Чёртов лунный свет

Май 2020 Твою ж мать. Дамиано опешил от вида Виктории, когда она зашла в студию… голой. Полностью. Сегодня у них была фотосессия, которая фактически может стать негласным манифестом нового альбома «Teatro d`ira» — принимать себя любым. И почему-то эту идею обнаженности все сочли блестящей, даже Дамиано, пока не встретился взглядом с одной голубоглазой реальностью. Реальностью, которая угрожала его невозмутимости и спокойствию. Он был бы рад сосредоточиться на студии, ассистентах в дальней части комнаты, или мысли, что в этой комнате не только Вик одна без одежды, но всей его выдержки едва хватило лишь на фотографа, который был слишком пухлым для своего низкого роста, и вечно суетился на одном месте. Но каким-то шестым чувством он все время мог угадать, куда направлен взгляд Вик, её положение в пространстве. Но если Давид думал, что на этом все закончиться, то его ждало горькое разочарование. Этот недорослый коротышка с камерой то и дело просил Дамиано стать ближе к девушке, обхватить её талию руками, прижаться своей грудью к её спине, в то время как взаимодействие Итана с Томасом скорее напоминало извращенное гей-порно, а не обращение к аудитории без всяких ярлыков. Больной фетишист с объективом. В такой атмосфере Дамиано выдержал всего пять минут. — Это всё не то! — его рука на автомате потянулась в карман штанов за сигаретой, но пальцы ухватили лишь воздух. — Всё, что сейчас происходит напоминает скорее грязную фантазию, а не наш замысел показать миру себя настоящими. — Конечно, не получиться ничего, ведь вы все такие зажатые, — начал бормотать себе под нос этот недо-моменталист, — если все дело в наготе, то мы ведь все здесь взрослые люди, а искусство не терпит никаких рамок… — Дело не в том, что мы обнаженные, — заговорила Вик, останавливая на секунду ассистентку, которая подбежала поправить макияж, — а в том, что вы не можете использовать это на максимум. — Нонсенс! — закричал фотограф, покрываясь красными пятнами то ли от злости, то ли от смущения. — Еще никто не ставил под сомнение мой профессионализм, молодые люди! — Ну так докажите это, — почти не размыкая губ выговорил Давид. Коротышка на него еще смотрел, сморщив нос, а потом резко начал давать установки: — Вы, — развернувшись, указал он пальцем на девушку с палеткой теней в руках, — не стойте без работы! А вы, переставьте свет, — ассистентка принялась исполнять его поручение без лишних вопросов, видимо, боясь попасться под горячую руку, — будьте готовы через десять минут, а пока перерыв. Дамиано лишь хмыкнул в ответ, терпя все махинации с кисточкой и пудрой вокруг его лица. Ему хотелось быть настоящим, а не какой-то пластмассовой куклой без единой живой эмоции на лице. Где только Марта откопала этого фотографа? Решив, что за оставшиеся пять минут он успеет покурить, Дамиано набросил на себя лишь свободные штаны и поспешил на небольшой балкончик с коваными перилами, примыкающий к комнате. Это была постройка середины 18-го столетия, которая внутри была переделана под современный стиль лофт. Но несмотря на ремонтные вмешательства, здесь еще сохранился величественный дух итальянской архитектуры в виде высоких арка-возглавляющих окон, с множеством палладианских особенностей и угловых эркеров. — Дамиано, что с тобой? — он услышал за спиной голос де Анджелис. Он сделал очередную затяжку, все еще смотря на потрясающий вид Рима, который открывался с верхнего этажа. Город всегда будет жить в своем темпе, открывая новые возможности, возвышая людей и совершенно не печалясь про несбыточные надежды его обитателей. — Все замечательно. — Врёшь, — парень почувствовал прикосновение на своем плече и посмотрел влево. Она накинула на себя белый махровый халат, один с тех, которые можно встретить в любом отеле столицы. В глазах девушки плескалось искреннее беспокойство, смешанное с тревогой и чем-то еще. Она всегда так смотрела, когда видела Дамиано, надевающего очередную маску, нанося толстый шар грима из отстраненности, за которым от всего мира скрываются истинные эмоции. И Давид ненавидел Вик за эту способность найти в нем трещину и умело дотянуться своими тонкими пальцами в центр его сознания. Чертовски ненавидел и любил одновременно. А сейчас, когда она стоит перед ним вся облаченная в белую несуразную ткань, под которой ничего не скрывается, окутывая в свой нежно цветочный аромат с примесью мёда, и выжидающе смотрит на него двумя маленькими океанами, ему становиться дурно. Дурно до тупой боли в тройничном нерве. Ведь, он же понимает, что нельзя поддаться этому соблазну, перешагнув принципы свои и её заодно, и жить так, как хочется. — Обними меня, — Вик по привычке вздернула подбородок вверх. — Что? — Дамиано растерянно провел рукой по волосам. У де Анджелис, впрочем, как у него, языком любви зачастую были прикосновения. Она знала про его страх остаться в одиночестве, от которого он пытался всеми силами отгородиться своей тактильностью. И от девушки было странно слышать такую просьбу. — Это мое желание, помнишь? — блондинка криво улыбнулась, явно вспоминая время, когда все было иначе, проще и без этой недосказанности. Ведь он точно вспомнил его. — Прошу обними меня. — Вик… — её голова уютно встретилась с его ключицей, будто бы так и всегда должно было быть. — Расслабься, — девушка руками обхватила торс парня, притягивая ближе, — это ведь только мы, немного сломанные в детстве, несправедливо рано повзрослевшие дети, которые отчаянно пытаются добиться успеха… сквозь тернии к звездам, — Дамиано почувствовал, как она усмехнулась, — Представь, что вокруг кроме нас никого нет, ведь так будет проще и обнажи себя настоящего не здесь, — Вик немного отодвинулась, показывая пальцем в живот, в центре которого красовалась татуировка со змеем-искусителем, и ниже, — а вот здесь, — её ноготь прошелся по ободку вытатуированных слов выше. Стоять в обнимку с ней было одним с тех самых моментов, когда Дамиано жалел, что он не Фауст, и остановить прекрасное мгновенье не удастся. Даже если ради этого готов продать душу Мефистофелю. *** Остаток фотосессии вышел более продуктивным нежели первые попытки. Коротышка наконец-то понял, о чем просили его ребята, а друзья, в свою очередь, пытались отдать себя до остатка. На снимках прикосновения не были дешево вульгарными, от поз не несло отвратительной фривольностью за километр, а главную чёрту все же удалось подчеркнуть — в различиях сила единства. Вик, собираясь уходить, уже открыла дверь своей небольшой гримерки без окошка, как увидела Дамиано с застывшей рукой вверх, будто бы он собирался стучаться. Перед её глазами всплыл фрагмент сегодняшнего разговора, где она собственноручно подписала себе приговор с дурацким желанием обнять её. Он что ни разу не обнимал тебя? — Привет, — Давид первым собрался после нескольких секунд гляделок. — Да? — она вопросительно подняла брови, застыв перед выходом. Парень еще с несколько мгновений удерживал зрительный контакт, а потом мазнул взглядом по её губах, что не укрылось от внимания де Анджелис. — Они тебя ждут внизу, — хрипло сказал парень. — А ты? — она в своей веселой манере продолжила разговор, слишком поздно осознав, что именно ляпнула. Мысленно она себя уже приговорила к казни. Дамиано не дал ей пройти в коридор, останавливая девушку за руку в дверном проеме. Теперь между ними можно было посчитать те немногочисленные сантиметры, за которые Вик отчаянно хваталась, пытаясь удержать дистанцию, границы которой стерлись после её желания днем. И она имела в виду отнюдь не физические границы. — Ты была права, — девушка с опозданием поняла, что он все еще удерживает её руки своими. Какого хрена, когда он приближается к ней, то она превращается в растаявшее мороженое, которое вот-вот растечется лужицей? Куда делась та Виктория де Анджелис, которая могла одним своим взглядом заткнуть всех? — На счет чего в этот раз? — Вик сглотнула, пытаясь сфокусироваться на его взгляде, что совершенно точно было опрометчивым поступком. Стало еще хуже дышать, ведь она своими рецепторами без труда могла уловить исходящий от мужского тела немного терпкий, мускусный запах, который заполнял каждый кубический сантиметр объема легких, распространяясь по венам. Радужки его глаз потемнели в тусклом свете гримерки, и Давид наклонился к ней. Не будучи в силах это терпеть, она зажмурила глаза, как в детстве, пытаясь убежать от опасности. Потому что Дамиано Давид был самым опасным снарядом, который может сдетонировать от любого неверного движения. — Надо просто представить, что кроме нас никого нет, и все станет проще, — она услышала его шепот у своего уха. Не в силах поверить в то, что он сказал, Вик распахнула свои глаза и полностью отключила свой разум, затыкая его голос. — Дамиано… — имя повисло недосказанным предложением, ведь в следующую секунду его полностью губы накрыли её. Если в прошлый раз тот поцелуй ощущался нежно, как легкое прикосновение к лепесткам розы, то сейчас он был сродни борьбе, в которой никто не собирался уступать место победителя. Дамиано прислонил Вик к дверному проему, властно изучая своим языком её нёбо. От несильного удара головой об дерево девушка тихо зашипела, но не перестала притягивать его к себе за шею. Он поднял её выше, охватывая руками снизу и понес вглубь гримерки. Почувствовав под собой стол, де Анджелис не убрала своих ног с его талии. Его руки блуждали по её телу, а поцелуи сместились на шею, заставляя девушку выгнуться, открывая больше доступа к чувствительному участку. — Дамиано, — она простонала, — мы ведь не можем… — Можем, — он снова поцеловал её, заставляя молчать. Внутри неё расслабилась какая-то пружина, когда рука парня легла поверх её белой майки. Мурашки по телу давно ушли на дискотеку и отбивали свой собственный ритм танца на оголенных участках кожи, которую мял парень. Он опустил лямки тонкого кусочка ткани, который сейчас даже отдаленно не напоминает предмет гардероба, и начал беззастенчиво оставлять свои отметины на груди. От его поцелуев сносило крышу, заставляя девушку не отпускать его, хотя бы на это мгновение, прижиматься ближе, стонать от его влажных губ. Вик приоткрыла глаза и увидела их обоих в отражении зеркала у стены напротив. Искусанные губы, покрасневшая шея, волосы, которые напоминали больше взрыв, нежели прическу и горящие диким огнем глаза. Чёрт, чёрт, чёрт, что же ты делаешь? Она попыталась отодвинуться от парня, который все еще был решительно настроен не отпускать её. — Постой… нет, Дамиано, хватит! — она все же смогла пробиться сквозь затуманенный от тестостерона взгляд. Вик встала с непрочного стола, который на удивление все еще не развалился, и нервно начала поправлять на себе одежду. «Можно подумать, чего он там только не видел», — прошипел мерзкий голосочек. Она схватила первую попавшуюся расчёску и лихорадочно пыталась привести в порядок торчащие на все стороны пряди. Увы, сейчас была довольно теплая погода, так что куртка без воротника не могла скрыть все отметины на шеи, которые к концу вечера несомненно обретут еще более насыщенный багровый оттенок. — Вик, — парень попытался остановить её, положа руки на плечи. — Нет! — она развернулась, освобождаясь от его прикосновений и направляясь к выходу. — Я не могу так поступать с нами, — голос девушки практически сорвался на крик, — я чёрт возьми могу давать нескончаемые интервью, играть на публику, притворяться, подогревать гребанный интерес аудитории, но я не могу сделать это частью нашей реальности! Я не могу так рисковать тобой, Итаном, Томасом, всем тем, над чем мы трудимся много лет! Вик не хотела плакать, она вообще редко когда плакала, тем более при свидетелях. Де Анджелис могла с невозмутимой улыбкой слушать поток дерьма, который на неё льётся, но позволить своим чувствам обрести верх она разрешала лишь наедине с собой. А сейчас у неё просто не хватало сил на самый простенький самоконтроль, без которого она вот-вот разрыдается. Дамиано лишь сжал кулаки, а на резко выступающих скулах заиграли желваки. — Пять минут назад ты не жалела ни о чем, когда стонала подо мной! — гневно ответил Дамиано, кивая на стол. Кажется, проблемы с самоконтролем были не только у Вик. — Сиюминутная слабость, — Вик остановилась взглядом на точку в стене, поверх его плеча, осознавая, насколько это причинит ему боль, но надо было играть до конца, — тем более, что это не имеет никакого значения. Не теперь, когда ты с Джорджией. — Повтори это, смотря мне в глаза, Виктория, — звук её полного имени неприятно отозвался очередным надрезом в области сердца. Потом, она проанализирует это потом. Собирая все остатки своей решимости, она посмотрела ему в глаза, стараясь не позволить соленым дорожкам сбегать вниз. Как же ей хотелось прикоснуться к нему, разгладить сморщенные брови, убрать это злое выражение лица. Но, к сожалению, в этой жизни так много переменных, которые ограничивают существование. Почему она не может испытывать такое влечение к Фредерико? И почему она не чувствует ни грамма сожаления за то, что разрешила Дамиано ворваться в её жизнь толстой огненной стеной, которая на своем пути сжигала все остатки правильных решений? Причины нужны для ненависти, а не для любви. Это было чертовски плохое осознание того, что вопреки главной амбициозной идеи достичь великого она начинает замечать что-то, что убивает всю её прежнюю уверенность в правильности своих же суждений, заставляя в очередной раз вспомнить: у медали две стороны. Взглянув на него в последний раз, Вик быстро вышла в коридор, осознавая две вещи. Первая заключалась в том, что ей стоит поупражняться во лжи лучше. Ведь у лестницы она наткнулась на сочувствующий взгляд Итана, а жалость была её последней инстанцией. Вторая же носила более разрушающий характер — она отчетливо слышала, как разлетелся на мелкие осколки деревянный столик, который в конце концов не выдержал накопившегося напряжения в кулаках Дамиано. *** Дамиано обернулся на звон разбитой бутылки, которая пару минут назад доказала свою пригодность своим высокоградусным содержимым и теперь одиноко стояла на полу возле своих стеклянных сестёр. В стакане было давно уже не безобидное пиво, которое он допил еще три часа назад. Парень всеми силами старался выкинуть из головы сегодняшний день, но, кажется, организовывать попойку в одном из баров на окраине Рима было не самой блестящей идеей. Будто бы снова возвращался в прошлое. Блядь. Найти открытый бар в мае было намного проще чем в марте. А за приличные чаевые бармену ему разрешил находиться прямо до закрытия, которое официально имело место быть полчаса назад. — Чувак, тебе уже действительно хватит, — бармен пытался забрать полупустую бутылку с рук Давида, который за три глотка опустошил её и кинул на стойку. — Скажи в этом и есть смысл твоей работы? — он закурил последнюю с пачки сигарету. — Наливать, слушать печальные истории клиентов, терпеть все это блядское нытье, параллельно протирая стаканы, а потом вызывать им такси домой? — У меня неплохие чаевые, — парень лет тридцати пожал плечами и посмотрел на вход, у которого припарковалась знакомая машина, — а, это наконец-то за тобой приехали! Дамиано обернулся и выругался. — Джорджия! Солнышко, какими судьбами? Ты тоже ищешь жилетку для слёз? — Спасибо, что набрали меня, — бармен вернул ей телефон Дамиано, с которого звонил, — а тебя за то, что ты набрался, благодарить не стану, — Сольери раздраженно посмотрела на Давида. — Попридержи свои коготки до дома, — он встал и последовал за девушкой, немного отставая, — ой, а эта стена всегда так кружится, или только после двенадцати? Джо, игнорируя его тупой юмор, усадила парня на сидение, и сама принялась выезжать с парковки. — Каждый раз ты выбираешь все более изощренные места для того, чтобы напиться в одиночку, — она зло сжимала руль, глядя на пустую ночную дорогу. — Прости, что отвлекаю тебя от… чем ты там всегда занята: придумывала очередную чушь, которую скормишь папаше, и сидела в Инстаграм, или сначала сидела в Инстаграм, а потом занималась транжирством семейных денег? Я просто не слежу за твоим графиком, — Дамиано вольно откинулся на сиденье. — Придурок, — короткий ответ, который сорвался с губ его бывшей. — Ценнейшая констатация факта! Машина резко затормозила на обочине, отчего Давид чуть не навалился на лобовое стекло. — Ты либо сейчас замолкаешь, и я везу тебя домой, либо продолжишь свой путь пешком в сопровождении своих комментариев! — Джо говорила каждое слово тихо, но это только добавляло нервирующего настроения. Остаток пути прошел в немом молчании. Добравшись до дома Сольери, она помогла парню встать с машины. Во время поездки его еще больше развезло, и все движения Дамиано говорили о плохой координации. — Скажи, Джо, — пробормотал парень, улегшись на кровать в своей комнате, — вы все такие холодные? Джорджия стягивала с него одежду, кидая на пол. Давиду стоило отдать должное — девушка всегда оставалась рядом, даже сейчас. — Может при рождении вам вот сюда, — он постучал по её солнечному сплетению, когда Сольери наклонилась, чтобы снять помятую рубашку, — внедряют аккумулятор холода? Другого объяснения я не нахожу. — А некоторым парням вместо мозгов заливают дерьмо! — в свете настольной лампы было сложно разглядеть её, но Дамиано казалось, что в ней до сих пор бурлит злость. Как же он задрался за сегодня с женскими истериками! Что он в жизни делает не так, раз каждый раз при сближении с противоположным полом, он терпит поражение? Почему девушки в себе таят столько тайн, и словно долбясь об стену, как дятел, ты практически не приближаешься к их разгадке. Он давно перестал убегать от этого дерьмового состояния самокопания, хватаясь за алкоголь и незнакомую девушку. Но ни от первого варианта, ни от второго легче не становилось. Последнее что Дамиано помнит перед тем, как тьма накрыла его полностью — это пальцы Джорджии на своих плечах.