Прости себе эту жизнь

      Утром, когда дежурство, наконец-то, заканчивается, Чонгук несёт Кима на рентген. Медперсонал с интересом засматривается, как загадочный доктор Чон носит на руках какого-то странного пациента. Никто не знает, откуда он взялся и почему в такое раннее время уже в больнице.       — Так, — вставляет снимок в негатоскоп. — Ну, перелома у тебя нет. Просто вывих. Достаточно надеть лангет, и через неделю всё пройдёт, — улыбается Чон. Сам себя ловит на мысли, что это не привычная дежурная улыбка, а настоящая эмоция. Гук испытывает радость. Как странно. Давно забытое чувство.       — Спасибо, — ответно и очень нежно улыбается Ким. Он так восторжен поведением доктора, что ему болезненно тепло в груди. Его на руках отродясь никто не носил, а Чонгук посвятил малознакомому парню всё своё время. И наплевать, что старший видит в лице Тэхёна другого человека. Того давно нет в живых, а Ким греется в лучах чужой заботы.       Отворачиваясь от снимка на светящемся приборе, Чон долго смотрит в сторону, кусая щеку изнутри. Тэхён сжимается и опускает плечи, ожидая, почему-то, неприятных для себя слов.       — Тебе нужно вернуться домой? — выходит как-то неуверенно и несмело. Гук поворачивается к пациенту и оценивает его удивлённое лицо.       — Наверное, — тихо признаёт Ким, и Чон не слышит ответа. Это даже хорошо. Доктор сейчас соберёт все таблетки, что ночью назначил гастроэнтеролог, и, всучив их в руки мальчишки, посадит его в такси. Пусть возвращается туда, где, возможно, его и не ждут, но и Чону он не нужен. Врач измотан своими собственными страданиями и спастись путём чужого спасения — это надуманная глупость.       Пауза снова затягивается. Ким не пытается говорить, привлечь внимание, но смотрит так, что доктору не сидится на стуле. Чон принимается заполнять историю болезни после обследования. Он уже и не вспоминает, как накрыло его оглушающей волной в кабинете дежурного гастроэнтеролога.       Эта ночь была богата на воспоминания. Ким в ординаторской, очередной кошмар, боль в животе и приём у сонного доктора Пака. Гастроскопия добила Чона. Тэхён так сильно испугался длинного зонда, что планировалось вставить в рот, что его ноздри сильно раздулись, и он, насупившись, закрылся в себе.       — Я умру, если ты уйдёшь. — Схватив рукав джемпера рукой с кривыми пальцами, Ким с болью в глазах смотрел на старшего.       Гука бомбанули воспоминания. Опять лицо, глаза, слезы на щеках и тихое, но отчаянное: «Я без вас умру». И умер. Всего на три секунды Чон отстранился от несчастного мальчика. Снайпер словно ждал этого момента. Гука, как заколдованного, обходили пули, его задела осколочная волна.       — Не бойся, мальчик мой. Я останусь с тобой до конца, — смотря в прострацию, доктор Чон гладил руку Тэхёна. Парень видел, что взгляд старшего устремлён вглубь сознания, а не на него, но и от этого теплело давно измученное, разбитое и сшитое заново сердце.       Всё время, что Тэхён лежал на боку и крепко сжимал загубник зубами, Чон сидел рядом и гладил его кисть. Ситуация была неоднозначная, но снисходительная улыбка гастроскописта сглаживала острые углы.       — У тебя гастрит. Ты помнишь? — Чон трясёт кульком с лекарствами в воздухе. — Я написал, как принимать таблетки и вложил сюда, — указывает на пакет. — Давай я помогу тебе выйти на улицу и уже там вызову тебе такси, — все действия словно механические. Гук сам себя не узнаёт, но поступает так, как велит разум.       Ким не осмеливается противоречить. Он в принципе не умеет отстаивать свои позиции, считая себя недостойным любви и уважения.       — Что я буду делать? — осторожно интересуется парень.       — Жить, — спокойно ставит точку. — Ты возьмешься за лечение. Наладишь нормальный режим питания, как советовал доктор Пак, и избавишься от этой неприятной болезни.       Что за идиотизм? Чон сам прекрасно понимает, что все его слова ничтожны до слез. У Кима нет проблем с желудком. У парня всё намного сложнее. Таблетки от гастрита не оправдают сломанные пальцы и сотни рубцов и укусов на теле. Тэхёну нужна настоящая помощь, а врач закрывает на это глаза.       — Да. Конечно, — соглашается Ким, и Чон готов биться об заклад, что парень даже не подумает действовать в этом направлении.       Собравшись с мыслями, Чонгук подходит к младшему и готовится поднять его на руки, но внезапно телефон в руках парня оживает. Тэхён тоскливо снимает блокировку, вводя пароль, что не скрывает от Гука.       — Вам не стоит утруждаться с такси. Меня заберёт брат, — поникшим голосом сообщает Ким. Похоже, эта новость совсем не радует парня.       Чон кричит про себя и рвёт на голове волосы, когда несёт странного пациента к выходу. Тэхён обнимает его шею двумя руками и шепчет тихо: «Не отпускай меня. Я без тебя не смогу».       Чонгук чувствует дыхание на ушной раковине, но то ли голос слишком тихий, то ли доктор сам не хочет ничего слышать. Он усаживает младшего на скамейку у больничного крыльца там, где снуют пациенты, провожающие и врачи.       — Мне нужно идти, — торопливо заявляет Гук. У него челюсть сводит и голос ломается от мыслей, что мальчишку нужно оставить. Хочется забрать его с собой, прижать к себе и закрывать ото всех невзгод, что мучают слабое тело и душу. Но Тэхён не бездомное животное, не зверёк, приманенный на угощение.       Никто не спрашивает, чего хочет Ким. Он готов стать хоть хомячком, хоть кошкой, лишь бы не возвращаться назад. Видеть старшего брата нет сил, идти в квартиру родителей нет желания. Добрый доктор по-новому открыл для мальчишки мир. Показал, поманил и захлопнул дверь, так и не дав надышаться чистым воздухом уважения.       Не оборачиваясь, Чон заходит в приёмную больницы и спешно ищет первое окно, в которое хорошо видно нужную лавку. Если Тэхёна не заберут через двадцать минут, то он сделает это сам и не вернёт его больше никому.       Чёрная киа подъезжает спустя триста шестьдесят секунд, и неизвестный выходит из машины. Гук таращится на то, как неохотно Тэхён протягивает руку, как кривится его родное памятное лицо. В груди ноет от мысли, что снова отпустил, не спас и даже не помог.       — Джин? — быстро набирает номер друга. — Ты предлагал вчера выпить, — припоминает.       — Сейчас? — удивляется Ким. — Я не могу. Я же на работе. — напоминает, что утро среды не лучшее время для пьянки.       — Тогда сегодня после работы ко мне. Я жду тебя, — чёрный седан медленно увозит Тэхёна, и Гук, сжимая зубы, понимает, что совесть не даст ему спокойно ждать вечера.

***

      Тыкаясь лбом в стекло, Тэхён даже не поворачивается в сторону водителя. Старший тормошит брата за колено, но не получает внимания и с силой бьёт по тощему бедру.       — Видимо, в больнице тебе понравилось, — язвительно произносит голос, от которого хочется заткнуть уши или сразу оглохнуть.       Тэхён игнорирует попытку общения и большая ладонь с силой сжимает колено. Парень морщится, но только глубже дышит.       Ему хочется выпрыгнуть из салона прямо на ходу. Пусть лучше он переломает себе все кости, чем оказаться вновь в одной квартире с братом.       — Молчишь? Ну молчи, — старший поджимает губы. — Мне не особо и нужно, чтобы ты говорил. Знаешь, когда ты молчишь, я забываю о том, что ты ненормальный. Мне даже кажется, что ты вполне приятный парень. Только тощий, — смеётся с последней фразы.       Тэхён злится. Ему нестерпимо хочется запереться в ванной и разбить себе голову о раковину. Слушать чужие слова невмоготу.

***

      Поход в супермаркет как квест, в котором нужно найти винный отдел. Чонгук не злоупотребляет спиртным. Ему и без этого живётся так весело, что порой возникает желания выйти в окно. Сегодня нестерпимо тянет напиться и вытряхнуть из головы образ паренька, одиноко сидящего на уличной скамейке в недосушенной обуви. Тэхён был так жалок, что до сих пор Чон сжимает кулаки от ненависти к себе. Он не помог. Он не врач. Он не человек.       Набирая с собой несколько бутылок с горячительным, Чон путается в стеллажах, но всё же находит дорогу к кассе и дверям, что постоянно елозят туда-сюда.       Пробивая товар и звеня тарой в пакете так непривычно, врач возвращается в свою одинокую, мрачную, полупустую квартиру, чтобы стереть себе память прожитых суток.       — Всё! — командует себе Чон, открывая бутылку соджу. — Не было никакого Ким Тэхёна. Не было никакого близнеца бойца. Я сам себе всё придумал. Мне давно пора лечиться, — морщится от горько-сладкого вкуса и зомбирует себя, опрокидывая первый шутер в рот. — Не было никакого Ким Тэхёна, — повторно наливая, шепчет себе под нос. — Не было никого. Я схожу с ума, — опрокидывает второй глоток в рот.       Непьющему мужчине, давно позабывшему, что такое нормальный сон и еда, хватает всего пять стопок, чтобы опьянеть и отключиться. Расположившись тут же на кухонном столе, Чон засыпает, вытянув руку на столешнице и примостивши на неё голову щекой.       Сколько времени так проходит, сразу и не понять. Чона будит трель дверного звонка. С трудом отрывая голову и стягивая онемевшую руку со стола, Гук пытается встать.       Телефон беззвучно надрывается рядом, сигнализируя о прибытии «психа», что начинает нетерпеливо стучать кулаком во входную дверь.       — Да иду я, — неповоротливый язык не может выговорить слово. Протрезвев ото сна, мужчина чувствует, что зверски голоден. Вспоминается вчерашний ужин. Он разделил его с Ким Тэхёном.       — Вот черт, — протяжно стонет Гук, раскрывая дверь шире.       — Нет. Это всего лишь я. Но в бешенстве я буду пострашнее этого персонажа, — дуется друг и переступает порог, вкладывает в руки Чону контейнеры с привезённой едой.       — О! — довольно восклицает Чон. — Ты привёз поесть?! — приоткрывает крышку и втягивает в себя аппетитный аромат свежей горячей лапши.       — Конечно, у тебя же, как всегда, ничего нет, — Джин проходит на кухню и тормозит, оценивая одинокую попойку друга. — Это что ещё за дела? — оборачивается на Гука. — Ты пил один?       Чон виновато опускает голову. Джин всегда твердит, что пить одному — это первый шаг к алкоголизму. Он категорически против такого рода расслабления и много лет присматвал за Чоном, чтобы тот не позволял себе слабости.       — Я чуть-чуть. Мне надо было уснуть, — мямлит оправдательно Чон.       — Ты не чуть-чуть. Ты напился и уснул. У тебя даже слюна изо рта текла, — Джин тычет пальцем на мокрое пятно на рукаве джемпера.       Чон смущается ещё больше и обходит друга стороной, не находя, что ответить.       Джин недовольно поджимает губы и тянет руки к контейнеру, что принёс и себе на ужин.       — Что там с этим твоим ночным пациентом? Его, наконец, забрали? — словно издевается Ким.       Гук упирается взглядом в одну точку, и Джин посылает себя ко всем чертям. Как он так прокололся? Хотя он и подумать не мог, что эта встреча произведёт на друга такое яркое впечатление.       — Не было никакого Ким Тэхёна. Я придумал его. Не было. Слышишь? — повышая голос, смотрит на Джина мертвенно-пустым взглядом. — Умер он ещё пять лет назад. Больше не вспоминай его, — предупреждает.       Джин почти давится воздухом. Он совсем не против того, что Чон не желает вспоминать о странном парне с букетом психологических проблем. Этот Ким, может, вообще, шизофреник. Незачем Гуку такие проблемы. Только спустя полчаса молчаливого приёма пищи и безынтересного употребления соджу Ким понимает, что всё пустые слова.       — Он так смотрел на меня жалобно. Как тогда, в горах. Взгляд такой же. Столько невысказанной боли и страха. Словно и не умирал никогда, — пялясь в шутер, причитает Чон.       — Чонгук, — ловит руку друга и гладит его кисть. — Ты не виноват. Смерть этого парня не зависела от твоих действий. Его убил не ты, — вкоторый раз повторяет Джин.       — Да, — соглашается Гук. — Его убил не я. Его расстрелял зверь, выпустив в мальчишку всю очередь, — переводит на Кима краснеющие глаза. — Джин. Пять пуль. Короткая очередь. Он умер на моих руках. Он просил меня быть счастливым, а сам забрал мою жизнь с собой, — тяжёлый удар кулаком по столу, и палочки Джина скатываются по столу на пол.       — Это судьба, Чон, — настаивает психотерапевт, чувствуя, что алкоголь Гуку лучше вообще не пить. — Он знал, куда шёл. Армия — не детская песочница, и он был не ребёнок. Такова жизнь, Гук, смирись.       — Со смертью Джихëна мне тоже нужно смириться? Твой брат погиб мучительной смертью, и я не помог ему, — слезы встают в глазах. — Разве ты не хотел бы поменять меня с ним местами? — пялится на Кима, стараясь углядеть истинные чувства в чужом лице.       — Не хотел, — спокойно заявляет Джин. — Джихëн был экстремальным наркоманом. Он не видел разницы между реальностью и тем, что вертелось у него в голове. Он всё время гнался туда, где опасно и вот, чем это закончилось, — переводит дыхание, не сводя глаз со слез, ползущих по щекам Чона, преодолевающих щетину. — Ты думаешь, почему я психотерапевт. Я хотел помочь ему. Хотел найти корень проблемы и выкорчевать его, но не успел. Джихëн ушёл служить, когда я заканчивал второй курс. Он не вылезал из армии четыре года. Прошёл не одну проверку сил в разведке. Я тоже виноват, что не спас брата? Ты считаешь, я виноват в том, что не успел? — Джин стирает влагу, повисшую на колючем подбородке. — Я скучаю по нему и по-прежнему люблю его, но мы с тобой не виноваты. Так сложилась судьба.       — В том, что сегодня я отдал нуждающегося в помощи человека тому, кто явно не собирается помогать — это тоже судьба или всё же мой эгоизм? — серьёзный взгляд сверлит Джина. Чон ждёт, чтобы его гнетущим поступкам дали оправдательное пояснение.       — Это не эгоизм, — начинает Ким, но его грубо перебивают.       — А что это? Естественный отбор?       — Чонгук, — подбирает слова, пытаясь донести доходчиво полупьяному мозгу здравую мысль. — Этот Ким. Он не бездомная собака, что попав в капкан лапой истекает кровью. У него есть хозяин. Ты не можешь забирать к себе всех бездомных животных. Здесь ни приют, ни Красный Крест. Ты не мать Тереза.       — Но я мог помочь, — настойчиво ревёт голос Чона. — Я мог предложить госпитализацию, мог оплатить услуги психолога. Я мог…       — Нет! — рявкает Джин и встаёт из-за стола. — Не нужно навязывать помощь тому, кто её не просит. Тэхён просил? — тычет в друга пальцем.       — Нет, — понуро опускает голову Чон.       — Вот тогда и выкинь из головы эти сопливые «я мог». Ты не отказал в помощи. Ты не получил просьбы. Значит, этот парень уже отпустил поводья и не рвётся жить. Если его не лечат родственники, значит, уже нечего лечить, — Джин больше не хочет пить, не хочет разговаривать. Он тоже человек, и у него больше нет настроения быть жилеткой. Устал.

***

      Тэхён второй день не встаёт с постели. Его стиснутые кулаки белеют от усердия, и ногти впиваются в ладони. Жаль, они не способны проколоть кожу.       Брат ходит кругами. Он не везёт младшего к родителям — там никто не ждёт и сам не даёт покоя. Ложась рядом на кровать, гладит худые плечи и уговаривает поесть.       — Тэхёни, детка, ты совсем высох. Пора уже что-нибудь есть, — в голосе слышится неподдельное переживание.       — Я растолстею, если начну есть, — глухо отзывается младший.       — Это же хорошо. У тебя очень красивая фигура была раньше. На кого ты стал похож? — причитает и водит пальцем по выпирающим рёбрам.       — Лучше сдохнуть, чем снова обрести ту фигуру, — думает Ким. Он не скажет этого брату. Злить Сокджуна плохая затея. Только когда становится совсем невмоготу дышать от собственной слабости, Тэхён нарывается на проблемы. Джун быстро причиняет освежающую боль, дающую понять, что в теле ещё теплится жизнь.       — Хочешь, я отвезу тебя домой? — неожиданно предлагает старший.       Тэхён поворачивается. Смотрит на брата сухими тусклыми глазами и не понимает, он шутит или нет.       — Зачем? — последние годы Тэхён живёт с Джуном, изредка возвращаясь в квартиру к родителям, когда брат уезжает в командировку. Младшему не рады ни папа, ни мама. Они давно отреклись от сына и плохо стараются терпеть его присутствие рядом с собой.       — Мне нужно уехать на пару дней из города. Нарисовались дела. Не хочется оставлять тебя одного, — принимая сидячее положение, Сокджун молчит о том, что опасается оставлять Кима одного. Тэхён известен своей любовью к неоправданной боли, и старший брат просто боится, что Тэхён не рассчитает силы и убьёт себя, в конце концов.       — Можно мне остаться здесь? Пожалуйста, Джун. Я не натворю ничего. Будет чисто к твоему приезду, — Тэхён впервые за последние дни оживает и даже прикасается к руке брата, заглядывая в глаза. Это топит черствое сердце старшего.       — Хорошо. Но только попробуй забрызгать ванную кровью. Не переношу эти следы пыток, — кривится Ким.       Тэхён часто кивает. Он не собирается пачкать ванную. Он вообще не собирается жить в этой квартире один. В голове двое суток зрел план побега, и сейчас самое время претворить его в жизнь.       Стоит старшему Киму собраться и отправиться в дорогу, как Тэхён одевается и начинает расхаживать по квартире в поисках нужного способа совершения акта возмездия. На самом деле это не совсем так. Сейчас Тэхён не хочет наказать себя или подтвердить свой опущенный моральный статус. Парень хочет найти Чона: доброго доктора, что не брезговал есть с ним из одного контейнера, что носил на руках и лечил по ночам, не стесняясь будить коллег на дежурстве.       Тэхён очень хочет туда, где не страшно. Где блестящие глаза смотрят с ужасом и восхищением одновременно. Чонгук за одну ночь перевернул в Тэхёне мир и исчез. Парень увидел новый способ истязания себя. Вечно бежать к Чонгуку, сколько бы времени и переломов ему это ни стоило.       Нога, что до сих пор оставалась в лангете, освобождена из плена и поставлена в узкий проём двери. Открывая пошире, Тэхён стискивает зубы и со всей силы захлопывает её, придавливая болящую лодыжку.       Тихий стон рвётся из горла, но парень стойко терпит. Промаргивая яркие звёздочки в глазах, убеждается, что нога вновь повреждена. Синяк мгновенно расползается под кожей, и конечность стремительно опухает.       Дождавшись, когда вмятина от двери более-менее исчезнет, Тэхён набирает номер скорой и называет адрес. Ему остаётся только надеяться, что удастся упросить медиков отвезти его именно в ту больницу, где трудится Чон.       Делая жалобное лицо, хитрый мальчишка куксится и стонет от боли в присутствии прибывших врачей. Он тщательно натягивает на кисти рукава и не даёт задирать штанину, чтобы не вызвать море недоумения и вопросов.       — Помогите мне, пожалуйста. Здесь недалеко больница. Там замечательный травматолог. Я хочу только туда, — упрашивает, заглядывая в глаза.       — В каждой больнице хорошие специалисты. К тому же здесь вряд ли перелом. Как ты умудрился так придавить ногу? — выспрашивал старший бригады.       — Я наблюдаюсь у доктора Чона. Мне нужно именно к нему, — игнорируя вопрос, Тэхён хнычет, пытаясь выдавить из себя слезу, но глаза предательски сухие.       — Ладно, ладно. Отвезем мы тебя к твоему доктору, — сдаётся медик и помогает подняться пострадавшему.       Тэхёна выносят к машине на носилках. Он так счастлив своей афере, что забывает стонать от боли и начинает кротко улыбаться. Нога ужасно ноет и пульсирует. Синяк расползся по щиколотке, и она значительно увеличилась в размерах, но это не имеет значения. Желание встретить нужного человека настолько велико, что парень придавит и вторую ногу, если будет такая необходимость.

***

      Напряжённый день треплет нервы до полного накала. Чон пришёл на работу ещё вчера вечером и после дурной ночной смены вынужден отработать дневной приём. Сил нет слушать стенания Даын о том, что доктор гробит самого себя.       Чонгук так не считает. К его непрекращающимся нападкам памятных моментов по ночам прибавились жесточайшие муки совести в дневное время. Переломанный мальчишка не выходит из головы. Опьянение не дало ничего, кроме стонов и причитаний Джина, что вынужден был прогулять работу, чтобы выходить умирающего друга.       Сейчас от похмелья не осталось и следа, а вот терзания и сожаления только усиливаются. Чон полночи, свободных от осмотра потерпевших в аварии, смотрел на адрес паренька, что вбит в программу.       — Я поеду по этому адресу и просто посмотрю. Мне нужно убедиться, что с Кимом всё хорошо, — бормочет про себя доктор, когда дверь внезапно открывается и перерыв нарушается чужим тревожным голосом.       — Доктор Чон. Там пострадавшего на скорой привезли. Он не подпускает к себе никого и требует вашего осмотра, — медсестра, присланная к доктору, смотрит с просьбой.       — Хорошо, — искренне удивляется Гук. Ему ещё не доводилось осматривать таких принципиальных пациентов, но это даже забавно.       В приемном отделении слышны голоса мужчин и женщин, и один, самый грозный, выделяется из общего шума. Чонгук входит как раз в тот момент, когда отскакивая на одной ноге, Тэхён вырывает себя из рук санитара.       — Что здесь происходит? — ошарашенный Гук осматривает мальчишку, что тянет в сторону от здоровяка в синем костюме. Санитар тянет рукав и голое костлявое плечо и ключица являют свету своё изуродованное великолепие.       — Доктор Чон. Вы только посмотрите. На лицо полная невменяемость, — раздосадованная медсестра недовольно тычет в Кима папкой историй болезней, что не донесла до стола. — Требует вашего осмотра, что-то с ногой, — уточняет и кивает на подогнутую конечность. — Я предлагаю пригласить доктора Мина и вколоть клозапин, — выдвигает свои советы.       Чон окидывает младшего медработника пристальным взглядом.       — Я смотрю, вы хорошо разбираетесь в данной сфере. Может, тогда не будем беспокоить доктора Мина и вы сами приступите к лечению агрессивной наклонности данного пациента? Может его повреждённую ногу вы тоже сами осмотрите? — Чон ещё никогда не был груб и не вежлив. Даже после двух суток работы доктор находил в себе силы быть доброжелательным, но не сейчас. Даже мысли, что этому бледному тощему парню могут причинить вред, выводят его из себя.       Медперсонал разом смолкает до полной тишины и слышно, как тяжело и загнанно дышит Ким. Он не сводит глаз с Чона, словно от его слова зависит его жизнь.       Приближаясь к пациенту, Гук требовательно отцепляет замершего санитара от рукава кофты Тэхёна, поправляет ворот, прикрывая голое страшное плечо.       — Прошу прекратить наводить суматоху и приступить всех к работе. Я осмотрю пострадавшего, — подхватывает Кима на руки и без лишних слов несёт его в свой кабинет. Меньше всего Чона беспокоит чужое мнение. Ему снова дарован шанс спастись, и уж теперь он его не упустит.

***

      Чон заговаривает, только когда дверь в кабинет за ним закрывается и бойкий парень, что две минуты назад отстаивал своё право на осмотр, сдувается до состояния сушеного листа.       — Что с тобой случилось, Тэхён? — Гук сажает Кима на кушетку, а сам присаживается за стол и просит глазами Даын выйти.       Медсестра, довольная, что ей продлили перерыв, спешит собрать новые сплетни в приемном отделении. В чате с подружками больницы она уже успела узнать несколько интересных моментов.       — Я придавил ногу дверью, — проводив женщину недоверчивым взглядом, Тэхён опускает голову и тихо отвечает на вопрос. Становится страшно и стыдно. Желание бежать из кабинета возрастает, когда доктор встаёт со стула, и сердце начинает бешено стучать. Втягивая голову в плечи, Ким ждёт злости и неприятия, но взрослый добрый доктор встаёт на одно колено и сам разувает пострадавшую ногу.       Не расслышав ответа, Чон не переспрашивает. Он сам с трудом сдерживает дрожь, гуляющую по телу.       — Ты решил её доломать? — сухо интересуется, прощупывая отёк и рассматривая синяк. Пальцы, чуть холодные, подрагивающие, подтягивают штанину всё выше и нежно прикасаются к исполосованной голени, пытаясь установить причинённый кости урон.       Тэхён замирает. Смотрит отчаянно на старшего, ждёт, когда Чон поднимет на него взгляд.       — Я хотел вернуться к вам, — тихо признается, когда, не выдержав чужого пудового взгляда, Чон поднимает голову на пациента.       — Что? — с надеждой переспрашивает Гук. Сейчас больше всего он ненавидит свою глухоту. Ким, скорее всего, не повторит, не отважится, а ведь, судя по мимике — он сказал что-то очень откровенное.       — Я хотел… — Тэхён вспоминает про слух старшего и пытается повторить, но не решается.       Врач встаёт на второе колено для равновесия и, обхватывая голую голень, гладит шрамы большими пальцами, не сводя глаз с мальчишки.       — Скажи, что тебе нужна моя помощь. Разреши мне спасти тебя, — медленно произносит Гук. Ему нужна эта просьба для успокоения себя, для того, чтобы заткнуть Джина.       Тэхён неуверенно кивает головой. Он ещё не знает, что значит просить помощи и быть спасённым, но если это с Чоном — то он согласен.       — Скажи, — требует врач, чуть сжимая ногу.       — Помоги мне, — выпаливает Ким и ошарашенно ждёт результата. Чон начинает улыбаться и это придаёт уверенности. — Помоги мне. Сделай хоть что-нибудь. Спаси меня. Забери меня от него, — расходится парень и тянет к старшему дрожащие руки. Чон вскакивает на ноги. Бросается прижать измученного мальчишку к груди, в которой ноет раненое сердце.       — Заберу. Заберу, — шепчет, теребя волосы и целуя макушку. — Я спасу тебя. Я больше не позволю тебе покинуть меня.       Ким поджимает губы. Он словно чувствует, что Чон вновь теряется в своих домыслах, обманываясь сходством. А Чон и обманывается. Он до сих пор не принимает для себя того факта, что Ким ходячая живая копия бойца. Он не понимает, как чужие люди с разницей в возрасте целых пять лет могут быть похожи, как близнецы. Наверное, это сбой матрицы, ошибка природы или личное наказание для Чонгука. Единственное, что понимает и принимает Гук для себя — спасение Кима — его жизненная задача. Его второй шанс. И он из кожи вон вылезет, а этого «солдата» будет закрывать своей спиной до конца.

***

      Травматолог отменяет приём пациентов, увлечённо занимаясь только тем, кто прибыл сегодня днём на скорой. Врач пишет заявление на отпуск и впервые за долгое время счастлив, что не будет ходить на работу.       Полноценного перелома, действительно, не получилось, но Тэхён сумел добиться трещины и это вселяет в парня радость. Чем тяжелее его травма, тем дольше Чон будет находиться рядом. С врачом комфортно и не покидает ощущение уютного тепла.       На парковке больницы стоит одинокая машина Джина. Друг соглашается отложить работу, чтобы только посмотреть на этого чудо-парня, что беспокоит мысли друга уже несколько дней.       Замечая в лобовое, как Гук несёт на руках неизвестного парня, психотерапевт не может усидеть в салоне. Выходит на улицу и вдыхает свежий воздух, ежится от пробирающегося под куртку ветра.       Гук в одном джемпере, несёт ношу с такой лёгкостью, словно парень, с забинтованной в полотенце ногой, совсем ничего не весит. И куртка Чона ему велика.       Приближаясь к машине друга и считывая его ошеломлённый взгляд, Гук смущается. Ему неловко за то, что он носит парня на руках, за то, что взял его в свою квартиру. Неловко, что проявляет заботу, осторожно сажая младшего на заднее сиденье. В голове мелькает мысль, что нужно прямо сейчас взять, да и отвезти Тэхёна домой к родителям, а не к себе. Зачем он ему нужен? Зачем ему нужен отпуск, которого он страшился целых три года?       — Чонгук? — тёплая ладонь ложится на плечо доктора и возвращает из задумчивости. — Всё нормально? — Джин заглядывает в лицо. Он больше не удивляется. Наоборот, настораживается: какой отпечаток на его любимого друга наложит такая близость. Был бы этот Ким адекватным. Соединять двух больных людей небезопасно.       — Да. Всё хорошо. Поехали домой. Хочу есть, — кивает Киму и подталкивает его к водительской двери. — Давай заедем в супермаркет, у меня совсем нет продуктов.       Если бы психотерапевт услышал эти слова в обычной обстановке, то хлопал бы в ладоши от радости. Энтузиазм Чона не блещет заинтересованностью, но хотя бы Гук вспомнил про еду. Бросая взгляд в зеркало заднего вида, Джин видит иссохшее лицо попутчика на заднем сиденье. Может, ради него Чонгук начнёт пытаться жить нормальной жизнью.       — Конечно, как скажешь, — отзывается Джин и заводит мотор.

***

      В квартире неуютно. Мрачные стены, тусклый свет в ванной. В спальне вообще, задернуты шторы. Противный моросящий дождь, начавшийся двадцать минут назад, добавляет атмосфере трагичности. Он тоскливо бьёт по стеклу каплями и словно просит впустить.       Чонгук молчит. Он рассеяно готовит ужин, постоянно теряясь в продуктах, посуде, и делает вид, что ничего не происходит, или он просто не хочет замечать никаких перемен. Тэхён сидит рядом за кухонным столом и робко посматривает то на доктора в домашней растянутой футболке, то на свои кривые пальцы, с которых вся его жизнь повернула не в ту сторону.       — Ты молчишь? — тихо спрашивает Ким, забывая, что Чонгук так его не услышит.       Он и не слышит. Месит в миске соус и закидывает брикеты лапши в кастрюлю с кипящей водой. На сковородке шипит и поджаривается бекон, нарезанный тонкими ломтиками. В воздухе пахнет жареным мясом и паприкой. Странно, Чон её никуда не использовал.       — Ты не видишь меня? — уже настойчивее, но всё так же тихо. Смотрит, как доктор поворачивается к нему то спиной, то опущенной головой. Он, действительно, не видит.       Тэхёна обижает это до боли. Чонгук был таким заботливым в больнице, он был только его. Смотрел на него, гладил руки, носил на своих руках.       После разговора с другом возле машины, Чонгук помог Киму выбраться из салона, но на руки больше не взял. Он подставил плечо, дал опору и обнял, но он больше не казался родным.       В квартире помог разуться, на руках донёс до кухни, посадил на стул и словно забыл. Тэхён сидит на одном месте уже несколько часов и Гук не произносит за это время ни слова. Он не оставляет на ссутулившейся фигуре парня даже размазанного беглого взгляда.       Голова опускается ещё ниже. Ким чувствует себя настолько ничтожным, что хочется схватиться за нож и вонзить его в свой поганый живот с гастритом. Хочется встать истекающим кровью перед Чонгуком и, раскинув руки, умолять: «Посмотри на меня хоть теперь. Посмотри, я тобою наказан».       Рука произвольно тянется к лежащему острому лезвию на столе. Чон замечает движение и, вскидывая голову, безразлично смотрит на парня.       — Это тебе не нужно? — хрипит отрешенный голос. Доктор выстраивает в голове схему, как дальше жить, и не хочет отвлекаться на парня. В какой-то степени он растерян, смущён. Странно принять реальность и впустить в свою квартиру постороннего человека. Ещё более странно впустить кого-то в свою жизнь. Тэхён ведь на самом деле не домашний зверёк, он человек, с которым нужно общаться, заботиться по мере возможности. Его нужно как-то любить.       Исходя из возможных вариантов вчерашней жизни Кима, именно любви парень и не получил. Дети обласканные родителями не режут кожу, чтобы почувствовать себя счастливыми. Они льют слезы, когда есть необходимость, а не кровь.       Тэхёна нужно уважать. А как это сделать, если он сам не видит и крупицы важности в себе. Чонгуку придётся научиться быть внимательным и попробовать такой феномен — как забота.       С этими мыслями он быстро хватает нож со стола, убирает его в ящик. Тэхён поднимает пристыженный взгляд и смотрит, словно ждёт криков и удара. Голова доктора снова опускается, и обделенный вниманием парень терзает себя сильнее. Он так отвратителен своему добродетелю, что тот даже не хочет его ругать.       Медленно и тихо сползая со стула, опускается на пол. Ползёт на четвереньках к выходу, чтобы не отвлекать шумными скачками по полу на одной ноге. Чон удивлённо вскидывает брови и прослеживает путь Тэхёна глазами. Он не знает, что тот задумал, но непременно пойдёт за ним следом, как только перевернёт на сковородке бекон.       Тихий скулёж сквозь закрытую дверь вводит Чонгука в ступор. Тэхён сидит в ванной, но замочек за собой не запер. Узкая полоска света призывно выглядывает из-под двери.       — Тэхён?! — громко зовёт Чон, не решаясь зайти. — Тэхён, всё нормально? Ты хорошо себя чувствуешь? — замирает, прислушивается. Скулёж тоже стихает. От этого становится ещё некомфортнее. — Тэхён, я войду, — предупреждает и рывком открывает дверь.       Ким трясется на холодном полу, свернувшись калачиком. Его лицо повёрнуто к стене. Растерянный Гук разводит в воздухе руками и не знает, как подступиться, можно ли парня поднять.       — Тэхён, что случилось? — старается говорить как можно мягче. Опускается на колени и гладит дрожащее плечо.       — Я сломал пальцы, — признается младший, прерывисто выдыхая.       — Что? — Ужасается Чон. — Зачем? Покажи, — осторожно разворачивает Тэхёна на спину.       Парень поднимает дрожащую руку. Кисть вся синяя, а два некогда кривых пальца непривычно смотрят в другую сторону.       По спине бежит холод.       — Тебе же больно. Зачем ты это сделал? — просовывает руки подмышки парня и подтягивает его к себе. Обнимает, желая пожалеть.       — Так надо. Я мешаю тебе, ты просто не можешь мне это сказать, — смотрит на Чона печальными глазами, подняв голову, а сам хватает себя за переломы и выправляет пальцы.       Гук чувствует, как тело Кима прошибает острая боль, как мышцы на спине в миг все деревенеют. Зубы скрипят, но парень не издаёт ни звука. Смотрит сухими глазами на старшего и чего-то ждёт. Взгляд западает в душу. Такими глазами смотрел боец в небо. Он ждал освобождения или чего-то ещё. Чего ждёт Ким, смотря на него опустевшим взглядом.       — Как мне помочь тебе? — растроганный доктор не может стерпеть мелькающих перед глазами слайдов. Личико мальчишки тогда и сейчас… Оно не изменилось, несмотря на скачок во времени. Тэхён по-прежнему чего-то ждёт от Чона, а тот всё так же ничего не поймёт. — Вставай. Я зафиксирую пальцы. Как ты умудрился их сломать? — кряхтя поднимает младшего на руки и снова несёт на кухню.       — Дверью, — тихо шепчет Ким, и Чон снова его не слышит.       — Ты можешь говорить громче? — спокойно предлагает Гук. Ему самому начинает становиться некомфортно, что он не слышит. Раньше с этим не возникало проблем, рядом с ним никто не шептал.       — Ты не слышал, что я с тобой разговаривал? — словно прозрение опускается на голову Кима. — Поэтому ты молчал?       — И из-за этого ты пошёл ломать пальцы? — поражается Чон. Смотрит на бледное лицо парня, на его искусанные от молчания губы и зависает, представляя, что сейчас проживает Тэхён. Как сейчас ему больно физически и насколько больно внутри. — Не бойся говорить громче. Или прикоснись, чтобы я заметил, — сажая покалеченного на стул, гладит пальцами его гладкую щеку. Смотрит в глаза пристально и старается внушить, что с ним нечего бояться. — Посиди, я сейчас, — Возвращается в ванную за аптечкой.       Взгляд задерживается на двери. Чон не слышал, что она виновница травмы, но интуитивно чувствует к ней неприязнь.       — Как же тяжело с ним придётся, — бубнит себе под нос.

***

      Проложив между пальцами марлевые салфетки, плотно заматывает кисть, фиксируя перелом. Чон пыхтит двадцать минут, стараясь на ощупь выправить фаланги, чтобы они срослись как можно правильнее. Тэхён морщится, но молчит.       — Давай мы договоримся, — поднимает на парня серьёзный взгляд. — Ты не будешь творить такое из-за пустяков. Если я не реагирую, то либо я сплю, либо просто не слышу. Обрати на себя внимание другим способом. Но, пожалуйста, только не так, — поднимает забинтованную кисть Кима и машет ею перед глазами.       — Они были не красивые. Они вам не нравились, — смущённо опускает голову.       — Откуда тебе знать, что мне нравится, а что нет? Считаешь, что такая рука мне больше по душе? — поднимает голову за подбородок. Смотрит в печальные глаза. — Ты мой второй шанс. Дай мне возможность спасти тебя. Если я не сохраню твою жизнь, уже не смогу выжить сам.       — Не меня вы спасаете, — хмыкает Ким, но так горько у него это выходит. — Я не понимаю, кого вы видите перед собой, но я точно не тот человек. Меня не стоит спасать, я не стою и капли ваших усилий.       — Глупый, — желание обнять стремительно возрастает в груди. Адреналин ударяет в кровь, запуская биение больного сердца. Чон не задумываясь, пристраивается вплотную и, встав между ног парня, прижимает его к своей раненой груди.       — У вас сердце… бьётся, — прислушиваясь, констатирует Ким. Он прижимается сам. Обнимает талию старшего и наслаждается моментом. Его никогда не обнимали просто так. Это так приятно.       — Из-за тебя, — усмехается Гук. — Я живу ради тебя. Именно тебя и никого другого. Наверное, все пять лет я ждал именно такого как ты. Такого сложного, изломанного и …       — Ненужного, — перебивает Ким. Он трётся носом о футболку старшего, вдыхает его запах и тихо умоляет: «Не бросай меня».       Чонгук не слышит, но чувствует, как напрягаются плечи Тэхёна, когда он хочет разорвать слабый захват чужих рук и отойти.       — Давай поедим, — предлагает Гук. — Я требую, чтобы ты начал хоть иногда принимать пищу, — всё-таки вырывается, почти утягивая за собой парня со стула.       — Я не хочу есть, — отстраняется парень. Его реакция на еду странная, враждебная. Тэхён испытывает физическое чувство голода, но намеренно игнорирует его. Для него пища нечто запретное.       — Так не пойдёт. Мы будем есть. Я тоже не люблю набивать желудок, но из-за тебя я буду есть. И ты будешь есть со мной, — заставляет, щелкая пальцами по носу, насупившегося младшего.       Тэхён молчит. Подтягивает здоровую ногу к груди и сжимается в комок, обхватывая колено. Взгляд становится колючим, обиженным и недоверчивым. Похоже, парень испытывает чувство злобы, но на кого он злится?       Зажатая зубами губа белеет от сильной хватки. Чонгук торопится освободить её из плена, пока кожа не пропустила на поверхность яркую кровь. Проводит по вмятинам от резцов пальцем.       — У тебя такие красивые губы. Не порти, пожалуйста, — делает неосознанный комплимент. Чон и не думал впускать между ними романтику. Этот парень на стуле всего лишь несчастный мальчишка. Только Тэхён не может унять напряжения от ничего не значащих слов. Его начинает трясти от волнения.       — Красивые? — поражается Ким. — Ты смеешься надо мной? Я урод, — вскакивает на больную ногу, хочет сбежать от насмешек, но угождает в руки старшего.       — Сиди, — улыбается Чон. Его неожиданно пробирает умиление. — Дуться будешь потом. Сначала поешь.

***

      Тэхён поел. Он так много съел, глядя, что врач жжёт его придирчивым взглядом, что уже три минуты блюёт в туалете. Это провал.       Сложив руки на груди, Гук качает опущенной головой и, прижавшись спиной к стене, тихо сожалеет. Он не имеет права заставлять Тэхёна есть против воли. Он сам с трудом вгоняет в себя пищу. Зачем так много?       — Тэхёна, — зовёт в приоткрытую дверь. — Ты ещё не всё? — с надеждой.       Невнятное мычание и многозначительное рыгание в стенки фаянсового унитаза. Ким на коленях, с потемневшей немытой стопой и белым гипсом, стоит, едва удерживая равновесие, и тяжело дышит, измученный потугами. Желудок вывернуло наизнанку, и все бактерии хеликобактер, наверное, покинули его пустой и тощий живот.       Ким ненавидит себя, когда не может удержать рвотного порыва за столом, когда на одной ноге скачет по стене в ванную, когда издаёт самые противные звуки, а Чонгук всё это видит и слышит. Ким ненавидит себя, когда чужая большая тёплая ладонь ложится на его торчащие позвонки между лопаток.       — Уйди, — просит тихо, прискорбно и хочет нырнуть в рвотную массу лицом, лишь бы подтвердить лишний раз своё ничтожество.       — Тебе полегче? — не реагируя на злость, Чонгук нажимает на сливную кнопку и пытается приподнять Тэхёна. Не выдерживая напряжения, парень дёргается и с силой бьётся головой об унитаз. У Чона глаза на лоб лезут.       — Да что же ты?! — хватает в охапку парня. Уже не стараясь быть нежным и аккуратным, прямо в одежде заталкивает Кима под душ и включает холодную воду.       Струи бьют по макушке. Стекают по волосам, шее. Мочат одежду и она становится тяжёлой, повисая на тощем теле, словно на вешалке. Парня трясёт от холода. Кожу дёргают импульсы, она рябит мурашками на шее, и кисть без бинта белеет.       Тэхён жадно ловит воздух. Захлёбывается собственным отчаянием и водой. Кислорода не хватает. Лёгкие съеживаются в груди в два кошачьих кулачка.       Чонгук ждёт. Смотрит на своё творение, сам не понимая, что он делает. Зачем пытает парня ледяной водой? Просто, ему подумалось, что лучше так, чем разбить голову об унитаз.       — Я замёрз, — тихо произносит Ким, но Чон не слышит. Старший пялится в стену слепым взглядом, блуждая в своих отвратительных мрачных мыслях. — Я замёрз, — повышая голос, Тэхён касается чужой руки.       Гут отмирает. Смотрит на посиневшие пальцы. Переводит взгляд на лицо. В глазах младшего столько боли. Сине-фиолетовые губы дрожат.       Поворачивая кран в другую сторону, Гук регулирует воду. С силой стаскивает с тощих плеч прилипшую, пропитанную ледяной водой кофту.       — Грейся, — то ли просит, то ли приказывает. Нет сил думать о происходящем. Нет сил происходящее изменить. Тэхён вновь опускает голову и плечи и покорно ждёт, когда Чону надоест его мочить.

***

      В комнате включён дополнительный подогрев. Электроматрас — единственная вещь в жилище Чона, что он купил после комиссования из армии.       Очень часто длинными бессонными ночами мужчину мучили не только страшные кадры прошлого, сожаление, тоска и внутренняя боль, но и физический холод. В один день, прожив невыносимую холодную зимнюю ночь, Гук сдался и попросил Джина о помощи. Так появилась обновка. Широкий евроспальник приехал в апартаменты тем же днём, а уже вечером Чонгук грел на нём свои раны.       Сегодня здесь будет греться Ким.       После контрастного душа, что заставил парня замкнуться и замолчать, Чонгук принёс его в спальню. Быстро подбирая для гостя одежду в шкафу, без раздумий раздел его. Всё тело испещрено ожогами и рубцами. Большие, маленькие. Еле заметные и широкие, красные. Корявая бугристая кожа на груди и впалом животе.       — Прости меня, — не смея смотреть на поджатые губы, Чон едва касается изуродованной кожи кончиками пальцев. Она не нравится. Не вызывает восторг и трепет. Она даже не вызывает желания смотреть на неё. Уродливая грудь со шрамом, идущем через сосок, уводит его немного в сторону. — Я никогда не смогу понять, зачем ты так мучаешь себя. Пока ты не расскажешь мне, что ты чувствуешь, я не смогу тебе помочь, — признается и опускает взгляд.       Тэхён сидит смирно. Настолько без движения, словно и не его вовсе изучает пытливый взгляд. Он не прячет своего уродства. Не прячет того, о чем когда-то сильно сожалел.       Ещё подростком Ким сделал себе обрезание. Сам. Стискивая в зубах кожаный ремень отца, с которым был хорошо знаком. Этой небывалой злости послужило волнение. Мальчику сделали недвусмысленный комплимент, что поверг в ужас неустойчивую психику парня. Тэхён решил, что изуродовав то, что так приглянулось брату, он защитится от его лишних слов. Не помогло.       Срезав крайнюю плоть канцелярским ножом, что любовно прятал под подушкой, Тэхён долго страдал, надрезая кожу на руках.       Было очень больно. Всегда, спасаясь и глуша страдания души муками тела, Ким обознался и совершил всё наоборот. Изуродовав тело, стал изнывать от оков жгучей нестерпимой боли, что начала пытать душу.       Тогда парень впервые полез в петлю, но вернувшиеся родители спасли, чтобы он продолжил мучиться и дальше. Для этого его отправили жить к Джуну. Старшему сыну брата отца.       — Я не могу поверить, — отрешенно шепчет Чон. Он с ужасом рассматривает изуродованное нечто, что покоится между сомкнутых ног. — Как ты мог так поступить? — закрывает лицо руками. Несмотря на долгую учёбу в мединституте, практику в морге и в хирургии, Чонгука ещё ничто не трогало за живое так сильно.       Внизу живота болезненно заныло. Врач с практикой в несколько лет не может не перенять на себя эту боль. Думается, что он лучше бы лишился ног, чем позволил совершить с этим органом такое. Это же психологическая связь. Как основа сущности человека. Концентрация сил, энергии и продолжения рода.       — Прошу тебя, одевайся, — почти бросает стопку вещей на голые бёдра Кима. Не смея смотреть на раздувающиеся ноздри парня, выходит из комнаты.       Чонгуку нечем дышать. Воздуха в комнате не остаётся. Как спасать человека, что страшнее лютого зверя, Чон не знает. Можно ли после такого спасти?

***

      Заходя в спальню через два часа, Чон находит Кима под одеялом. Парень спрятался под него с головой.       — Я пришёл перебинтовать тебе руку и надо перетянуть лодыжку, — заявляет в пустоту, почему-то уверенный, что парень не спит.       — Не надо. Я не хочу, — доносится из-под одеяла.       Тэхён и без оценки старшего был невысокого о себе мнения, а после резкого отторжения тихо сожалеет, что любимый нож не с ним.       — Перестань, — идёт на примирение Чон. — Нам тяжело обоим, но мы справимся. Ты только пойми, что мы вокруг одни. У нас больше никого нет. О нас больше никто не позаботится, — давит на больное и ждёт.       Куча одеяла шевелится, но похоже, что Тэхён просто переворачивается на другой бок. Чон ждёт ещё минуту, а потом осторожно ложится, обнимая копну одеяла. Нет смысла допытывать парня: зачем он уродует себя? Тэхён не способен объяснить дословно, развёрнуто. Это объяснил Джин.       Гук, не имея в себе силы смолчать, просит у друга совета. Если он знает, что его посттравматический синдром когда-нибудь пройдёт, как только он будет готов с ним расстаться, то как вести себя с человеком, что добровольно срезал с себя кожу, ему не понятно.       Внимательно выслушав неровный рассказ друга, Джин популярным языком объясняет, что это способ защиты, наказания и проявления эмоций. Тэхёну нужно очень много и долго доказывать, что мир вокруг не так жесток и в нём можно жить без боли, рассказывая о проблемах словами.       — Ему нужна любовь, а лучше медицинская помощь. Зачем ты ввязываешься в эти проблемы? — причитает друг в трубку. — Такие люди, как этот парень, нуждаются в заботе родственников, а ты ему кто? — ядовито тыкает в правду лицом.       — Что же делать, если родственникам наплевать? — настаивает Чон. Он, конечно же, не мать Тереза, как в бешенстве называл его Джин, но пройти мимо проблемы Кима он не может. Тэхён уже в его квартире и скорее всего уже в его пижаме.       — Тогда сдай его в больницу, — агрессивно шипит Ким. — Неужели ты не слышишь меня? У парня проблемы. Он психически нестабилен. У него полностью закупорены каналы взаимодействия с миром. Ему нужна помощь, о которой он просит через демонстрацию ран.       — Ты сам себя слышишь? — Чонгук уже жалеет, что попросил у Джина совета. Никогда прежде друг не был так враждебно настроен к людям, как он против Тэхёна. — Ему не справиться одному. Ты же сам говоришь, что он не может попросить о помощи.       — Но почему эту помощь ему должен оказать именно ты? — не тая злости, шипит Джин. — Давай так. У меня есть знакомые. Я договорюсь о госпитализации. Пусть его лечат врачи, — долгая пауза молчания для принятия информации, а затем Джин продолжает. — Этот парень будет обузой для тебя. Ты устанешь возиться с ним. Переделать таких людей как он, очень сложно. Нужно полностью перекраивать мировозрение. Это не всегда под силу даже опытным психиатрам.       — А я попробую, — без раздумий.       — Ну и дурак! — обессиленно кричит друг. — Он высосет из тебя все силы и ничего не даст взамен. В него сколько не вкладывай, а он не изменится.       Чонгук не узнаёт Джина. Слушать его доводы — кровоточат уши. Ему, живущему одинокой жизнью затворника, незачем копить теплоту. Чон решает отдать её Киму.       — Я не отступлюсь. Я всё равно попробую вытащить его, — звучит настойчиво. — Лучше скажи, с чего мне начать?       — Просто терпи, жди и будь очень внимателен. Но… — Джин сдаётся и решается подсказать. — Я боюсь, что он сломает тебя ещё сильнее.       Чонгук сглатывает, ожидая продолжения, как приговора.       — Почему? — просит, тяжело выдыхая в трубку.       — Твоё тепло может привязать Тэхёна настолько сильно, что он перетянет тебя на свою сторону, — вкрадчивый голос проникает в уши Чона, и ещё толком не понимая к чему клонит Ким, мужчина начинает ерзать на стуле.       — Ты о чем? — торопится узнать.       — Не ты потянешь его вверх, а он утянет тебя на дно, — звучит как гром. Небо над головой Гука разрезается острым зигзагом молнии, и тут же раскат оглушительного грома пробивает перепонки. Артиллерийские залпы звучат на периферии сознания, и глаза зажмуриваются сами собой.       — Что за нелепицу ты несёшь? — злится Чон.       — Я не стану столько подробностей вываливать на тебя на ночь. Посиди, сам подумай. Пораскинь мозгами, не маленький ведь, — цокая языком, Джин резко меняет тон разговора.       Звонок завершается, а в голове начинаются атаки сознания. Слова друга вызывают и интерес и какой-то потаённый страх.       — Я не стану таким как Тэхён, — уверяет сам себя Чон. Он наливает себе кружку кофе и, упираясь взглядом в стену, долго пялится в одну точку. — Я не стану искать спасения в боли. И ему не позволю, — твёрдо повторяет раз за разом.       Гук не уподобится разбитой изодранной калоше. Именно так ассоциируется Тэхён. Его изуродованное тело не вызывает ничего, кроме острого желания пристыженно отвернуться и не смотреть. О том, чтобы сделать себя таким же, не может быть и речи.       Качая головой на свои одичалые мысли, Гук ужасается, что вообще может допустить такие фантазии в свою голову. Становится стыдно. В груди жжёт от жалости к Киму. Сколько страданий претерпел этот мальчишка? Только поистине сильный человек может вытерпеть столько унижений и боли.       Находя предлог в перевязке, Чон заходит в комнату. И вот теперь лежит рядом с ворохом одеяла. Тэхён замирает. Рука Чона, что обнимает не глядя, придавливает парня к тёплому матрасу и становится жарко.       Выпутываясь из плена тёплой ткани, Тэхён в душе боится, что рука с его тела исчезнет. Он не осмелится попросить обнять вновь. Реакция доктора на его тело была слишком яркой, чтобы забыть, что он урод и на него тошно смотреть.       Когда Ким отваживается перевернуться и посмотреть старшему в глаза, то в свете не выключенного света видит сомкнутые веки. Гук уснул, пригревшись на теплом матрасе.       Тэхён обводит контур чужого лица кончиком среднего, самого длинного пальца, а затем облизывает его. Не понимая, что он делает, ругает себя и тоже закрывает глаза.

***

      Знакомый звук телефона заставляет откинуть сладкий тягучий сон. Тэхён дергано отрывает голову от подушки и прислушивается. Звонок его телефона неопровержимо призывает к себе.       Ким не помнит, чтобы ставил его на зарядку. Видимо, об этом побеспокоился Чон.       Спускаясь с низкой кровати, парень опускается на четвереньки и, быстро стуча коленями и прилипая ладонями к полу, передвигается к двери. Звук слышится с кухни. Добираясь до светящегося в призыве гаджета, успевает ответить в последний момент.       В сердце таится надежда, что это мама, но мужской голос заставляет на минуту задуматься.       — Малыш, куда ты пропал? — голос с ленивой хрипотцой нервирует последние нервные клетки.       — Сокджун? — не может не удивиться Ким. Он не вспоминал об этом человеке весь день и не вспомнил бы ещё целую вечность.       — У меня изменились планы. Я вернулся. Ты ушёл из дома? Где ты? — голос выдаёт лёгкое раздражение, словно старшего задевает отсутствие Кима и раздражает нужда искать его посреди ночи.       — Я в безопасности. Можешь не беспокоиться, меня не стоит искать, — выходит настороженно, словно брат вычислит по звонку его место нахождения.       — Почему ты не позвонил мне? — грубый голос пускает по плечам дрожь. Тэхён прикрывает глаза, радуясь, что находится слишком далеко от Джуна.       — Потому что не захотел, — вертится на языке. — Не стал беспокоить, — произносит вслух. Странные отношения братьев никогда не были чем-то нормальным. Старший не держал Кима в квартире, ничего почти не запрещал. Его только бесили следы крови в ванной.       Тэхён не уходил потому, что ему просто некуда было податься. Он унижал сам себя, позволяя терзать тело ненавистному ему человеку.       — Может всё же мне забрать тебя? — делает последнюю попытку, чувствуя, что вера в правильность своих действий в Тэхёне мала. Парень навязал себя другому человеку и теперь чувствует вину. Мысль вернуться к Сокджуну сейчас не кажется такой уж безумной.       — Хорошо, как скажешь. Я пришлю тебе адрес, — спустя длительную паузу, что нужна для раздумий, Тэхён соглашается. Ему нечего терять. Джун прост и понятен, а Чонгук неизвестен.       За спиной слышится шорох чьего-то присутствия. Ким оборачивается, пытаясь рассмотреть в темноте образ старшего. Чон замирает в дверном проёме и, внимательно вслушиваясь в каждое слово, ждёт пояснений.       — Кому ты собрался отправить мой адрес? — щёлкает выключателем и слепит себя и Тэхёна.       — За мной приедет брат. Сокджун. Он говорит, что мне лучше вернуться, — простодушно пересказывает Ким, упуская самое главное. Подробности личной жизни Тэхён ещё не готов рассказать, да и зачем доброму доктору вся эта грязь?       — Тэхён, ты можешь остаться? — делает отчаянный шаг вперёд. Обхватывает младшего и поднимает его с колен, не позволяя встать голыми стопами на холодный пол.       Засматриваясь в тёмные глаза старшего, Тэхён безумно хочет услышать: «Не отпущу». Тогда бы парень не смог противостоять и обязательно бы согласился остаться.       Чонгуку не ведомы установки мальчишки, что жалобно заглядывает в глаза, выискивая и выжидая.       — Зачем тебе ехать куда-то в два часа ночи? Почему этот твой брат вспомнил о тебе только сейчас? Не уходи от меня, — просит Чон, не выпуская младшего из захвата.       — Я неприятен тебе, — бубнит Ким и тыкается в ключицу старшего.       — Откуда ты знаешь, что мне приятно, а что нет. Я не хочу расставаться с тобой. Не хочу, чтобы ты уходил, — признается, как на духу. Тянуть и отнекиваться некогда. Внутри холодеет от мысли, что мальчишка выпорхнет из его квартиры и больше никогда не вернётся.       — У меня некрасивое тело. На мне много шрамов. Оно не может не отторгать, — напоминает о самом болезненном.       — Мне не важно, сколько шрамов. Лишь бы их не становилось ещё больше. Останься со мной, — заглядывает в глаза.       — Хорошо. Я останусь, — под давлением чужих рук Тэхён вжимается в тело, что тоже не так крупно.       Оба несказанно хотят остаться вместе, но непреодоленная стена ещё не позволяет расслабиться.