Шрамы

– С вами всё в порядке, мистер Зимний, сэр? – интересуется Человек-паук, глядя на то, как Барнс стягивает с себя грязную амуницию, демонстрируя испещренное шрамами тело. Парень рассматривает их внимательно, Барнс это понимает, замечая суженные линзы его маски. Как выглядит пацан Баки не знает, только, разве что, догадывается. Из присутствующих наверняка это знает только Старк. Но и он не спешит просветить их. "Тайна личности" – звучит как паршивый детектив или идея для дешёвого кинематографа. Да и честно, Баки немного всё равно. Он только кивает, как бы говоря, что да, с ним всё в порядке, и хватается за висящее на спинке стула тряпьё, что не полотенце, но стереть с себя слизь, которой его окатило, вполне сойдёт. Ему кажется, что настойчивый взгляд членистоногого героя, не его увечья изучает – под кожу проникает. И возможно, Баки и должно быть не всё равно. Но он упорно не придаёт этому значения. – Все ваши? – вопрошает Паук, а Баки только усмехается. – Если бы. Каждым своим шрамом он обязан своему соулмейту. Как это не парадоксально, но его шрамы практически всегда заживают, а здесь даже регенерация не спасает. Следы остаются. Хотя именно благодаря всё той же регенерации всё не столь плохо, как могло бы быть. Его соулмейт тот ещё искатель приключений на задницу. И то, что тот ещё жив, немало так удивляет Барнса. Но о том, что это именно так, ему даёт понять его собственное тело, что продолжает принимать на себя росчерки шрамов от ранений, которые с завидной периодичностью получает его родственная душа. То что она, эта самая родственная душа, у него есть, а не сгинула где-то там в 40-х, тоже так не слабо его удивляет. Но не сказать, что радует. Баки бы предпочёл остаться без соулмейта. Паук взглядом скользит по его торсу, но задерживается не на свежих, ещё розовеющих шрамах, а на его руке. Левой. Джеймс чувствует этот пытливый взгляд, почти физически ощущает его. * – Ты чего так насупился, Карапуз? В попытке привлечь к себе внимание, Тони подходит ближе, треплет Питера по волосам. После сегодняшнего задания, пацан непривычно тих. – О чём задумался? Паркер переводит заинтересованный взгляд на Старка. Склоняет голову набок и, прикусив колпачёк от ручки, осматривает его с ног до головы. – О шрамах. Тони только усмехается данному откровению. Что с пацана взять, он ещё ребёнок. Всем детям в его возрасте свойственны подобные мысли – найти соулмейта, до того как обзаведёшься отметинами на теле, хочется всем. Благо, после установления прочной связи с соулмейтом, происходит, так сказать, откат. Обмен полученными отметинами. Будь всё иначе, то Тони вряд ли бы смог смотреть в глаза Пеппер, прячущей под блузой шрам во всю грудную клетку. О том, что получать шрамы так же больно, как получать сами увечья, Питер знает не понаслышке. Эта двухсторонняя связь начинает работать, когда хотя бы одному из соулмейтов исполняется 16. Питер же родился со шрамом. С одним сплошным шрамом на всю руку. Что означает то, что уже на этот момент его соулмейт перешагнул рубеж шестнадцатилетнего возраста. Некоторые свои шрамы Питер получил сидя на уроках в школе. Это добавляло ему странностей в глазах окружающих, что предпочитали держаться на расстоянии или же делать его предметом всеобщего презрения, словно это он виноват в том, что его родственная душа старше. Соулмейтов не выбирают. Единственное, что им доступно – это решить какого рода связь формировать. Но здесь, как и везде, случаются исключения из правил. У Питера есть теория. Путём нехитрых вычислений… Но если быть честным, то лишь благодаря стечению обстоятельств, у него имеется предположение о том, кто является его соулмейтом. Только данных для доказательства данной теории у него недостаточно. Предполагаемая родственная душа впервые замаячила на его горизонте в Германии. Поймать Зимнего солдата за руку – абсолютно абсурдная идея. Только вот рука оказалась не облачённой в броню. Она сама по себе броня. – Железная рука, это же огонь, чувак. Ещё бы. Не то что его, тоже левая, что выглядит так, словно с неё раз за разом срезали пласт кожи, и дав зарубцеваться, повторяли это действо снова и снова. То, что он хоть что-то чувствует этой рукой, не чудо даже, а очередное стечение обстоятельств, которое привело его к встрече с модифицированным беженцем из Оскорп. Питер с облегчением снимает с руки перчатку. Она уже давно для него сродни второй кожи, и только благодаря доступу в лаборатории Старк Индастриз и выглядит так же. Он долго над ней работал, не помышляя даже о возможности реализации собственной разработки, но обстоятельства сложились в его пользу. Это его панацея от косых и презрительных взглядов. Но даже несмотря на это, избавиться от неё всегда приносит ему удовольствие. Он сжимает и разжимает кулак. Барнс, он замечал, тоже носит перчатку. Их причины настолько схожи, насколько и различны. И либо это совпадение, либо они действительно соулмейты. Только ни доказательств, ни опровержений этому у Питера нет. И он не спешит это не подтвердить, не опровергнуть. * Джеймс касается пальцем экрана, на что тот не срабатывает. Он едва слышно чертыхается и проделывает всё то же самое правой рукой, которой так удобно до этого подпирал голову. Сенсор срабатывает, следующая страница прогружается. Он вновь подпирает голову рукой, углубляясь в чтение и стараясь не обращать внимание на происходящее. Сэм сегодня просто в ударе. Что значит, что он будет цепляться к протеже Старка пока не доведёт того до употребления эпитетов высшей степени нецензурности. В лучшем случае. Джеймс бросает взгляд на мальчишку, который всем своим видом старается игнорировать въедливого Уилсона и в открытую посмеивающегося с этого Старка. К его счастью, пацан может за себя постоять и заткнуть Уилсона особо не напрягаясь. Будь всё иначе, это было бы крайне неудобно и спровоцировало бы демонстрацию заинтересованности Джеймса пацаном. Что крайне не желательно. Хотя бы потому, что Джеймсу слишком много лет, чтобы проявлять заинтересованность пацаном, которому не так давно стукнуло 16. 90 лет разницы – это пропасть. К тому же у Джеймса есть соулмейт, который всё никак не убьёт себя. Учитывая, сколько шрамов исписало тело Барнса, тот определённо усердствует в этом вопросе. У Паркера тоже есть пресловутая родственная душа. И когда она явит себя, оставив на его теле отметину, лишь вопрос времени. Джеймс отвлекается от книги на суету, что набирает обороты в нескольких метрах от него. Сэм с увлечением наблюдает за Старком, что наводит панику. Он отдаёт команду Пятнице позвать к ним Беннера. Паркер на это только машет руками и уверяет, что это совершенно точно не смертельно и порез вообще едва ли кровит. И тогда Джеймс замечает ровную линию пореза на его левой руке. Наверное, Джеймс должен признать, его это расстраивает. Он сгибает разгибает пальцы левой руки. Его проклятье и его спасение. Рука, на которой никогда не появится ни одного шрама. А ведь именно сейчас, при немного иных обстоятельствах, он мог бы раз и навсегда убедиться, что Паркер кусочек не его пазла, сосредотачивая мысль на своём совершенно неугодном ему соулмейте. * Это был урок физики. Когда Питер зашипел стиснув зубы, он как раз отвечал на поставленный вопрос. Именно поэтому происходящее не осталось незамеченным. Только благодаря тому, что он носит вещи, максимально прикрывающие кожу, никто не увидел расчертивший его правое предплечье шрам. Несмотря на то, что всем его одноклассникам, так же как и ему исполнилось 16, и соулмейты отметили их шрамами, на Питера всё равно продолжали смотреть, кто с неверием, кто с пренебрежением. Всё потому, что типичное увечье, которое может получить подросток: порез от столового ножа и шрам от содранной коленки; ожог или куда реже перелом. Питер же, начиная с начальной школы, в присутствии своих одноклассников, едва сносил то, чем его одаривал соулмейт. Ответить на поставленный вопрос выходит с трудом. Питер не слышит наводящие вопросы совсем не по теме, потому что перед глазами темно, а в голове шумит так, что не слышно собственных мыслей. Чёртова связь. Как добирается до своего места он тоже помнит смутно. Тёплые руки Неда, обхватившие его плечи, служат ориентиром. Он упирается головой в парту и больше ни на что не обращает внимание. Неслабо их обоих потрепало. Питер понимает, что с этим надо что-то делать. Например, проверить свои догадки. Для начала, хотя бы. Догадки, которые с каждым днём кажутся ему всё более правдивыми. Не может обычный человек сносить все эти увечья и остаться при этом в живых. Не может. Только вот делать шаг в эту сторону Питер боится. Его предполагаемый соулмейт не абы кто, а Джеймс Барнс. Что ему до какого-то пацана. Стать бременем Питеру совершенно не хочется. Вот он и оттягивает обнародование факта, что они возможные родственные души как может. Питер знает, что соулмейты вправе сами решать какую связь между ними формировать, но сознательно этот факт игнорирует. В его подсознании он уже давно, с пресловутой Германии, влюблён в Джеймса Бьюкенена Барнса. От того ему ещё страшнее узнать наверняка, что этому человеку он не нужен. * Джеймс шипит и чертыхается. Прикладывает всевозможные усилия, чтобы списать это на последствия компьютерной игры, в которую Сэм разносит его как младенца. – Ой, да завались ты, – сцеживает он сквозь зубы, ощущая почти не фантомную боль от переломанных рëбер. То, что это перелом, он уверен. Здесь должно отметить, что эти ощущения сложно с чем либо перепутать. Он сбился со счёта, сколько раз сам ломал их себе. Его же соулмейт сумел это провернуть, повредив собственные лëгкие. В этом Джеймс тоже уверен, так как его лëгкие в данные момент словно горят. Из-за этого он хватает воздух слишком жадно. Настолько, что происходящее всё менее похоже на проигрыш в глупой игре. – Эй, мужик, ты чего? Голос Сэма как будто заторможен. Но если бы он мог обрабатывать сейчас информацию как обычно, то уверен, услышал бы в нëм беспокойство и, возможно, тревогу. Ничего, Сэму иногда полезно, думает он, растирая грудную клетку и борясь с последствиями получения новой отметки на собственной коже. Если бы эхо этой травмы не было таким болезненным, а её обладатель не бился в агонии, борясь с её последствиями, то Джеймс бы даже допустил мысль, что это месть. Месть за недавно вспоротое им предплечье. Памятуя о том, как его разворотило, он уверен – ощущения, что достались его соулмейту были мало приятными. Когда выходит отдышаться, единственное, что Джеймс видит в глазах Сэма – понимание. Не сочувствие или соучастие, а понимание того, что сейчас произошло. Его губы дёргаются в гадкой ухмылке: у ископаемого вроде Барнса есть соулмейт. Ну чем не тема для сплетен и стëба? Джеймс буквально рычит на него. Словно загнанный зверь, думается ему. И сдерживает себя. С трудом, но сдерживает. Потому что единственное, чего ему сейчас хочется, так это вынести Сэма так же, как тот чуть ранее вынес его персонажа в несомненно дурацкой компьютерной игре. * Питер смотрит на колени Мишель. Шорты совершенно их не скрывают. Поэтому ему видно, насколько кожа её колен испещрена мелкими шрамами. Её соулмейт подозрительно часто травмирует именно их. Питер думает о том, что если бы синяки тоже зеркально проступали на коже, то белые рубцы на них, ещё сильнее напоминали ему звёздное небо. Хлëсткий удар по руке выводит его из задумчивости. Мишель смотрит на него, как умеет только она: с насмешкой, лёгким пренебрежением и полным участием. Где-то на периферии слышится бормотание Неда. И Питер только сейчас осознаёт, что совершенно выпал из разговора. Потерялся, безнадёжно заплутав в собственных мыслях. Теряться для него вполне привычно и почти обыденно. Только вот как правило грешит он этим в одиночестве, а не в компании друзей. Питер бросает взгляд на длинный шрам, росчерком легший на руке Неда. Белый, словно раскалённая на солнце трасса среди пропитанных влагой песков. Он хорошо помнит, когда тот появился. Такое трудно забыть. От вспышки боли Нед умудрился разбить только что собранный ими Сокол тысячелетия. Пришлось собирать заново. Своих же шрамов упомнить он не может. Во всяком случае не все. Какие-то он дарует своему соулмейту, какие-то получает в дар. Когда их столько, просто перестаëшь запоминать. Он усмехается, словно реагирует на реплику Неда, и возвращается к беседе. * – Мстители, общий сбор! По задумке Старка, данная фраза капитана Сосульки, стараниями Пятницы, должна сопровождаться сиренами и красным свечением, подкрепляя тем самым важность ситуации. Разумеется, в восторге от этого только Старк. И Человек-паук. Один – в силу характера, другой – возраста. – Простите, мистер Капитан Америка, сэр, не смогу присутствовать, надеюсь… – договорить Паук не успевает, переключаясь на свою текущую проблему, – мистер преступник, я вынужден вас предупредить, что банкоматы не задумывались как бросовый снаряд. Да вашу ж, не мою, сколько можно-то? Карен! Нет, никакого мгновенного убийства. Шок-паутина. Дай мне шок-паутину, Карен. Все подключившиеся к каналу слышат изыскания подростка в адрес преступной группировки, что пытается сдержать Человек-паук. Всё происходящее подкрепляется новостными каналами, ведущими прямой эфир. Кэп тяжело вздыхает. На экране, в новостной сводке, видно, как Человек-паук мотает головой и линзы его маски белеют, дополнительные паучьи конечности складываются. – Я ещё поговорю на эту тему и с тобой, Карен, и с Пятницей, и с мистером Старком, – доносится по общей связи. После чего Паук добавляет, – мистер, похоже, что я разговариваю с вами? Паутинная граната, Карен. – и все наблюдают, как склонив в вежливом вопросе голову, Человек-паук припечатывает паутиной незадачливого преступника к ближайшей стене. – Собственно, место нашего сбора. – Стив устало трёт переносицу, – Паук уже на позиции. Выдвигаемся. * Питер весьма неплохо справляется, даже не рассчитывая на подкрепление. Он привык сражаться один. Очень часто его миссии и миссии Мстителей не пересекаются. Поэтому, когда он видит всю эту разношëрстную шайку героев, испытывает облегчение. Ему нужно признать, что нынешние ребята из хулиганской братии сумели навести немало шороху. Подмога не станет лишней. Но это, к сожалению, играет против него. Секундная заминка, что требуется ему для того, чтобы бросить взгляд на прибывших, стоит ему многого. – Эй, насекомое, Стервятник шлёт тебе пламенный привет. – Арахнид я, – это всё, что успевает ответить Питер на окрик, что доносится из-за спины, но среагировать уже не успевает. Смог бы. Извернулся бы. Только если бы не выбежавший из толпы извечных зевак и бесстрашных наблюдателей за происходящим, навстречу ему ребёнок. * Джеймс кричит. Пытается стиснуть зубы и проглотить собственный крик, но тот непроизвольно рвется наружу. Сложно сдерживаться, когда ощущения такие, словно тебя наизнанку вывернуть пытаются. Он падает на колени, сдирает асфальт пальцами левой руки. Правая вцепилась в собственный бок. – Бак? – недоумение в голосе Стива Джеймса вполне могло бы повеселить, если бы не его собственный соулмейт в очередной раз приподнёсший ему сюрприз. Он хватает ртом воздух и не понимает, почему крик не смолкает. Он уверен, что уже не кричит. Джеймс словно сквозь пелену озирается по сторонам. Крик затихает до того, как ему удаётся найти его источник. – О боже, – устало звучит по связи, – прости малышка, моя кровь тебя совсем не красит. Карен, режим мгновенного убийства. * Паук едва волочит ноги. Джеймс видит это. Видит, потому что не может не смотреть на парня в изодранном спандексе и с зияющей, всё ещё кровоточащей, но постепенно затягивающейся раной. Парень словно уходит в режим энергосбережения, совершая чуть меньше резких телодвижений. И Джеймс его не судит. Джеймс не сводит с него взгляд, как однажды это делал Паук в отношении него. Наверное, думает он, в тот момент, рассматривая его испещрëнное шрамами тело, этот парень, в до неприличия тесном костюме, что-то понял. Сложно, ему кажется, очень сложно до чего-нибудь не додуматься, доподлинно зная о каждом отпечатанном на Джеймсе ранении. Что ж, это не пацан Старка. Именно к этому выводу приходит Барнс, продолжая бдить за безопасностью членистоногого. Что ж, это не пацан Старка. Это его, Баки, родственная душа. И он обязан сохранить его жизнь хотя бы ради того, чтобы узнать, кто под маской. В эфире тишина. Джеймс уверен, что невозможно было понять увиденное неправильно. И сейчас весь выводок Нью-Йоркских героев переваривает полученную информацию. Сэм тоже молчит. Ну, похоже, такого он точно не ожидал. * В джете стоит такая тишина, что неловко должно быть каждому находящемуся здесь. Теперь всё до нелепости очевидно. Но во взглядах некоторых сквозит надежда на иной исход. Беспричинная надежда, отмечает Барнс, глядя на прищуренные линзы паучьей маски. Вероятно, они выглядят до невозможности глупо, молча разглядывая друг друга. Возможно это действительно так, но они в этом не одиноки. Их окружают Мстители, чьим центром внимания становится именно он с Пауком. От их взглядов начинает зудиться кожа. Джеймс решает, что с этим пора заканчивать. Он не успевает ничего сказать, так как его опережает Старк. Тони, до этого упрямо сжимая губы, разве что расчленить взглядом его не пытался. – Если я узнаю, что ты посмел его, в том самом смысле, хоть пальцем тронуть, я заморожу тебя во льдах Антарктики навечно. Джеймс сводит брови к переносице, понимая, что должен выглядеть крайне озадаченным. Собственно, так, как он себя и ощущает. Даже если это не так, то он точно недоумевает, получив столь необоснованные угрозы со стороны Старка. Либо, делает он вывод, Старк знает то, чего не знает Джеймс. Только вот спросить что-либо он вновь не успевает. Испуская обречённый вздох, Паук, внося ясность, стягивает с головы маску. Это пацан Старка. Которому, как знает Джеймс, нет ещё и семнадцати. Ну, будучи откровенным, он хочет заявить, что ему плевать. Когда он в последний раз хоть к кому-нибудь прикасался в том самом смысле? Он с сороковых на этом голодном пайке. Что такое ещё пара лет? Джеймс очень надеется, что улыбка на его лице не сильно заметна. Потому что сам он сейчас ощущает столь всеобъемлющее его счастье, что понять, улыбается он или нет, ему не удаётся. Судя по враждебному шипению, исходящему от Старка… Что же, он бы хотел сдержать себя, но слишком рад заполучить этого пацана себе. Уголки губ Паркера дёргаются в улыбке и он закусывает губы. Что ж, Джеймс очень надеется, что это взаимно.