Любовь рассудку не подвластна, хоть и слепа, но и всевластна

Прибыв в резиденцию главы клана Цзян, Лань Сичэнь попросил встретившегося ученика проводить его в покои Цзян Чэна. Заклинатели всех кланов относились с безмерным уважением к главе клана Лань, и поэтому его просьбу охотно выполнили. Цзэу-цзюнь постучал, что-то неразборчивое раздалось в ответ, и приняв это за приглашение войти, заклинатель раздвинул двери. Глава клана Цзян лежал в кровати, за последнее время ставшей его постоянным местом обитания. Голова его была повернута к стене, и хозяин Пристани Лотоса не видел вошедшего. Притворяться больным вошло в его привычку, а потому Цзян Ваньинь не считал нужным смотреть кто пришел. Три раза в день ему приносили еду, и иногда сообщали о делах клана. На его счастье, ничто не требовало вмешательства. — Поставь еду и уходи, — резко сказал он. Лань Сичэнь, увидя эту картину испытал нежность, наполненную щемящей жалостью. Таким главу клана Цзян, он себе не представлял. Хотя, после дня рождения юного главы Цзинь, первый нефрит уже знал, что не только суровость стоит за холодной, но чарующей внешностью Цзян Чэна. Сичэнь, поддавшись порыву, подошел и сел на кровать главы Цзян. Как и тогда в Ланьлин Цзине, он испытал странную, едва преодолимую потребность лечь рядом и положить голову Цзян Чэна себе на грудь. Но естественно, Цзэу-цзюнь сдержался. Вместо этого, он просто поднял руку и нежно провел ею по волосам заклинателя. На удивление Лань Сичэня, тот не отстранился, и глава Лань продолжил мягко перебирать волосы Цзян Чэна. Ваньинь, пребывая в сладкой неге, думал что ему опять снится сон. Медленно повернувшись, глава Пристани Лотоса посмотрел на Цзэу-цзюня затуманенным взором. — Ты опять пришел, — пробормотал он. И поймав руку, ласкающую его волосы, он приложил ее к своей вздымающейся груди. Удивленный Лань Сичэнь, сразу понял — тут что-то не так. Цзян Чэн бредит, он ведь болен, — пронеслось у него в голове. Неожиданно, Саньду Шэншоу потянул главу Лань на себя и произнес, едва ли не ласковым тоном: — Ты почему медлишь сегодня, и не ложишься рядом? После такого, Цзэу-цзюнь окончательно растерялся. Однако, поддавшись воле заклинателя, что упорно тянул его, Сичэнь осторожно опустился на кровать. Ваньинь, ничуть не смутившись, устроился у него на груди, и закрыв глаза свернулся калачиком. Если глава Цзян, по всей видимости, ни о чем не беспокоился, то Цзэу-цзюнь испытал просто бурю эмоций. Даже сердце его зашлось в бешенном темпе, а дыхание участилось. Глава Лань так разволновался, словно ему было пятнадцать лет, а все потому, что это чудесное создание снова пристроилось на его груди. Но Лань Сичэнь, на то и достопочтенный Цзэу-цзюнь, который никогда не станет пользоваться ситуацией себе во благо. Поэтому, легонько дотронувшись до плеча Цзян Чэна, он мягко позвал его: — Глава клана Цзян, очнитесь. Цзян Ваньинь слегка встрепенулся — еще никогда в его снах Лань Сичэнь так к нему не обращался. Он звал его или А-Чэн, или Ваньинь. Открыв глаза, Цзян Чэн приподнялся и в упор уставился на Сичэня. — Вы проснулись, — ласково сказал тот, при этом поглаживая заклинателя по руке. Какой-то слишком благопристойный сон, — с подозрением подумал глава клана Цзян. Обычно, одними поглаживаниями ты не обходишься… Лань Сичэнь, видя, что Цзян Чэн еще пребывает во власти иллюзий, мягко добавил: — Как вы себя чувствуете? Эти слова пробудили в заклинателе еще больше подозрений, и он неуверенно спросил: — Ты что, настоящий? — Самый настоящий, — подтвердил глава Лань. И тут Цзян Чэн окончательно пришел в себя. Резко подскочив, он с силой оттолкнул первого нефрита, и тот не удержавшись упал на пол. — Тогда какого черта, ты делаешь у меня в кровати? — завопил Цзян Ваньинь. — Так вы сами меня пригласили! — не растерялся Цзэу-цзюнь. Глава Цзян едва не подавился слюной, но ответить ему на это было нечего. Тогда он еле слышно промямлил: — Я думал, что это сон… — Так значит во сне мне можно с вами лежать? Мы наверное уже не раз так с вами встречались? — проницательно заметил Сичэнь. Цзян Чэн промолчал. Ах, столько раз во сне они не только встречались, но и занимались весьма волнующими вещами! Только подумав об этом, Цзян Чэн тут же ощутил волну возбуждения. Но на сей раз все было иначе, ведь сейчас объект его тайного вожделения был не иллюзией, а человеком из плоти и крови. — Уходи, — едва сдерживая нахлынувшие чувства, велел Цзян Чэн. Лань Сичэнь, уловивший в голосе Цзян Ваньина неуверенность, поднялся на ноги и произнес: — Я уйду, но сначала выслушайте меня. Саньду Шэншоу повернулся к нему спиной, давая понять что слушать он не желает. Но Цзэу-цзюнь, не обращая внимание на поведение заклинателя, подошел к нему совсем близко и наклонившись над его ушком, влажным шепотом произнес: — Глава ордена Цзян, день, когда вы упали ко мне в руки и заснули на моем плече — стал самым счастливым днем в моей жизни. С тех пор, я не переставая думал только о хозяине Пристани Лотоса. Мое сердце бьется чаще, когда я вспоминаю, как нес на руках самого прекрасного заклинателя. Ваш образ вызывает во мне томление души. Я люблю вас Цзян Ваньинь! И пусть сейчас вы прогоните меня, зато я сказал то, что хотел. Теперь, слово за вами. Лань Сичэнь смело сделал первый шаг, потому что понял — если глава Цзян и чувствует к нему симпатию, то никогда первым не отважится заговорить об этом. Цзян Чэн молчал, но его сердце билось так сильно, что едва не выскакивало из груди. Его возлюбленный открыл ему сейчас свою душу, и он никогда бы теперь не смог его прогнать. Вот и все, - со странным облегчением думал Ваньинь, — пророчество свершилось. Он нашел того, кто предназначен ему судьбой, и отпустить теперь был не в силах. Раз уж они по-настоящему полюбили друг друга, то и препятствий между ними быть не должно. «Душа твоя познает истинную любовь», так сказал старик. Теперь глава Цзян точно знал, что «счастье и гармония скоро прочно войдут в его жизнь». И все обиды наконец-то останутся в прошлом. Цзян Чэн медленно повернулся к Цзэу-цзюню, который терпеливо ждал его решения. Ваньинь смотрел на него несколько долгих мгновений, после чего обнял Сичэня обеими руками и прижался к его груди. Сердце первого нефрита билось так же сильно, как и его собственное. — Я тоже люблю тебя, — тихо признался Цзян Чэн. Услышав эти слова, Сичэнь тут же подхватил Цзян Ваньина на руки и положил на кровать. Их лица оказались напротив друг друга, и теперь уже не во сне, а наяву, глава клана Лань поцеловал главу клана Цзян. Их поцелуй длился долго-долго, проходя все стадии — от робкого до страстного. Языки обоих заклинателей сплетаясь в страстном порыве, выплясывали непристойный танец, а губы не могли оторваться друг от друга. Когда же они наконец отстранились, то их тела и сердца горели таким ярким пламенем, которое потушить уже было невозможно. Лань Сичэнь хотел большего, так же как и Цзян Чэн, а потому одежда мигом полетела на пол, и два обнаженных тела сплелись воедино. Они ласкали друг друга, позабыв всякий стыд. Сичэнь придавил Цзян Ваньина своим мускулистым телом, и непрерывно покрывал его поцелуями. Ласкал шею, соски, подтянутый живот и пальцы рук, которые взяв в рот, дразняще облизывал языком. Цзян Чэн в ответ, обхватил его член ладонью и ритмичными движениями приводил главу Лань в экстаз. Цзэу-цзюнь от столь умелых действий, застонал и чувственно прикусил кончик пальца Ваньина. Глава Цзян охнул и его движения убыстрились. Член Сичэня от такого напора, сделался тверже камня, а дыхание прославленного заклинателя превратилось в рваные стоны. Цзян Чэн уже не раз делал нечто подобное в своих снах, поэтому действуя уверенно, он все больше и больше возбуждал Лань Хуаня. А тот и не думал заставлять себя ждать. Нащупав твердый клинок возлюбленного, Сичэнь начал доставлять тому не меньшее удовольствие. Их ритмы слились воедино, и комнату наполнили гармоничные стоны. Губы обоих мужчин припухли от поцелуев, а руки превратились в искусные инструменты, которые своими действиями доставляли немыслимое доселе удовольствие. Когда жаркая схватка двух заклинателей достигла своего апогея, оба излились почти одновременно, и на мгновение застыли в объятиях друг друга. Через некоторое время, когда схлынул поток страсти, их взгляды встретились. На лицах обоих мужчин сияли счастливые улыбки, и теперь уже ничего не могло встать между ними. — Глава клана Цзян, вы так хороши в постели, да и без одежды прекрасны, — игриво сказал Сичэнь, первым нарушив молчание. Не удержавшись, он провел пальцами по груди Цзян Чэна, вызвав у того табун мурашек. — Зови меня А-Чэн, — не менее игриво ответил тот. И схватив руку Сичэня, прижал ее ко рту, и не торопясь провел по раскрытой ладони языком. Цзэу-цзюня от таких действий, опять охватило возбуждение. Положив другую руку на ягодицу Цзян Чэна, он весьма чувственно сжал ее, при этом проговорив тихим, бархатистым голосом: — Раз так, дорогой А-Чэн, то зови меня Лань Хуань. И должен предупредить тебя — сейчас ты играешь с огнем, который не в состоянии будешь потушить. — Ты еще не знаешь на что я способен, — завлекая его ответил глава Цзян. Больше не говоря ни слова, Лань Сичэнь резким движением развел ноги Ваньина в стороны, а сам устроился между ними. В этом положении их половые органы оказались тесно прижаты друг к другу, и тела прославленных заклинателей пронзил электрический разряд. Каждый, в полной мере, ощущал возбуждение другого. Сичэнь, непроизвольно начал двигаться на Цзян Чэне, и их жезлы соприкасаясь в приятном трении, стали тверже. Цзэу-цзюнь на миг остановившись, заглянул в глаза своего возлюбленного, желая удостовериться — понимает ли он, что его ждет? Но в глазах Ваньина не было и тени сомнения, лишь яркое пламя страсти, которое Лань Сичэнь посчитал своим долгом удовлетворить. Глава клана Цзян прекрасно все осознавал, ведь они уже столько раз делали это в его снах, так что вместо страха, он испытывал лишь сладострастный трепет предвкушения. Его руки потянулись к Цзэу-цзюню, и обхватив того за шею, Цзян Чэн прижался к его губам страстным поцелуем. Ноги А-Чэна, как бы по привычке, обхватили талию Сичэня. Приподняв свои упругие ягодицы он расслабился, и тут же почувствовал, как первый палец проник в его нутро… Поздней ночью в клане Гусу Лань, от одного цзинши к другому, метнулась еле заметная тень. Тихо заглянув в покои главы Лань, Вэй Усянь не обнаружил хозяина дома. В глазах молодого человека мелькнули искры восторга. Ведь это означало только одно — Цзэу-цзюнь где-то заночевал. А раз Вэй Ин отправил его в Пристань Лотоса… значит…. неужели получилось?! И он остался ночевать там? Ох бедный брат, нелегко ему сейчас под Лань Хуанем, — мысленно пожалел того Вэй Усянь. Свой первый раз — он помнил до сих пор. Почему-то Вэй Ин, ни минуты не сомневался в том, что имеют сейчас именно его сурового братца. Из этих фривольных мыслей его вывел разгневанный голос Лань Чжаня: — Вэй Ин, что ты делаешь в цзинши моего брата ночью? Что все это означает? Да, от Лань Чжаня ничего не скрыть, — подумал Усянь. — Естественно, я не мог уйти незамеченным, хотя он вроде и спал. — Это означает, что ты теперь глава клана Лань, — не растерялся Вэй Усянь. — А я, супруг главы клана, — с гордостью добавил он. Лань Ванцзи испуганно посмотрел на него. Не заболел ли часом, его Вэй Ин? Как бы угадав его мысли, Вэй Усянь поспешил объясниться: — Не бойся, со мной все в порядке. А что до твоего брата, то его сейчас нет дома. — Нет дома? — удивился Лань Чжань. — Он наверняка в Пристани Лотоса, ласкает моего брата, — захохотал Вэй Ин. — Бесстыдник! — ошеломленно выпалил Ханьгуан-цзюнь. — Вот расскажу тебе все, и скажешь бесстыдник я, или нет. Вэй Усянь усадил Лань Чжаня, и выложил ему все без утайки. Даже про старика-прорицателя поведал с таким гордым видом, что у второго нефрита челюсть отвисла. — Вот я и говорю — теперь ты глава клана Лань. Руку даю на отсечение, что твой брат переберется в Пристань Лотоса. Под его присмотром Юньмэн Цзян теперь действительно «поднимется до небывалых высот». Вэй Ин опять захохотал, а Лань Чжань покачав головой, сказал: — Бесстыдник, как и есть! *** Как и предсказывал Вэй Усянь, Лань Сичэнь действительно перебрался в Пристань Лотоса, оставив руководство клана на Лань Ванцзи. Лань Цижэню опять стало плохо, и он ушёл в длительную медитацию. Пережил Вэй Ина — и это переживет, решили все. А счастливые и влюбленные Цзян Чэн и Лань Сичэнь, сразу после переезда последнего в Пристань Лотоса, пошли в храм предков ордена Юньмэн Цзян и совершили три поклона: матери и отцу, небу и земле, и последний друг другу. От таких прекрасных новостей Цзинь Лин набрался храбрости и наконец сделал то, о чем уже давно мечтал — поцеловал Лань Сычжуя. Естественно, первый ученик Гусу ответил на его чувства. Лань Юань, после продолжительного ухаживания за А-Лином, так же как и Цзэу-цзюнь покинул родные стены клана. Его желанием было всегда и во всем поддерживать своего юного супруга. Но это уже начало другой истории, а ее продолжение можно было наблюдать в ордене Ланьлин Цзинь, где двое высокоодаренных заклинателей мудро управляли некогда богатым кланом, который теперь обрел славу — справедливого. Может и нашлись злопыхатели, недовольные столь неординарным подходом к руководству орденом, но их никто не видел. Так как теперь за этими двумя юношами, искрился не только Цзыдянь, но и пела призрачная флейта Чэньцин. А тайна «старика-прорицателя», как понадеялся Вэй Усянь, навсегда останется тайной. Тем более, что при разговоре с ним, Вэй Ин прикинулся грозным старейшиной Илина, запугав несчастного до смерти.