Сны пены и глубин

Всё началось в тот день, когда мать Фремине сдала своего единственного сына в приют. Мальчик не знал поводов данного поступка и ещё долго, очень долго будет считать себя виноватым в вынуждении матери этого действа. Вина разъедает его изнутри, пусть причина далеко, далеко не в нём. — Это Фремине. Добро пожаловать в Дом Очага, твою новую семью, — «Отец» придерживает ребёнка за спину, представляя неуверенного члена остальным присутствующим, — Теперь ты будешь жить здесь. Фремине молчаливо кивает, так слабо, что не каждый заметит. В руках крепко и трепетно сжимается игрушка пингвин и её вид в той же степени потрёпан, как её хозяин. Долгое время Фремине не мог поладить ни с кем из приюта. Закрытый характер не был способен подпустить к себе хоть кого-то, потому мальчик всегда сидел один, в окружении сказок и своего заводного Пера. Этой компании ему было вполне достаточно, как он сам считал, пока в один роковой день к нему не подошла девочка, попросившая помощи. — Ох… Я сломала водяной насос. Она была прямолинейна и кратка. Поначалу Фремине даже опешил и не понял своей причастности к порче имущества. — Помоги его починить, пока «Отец» не заметила, пожалуйста. Выдающейся способностью Фремине является починка механизмов. Каждый раз, когда он чинил что-то сломанное, сердце мальчика разливалось приятным тёплым чувством выполненного долга и гордости. Он возился с шестерёнками и усовершенствовал Пера сколько себя помнит и в эти моменты прекращал рефлексировать на тему своей бесполезности. За этим занятием он бывает действительно счастливым. — Эм… Готово. — Вау, ты правда справился с этим! В этот момент рядом с кошкоподобной девочкой появился другой мальчик, что сильно похож на неё. В отличие от его восхищений, та была сдержана. — Да, спасибо, выручил. Фремине же, да? — Да. А вы..? — Линетт, а это Лини, мой брат. — Будем друзьями! Сиренеглазый протягивает руку для рукопожатия и улыбается так ярко, так невинно, что удивление в глазах Фремине скрыть не представлялось возможным. Ровно, как и радости. Не такой открытой, как у Лини, но не заметить румянец на ямочках в щеках блондина было сложно. Так у Фремине появились первые товарищи.

***

«Отец» не любит, когда воспитанники плачут. Фремине слишком часто хочется рыдать у неё на глазах, что красноглазая не терпит. Она дала понять это в самый первый раз, ещё на пороге приюта, но он пока не научился хорошо скрывать эмоции. — Слёзы – проявление слабости, — «Отец» совсем немного повышает тон, голос твердеет, отчего коленки ребёнка слабо трясутся, — А ты должен быть сильным, Фремине. Мальчик сдерживается, изредка всхлипывая, мечтая о том, как бы поскорее оказаться в том месте, где его слабость не будет помехой и раздражающим звуком. «Отец» смотрит строго, но снисходительно, не задерживая мальчика. — Иди и больше не плачь в чьём-либо присутствии. Отвернувшись, Фремине выбегает из комнаты, вытирая рукавом влажные ресницы, на коих осели настойчивые слёзы. Блондин хочет спуститься под воду, где никто помимо цветков ромарина не услышит его плачь, а вода смоет все печали до единой, однако за свободную руку мальчика кто-то хватает, тем самым пугая его. Хватка похожа на родительскую, отчего невольно вспоминается отец и перед глазами появляется «Отец» Дома Очага. Она услышала его и решила вернуться? Закрываясь от потенциального удара, Фремине слышит неожиданный нежный детский голос: — Младший брат, что-то не так? — Лини? — Ага, — названный отпускает руку Фремине, улыбаясь, — это я. — Эм… Нет, всё в порядке. — Если бы оно было так, ты бы не плакал. Из тебя ужасный лжец, младший брат. — Ух… Настойчивости и прямолинейности у Лини не занимать, прямо таки как у его сиблинга. Даже немного завидно от такой честности. С «Отцом» они разговаривают также, интересно? — Ты можешь рассказать мне, никто не узнает, честно. — Н-нет. Фремине шмыгает носом, сразу же потирая его тыльной стороной ладони. — Почему? — «Отец» запретила мне… — Она ничего не узнает, — друг берёт плачущего за руки, сжимая их уверенно, будто с желанием передать это чувство младшему, — Обещаю. Куда ты вообще собирался? Сбежать от нас? — Что? Нет, я и не думал… Я хотел опуститься под воду. — Ты хотел утопиться? — Н-Нет! Со шлемом! Я всегда делаю это под водой, что б никто не услышал плач… — О, вот как. Ну, тогда, может, в этот раз сделаешь исключение и поплачешь рядом со мной? Мне очень интересно, что тебя гложет, и я хочу помочь! Мы ведь друзья, а ещё я твой старший брат, а значит, обязан заботиться. Не расстраивай и меня своим отказом, прошу-у. Лини обладал той харизмой, которая отсутствует у Фремине. В будущем он станет актёром, а что же выпадет на долю аквалангиста второй не знал и задумываться боялся. Его будущее всегда ассоциировалось с дрожащей водной гладью, которой не суждено было успокоиться. В своей жизни ничего важнее приказов «Отца» мальчик не видел и считал своим пределом. Это расстраивало, но вместе с тем придавало смысл. Всхлипнув последний раз, больше плакать не хотелось.

***

Получилось ровно так, как предсказывалось и сиблинги стали играть в оперном театре Эпиклез. Наступало время их первому в жизни номеру и оба заметно нервничали, Лини стучал пальцами по собственным локтям, а Линетт махала пушистым хвостом из стороны в сторону. До этого момента казалось, что их ничего не может заставить так волноваться, но, как оказалось, то было не правдой. У каждого есть свой предел и собственные ограничения в той или иной мере. Дожидаясь своего выхода в гримёрке, старший брат наворачивал круги вокруг Фремине, да так, что у второго голова кружилась и птички летали над макушкой. — Лини, успокойся, прошу. — Я не могу! Юноша вскидывает руками, наконец, останавливаясь. Светлые брови хмурятся и на переносицу ложатся два пальца, потирая их. — Я провалюсь. Я точно всё испорчу. У моей дорогой сестры уже есть Глаз Бога и она спокойнее меня, а значит справится, а у меня что? — парень разводит руками. — Ничего! — Ищи во всём плюсы, как ты говорил мне. Если у тебя ещё нет тех сил, что у Линетт, тебе публика сильнее поверит. — Эх… Может… Мне стоит обрести Глаз Порчи, как считаешь? Лини не впервой предлагает эту идею близким и от всех всегда получает один непоколебимый ответ: — Категорически нет. Ты же знаешь, какие побочные эффекты от его использования… Блондин стал прямо таки одержим получением силы и не важно, какой ценой. Фремине и Линетт это пугало, потому те ходили за ним хвостиком практически по пятам, не давая совершить ошибку. Лини сам понимал, что глупо губить самого себя в столь юном возрасте ради недолгого действия и успокаивал временностью, что в будущем Боги обязательно посмотрят на него и посчитают достойным, просто пока рано. — Младший брат, скажи, я так плох, что не достоин своего Глаза Бога уже сейчас? — Конечно нет. Ты лучше без него. Ты очень способный, Лини. — Ха-ха, ну ты и льстец! — Я не… ух. — А что, ты бы тоже мог стать фокусником. — Я? Нет, я не люблю быть в центре внимания. — Жаль, такое симпатичное личико пропадает. Лини подходит к брату вплотную и сжимает его щёки, что губы парня складываются в бантик. — Лини? — Не дёргайся, я хочу кое-что посмотреть. Это не больно, не бойся. А Фремине боялся, но друга послушал. Кому-то другому в такой просьбе аквалангист навряд ли бы доверился, даже его сестре, он может сомневаться в ком угодно, только не в Лини. Зажмурившись, Фремине так и не отпускали пару минут, водя чем-то гладким по обеим щекам. На лице оставались следы, но парень пока не знал, что актёр, возомнивший себя гримёром, рисует. — Та-да! — Лини резко поворачивает стул голубоглазого к зеркалу. — Готово, смотри! Наконец медленно открывая глаза, предварительно проморгавшись, парень видит себя и своего товарища на плече, что озорно улыбается с каплей на лице. Переведя внимание на собственные щёки, на правой тот видит закрашенное чёрное сердце и силуэт кошки на левой. Грим нанесён аккуратно искусстно, что оба легко замечают. — Как тебе? Ты теперь как я, ну прямо на сцену хоть сейчас! — Лини задумался, приподнеся большой палец к подбородку. — А может тебя ещё и переодеть в мой костюм? — А?.. Представляя на своём гибком теле узкий чёрный корсет Лини с рубашкой без плечей, но с рюшечками и бантиками, Фремине робеет. А замечая эти соблазнительные чулки на тонких ножках, то отказ ожидается подавно. — Н-нет, мне не пойдёт! — Не стесяйся! Руки Лини опускаются на бёдра и приподнимают накидку, отчего Фремине вскрикивает и убирает ладони блондина. — Т-тебе уже пора! — Хорошо, пожелай мне удачи! — Удачи... Кивнув уже за занавесом, парень исчезает, начиная шоу. Юноша оплошал пару раз, но легко выкрутился, да так, будто то было задумано и улыбался спокойно, словно выступает с рождения. Один Фремине видел, что губы его растягиваются фальшиво и то была лишь маска.

***

Ночами в Фонтейне часто гремит гром и льёт дождь. Старая детская поговорка о просьбе не плакать Гидро Дракону не помогала, хотя приют проговаривал её каждый раз. Одним таким вечером всё повторилось. Это была первая страшная ночь для маленького Фремине без ласковых рук и речей матери. Обнимая Пера, он успокаивает игрушку также, как могли бы успокаивать его. — Не бойся, Пер. Я не дам тебя в обиду. Фремине знал к кому идти, когда его воображение рисовало для него страшных чудовищ из его волшебных сказок. И героем в них для него был… — Лини..? Керамический холодный пол касался босых ног Фремине и представлялся водной гладью, такой же ледяной, как сейчас на улице стоят воды. Будто не чувствуя холода, мальчик осторожно ступает в комнату близнецов и тихо усаживается на краю кровати Лини. Линетт на другой постели поодаль спит сладким сном, отвернувшись к стене, изредка дрожа чувствительными кошачьими ушками. Нужно было вести себя тише, что б не потревожить её чуткую натуру. Лини также мило спал. Фремине нечасто видел его растрёпанным и даже сейчас лежащие на подушке волосы не кажутся взъерошенными, напротив, будто сама «Отец» аккуратно уложила его пряди. Согнав странные мысли, мальчик вновь зовёт друга робко. Фокусник не проснулся и только после лёгкой тряски за край одеяла его глаза сощурились и приоткрылись. — Младший брат? — юноша на локтях приподнимается, сладко зевая в ладонь. — Ав-в-в, что стряслось? — Мне… приснился кошмар. Лини никогда не смеялся над слабостями Фремине, не учил был сильнее и не журил возрастом, что сейчас мальчики уже не должны бояться темноты, сиренеглазый вёл себя тактично и понимающе, всегда приглашая поспать с ним в одной кровати. Приподняв край одеяла, Лини приветливо похлопал рядом с собой. Фремине, приняв приглашение, лёг спиной к другу, вскоре ощущая и его тело позади вместе с опускающимся пушистым пледом. Вмиг стало теплее и дело не только в одеяле. — Бр-р-р, младший брат, какие у тебя ноги холодные! — горячим шёпотом констатируя факт в ухо Фремине, Лини съёжился. — Грейся скорее. — Прости… — Ничего. Снова дело в громе? — Да, но не только. Ко мне во снах снова приходила мама. — Она была такой строгой? — Нет, она не ругает меня. Она… уходит, — глаза предательски щиплют солёные слёзы, но парнишка не даёт им вырваться, — Как считаешь, это во мне было дело? Ну, почему она… сделала это. — Навряд ли. Ты замечательный и наверняка она отдавала тебя к нам нехотя. Может, у неё были большие долги или за ней и тобой охотились нехорошие люди. При упоминании недобрых личностей Фремине вспоминает историю Линетт, как «Отец» спасла её. Мурашки по коже пробегают от того, что пришлось пережить его сестре и что такие люди ходят по одной земле с ними, дышат одним воздухом, отчего предположение Лини кажется правдоподобным. Найди его такие люди, кто бы спас Фремине? — В одной книге я читал, что когда люди умирают, они превращаются в звёзды и смотрят на нас с небес… Я ненавижу своего настоящего отца. Он бросил нас с мамой, так что мне нет до него дела. Но вот мама… Если она посмотрит с небес и увидит, что после стольких лет в новом доме ребёнок, которого она защищала ценой собственной жизни, всё ещё боится грозы… Она… разочаруется во мне? — Ты думаешь, она уже там? — Не знаю… А что ты думаешь о своих родителях? — Я никого из них не помню, с детства мы с Линетт ходили по улицам как дворняжки и выступали ради еды. Это было так унизительно. Уж чья мама и должна быть разочарованна, так это моя. — Ну же, Лини, это не правда. Теперь ты выступаешь в театре как полноценный актёр и заботишься обо всём приюте. Ты сильный, заботливый и искренний, наверно, она очень гордится тобой и Линетт. — Ха-ха, вот также думай и ты о себе. — Ну, нет, я не такой классный, как ты. — Чушь. Ты лучше. Твои изобретения – нечто, ты намного талантливее меня в этом. — Но– — Не припирайся со старшим братом, — Лини поворачивает Фремине к себе и, убирая чёлку с пушистых ресниц, мягко целует в лоб, — Я думаю, что ты отличный и так считают все. Один ты нам не веришь. Обидно, между прочим. — Я верю! — Фремине вскакивает с постели и уверяет. — Верю. — Хе-хе, спасибо. А теперь… ав-в-в… давай спать. — А, ух, да… Спокойной ночи, Лини. — Сладких снов, младший брат. Герой вернул спокойствие в душу тревожного Фремине и утолил его печали. Спать не хотелось, мальчик желал лишь поговорить с Лини ещё о чём-нибудь, чём угодно, но юноша уже спал, посапывая брату в плечо и обнимая его за спину как подушку. Фремине ещё долго смотрел на его изящные руки, не скрытые перчатками. Кошмары отступили, а все самые страшные тени остались за его спиной.

***

После получения своего Пиро Глаза Бога Лини будто расцвёл. Никогда Фремине не видел друга таким счастливым. Таким образом, один Фремине в их компании остался с физической силой двуручного меча, что оставляет болезненные частые мозоли на пальцах от своего веса. Парень и не думал о получении своего, разве что мимолётно и иногда, представляя, какой у него мог бы быть. Гео? Пиро, как у Лини и «Отца»? Анемо, как у Линетт? Или может Крио? С того момента Лини стал вульгарнее. Может, на то сказался возраст, но юноша научился игриво флиртовать себе на пользу. Порою сладкие словечки вылетали из его коварных уст и в адрес Фремине, но те никогда не добивались чего-то, скорее были как бы заигрывающими, но вместе с тем дружескими. «Твои глаза прекрасны, словно драгоценные прозрачные топазы. Как они мне нравятся!» «Мой милый младший брат, ты выглядишь сегодня изумительно.» «Ты украл у меня кое-что важное. Думал, я не замечу? О, не переживай, это не что-то настолько ценное… Это всего-навсего моё сердце!» «Твои родители случайно не были пекарями? Тогда откуда у них такая сладкая булочка?» Все эти подкаты вкупе с хитрой улыбкой и подмигиванием вводили в краску, если бы не это злосчастное прозвище младшего брата. Подобное будто бы рушило всю хрупкую романтику, балансирующую между родственной и другой. Она рассыпалась, как карточный домик. Фремине никогда не считал Лини братом, пусть даже сводным. А может ему и нравится, как Лини называет его ласково, делая комплименты или даря радужные розы? А может ему не хватает этих ухаживаний и парень жаждет чего-то большего, сам не зная чего и боясь предполагать? Фокусник говорит всё не только ему, так что любая интересующая его девушка, с которой он перекидывался парой слов, могла стать его потенциальной парой. Отчего-то этот факт заставлял ревновать аквалангиста, что Фремине живо пресекал. Не его это дело, а Лини в праве общаться с кем хочет и как хочет, к его превеликому сожалению. Нормально ли завидовать в подобном своему же «старшему брату»? — Напомни ещё раз, какое мы задание здесь проходим? — Мы не на задании. Это свидание! Фремине поперхнулся Фонтой. — Ха-ха, ну что же ты, дружеское! Мы просто перекусываем в кофейне. Фремине никогда до этого не был в Лютенции. Не видел он романтики в этих открытых столах под зонтиками, скрывающие посетителей от солнца или непогоды, к тому же идти одному не было резона, а звать кого-то отсутствовало как желание, так и кандидатуры. Нет, были, конечно, Линетт и Лини, но они могли не так понять. По всей видимости, Лини как-то прочитал это в младшем брате и взял инициативу в свои изящные руки. — Здесь отличные закуски, попробуй что-нибудь! Линетт без ума от печенья Мадлен настолько, что сама научилась его готовить, представляешь? — Я хорошо представляю, за ней же потом чинил утварь. Как она сумела сломать даже ложку..? — Ну, она же была деревянная. Так что будешь? — Ладно, купим это же печенье? Я заплачу. — Давай ты не будешь плакать. — Да нет, я морой заплачу. — Вау, ты умеешь плакать морой? После одностороннего смеха Лини таки заплатил сам, принося младшему брату скромное угощение. Вид уступал особому блюду сестры, но вкус имел почти идентичный. Так их трапеза прошла за речами Лини и вниманием Фремине. Так было всегда, один говорил, а другой слушал. Они никогда не менялись ролями и были довольны собственными положениями. По окончанию пикника Лини приподнимается и неожиданно для блондина приближается к его лицу непозволительно близко. — Лини? Его руки в перчатке тянулся к его лицу, щекам, губам, что всё тело горит, смущается. Фремине вновь зовёт друга, менее спокойно, в то время как озорное выражение напротив расслабляется. Меняется в редкую задумчивую эмоцию. Иллюзионист строит такую, когда сильно сосредотачивается. — У тебя были крошки на лице. — А… Ух-х… — Ох, ха-ха, извини, я не подумал. — Н-ничего. После этого момента Фремине удостоверился в том, что испытывает странные чувства к Лини, но сам пока не до конца понимал какие, в то время как проницательный иллюзионист не заметил ничего странного, продолжая липнуть к младшему братцу с приторными речами, после которых зубы слипались и не давали выговорить ни слова без дрожи последнему.

***

С каждым днём количество выступлений росло, что увеличивало зрелищность шоу, опытность сиблингов и усталость каждого из них. Лини больше не флиртовал с близкими, а Линетт входила в режим энергосбережения всё чаще и чаще. После очередного выступления актёра было не найти, пока Фремине не нашёл Лини на перилах у их временного жилья в районе Кур-де-Фонтейна. Уже выходя на порог, блондин облегчённо вздыхает, находя его там. — Лини..? После молчания Фремине сделал вывод, что у названного вновь апатичный период. В меланхоличном настроении он никого к себе не подпускает, предпочитает быть один и не улыбаться. Такие состояния кто-то замечает за ним крайне редко, оттого видеть его таким становится всё более и более непривычно. Будто от парня отрывают кусочек души. Фремине не знает, стоит ли спрашивать у него что-либо. — … — Лини? Возможно, он хочет побыть один. — Лини, ты… Парень, наконец, оборачивается, будто услышал только на третий раз, и взгляд его был полон вселенской печали и усталости. Фремине опешил от поворота, отступив назад. — Фремине? Что-то не так? — А… Лини натягивает улыбку, пытается надеть маску перед братом, но он так замучен, что неспособен на ровную мимику. Только не сейчас. Только не перед Фремине. — В-возможно, я ничего… не могу сделать… но!.. Я выслушаю! Хоть до полуночи, хоть до следующего утра. Я буду слушать тебя пока ты не закончишь. На минуту Лини перестаёт тянуть мочки, а Фремине достаточно уверен и серьёзен, что бы убедить сироте поверить в доброту его намерений, но только на минуту. — Спасибо, Фремине. Но я здесь– — Разве это не утомительно? Всегда выглядеть идеальным. Постоянно натягивать дружелюбную улыбку. Вечно решать всё самому. Я хочу увидеть тебя настоящего, Лини..! Лини отворачивается, не позволяя смотреть на своё лицо. Его эмоция сейчас совсем не подходит под поддерживающий тон младшего брата и только отпугнёт его своей неестественностью. — Ты не прав. Я справлюсь. — Тебе ни к чему носить маску постоянно, не храбрись через силу. — Я не могу. В будущем «Отец» отдаст трон мне и я должен вести себя… подходяще. — Ты не обязан. Все могут быть слабыми. — Все, кроме меня, Фремине! Лини оборачивается и взмахивает рукой, заставляя аквалангиста отпрыгнуть назад от неожиданности. В глазах фокусника ярость и тон его совершенно неизведанный доныне. Это первый раз, когда Лини злится на своего члена семьи. — Это ты можешь вести себя слабо, как я тебе и наказывал, но не я! Я всегда говорю тебе то, что подходит тебе, а не мне! Мы слишком разные! Не тебе руководить целым приютом и становиться в итоге Предвестником, Фремине!.. — парень хватается ладонями за свои волосы, сжимает их, дерёт и кричит, распутывает маленькие косички, опуская растрëпанные локоны на выведенный лик, пока Фремине стойко сдерживает слёзы, — Ты ничего, ничего не понимаешь!!! — Что за шум? Дверь открывается и на пороге появляется встрепенувшаяся Линетт. По сонному выражению и пижаме братья её разбудили. — Я думала, здесь кошки визжат, а это всего лишь вы. Прекращайте. Сестра всегда умела укротить и успокоить Лини. Поговорить с ним без слов. Фремине пытался научиться у неё этому навыку, но она объяснила, что то связывает их кровными узами, этому так просто кого попало не научишь. Так у голубоглазого появилась ещё одна причина не считать Лини своим братом. После того вечера Фремине не поднимает эту тему, а Лини извинится, что сорвался и предпочтёт забыть, вернув всё в привычную стезю.

***

Одним скучным днём, когда все задания «Отца» были выполнены, друзья были предоставлены самим себе и развлекали себя как могли. Линетт закрылась в своей комнате и просила не беспокоить по причине подзарядки. Иногда она сама напоминала совершенный прибор или куклу. Фремине же наведался к Лини и у второго быстро появилась идея как им занять друг друга. — Карточные игры и магия имеют куда больше общего, чем можно себе представить. — Священный призыв семерых? Но я не умею в него играть… — Не страшно, я научу тебя. В СПС умеют играть даже заключённые Крепости Меропид, а ты-то умнее их, разберëшься. — Откуда ты знаешь об этой тюрьме и их заключённых?.. — Ни раз был там на задании «Отца». А вообще, это не важно, вот, смотри! Лини достаёт из колоды стандартные карты Дилюка, Кэйи и Сахарозы и вкратце вводит в курс дела. Фремине действительно скоро входит в игру и сиренеглазый предлагает играть три партии на желание. Фремине нехотя соглашается и они начинают. У Лини была колода, состоящая из него самого, Линетт и Фремине. Последний слабо усмехнулся с того, что тот собрал семью, больше умиляясь с этого. В свою же колоду аквалангист менял персонажей по мере прохождения партий, ни разу не добавляя себя, только к третьей игре добавив Лини. — Ого, ты не выиграл у меня ни одной партии. Ха-ха, не расстраивайся, давай в следующий раз я помогу тебе со сборкой? Сразу начнёшь игру с хороших карт. — Ух… Я говорил, что очень плох в этом. — Казалось, что новичкам везёт. Ну, видимо, я слишком хорош. Фремине состроил осуждающее выражение, не кроющее за собой ничего. — Эй, не смотри на меня так, у меня не было тузов в рукаве! — Лини поднимает руки и из его карманов вываливаются его не игральные карты. — Упс. — Как бы там ни было, я проиграл, а значит выполняю желание. — О, точно! Я почти забыл. Что ж… Парень встаёт из-за стола и опускает ладони на плечи младшего брата, щекотливо шепча в самые уши, заставляя по телу бегать мурашкам: — Помнишь как давным-давно в гримёрке ты отказался надевать мой костюм? — А?.. — Теперь не отвертишься! — Ух-х… — Не волнуйся, у меня есть запасной. Хотя, если ты хочешь, то можешь снять и мой, махнëмся одëжкой, ха-ха. — М-м-м, спасибо, но нет. Пожав плечами а-ля «как хочешь», Лини на минуту удаляется, а после возвращается с костюмом. — Я его ни разу не надевал. — Ты думаешь я брезгую? — Мало ли. Бери. Фремине берёт, смущённо скрываясь за ширмой, однако фокусник проскальзывает за ним и аквалангист смущается пуще прежнего. — А-а? — Ты не справишься с корсетом сам, я помогу тебе его надеть. Это же твой первый раз? — Я-я разберусь, выйди, пожалуйста! — Ладно-ладно, исчезаю. Сняв шляпу в реверансе, благо без применения силы Пиро, парень ретируется, оставляя Фремине наедине со своим отражением. Вздохнув, парень кивнул сам к себе и приступил к переодеванию. Раздеться было проще простого, а вот с натягиванием костюма Лини сразу же появились проблемы. Сначала аквалангист не понял с чего начинать, после же тот не вышло натянуть, но и на этом проблемы не остановились: шнурки совершенно не слушались и выскальзывали из-под пальцев и контроля. Жалостливо вздохнув, за шторами доносится голос: — Справляешься? — … Нет… — Помочь? — … Пожалуйста… — Ха-ха, — фокусник распахивает занавес и врывается к младшему, — конечно! Фремине, от смущения смотря в пол, протягивает одежду обратно хозяину и сам потирает своё полуобнажëнное тело. Становилось холоднее и что-то ему подсказывало, что одежда Лини не греет. — Н… не пялься, а помоги уже… — Извини-и. Ты даже не развязал его, как собирался надевать? — Я пытался… Развернув корсет и ослабив шнуровку, иллюзионист надел его по фигуре Фремине через голову чётко по центру туловища и линии талии, обозначив горизонтальной лентой внутри. — Говори, когда станет туго, — эти слова потревожили Фремине, когда Лини уже потянул шнуровки для фиксации положения, — Ну как? — Угх… — В первый раз всегда больновато, но потом станет удобнее, — юноша аккуратно тянет верхние ленты, — Надеюсь, тебе не сильно больно. У тебя хотя бы не женский корсет, вот в одежде Линетт было бы совсем некомфортно. — А т-ты откуда… знаешь… ух-х… — Так я примерял. Лини постепенно затягивает остальные шнурки, обращая внимание на дыхание брата. Наконец закончив с утягиванием корсета, что показалось Фремине пыткой, первый закрепляет шнур и завязывает его в бант. — В-всё..? — Йеп. Дай своему телу время привыкнуть и я помогу натянуть чулки. — И их тоже? Лини, ну хоть с чулками то я справлюсь. — А, а, а, — Лини крутит пальцем, — Раз уж взялся помогать, то помогай качественно и до конца. Блондин поднимает лицо Фремине на себя и разворачивает телом к зеркалу в полный рост. В новом стиле аквалангист выглядит неузнаваемо и так соблазнительно, что Лини хочется того щëлкнуть, жаль камеры под рукой не было и приходилось запечатлять момент лишь в памяти. — Как тебе? — Мне не идёт… — Тебе кажется, потому что мы не закончили. Мягко толкая Фремине в грудь на пуф, голубоглазый садится на него и постепенно действительно привыкает к неудобному костюму. — Слушай, может, я правда сам?.. — Не-а. Вытягивай ноги. Закрывая рот рукой, хочется спрятать лицо под шлемом, но его личная одежда далеко. Фремине повинуется, вытягивая одну ногу, что нежно ложится в шершавые от перчаток руки. Стопа входит в серый чулок, он поднимается к икрам и останавливается у колена. Тоже происходит со второй. Последним атрибутом осталась обувь, что зашнуровывалась не легче корсета, но это уже были не проблемы Фремине, а Лини легко и изящно, явно не впервые заканчивает с обновлённым видом брата. — Вот и всё, — придерживая Фремине за подколенные ямки и находясь слишком близко к паху, юноша будто ничего не замечает, улыбаясь из-под наклонённой макушки, — Выдыхай спокойно. И Фремине выдохнул, убирая ладонь, только вот вышло это крайне неспокойно. Прося поскорее отойти и вскакивая самому, Лини безмятежно и бесстыдно смеётся. — Так торопишься взглянуть на себя? Не спеши, ты прогуляешь так до завтра. — Ч-что? — Это моё второе условие, — Лини показывает два пальца и высовывает язык, подмигивая, — Если не хочешь быть кем-то увиденным, можешь остаться у меня, я попрошу Линетт не заходить. — Ух-х… Напомни в следующий раз больше никогда не играть с тобой на призы. — А что бы загадал ты, младший брат? — Что-то попроще. Не знаю… Может… Поцелуй? — О? — замечая румянец, Лини всё равно бестактно продолжает допрашивать, — А какой? — Обычный… В щëку… — Что за зажатость, ты не уверен? Или лжёшь мне? — Н-нет! Я бы и не подумал! — Ха-ха, не волнуйся, я знаю. Неожиданно для Фремине, пока он переживал и смущался, на его щëку ложатся тёплые губы, только через, кажется, вечность, убираясь. — Считай это утешительным призом. Из-за второго условия Фремине так и ночевал у Лини, к сожалению, в неудобном для себя стиле, ибо по предложению спать в неглиже парень отчего-то отказался. Также, по причине трёх выигранных игр Лини, тот придумал третье условие, по которому парни должны быть спать в одной кровати. Выбора не было, но даже если бы был другой вариант, Фремине предпочёл бы греться, лёжа с Лини. Как и обещалось, об этом вечере никто не узнал.

***

В тот несчастный день, когда шпионы Дома Очага провалились на задании в крепости Меропид, Лини никогда не чувствовал себя более испуганным, чем когда находился в кабинете герцога, управляющего тюрьмой. Не за себя даже, а за Линетт и Фремине. С пробитой от пули Сиджвин шеей перед волкоподобным в согнутом и униженном положении, фокусник больше не юлил и лишь просил забрать его, отпустив его близких. На всё иллюзионист был готов пойти и стерпеть, лишь бы знать, что его родные в безопасности и не здесь. — Фремине не может сейчас выйти, — объясняла Сиджвин, — из-за переизбытка первозданной воды в его организме ему лучше остаться в лазарете. — Что с моей сестрой?! — О, с Линетт всё в порядке, — герцог ехидничает, зная, что преимущество на его стороне, — Она спокойно спит после чаепития. Тебе бы тоже не помешало успокоительное. — Аргх! — Ты сможешь увидеться с ними, если отпрыски Арлекино прекратят совать свой нос в чужие дела. Ты думаешь, я впервые вас у себя замечаю? Иди и больше не появляйся на мои глаза. Я не всегда буду так благосклонен. На том и порешили. — Прости меня, — первое, что сказал Фремине после того, как очнулся, — Это… полностью моя вина, я– — Нет, это и моя вина тоже. Мне стоило быть осторожнее… братец. — Не вини себя Лини. — Ты ведь старался для нас. Дабы сдержать вырывающиеся слëзы, будь они причиной радости, грусти, благодарности, или чего-то другого, Лини обнимает брата и сестру, сжимая так крепко, что б не навредить уже натерпевшимся. «Они – всё, что у меня есть» — Вы ещё здесь? Главный в крепости встретился с Лини ещё раз, но уже наедине, без Путешественника и его компаньона. Продолжая смотреть сверху вниз, юноша ощущал себя с ним маленьким мальчиком, да куда уж там, котёнком в лапах агрессивного пса, от которого без царапин не выбраться. Недовольно цокнув, блондин складывает руки. — Сиджвин попросила остаться. — Вот как. Ты говорил то серьёзно? — Что «то»? — Когда предлагал себя на замену им. — Ну конечно. — Настолько дорожишь ими. Это может быть опасно для них же. Лини смотрит исподлобья, угрожающе. — Я больше не дам их в обиду. — Я и не сомневаюсь. Слушай, хоть я и сказал больше не появляться, но гостем для тебя и твоих друзей мои ворота всегда открыты. Можем выпить чая с тобой и твоей сестрой, если ты тоже любитель. В этот раз без усыпляющих добавок. — В качестве заключённого? Нет уж, по своей воле я здесь больше не появлюсь. — «По своей воле»… Почему Арлекино заставляет вас это делать? — В принципе или именно нас? — Второе. За первое я уж как-нибудь сам догадаюсь. Я ожидал опытных шпионов, но в ответ они отправили к нам кучку детей… Вы были им не нужны? Или Фатуи понимали, что я не допущу, чтобы им причинили серьёзный вред? — Видимо, мы выполняем поручения лучше остальных. — Ха-ха, я бы так не сказал. — Тск. Раз видел нас и раньше, чего не поймал тогда, а? — Не хотелось задевать твою гордость, — мужчина улыбается всё шире, пока юноша перед ним мрачнеет с каждой новой репликой всё сильнее, — Знаешь, если бы ты не попал в приют к ней, мог бы вырасти кем-то достойным, как… — «Как ты»? Нет уж, мне в рядах Фатуи будет лучше, — Лини потирает оголённые плечи, — У тебя тут невыносимый холод. — Если бы ты одевался менее непристойно, то не заметил его. Это тебя Арлекино так вырядила? — . . . — Ха-ха! Ну дела– — Это всё, что хотел герцог? — М, да. До встречи. И ещё кое-что. Я не предполагал себя, когда имел ввиду кого-то достойного. — Прощай.

***

Шарлотта, репортёр «Паровой птицы», частенько заходила на огонёк к дому Лини и Линетт, либо же встречалась с ними на улице с целью нахождения у них сенсаций. Все давно сбились со счёта, сколько раз сиблинги отказывали ей. «Отказ от интервью только подтверждает мои подозрения, что он скрывает потрясающую историю! — объясняет Шарлотта. — И я буду копать, пока не найду её, что бы потрясти мир!» Встретившись с Фремине в первый раз, второй заинтересовался Господином Верите – фотографическим помощником репортёра – и предложил внести несколько усовершенствований в объектив. — Ой, а он будет работать? — Я знаю, что делаю. У девушки сердце замирало с какой скоростью Фремине разобрал её помощника, однако, тот также скоро собрал его обратно. — Ого, да ты, должно быть, выходец из Исследовательского института Фонтейна? — Нет, — аквалангист машет руками, — вовсе нет, я просто увлекаюсь механизмами. — Простой любитель не справился бы с подобным так просто, у меня не обычная камера! Светловолосая лёгким движением вернула Господина Верите на пояс, пока ныряльщик смущённо потирал шею. На комплименты парень спокойно реагировать так и не научился. Отпускать Фремине репортёр не собиралась, потому, приблизившись к тому на пару шагов, она заладила свою шарманку: — В твоём прошлом ведь много сенсаций, которые только и ждут, когда я их раскопаю? — Что? Нет, я обычный аквалангист– — Оу-у, какие мы скромные! Тогда может расскажешь что-то о своих сожителях? — Эм, это их личная информация, спроси сама… — Они мне её не раскрывают! — Значит, на то есть причины? — Наверняка они скрывают что-то невероятное! — Навряд ли… — Ладно, что сам о них думаешь? — А моё мнение не попадёт в газеты? — Не волнуйся, если ты не хочешь горячего заголовка, я сохраню конфеденциальность. — Хорошо… Эм… Фремине мог сказать многое, но не сказал. Слишком уж большая часть его мыслей была личной или смущающей. Но Шарлотте и того хватило, если исключать возможность выложить всё это на интерес публике. Как понял Фремине, девушке были интересны истории самой, пусть даже без публикации. — Вау, так интересно! Может, зайдëм в кафе и ты расскажешь мне ещё? — Оу, эм… — Прошу, отказы не принимаются и я плачу! Хотелось ответить ей «не плачь», как ему самому говорил Лини когда-то, но парень сдержался. — Разве не парням принято платить?.. — Ничего, я угощаю! В который раз отказывать девушке за сегодня было неловко, потому Фремине помято выдавил из себя согласие. Радость репортёра было нельзя передать словами. — Не пьëшь кофе? — Нет, от него у меня сильно колотится сердце и успокоиться не могу, я пас. — Оу, понятно, — попивая горьковатый напиток в прикуску со сладким печеньем, ответила Шарлотта, — и сладкое не ешь? — Ем, белоснежная «роса» – это же десерт. — Ой, точно! А я от сладкого без ума! Мама всегда говорила, что у меня есть отдельное всегда свободное местечко для вкусненького! — А, понятно… — Ой, тема о родителях не болезненная для тебя? — Эм, н-нет, — да, — всё в порядке… — Извини, ляпнула, не подумав. Минуту оба сидят в неловкой тишине, занятые своими закусками. Проглотив последнее печенье Мадлен, Шарлотта вдруг неожиданно встаёт со стула и приближается к Фремине, прямо как Лини на их прошлом пикнике. У них сговор или это традиция этого места? Надо будет спросить после у Аруэ. — Твои голубые глаза прекрасны, — говорит Шарлотта, приподнимая чёлку Фремине, — прямо как море! Не успевает голубоглазый и мявкнуть, как мимо столика, как назло, проходит знакомая фигура, взмахивая серым хвостом. — Уже обзавëлся подружкой, Фремине? — Э-э-эм!.. — Интересный выбор. — Ты всё не так поняла, — встревает Шарлотта в попытке спасти положение, очевидно, отлипая от веснушчатого, — Мы просто разговаривали! — Странные у тебя новые способы раскопки сенсаций. Только на мне с Лини их не практикуй. — Ха-ха, конечно!.. — Не шути так больше, Линетт, пожалуйста!.. . . . С появлением Путешественника всё в Фонтейне переменилось. Суд, пророчество, наводнение… С появлением Итэра и Паймон эта парочка исполнила больше событий чем за всё время правления Фурины. Лини переключился на золотоволосого, даря тому ламповые колокольчики и радужные розы. — Братик, тебе нравится Итэр? — Что? — фокусник выглядит взволнованно, — Н-нет! — А мне цветы не даришь. А, братишка? Подозрения в чувствах Лини от сестры смущали не только виновника торжества, но и Фремине. Нотки флирта и романтики от дуэта Путешественника и Великого Иллюзиониста Куд-де-Фонтейна было слышно за милю и отрицать это никто не торопился. Сам же Итэр о разговорах в Доме Очага не слышал, но что-то явно подозревал и, в целом, был даже не против. Фремине больше времени проводит среди тидалий, чем людей. С получением Крио Глаза Бога ныряльщику открылась возможность погружаться налегке, но по привычке юноша всё равно берёт с собой шлем. Большие ракушки помогают в помощи подводных сокровищ при ударе по ним. Фремине считает их завораживающими, а некоторые у него предпочитает забирать Шарлотта для своих коллекций. Однако всё же Фремине зачастую плавает среди водорослей не в поисках драгоценностей, а спокойствия и умиротворения. Под водой никто не видел его печалей и не слышал плач. Его одиночество прерывает неожиданно появившийся из неоткуда Лини, медленно приплывавший к укромному местечку Фремине среди кораллов. В воде волосы развиваются изящно и очаровательно, а тело отражает блики солнца намного лучше, чем на суше, однако при всех этих видах говорить против пузырьков изо рта проблематично, потому парочка, под мах руки в перчатке в определённом направлении, уплывает прочь. Вынырнув в деревне Меруси, оказавшись в неком подобии небольшого пруда, что под собой ведёт в глубину океана, волосы обоих перестали грациозно развиваться, влажным потоком опустившись на плечи. В этом тоже был свой шарм, пусть и другой. Лини хлопает ладонью по водной глади и капли разлетаются на лицо Фремине, отчего второй жмурится и вытирает их пальцами, а первый звонко смеётся. Среди розово-фиолетовых пейзажей не бывает никого, кроме мелюзинов, хотя и последних здесь сейчас не наблюдается. Успокоившись, иллюзионист вытирает руками мокрые волосы, смотря на брата. — Искал что-то под водой? — Частично. — Прятал свои страхи? — Всё-то ты знаешь. — Ха-ха, на то я и твой старший брат, братишка. От родственного ярлыка Фремине хмурится и выходит из воды, усаживаясь на край. — Я сказал что-то не то? — Почему ты постоянно называешь меня так? — М? Мы же из Дома Очага, а все сироты оттуда– — Я знаю. Но… я не считаю тебя своим братом, Лини. — А? — оба крайне серьёзны и улыбаться в ближайшем будущем не намерены. — Но почему? — Я не понимаю тебя и по всем параметрам хуже. Тебе самому не стыдно называть меня своим братом? — Что ты такое говоришь? Ты замечательный! — Не ври мне, Лини. Я только в механизмах и в воде хорош. Да я даже в картах тебя ни разу не обыграл! — О, Архонты, это мелочь. — Для меня это важно!.. Лини, я хочу быть для тебя кем-то важным! Хочу снова слышать от тебя больше комплиментов, получать цветы и проводить время вместе… Но только без этого клеймо брата. Я хочу… я хочу быть кем-то ближе. Лини приподнимает бровь, в то время как Фремине выставляет руки, скрывая румянец на веснушках, понимая, что только что сказал. — Ну, я, я, в смысле!.. Сиренеглазый подплывает ближе, сажается рядом и не смотрит на Фремине, роняя взгляд на ещё беспокойную воду, из которой только что выплыл. — И кем же ты хочешь, что бы я тебя считал, Фремине? — Я-я… Я не знаю… Пока ныряльщик волновался и по своему обыкновению робел, на его влажную щëку ложился кроткий поцелуй, слизывающий капли воды. — Статус парня тебя удовлетворит? — А?.. Как же Итэр? — Я же объяснял вам, что мы не встречаемся! — Лини, подобно капризному ребёнку, машет ногами, разбрызгивая воду. — Это просто мой образ, а флирт – стиль общения!!! На стиснутые губы Лини аккуратно ложатся чужие, покусанные, немного шершавые, но вместе с тем родные. Они не задерживаются надолго, потому фокусник вскоре может вновь спокойно наблюдать за веснушками и пушистыми белыми ресницами, сам смущаясь и слабо потея, смешивая собственную влагу с природной, что ещё осталась стекать с его лица. — Хорошо. Я согласен. — О? Ха-ха! — Лини прыгает на Фремине с объятиями, роняя того на сырую землю и голубоглазый, держась за его плечи, оказывается под ним. — Фремине, ты необыкновенный! Мой парень. — Ух-х, — что по-настоящему необыкновенно, так это очаровательная улыбка Лини, с которой тот смотрит на Фремине, нависая над ним, — ты преувеличиваешь… — А вот и нет! — иллюзионист ложится на его грудь, прижимаясь ей всем своим естеством, влажным, но даже так горячим. Греет ли его сила Пиро? — Я люблю тебя любого. — А… С-спасибо… Смеясь с того, что Фремине благодарит за любовь, парни так и лежат в обнимку ещё долго, пока из домика не выходит Зана и прогоняет нарушителей спокойства прочь. Уплывая туда, откуда они добрались, даже разозлённая мелюзина не способна была испортить их приподнятого настроения в лёгкой душе. Приходя домой, промокшие до нитки, но счастливые, Фремине с Лини так и возвращаются под общий смех, удивляя тем самым сестру. На её вопросы не следует внятных ответов, но вскоре Линетт поймёт всё сама и будет рада за обоих. Ночами она слышала каждый их разговор. Наконец найдя друг в друге утешение, юноши больше не ощущали себя ничтожными в этом мире.

***

Мяу.