Ни о чём взамен

Очередной теплый летний вечер. В кафе шумно, официантки вместе с хозяйкой улыбаясь порхают между столиками, наполняя бокалы для общего тоста. — По какому поводу праздник? — громко спросил Фабио, войдя в кафе и заметив некое общее оживление. — Провожаем ребят в Милан, — пояснила неизменно улыбающаяся Марианна, подошедшая к бару, где стояли четверо музыкантов, и поставила на стойку пустую бутылку из-под вина. — Скоро начнут гастролировать не только по Италии и совсем про нас забудут, — и стоило девушке театрально свести брови и надуть губы, изображая притворную грусть, как на неё накинулась Вик: — Мари, не заставляй меня рыдать, — басистка крепко сжала в объятиях девушку, которая уже заливалась звонким смехом от такой реакции на свои слова и обнимала блондинку в ответ под аккомпанемент бухтения стоящего рядом Итана, недовольного тем, что их шумная напарница слишком драматизирует. — Так пускай же это быстрее произойдет, — проговорил Фабио, зайдя за барную стойку и налив себе вина. Он тут же почувствовал на себе прожигающий взгляд, разительно отличающийся от ещё нескольких недоумевающих. — Разумеется, я про гастроли, — и мужчина поднял глаза, встретившись с врезавшимся в него взглядом Дамиано. «Когда он так осмелел?» — мысленно отметил Фабио, пытаясь вспомнить, с каких пор парень из позиции бездейственного наблюдателя перешел к соперничеству. За отношениями этих двоих наблюдал весь район — эти взгляды не могли остаться незамеченными и будут обсуждаться за каждым столиком до конца вечера. Между ними не было шумных скандалов или даже коротких перепалок, лишь свирепые взгляды, будто случайные столкновения плечами, что каждый раз вызывали на лице Марианны тревожное выражение. Ей сразу хотелось убежать подальше, закрыться в туалете или уйти по выдуманным делам, лишь бы не находиться рядом с ними, особенно когда кто-то из постоянных посетителей в шутку замечал: «Смотри, твои опять зацепились.» и «Когда же уже драка, а?». А она в ответ лишь пряталась за улыбкой и отшучивалась. И ведь получалось, потому что для всех её улыбка принималась как данность, и никто не замечал в ней подвоха. Для неё улыбка была самой настоящей маской. — Так пожелаем же ребятам удачи, — громко объявила Марианна, подняв бокал с вином и привлекая внимание всех собравшихся, пряча за сияющей улыбкой накатывающую грусть. — Ура! — закричала Виктория, запустив по всему залу волну криков и звона бокалов, сопровождавшихся пожеланиями хорошей дороги и удачных выступлений. Чокнувшись бокалами в своем кругу, музыканты в какой-то момент резко отступили назад, когда Фабио напоследок чокнулся с Дамиано с такой силой, что вино из чудом уцелевших бокалов плеснуло на грудь вокалиста и на ладонь Фабио. «До чего уместная аллегория» — пронеслось в голове мужчины от вида того, как по белой рубашке в районе сердца расползается алое пятно, а с его ладони капает терпкая жидкость. Разумеется, он сделал это нарочно, но зачем? Попытка вывести на открытую агрессию этого мальчишку, который младше его чуть ли не на десять лет? Да, но какова цель? Показать, что он старше, сильнее, опытнее? Возможно, ведь Дамиано был уверен в себе, притягивал внимание и легко заполучал симпатии людей, и так же легко и играючи пытался присвоить то, что ему не принадлежит. Он даже не давал себе труда скрывать это, умерить пыл в глазах и просто открыто любовался, ловя ответные улыбки, пел, едва ли не признаваясь в любви страстными строчками. А Фабио очень не любил, когда покушаются на его вещи, а особенно не любил, когда эти «вещи» откликались на такие маневры, хоть и пытались этого не показывать. Но в результате на агрессию подсаживался не мальчишка, а он сам, видя в глазах напротив не желание в порыве распустить руки или устроить шумный скандал, а желание бороться за объект интереса, игнорируя мелкие провокации. Бороться вот так, один на один, в лоб? Нет, Фабио не из таких. Он нанесет удар с другой стороны, ломая его через ту самую, такую желанную им «вещь», и наконец сотрет эту ухмылку со смазливого лица. — Кто бы знал, что нашим концертам больше всего обрадуешься ты, Фабио, — проговорил Дамиано, залпом выпив уцелевшее вино, и, поставив бокал на стойку, начал расстегивать рубашку, хотя в его воображении мужчина напротив от удара в челюсть уже влетел в полки, заставленные алкоголем, и упал на пол, сопровождаемый звоном разбивающегося стекла. — Простите нас, — извинился он перед подбежавшей официанткой, которая быстро вытерла разлитое вино. — А ведь я внимательно слежу за вами, — мужчина повторил жест собеседника, опустошив и свой бокал. — Особенно за тобой, Дамиано Давид. Уверен, толпы красавиц будут падать к твоим ногам. Завидую. Любезность сочилась ядом. — Фабио, — Марианна, обежав барную стойку и встав рядом со своим молодым человеком, взяла из его руки бокал и вложила в ладонь несколько салфеток, бросив короткий взгляд на Дамиано. — Нужно застирать, — она выхватила из рук вокалиста испачканную рубашку и, не удержавшись, скользнула взглядом от пресса вверх, по обвитому змеей яблоку к подтянутой груди и надписи на ключицах. Может, он и вправду змей-искуситель и поэтому так манит к себе, увлекая в бешеный танец жизни? Но эту мысль сразу же отогнал мягкий взгляд, будто пытающийся успокоить девушку, явно чувствующую себя некомфортно. Каждый раз, когда эти двое были рядом друг с другом, ей становилось по-настоящему дурно: ноги становились ватными, руки тяжелели, как бывает в моменты дикого страха, когда организм не понимает, как ему реагировать на окружающие обстоятельства. И в это же время она истязала саму себя изнутри, разрываясь между чувствами и здравым смыслом. Между тем, к кому так тянулась душа, на чьё внимание так хотелось ответить взаимностью и, возможно, стать на самом деле счастливой, и между тем, кто смог погасить такой же огонек страсти, поймав в стальной капкан подчинения, вырваться из которого у неё не было сил. И ведь они не герои одного из тех исторических романов, в которых супруга, по долгу семьи отданная в жены какому-то графу, влюбляется в простого музыканта, где по закону жанра в конце обязательно кому-то отрубают голову. Но, к сожалению, уж очень много параллелей с такими историями было в её жизни. — Карла! — Фабио окликнул официантку, рывком притянув к себе Мари, которая уже было двинулась в сторону уборной, и обрубив на корню её попытку сбежать. — Не могла бы ты помочь? — обратился мужчина к подошедшей девушке, передав ей испачканный предмет одежды, на что та кивнула и скрылась. — Надеюсь, это была не твоя любимая, — вновь встретившись взглядом с Дамиано, спросил мужчина, специально сделав акцент на последнем слове, параллельно обняв за талию брюнетку и резко прижав ту к себе, не обращая внимания на прикосновения девушки к его руке, безмолвно молящие ослабить хватку. «Вот так» — подумал Фабио, всё так же гордо глядя на собеседника и видя, как парень напротив сжал зубы, от чего его скулы стали казаться ещё острее. — Ребята! — раздался громкий мужской голос из-за одного из столиков, в ответ на возглас сразу последовало возмущенное шипение тех, кто затаив дыхание ждал, чем же закончится этот разговор, но тот продолжил. — Сыграйте нам что-нибудь веселое напоследок! — Всё для вас! — громко заявила Виктория, поймав на себе взгляд Марианны, словно ищущий помощи, и схватила под руку вокалиста, увлекая его за собой, по дороге к сцене огибая столики и чуть ли не кожей ощущая повисшее между двумя мужчинами напряжение.

***

— Я скучал, — услышала девушка ласкающий ухо тихий, бархатистый голос. Она ощущала его крепкие, но без боли сдавливающие объятия, чувствовала, как совсем рядом бьется его сердце, тонула в его запахе, уткнувшись носом в плечо. Она обвила его шею своими руками и тихо прошептала: — Я тоже. Эта веселая компания не появлялась в кафе всего пять дней, за это время отыграв несколько концертов в миланских клубах, но по возвращении их встретили как местных звезд, с аплодисментами, приветственными криками и, разумеется, наполненными бокалами и горячей пиццей, сразу же устроив стол заказов, что же ребята будут играть сегодня. На время отсутствия музыкантов жизнь в кафе не остановилась, всё так же приходили посетители, шутили, рассказывали местные сплетни и горячие новости, каждый вечер испытывая на прочность старый проигрыватель, иногда давая ему передышку, когда какой-нибудь сеньор решал спеть серенаду для своей дамы. Хозяйка всё так же приветливо улыбалась каждому гостю, интересуясь делами и здоровьем, игриво подмигивая мужчинам, осыпающим её комплиментами. Лишь иногда она с некой грустью поглядывала на ближайший к бару столик, который обычно занимали четверо шумных ребят. Виктория всегда была громкой и энергичной, экспрессивно размахивала руками во время рассказа очередной истории о том, как с ней кто-то пытался познакомиться, Томас постоянно вклинивал шутки, за которые помимо смеха получал негодующий взгляд басистки и тычки в плечо или попытки ударить по голове, наклонившись через стол. Итан же всегда пытался успокоить разбушевавшихся «детей», одергивая и прося быть потише, а Дамиано, откинувшись в кресле, вставлял колкие реплики, при каждом смешном моменте словно по инерции бросая взгляд в сторону Мари. Она скучала по атмосфере, которую они привносили, по их шуткам, голосам, музыке, мечтая как можно быстрее обнять их по возвращении. И сейчас, утопая в объятиях Дамиано, казалось, была искренне счастлива. Их объятие разительно отличалось от тех, которыми Марианна встретила трех других музыкантов. Те были такими же крепкими и искренними, Томас даже закружил девушку, оторвав от земли и вызвав её звонкий смех. Но Дамиано… Он не поцеловал её, лишив рассудка, не подхватил на руки, не сжал в объятиях до хруста костей. Он лишь произнес её полное имя, протянув звук «р», попадая в плен её призывно разведенных рук, нежно скользнул по спине ладонями, жар которых чувствовался через тонкую ткань платья, и притянул чуть ближе к себе, не давя, давая ей возможность отстраниться, но она сама притянула его ближе, преодолев последние сантиметры, разделяющие их тела. В этих объятиях не было ничего вызывающего или пошлого, они не выглядели со стороны как-то вульгарно, но для них этот момент был очень интимным, оба хотели запомнить его, сохранить ощущение чужого тела на своих ладонях, растекающееся от мест соприкосновений тепло, щекочущее ухо дыхание и вибрации голоса, раскатывающиеся по телу от коротких слов. Отпрянув от Дамиано, Мари растерянно заглянула ему в глаза, словно извиняясь за что-то. За то, что так долго обнимала? Что так трепетно прижималась к нему? Что забылась, стоило ей увидеть его улыбку? А он снова улыбался, подхватив тонкую девичью кисть, соскользнувшую с его плеча. Она пытается сопротивляться чувствам, которые толкают их друг к другу. В какой момент она поддалась? В какой момент эти улыбка и глаза орехового цвета стали вызывать что-то большее, чем просто дружескую симпатию? Он знал, что она с другим, что не променяет состоявшегося мужчину на эмоционального юнца, что он не сможет просить ни о чем взамен на свои чувства. Чувства, которые он не пытался скрыть от неё ни в одном из якобы случайных прикосновений, ни в одном из задумчивых взглядов, ни в одном из сотен комплиментов, которые он дарил ей. Он был искренним с ней. И она влюбилась, сама не заметив как, не контролируя, как он проникал в её голову, как возникал перед глазами, как врывался в мысли, подавляя все страхи и инстинкт самосохранения. Его она хотела видеть рядом с собой по утрам, его хотела встречать вечером. Об этом она мечтала, смахивая накатывающие по дороге домой слезы, в последние дни делая себе лишь больнее, просматривая по кругу видео, где длинноволосый итальянец улыбаясь шлет ей воздушные поцелуи, говоря о том, что скучает. Но после нескольких десятков просмотров видео удалялось как что-то запретное, что-то, влекущее за собой наказание. Она не хотела подставляться ещё больше, не хотела скандалов и ругани, не хотела вновь ощущать боль. Увидев в черных глазах испуг, Дамиано осторожно погладил большим пальцем запястье и отпустил её руку. Его сердце было готово пробить ребра от… мелькнувшей надежды? Надежды, что она бросит всё и будет с ним? Нет. От того трепета, с которым она встретила его, от нежности, с которой она обнимала его. Пусть это и продлилось лишь несколько мгновений. — Мальчик мой, с возвращением! — хрипящий, но с первых звуков узнаваемый задорный голос заставил молодых людей обернуться, прервав повисшее между парой неловкое молчание. — Ох, старый дурак, такой момент испортил. Такая пара красивая, — охнул старик Симон, с неизменной хитрой усмешкой переводя взгляд с парня на девушку, которая, блеснув улыбкой, ушла за бар, бросив в ответ: — Дядюшка, с твоей фантазией тебе бы только любовные романы писать. — Я как купидон! — провозгласил Симон, подняв указательный палец. — Я за любовь в реальной жизни! — Не думал я, что купидоны такие дряхлые, — хохотнул Дамиано. — Хватает ещё сил из лука стрелять? — У меня другие инструменты, — и старик ударил парня тростью по ноге, от чего тот, не ожидая такой атаки, ойкнул, поджав попавшую под раздачу конечность. — Сейчас до красотки доберусь и всё, страсть захлестнет так, что броситесь постель искать, — он хрипло засмеялся и встретился с взглядом Мари, которая смотрела на него, склонив голову на бок. — Иди ко мне, дочка, у меня и для тебя кое-что есть. Ой! — на что Марианна только засмеялась, увидев, как тетушка София отвесила своему супругу подзатыльник, сразу же заговорив: — О Мадонна, нашелся мне тут посланник любви. Анна, дочка, — обратилась она к брюнетке, — не бойся. Если у него для жены в постели нет ничего кроме слов, то вы и подавно ничего не получите, — кафе наполнилось смехом и язвительными комментариями, а Симон, развернувшись к супруге, возмущенно прошипел, стуча тростью по деревянному полу: — Муж и жена — одна сатана! Старуха, мы должны быть заодно! — и после очередного удара, пришедшегося в плечо мужчины, пожилая пара вышла на улицу, тихо споря о чем-то своем, покидая гудящее множеством голосов заведение. На город опускался вечер, принося желанную прохладу. Живая музыка вновь доносилась из знакомого кафе, заманивая проходивших мимо заглянуть на бокальчик вина и просто приятно провести вечер. Статный мужчина, подходя к входной двери и услышав знакомый ему голос вокалиста, на мгновение закатил глаза, осознавая, что этот шумный квартет вместе с их самоуверенным фронтменом вернулся. «И он опять увивается возле неё» — предположил Фабио, опираясь о дверной косяк и тихо наблюдая за происходящим в зале, стараясь остаться незамеченным. Музыканты, закончив песню ярким аккордом под аплодисменты собравшихся, взяли небольшой перерыв и, как и предполагал мужчина, Дамиано сразу же подошел к девушке, которая озадаченно теребила что-то в руках и была полностью поглощена этим делом. Спустя пару минут он замечает в руках парня уже распутанную цепочку и видит, как Мари, развернувшись спиной к своему «спасителю», поднимает волосы, позволяя застегнуть украшение. А после этого видит, как его пальцы, справившись с застежкой, скользнули по тонкой шее, перейдя на обнаженные плечи. Вспыхнули ли в душе Фабио какие-то чувства при виде этого? Да. Была ли это режущая сердце ревность от вида того, как блаженно опускаются веки его девушки от прикосновений чужих мужских рук? Нет. Это была злость. Злость, что его вещь… Нет, что его ручная зверушка бесстрашно идет к чужаку, поманившему лаской, а это значит, что дрессировка ещё не закончена.

***

— Всем ни с места, это ограбление! — синхронно прокричали Вик и Томас, вбежав в кафе и направили воображаемые пистолеты на посетителей, вызвав недоумевающие взгляды последних и хохот согнувшегося пополам у двери Дамиано, который не ожидал, что их «ограбление» начнется именно так. — Что? — Марианна испуганно бегала взглядом по появившемуся квартету, пытаясь понять, что тут происходит. — Ты, — блондинка перевела воображаемый пистолет на Мари, которая, подыграв, подняла руки, — идешь с нами и никто не пострадает, — Вик кивнула в сторону посетителей, не сдержав улыбки от вида того, как брюнетка растерянно хлопала ресницами. Только сейчас девушка обратила внимание на внешний вид компании. Она знала, что сегодня у квартета очередное выступление, прямо перед которым они, кажется, сюда и ворвались. Яркие сценические костюмы, черный лак на ногтях, множество массивных украшений и шикарные черные смоки у всех четверых. Но почему они здесь? В это время в зале начался театр: некоторые женщины откидывали голову назад, приложив ладонь ко лбу, причитая, что совсем мало пожили, некоторые «падали в обморок», мужчины обнимали своих дам или закрывали собой, говоря им, что любят их больше жизни и что сегодня прекрасный день, чтобы умереть, а старик Симон крикнул, сжав в своих ладонях руку супруги и собрав в этот момент всё своё актерское мастерство: — Дочка, ты же спасешь нас всех? — и схватился за сердце, вызвав смех и поддерживающие крики. И стоило губам брюнетки растянуться в улыбке, как Виктория скомандовала: — Пакуем! — после чего Дамиано, забежав за стойку, подхватил девушку на руки, сразу же прокомментировав: — Сразу прошу заметить, что это идея нашего мелкого диктатора, — он кивнул в сторону басистки, которая, поправив большой шелковый бант на шее, кланялась начавшим аплодировать посетителям и посылать воздушные поцелуи в благодарность за быструю реакцию и командную работу, звонко рассмеявшись на пару с Томасом, когда Симон крикнул в спину выходящему из кафе вокалисту: — Эй! Вы смотрите за ним, а то сейчас и вправду украдет! — Может объяснишь, что происходит? — испуг исчез с лица девушки, оставив лишь блеск любопытства в глазах, когда парень опустил её на ноги рядом с машиной такси. — Ты постоянно игнорировала наши приглашения на концерт, и вот, получила вот это, — он широко улыбнулся, щурясь от светящего прямо в глаза солнца, и развел руки, словно обозначая всю эту ситуацию, пока Итан разговаривал с одной из официанток, поясняя случившееся, а Вик искала вещи девушки. — Так что, — он открыл дверцу у переднего пассажирского сидения, жестом приглашая сесть, — прошу. Она несколько мгновений стояла неподвижно, любуясь молодым человеком. Солнце играло янтарными отблесками в его глазах, на которых так притягательно выглядел макияж, легкий ветерок шевелил волосы, среди локонов блестели крупные серьги, вторя золотистому блеску колечка на крыле носа, а несколько вьющихся прядей падали на лицо. Он был словно персонаж из какой-то сказки, прекрасный и обаятельный разбойник, подкупающий своей улыбкой, заставляющий девушку чувствовать себя похищенной принцессой, влюбившейся в своего похитителя. — Так мы что, невесту похитили? — задорно спросил водитель, обратив внимание на белое платье брюнетки, стоило ей захлопнуть за собой дверь. Но девушка только улыбнулась, обернувшись к Дамиано, который уже занял место на заднем сидении, оставив дверь открытой для подходящих музыкантов. Все четверо, не без причитаний и возмущения по поводу того, что кому-то из них следовало бы уже похудеть, кое-как устроились на заднем сидении, поблагодарив водителя, что согласился их везти, и авто тронулось с места. Виктория передала девушке её сумочку, и стоило брюнетке взглянуть на телефон, как улыбка исчезла с её лица. — Что-то случилось? — Дамиано, сидящий от Мари по диагонали, не мог пропустить мимо глаз изменения в лице девушки, и стоило ей обернуться на него, как тот огорченно подумал, что этот план тоже не сработал и она сейчас под каким-то предлогом сбежит. — Фабио… Я не предупредила его. Такому спонтанному сюрпризу он точно не обрадуется, — она отвернулась, прикусив нижнюю губу. Ей было обидно из-за того, что приходится отказываться от всего, что приносит удовольствие, ради того, чтобы просто не пострадать. — Ребята, я… — начал девушка, не поворачиваясь, но быстро возникшая между креслами Виктория выхватила телефон, заставив водителя дернуться и возмущенно шикнуть. — А ну дай сюда, — блондинка обрадовалась, что случайно не заблокировала экран и сейчас искала нужный номер. — Нашла проблему, сейчас мы всё решим. — Вик, — с мольбой в голосе протянула Марианна, глядя на подругу, а Дамиано не сводил напряженного взгляда с лица брюнетки, отчетливо читая на нем страх, но блондинка только подмигнула, приложив телефон к уху. — Фабио, это Виктория… Дамиано не отрывал взгляда от Мари. Та на протяжении всего разговора сидела вжавшись в кресло и опустив голову, нервно теребя в руках ремешок сумки. Он не мог понять, почему она так боится мужчину, с которым состоит в отношениях, не смотря на то, что голос последнего, доносившийся из динамика, был бодрым и веселым. — Ну вот, всё решено, — победно заявила Вик, нажав на кнопку блокировки после завершения разговора и протянула телефон его хозяйке. — Он приедет, когда освободится. Предупредим охранников, чтобы его пропустили. У тебя же есть его фото? — на что Мари кивнула, не оборачиваясь на ребят. До клуба доехали минут за пятнадцать, по дороге притихнув и думая каждый о своём, а в голове вокалиста крутился лишь один вопрос: «Чего ты так сильно боишься?» — Мари, — оторвавшись от ушедших вперед музыкантов, Дамиано схватил девушку на руку, заставляя ту остановиться и взглянуть на него, — всё в порядке? Она улыбнулась, не зная, что он, кажется, единственный чувствовал каждый раз, когда она пряталась, и от этого лишь сильнее сжал её руку. — Что с тобой? — ответила она вопросом на вопрос, заметив беспокойного в его глазах. — Я в порядке. Спасибо, что вытащили. — Эй, вы там чего? — окликнула Вик, выглянув из-за двери служебного входа. — Дам, скоро начинаем. — Да, идем, — ответил он подруге, переведя взгляд обратно на Мари, всё ещё не отпуская её руки. — Ты будешь смотреть из-за кулис или из зала? — Если уж я пришла на концерт, — на этот раз улыбка была искренней, — то я хочу его полностью прочувствовать. Так что я пойду в зал. — Зайди к нам в гримерку после концерта. Нам очень интересно твоё впечатление, — её впечатление было особенно интересно ему. — Пойдем, я покажу, где гримерка, — и они скрылись за дверью. В зале становилось всё теснее, люди прибывали, прижимаясь всё ближе к сцене, начиная хором звать музыкантов, скандируя название группы, запевать их песни и просто аплодировать. Мари успела забыть эту атмосферу концертов, когда кажется, что толпа превращается в один огромный организм, управляемый лишь музыкой. И вот девушка уже вместе с толпой кричит, стоит первому из ребят ступить на сцену. Квартет заполнил собой всю сцену, постоянно перемещаясь, контактируя друг с другом, выпуская друг друга на передний план, при этом не оставляя без внимания барабанщика. Виктория была права, из раза в раз повторяя, как сильно отличаются концерты от акустических выступлений, и Мари была благодарна ребятам за то, что находится сейчас здесь, в этом темном клубе, среди шумной толпы, танцует и поет, любуясь музыкантами. Энергии, которую они излучали, казалось, хватило бы на каждого из собравшихся в зале. Яркие, взрывные, совершенно свободные на сцене, позволяющие себе кривляться, заигрывать с публикой, общаться с ней в перерывах между песнями, шутить и танцевать. В последнем преуспевал Дамиано, успев подобрать брошенную кем-то на сцену розу и станцевать, зажав её в зубах. Такой открытый и искренний, отдающийся залу в каждой песне, словно рассказывая что-то совсем личное, делясь секретами. Но в какой-то момент свет погас, заставляя толпу затихнуть и ждать, затаив дыхание. Amarti m’affatica Любовь к тебе утомляет меня, Mi svuota dentro Опустошает меня изнутри. Возникая из темноты в свете прожектора тихо начал распев Дамиано, сливаясь с чувственным гитарным перебором. Падающий сверху свет делал его фигуру похожей на скульптуру, до которой добрались руки современного художника, оставив разбросанные рисунки и надписи на кажущейся в таком свете белой коже. Amandoti — Gianna Nannini. Марианна с первых слов узнала эту песню, она знала её наизусть. Но совсем другое настроение, другой темп, другое… всё. Вслед за вокалистом в лучах белого света появились и остальные музыканты, но Марианна видела лишь одного человека, крепко сжимавшего руками микрофонную стойку и округлившего плечи. Amami ancora Люби меня снова, Fallo dolcemente Делай это нежно. Он медленно открыл глаза, сразу же ловя её взгляд, ведь для него в тот момент в зале не было никого, кроме прекрасной хрупкой девушки в белом платье. Чувственно, нежно, интимно, словно он не пел на сцене, а шептал прямо в губы. Его пальцы скользили по стойке, а она словно чувствовала их прикосновение к своей шее, плечам. А его взгляд… Он гипнотизировал, пускал по телу волны мурашек, заставлял дышать глубже и чаще, от чего начинала кружиться голова. Un anno un mese un’ora Год, месяц, час, Слова отпечатывались в её сознании, словно обрушивая на девушку разом всю волну его болезненных мечтаний. В её голове словно сцены из какого-то откровенного фильма всплывали образы тел, касающихся друг друга, ласкающих друг друга, отдающихся друг другу. Perdutamente Безумно. Мари чувствовала его взгляд, атласной лентой скользящий по всему телу, словно она была полностью обнажена перед ним в тот момент, а он следил за тем, как её руки повторяли путь его взгляда и будто бы ощущал бархат её кожи на кончиках собственных пальцев. Взгляд глаза в глаза разжигал пламя внутри обоих, принося чуть ли не физическую боль. Они были словно один на один в маленькой комнатке, но не позволяли двинуться навстречу друг другу. Amarti mi consola Любовь к тебе утешает меня Le notti bianche В белые ночи. В один миг ударивший по ушам звук вступивших инструментов послал волну мурашек по телу девушки, подчеркивая надрыв в мужском голосе. Оторвавшись от её глаз, он словно полностью растворился в словах, стал одним целым с текстом, отдавая себя в каждом звуке. Qualcosa che riempie Она наполняет Vecchie storie fumanti Старые прокуренные истории. Он медленно, сгибаясь, округляя спину подошел ближе к краю сцены, и пел словно в последний раз, болезненным хрипом раздирая горло, будто пытаясь силой голоса выразить скрывавшуюся в душе боль, которую он сам не замечал до этого момента. Он столько времени убеждал себя, что ему не больно, что каждая страстная фантазия не оставляла кровоточащую рану в душе, что вид чужих рук, касавшихся её, не задевал ничего в нем. Больно. Невыносимо больно. Che vuoi farci è la vita Ничего не поделаешь, такова жизнь, È la vita, la mia Такова жизнь моя. Он вновь набрался сил встретиться с ней взглядом, пропустив по сердцу удар от вида влажных дорожек на щеках. Она услышала его, всё то, что он вскрыл в себе и сразу же поделился с ней. Ведь с ней он был честен. А она завороженно следила за каждым его ломаным движением, за напряжённой шеей, за вздувшимися на висках венами, за попытками удержаться за стойку, словно с каждой строчкой силы всё быстрее покидали его тело… Но в какой-то момент, не разрывая зрительного контакта, от начал отходить назад, исчезая за пределами освещавшего его прожектора. И только сейчас, когда главная партия была у пары гитаристов, словно из рассеивающегося тумана начали возникать фигуры людей, плотно заполнивших зал, фигуры гитаристов, падающих на колени и выдирающих из инструментов максимум эмоций, силуэт Итана, нещадно избивающего барабаны. И ей захотелось танцевать, чувствуя на себе всё тот же горящий взгляд. Танцевать, вскидывая волосы, поднимая руки и закрыв глаза, пропускать эту музыку через себя, продолжая смотреть под закрытыми веками отрывки страстных фантазий. Amami ancora Люби меня снова, Вновь очень тихо, заставляя толпу остановиться и приковать взгляды к сцене. Fallo dolcemente Делай это нежно. Вновь взгляд глаза в глаза, наполненный коктейлем чувств. Solo per un’ora Всего на час, Он умолял, протянув руку вперед, словно пытаясь коснуться любимого лица, стереть следы слез. Amami perdutamente Люби меня безумно. Зал взорвался аплодисментами, а двое стояли неподвижно, глядя друг на друга, словно сейчас признались во всём, вывернув наизнанку души. И эти двое не замечали следящего за ними взгляда, который видел всё. Абсолютно всё… — В зале её тоже нет, — проговорил Итан, когда в гримерку зашел Дамиано, принеся с собой запах нескольких выкуренных одну за одной сигарет. Марианна обещала зайти к ним после концерта, но её нигде не было. Ни в зале, ни у черного входа, ни у главного, где её пытался найти Дамиано, нарвавшись на толпу жаждущих сфотографироваться фанатов, для которых пришлось нацепить на лицо радостную улыбку. «Я снова… " — он упал на диван, запрокинув голову и запустив пальцы в волосы. «Идиот» — стиснув зубы, он медленно пропустил через них воздух, не давая вырваться наружу болезненному стону. Он видел её глаза, её слезы, он видел, что она приняла все его признания. Ему было нужно её присутствие рядом, её прикосновения, её нежность, о которых он молил в последней песне и которые были физически необходимы ему сейчас. Но она исчезла, оставив его, раздавленного, с вывернутым наружу сердцем, совершенно не понимающего, что ему делать дальше. И никто не догадывался, что сейчас начинался другой концерт, совсем другие инструменты создавали иную, ужасающую музыку. Яркий аккорд перевернутых кухонных стульев, хлопок от упавшего на пол тела, четкий перебор каблуков по плитке в попытке оборвать эту ужасную мелодию, завершившийся акцентным ударом о радиатор, вызывающий мурашки бэк-вокал болезненных всхлипов, задающий ритм звук глухих ударов и солирующий грубый мужской голос, время от времени оттеняемый короткими высокими вскриками. И вместо оваций после этого концерта слышалась лишь ругань усталых соседей.