате, проехавшись пальцами по губам. Хиджиката вздрогнул и отшатнулся, ударяясь спиной.
– Какой нервный, – хмыкнул Такасуги.
– Я бы разделся, – говорил Гинтоки, и Такасуги тут же вклинился:
– Уж скорее тебя.
Гинтоки кое-как расстегнул рубашку и провёл ладонью по груди. Хиджиката поспешно скосил взгляд на стену воды.
– Меня бы поставили на колени...
– Загнули раком, – услужливо поправил Такасуги. Его глаза смеялись, и Хиджиката не понимал ничего.
– Брали бы как самую распоследнюю шлюху, чтобы я, – он рвано, с всхлипом, вдохнул, – скулил и мотался по простыням. А кто-то другой засунул бы член мне в рот.
– И мы бы наконец смогли покурить в тишине.
– Тебе лишь бы курить, – прервался вдруг Гинтоки. Он прогнулся в спине – так, будто бы его уже трахали, – и со стоном опустился обратно.
– Какого чёрта, – еле слышно прошипел Хиджиката, но Такасуги, не переставая улыбаться, только покачал головой.
– Я хорошо сосу, – сказал Гинтоки. – Если бы меня направляли, или держали за волосы, или насаживали на член ртом, я бы брал до самого основания. Лучше даже на спине, чтобы один широко раздвигал бёдра – пока мышцы не начнут гореть, – а другой сидел на груди и трахал моё горло.
Он раздвинул пальцами свои губы, скользнув по зубам, и застонал, взяв до самых костяшек. Когда он отнял руку, за ней потянулась нитка слюны.
– Я могу очень многое, и мне нравится грубо. Без смазки, чтобы сухо, и жёстко, и очень туго.
– Да ну? – усомнился вдруг Такасуги. Он обернулся, и его веселье стало казаться шальным. – А мне кажется, ты принцесса, которая любит давать с таким количеством смазки, чтобы лило, и оставлять всю работу другим.
Гинтоки, охнув, приподнялся на локтях и лениво посмотрел на него в упор.
– Так я тоже люблю, – сообщил он очень серьёзно и упал на постель, подломившись. – Но сегодня я бы хотел так, чтобы сидеть потом не смог неделю.
– Две, – дразняще сказал Такасуги и отвернулся. – Отомри, Хиджиката.
– Ладно он, – пробормотал Хиджиката, затягиваясь, и зашипел, когда прогоревший окурок ожёг пальцы. – Но зачем ты ему подыгрываешь?
– Быстрее выговорится, – пожал плечами Такасуги.
Монотонный бубнёж ввинчивался в уши. Хиджиката не хотел слушать его, но не мог. Такасуги поглаживал пачку, то открывая, то закрывая.
– Тебя это смущает? – спросил с интересом. Почему-то он стоял совсем близко, и от его тела, на контрасте с уличной прохладой, было тепло.
– Не хочу ничего знать о его...
– Желаниях? – помог Такасуги. Он откинул голову назад, будто не подозревал, какой тем самым открывает вид: напряжённая шея, заострившийся крупный кадык, мерцающие на коже капли воды.
Хиджиката сжал зубы, чувствуя, как в нём поднимается бессмысленная душная злость. Такасуги вдруг отвернулся, вытянувшись чуть ли не по пояс в окно. Когда он распрямился, волосы у него стали совсем мокрыми, и с них натекали дорожки.
– Попробуй тоже, – посоветовал он, не скрывая насмешки.
– Я бы сел сверху, – вклинился в разговор Гинтоки. Голос его звучал совсем хрипло – скорее всего потому, что он много болтал. – Скрестил бы лодыжки на спиной и крепко сжал член внутри. И вся шея была бы покрыта укусами, прямо поверх засосов. А губы – порваны в уголках.
– А ты что бы с ним сделал? – спросил Такасуги, выдыхая дым. Тот вился и вился, теряясь во тьме. – Уткнул бы лицом в подушку, чтобы не слушать трёп?
Зазвенели пряжки ремней. Хиджиката рефлекторно посмотрел в сторону кровати и увидел, что Гинтоки неловко стаскивает с себя юкату. Такасуги внезапно качнулся ближе – так, что его холодные мокрые волосы коснулись щеки.
– Скажи, Хиджиката, – прошептал он, нарочито растянув гласные, – у Гинтоки стоит?
– Да, – ответил Хиджиката и прикрыл глаза. Чёрт возьми.
– Вот это сила воображения, – сказал Такасуги нормальным тоном, отстранившись. Хиджиката посмотрел на него с ненавистью. Ублюдок, как он мог оставаться таким невозмутимым.
– Во что ты играешь? – спросил он зло.
Такасуги дёрнул краем губ, а потом щелчком отправил окурок в полёт.
– Мне просто нравится тебя дразнить, – ответил он честно и зачесал чёлку назад.
– А мне бы понравилось разбить твоё лицо о колено.
– Можно и так, – рассмеялся Такасуги. Он медленно провёл по груди, стирая воду и обернулся. – Гинтоки, ты там уснул?
– Решил вам не мешать, – сказал тот совсем трезвым голосом. Хиджиката дёрнулся, выглядывая из-за плеча Такасуги, но не увидел ничего нового: всё тот же Гинтоки, уже избавившийся от рубашки и небрежно и ловко стягивавший с себя сапоги.
Стоп, небрежно и ловко?
– Сука, – неверяще выдохнул Хиджиката. Он перевёл взгляд на Такасуги, но тот невозмутимо изучал бесконечно интересный мрак за окном.
– Долго же до тебя доходит, – хмыкнул Гинтоки. Он встал и потянулся к молнии на штанах, туго обтянувших пах.
– Ты настолько против? – спросил вдруг Такасуги. Он больше не улыбался и не подходил ближе. Хиджиката откинул голову назад, ударяясь затылком об угол окна. Был ли он против? Стоял у него ничуть не хуже, чем у Гинтоки. По Такасуги же было и вовсе ничего незаметно. Хиджиката шагнул вперёд и провёл ладонью по его бедру, пока не сжал твёрдый, однозначно заинтересованный член.
– А ты? – поинтересовался он сухо.
– Ты же знаешь наверняка, – ответил Такасуги. Он не подавался вперёд, не пытался потереться о его руку, но Хиджиката чувствовал проходящую по его телу мелкую дрожь.
– И Гинтоки тоже?
Такасуги вдруг рассмеялся.
– Он же не уймётся, – сказал он просто. – Проще дать, чем объяснить почему нет.
– Да-да, – отозвался тот ехидно. – Ври себе, ври Хиджикате.
– Что ты хочешь, чтобы я сказал? – вкрадчиво поинтересовался Такасуги.
Гинтоки фыркнул.
– Что ты от меня без ума.
– Я от тебя без ума, – послушно повторил Такасуги. Но Хиджиката смотрел ему прямо в лицо и видел всё: то, как смягчилась его улыбка, достигнув глаз, то, как он сомкнул ресницы, чтобы скрыть терзавшую его непроизвольную нежность.
– Он от тебя без ума, – подтвердил он, не сдержавшись.
Гинтоки вздохнул – вдруг очень смущённо.
– Да знаю я, – буркнул он. – Идите сюда уже. Вы же оба хотите. Или, Хиджиката-кун, скажешь, что ты сам от меня не без ума?
Хиджиката посмотрел на него, сгорбившегося на кровати в одних трусах, взъерошенного, возбуждённого и нелепого.
– Или от Такасуги? – продолжил Гинтоки совсем тихо. Тот приоткрыл глаза, но промолчал, словно тоже ждал от него прямого ответа.
– Понятия не имею, как меня угораздило, – отозвался Хиджиката с тоской.
– Проклятие от всех налогоплательщиков Эдо, – предположил Такасуги, чуть улыбнувшись. Он снова придвинулся ближе, капая водой, обжигая дыханием. Хиджиката вздрогнул.
– Токио, – поправил он сухо.
– Токио, – повторил Такасуги и поцеловал его. – Токио и всё, что захочешь.
Хиджиката прикрыл глаза.
– И закройте окно, – велел Гинтоки. Он успел стащить с кровати одеяло и замотался в него до самого носа. – Дует.
– Я же говорил, он принцесса, – сказал Такасуги.
– А я вот чего только не говорил сегодня, – пронудил Гинтоки. – И хоть бы кто меня слушал.
– Хиджиката слушал, – хмыкнул Такасуги, захлопывая скрипящие створки. – Ты же знаешь, я твою болтовню всегда игнорирую.
– То-то ты столько раз ему отвечал, – сказал Хиджиката. Пальцы Такасуги, развязавшие ему оби, казались холодными даже сквозь ткань.
– Тема была интересная.
Горячие губы тронули выступающий позвонок, руки легли на плечи и потянули за ворот, пока юката не соскользнула под ноги. Гинтоки с печальным вздохом выпутался из одеяла и стянул прочь трусы. Он развалился усталой звездой и пошевелил пальцами.
– Давайте быстрее, – поторопил он, зевнув. – Гин-сану пора в кроватку.
– Ты уже в кроватке, – безжалостно напомнил Такасуги. – И сейчас Хиджиката тебя в ней оценит.
Гинтоки ухмыльнулся.
– Ах да, я уже и забыл.
– Или не оценю, если ты будешь слишком много трепаться, – пригрозил ему Хиджиката. Такасуги, уже обнажённый, прижался к его спине и подтолкнул вперёд.
У самой кровати Хиджиката остановился, обозревая виды. Член Гинтоки тёк смазкой и подрагивал на животе, но сам Гинтоки ничуть не проявлял нетерпения.
– Долго будешь пялиться? – только и спросил он таким тоном, будто его ничуть не интересовал ответ.
– Сколько захочу, – хмыкнул Хиджиката, опускаясь рядом. Он провёл ладонью по его бедру, стиснул яйца. Такасуги сел с другой стороны, отводя ногу Гинтоки в сторону. Гинтоки зажмурился и шумно выдохнул.
– Сразу видно, что никто из вас меня не слушал.
Пальцы Такасуги смяли его задницу и тронули приоткрытый растянутый вход.
– Кто сказал, Гинтоки, что всё будет по-твоему?
Хиджиката, наклонившись, поцеловал Гинтоки в плечо.
– Правда хочешь, чтобы один из нас долбил тебя сзади, а другой засаживал прямо до гланд?
Тот вскинулся.
– А я что пытаюсь сказать уже час?
Они переглянулись, ухмыльнувшись друг другу.
– Джанкен? – спросил Такасуги пугающе ровно.
– Это тебе хотелось его заткнуть, – напомнил Хиджиката. – Вперёд, затыкай.
Большой палец Такасуги с нажимом обвёл губы Гинтоки, скользнул внутрь, оттягивая щёку. Тот лишь закатил глаза.
– Сам хотел, чтобы драли как шлюху, – напомнил Такасуги. – Теперь терпи.
Гинтоки, зубами вцепившийся в его палец, раздражённо сверкнул глазами, но Такасуги лишь рассмеялся. Склонился ближе к лицу и выдохнул:
– Так хочешь или нет?
Гинтоки выпустил его палец из своего рта и нажал на затылок, сминая губами губы.
– Так я и думал, – сказал Такасуги, оторвавшись, но Гинтоки не отпустил его далеко – перевернулся на бок, едва не запутавшись ногами в отброшенном одеяле, закинул колено ему на бедро и снова поцеловал, так жадно и голодно, будто не делал этого вечность.
Хиджиката прикусил его загривок, с силой огладил спину, притёрся членом к заднице.
– Даже не вздумай останавливаться, – отрывисто велел Гинтоки, отстранившись на долю секунды.
Хиджикате хотелось смеяться. Хотелось трахнуть его так, чтобы он и в самом деле не смог ходить и неделю, и две, а потом переключиться на Такасуги, который, изредка приоткрывая глаза, смотрел прямо на него – испытующе и явно дразня.
– Вы развлекайтесь, – посоветовал Хиджиката понимающим тоном. – А я пока тебя всё-таки оценю.
– Ни в чём... себе... не отказывай, – прерывисто выдохнул Гинтоки и вскрикнул, когда Хиджиката толкнулся внутрь. Плоть вокруг него пульсировала, постепенно расслабляясь, и Хиджиката заскользил глубже, сильнее прижимаясь к его спине.
– Что ты нам ещё нёс? – прошептал он, проводя языком влажную дорожку по его шее. – Укусы поверх засосов?
Гинтоки завёл руку назад, вжимая его лицом в стык плеча. Хиджиката втянул в рот его кожу и прикусил, не сдерживая силу. Гинтоки выгнуло, и Хиджиката быстрее задвигал бёдрами, вбиваясь в его удачно отставленный зад.
Такасуги обнял их обоих, больно царапнув рёбра.
– Хоть подрочи ему, – велел Хиджиката на ухо Гинтоки, сжал зубы на мочке.
– Он и сам может...
– Сейчас.
– Кто бы мог подумать, Хиджиката, что в постели ты такой тиран, – напомнил о себе Такасуги. Его губы были совсем красными и горели даже на вид.
– А ты что думал? – фыркнул Хиджиката. – Что я из тех, кто рулит на работе, но отдаётся в кровати?
– Я бы взял тебя не только на кровати, – сказал Такасуги, и Хиджикату прошило от обещания, ничуть не скрытого в его тоне – скорее вытолкнутого на поверхность. – У каждого предмета в этой комнате. На столе. У стены.
– Займи рот чем-то полезным, – посоветовал Хиджиката осипше. Он не мог одновременно трахать Гинтоки – горячего, узкого внутри, едва подготовленного, то и дело сжимавшегося вокруг его члена, – и думать обо всём этом. Дыхание Такасуги на затылке; его властная ладонь на пояснице; член, растягивающий тугие мышцы; щека, прижатая к шершавым обоям; подлокотник, больно впивающийся в живот.
Такасуги хрипло рассмеялся. Откинулся на спину – так, чтобы Хиджиката мог его видеть, – стиснул себя рукой и нарочито медленно провёл вверх-вниз по стволу. Гинтоки, ничуть не смутившись и не растеряв энтузиазма, с тем же жаром обхватил губами его сосок.
Пот катился по лицу, каплями висел на ресницах. Хиджиката часто смаргивал, стараясь ничего не упустить, а Гинтоки даже не пытался двигаться навстречу, ленивый, бесполезный и красивый, даже так – по-дурацки изогнувшись, с мокрой спиной, красными следами на шее от его зубов. На Такасуги и вовсе не хотелось даже смотреть: тот щурился, и его глаза золотились в неровном свете, а дрочил себе в откровенно издевательском темпе, рисуясь. Влажная головка то и дело показывалась из-под пальцев, мышцы твердели и расслаблялись, когда он подавался бёдрами вверх.
Гинтоки вдруг откинулся назад, укладываясь головой на плечо Хиджикаты, и прошептал:
– Ему бы в порно.
В его голосе слышалась та же зависть, с которой он смотрел на прямые волосы Хиджикаты, и желание подмять и завалить, и, вместе с этим, ленивое удовлетворение давнего собственника. Хиджиката дёрнул его за волосы, заставляя запрокинуть голову, и впился в губы. Сколько же он болтал.
Такасуги посмотрел на них обоих и широко, показательно облизнул ладонь, прежде чем вернуть её обратно на член. Гинтоки застонал – почти захныкал – в поцелуй и тяжело задышал. Хиджиката погладил его по щеке.
– Помню, как ты рассказывал, что отлично сосёшь, – сказал он. – Покажи-ка.
Такасуги хрипло рассмеялся.
– Если Гинтоки – шлюха, а я – порноактёр, то кто же ты, Хиджиката? Наш режиссёр?
– Кто-то же должен знать, что происходит на площадке, – произнёс Хиджиката. Удовольствие ослепляло, но сперва он хотел посмотреть. Он нажал на затылок Гинтоки, подталкивая его вниз, а Такасуги подтянулся повыше. Его член шлёпнул Гинтоки по лицу, но тот даже не возмутился, лишь притёрся к нему щекой.
– Ну же, – выдохнул Такасуги.
– Давненько, а? – спросил вдруг Гинтоки, прикрыв глаза. Такасуги помолчал.
– Давненько, – согласился он наконец. Протянул руку, невесомо гладя Гинтоки по слипшимся влажным ресницам.
Хиджиката чувствовал, как частит пульс; он задвигался медленнее, не желая сбивать их, но Гинтоки, встряхнувшись, нырнул вниз, насаживаясь ртом на член до самого основания.
– Ого, – сказал Хиджиката. – Так он не врал.
Такасуги застонал сквозь сжатые зубы.
– Сам удивляюсь, – поделился он с коротким смешком. – Раньше он так не умел.
Гинтоки звонко шлёпнул его по бедру – совсем близко он паха, – и тот ухмыльнулся.
– Чем ты недоволен, Гинтоки? Мы отдаём должное твоим талантам.
– Впечатляющим талантам, – поправил его Хиджиката и получил локтём по рёбрам.
– И вы ещё говорите, что это я много треплюсь, – возмутился он. – Двигайтесь. Оба.
– Хочет ощутить себя звездой вечера, – пояснил Такасуги и толкнулся членом между его губ. Хиджиката задержался всего на пару секунд – и перестал медлить, перестал сопротивляться. Комната кружилась, всё сливалось в одно, вырываясь из круговорота короткими кадрами: вот Такасуги стиснул в кулаке белые пряди, удерживая Гинтоки в самом низу; вот Гинтоки свёл лопатки, не в силах продолжать; вот Хиджиката нарочно выскользнул и обвёл пальцем припухшую дырку. Гинтоки недовольно замычал, не выпуская изо рта член и потянулся назад, впился ногтями ему в бедро. Хиджиката толкнулся обратно, навалился ему на спину, упираясь коленом в кровать, и жёстко задвигался. Кажется, Гинтоки стонал, кажется, Такасуги смотрел, вцепившись ему в предплечье так, что отнималась рука.
Последним, что Хиджиката запомнил, был вид красных губ Гинтоки, запачканных спермой, выступившая в углу рта капля крови – и взгляд Такасуги.
После они долго не могли отдышаться. Наконец Такасуги приподнялся и сгрёб со стола пепельницу. Край пачки больно ударил Хиджикату по животу, и он лениво приоткрыл один глаз.
Гинтоки, снова раскинувшийся звездой, кажется так и собирался уснуть – с перемазанным лицом, потёками семени на животе и на бёдрах.
– Салфетки, – буркнул Хиджиката, но Такасуги лишь покачал головой.
– Мне нравится на него смотреть.
– Ты тоже ничего, – сонно ответил Гинтоки и усмехнулся, когда Такасуги его поцеловал.
Хиджиката дёрнул поближе подушку и щёлкнул зажигалкой.
– Так чья это была идея? – спросил он расслабленно и затянулся. Такасуги протянул руку, и он, закатив глаза, вложил сигарету между его пальцев.
Гинтоки зафыркал и расхохотался так, что выступили слёзы.
– Идея, – повторил он, передразнив. Лихо перевернулся на бок, подпрыгнув на спружинившем матрасе, и подкатился поближе к Такасуги, опираясь на него, как на диванную спинку. Тот мученически посмотрел в потолок и вернул Хиджикате сигарету.
– Откуда в этой кудрявой башке идеи, – согласился Такасуги и провёл ладонью по его руке – от плеча до кончиков пальцев.
– Сначала я пошутил, – невозмутимо сказал Гинтоки. Расслабленный после секса, затраханный и довольный, он впервые, кажется, был не в настроении цепляться к словам. Хиджиката обхватил губами фильтр и придвинулся к ним. – Потом посмотрел на вас и решил, что вы тоже сойдёте.
– И этот придурок ещё упрекал меня во вранье, – пожаловался Такасуги. Потом наклонился, целуя Гинтоки в шею, и коснулся кожи самым кончиком языка. Тот прикрыл глаза и довольно вздохнул.
– Хиджиката-кун вот мне верит. Правда, Хиджиката-кун?
– Ни на грош, – хмыкнул Хиджиката. Гинтоки пожал плечами.
– Ладно, трахаться мне тоже хотелось.
– Тоже?
Гинтоки вдруг выдернул сигарету из его рта и глубоко затянулся.
– Самураи не говорят о таких вещах, – невозмутимо произнёс он, выдохнув дым в потолок. Хиджиката понаблюдал за ним ещё пару секунд и, сдавшись, перевёл взгляд на Такасуги, ожидая объяснений.
– Почему ты так уверен, что я знаю, о чём он, – поинтересовался тот утомлённо. Хиджиката усмехнулся.
– Ладно, – сдался Такасуги через пару секунд. Он забрал сигарету у Гинтоки и поднёс её к губам Хиджикаты. – Он к нам обоим неровно дышит.
– Это не новость, – пробормотал Хиджиката.
– Эй! – насупился Гинтоки. – Ещё какая новость.
– И он хочет с нами отношений, но не умеет подкатывать.
– Эй!
– Зато умеет сосать, – задумчиво произнёс Хиджиката.
– Хоть что-то, – кивнул Такасуги.
Хиджиката затушил в пепельнице прогоревший окурок и переставил ту на пол. Гинтоки покосился на него с ленивым интересом.
– Думаю, мне стоит убедиться самому, – серьёзно сказал он. Гинтоки с намёком толкнулся языком в щёку, и край его рта вновь закровоточил.
Такасуги, до того расслабленный, вдруг оказался рядом с Хиджикатой и потянул его на себя.
– Можешь убедиться, – предложил он и рывком поменял их местами. – А можешь совместить. Пока я буду тебя трахать, Гинтоки тебе отсосёт.
Его член упирался в бедро, а глаза обещали всё, даже то, о чём Хиджиката ещё не думал.
– Соглашайся, – шепнул вдруг Гинтоки прямо в ухо. Втянул в рот мочку, горячо и мокро. Его волосы настырно лезли в лицо. Такасуги поглаживал по бокам и коленям и не торопил.
– Неплохая идея, – помедлив, ответил Хиджиката. – Но шанс будет только один.
Пальцы Такасуги стиснули его подбородок, а язык грубо и настойчиво толкнулся в рот.
– Тебе будет сложно, – сказал Такасуги с тёмным, недобрым обещанием во взгляде. – Но не забывай хоть иногда дышать.
Хиджиката расплылся в ухмылке, такой же недоброй и тёмной.
– Это мы ещё посмотрим.
– И стоило столько тормозить, – пробормотал Гинтоки, достав из тумбочки смазку.
Хиджиката задумался ненадолго и честно сказал:
– Да.