burn it till it's all gone

он бежит так быстро, как только может. он бежит привычным маршрутом, совсем не обращая внимания на крики позади него, на то, что люди, которых он встречает на пути, могут быть опасны для него смертельно; он не думает ни о чём вовсе, кроме того, что его чонгуку грозит опасность. его чонгук может пострадать из-за него, может покалечиться множество людей, и рациональная часть юнги подсказывает ему, что хосок ни за что не оставил бы братьев, которые за последнее время стали до такой степени дороги им всем, совершенно одних без охраны, но страх, который заполняет всё естество юнги, топит его сердце; тот ужас, что он испытывает прямо сейчас — всё это не даёт ему возможности остановиться и подумать, оценить обстановку; ему важно только одно: убедиться в том, что с его близкими всё в порядке. его не смущает даже то, что в своих одеждах он привлекает слишком много нежелательного внимания, что из-за этого побега у королевы будет больше власти над ним в будущем — будущего ведь не существует вновь, потому что есть только здесь и сейчас, которое опасное и жгучее; больное, до воспалённого страшное. юнги и сам не замечает, как ноги приносят его к дому, где он впервые встретил чонгука; к дому, где он был, честно говоря, всего пару раз, но который стал для него роднее, чем его собственные покои, в которых он проживал с самого своего рождения. юнги видит: тихий и спокойный дом; свет давно погашен; людей рядом почти нет. юнги видит: всё в порядке. он думает: как же хорошо, хвала небожителям, да ниспошлют они благословения нам всем. юнги подходит поближе, чтобы убедиться в том, что всё действительно под контролем; что никакая опасность никому не грозит; он делает несколько шагов вперёд, почти подходит к ограде; он ощущает, как внутри него развязывается тугой узел, сжимающий железными тисками всё его нутро, разъедающий его душу ядовитыми парами и вынуждающий действовать опрометчиво — всё это пропадает. и сводится лишь к одному: отдалённому свисту приближающейся поразительно тонкой стрелы с тяжёлым наконечником, выпущенной из предательского лука; рассекающей воздух на огромной скорости с потрясающей чёткостью, в темноте. юнги резко поворачивается лицом в сторону звука, пытается отступить, но понимает, что поздно, ещё одно мгновение — и его левое плечо пронзает острая боль; его плоть разрывает, чуть ли не с хрустом разрывая сухожилия. он шипит резко, как дикий кот; скалится; смотрит в сторону, откуда прилетела стрела, но видит только, как серый силуэт скрывается за коньком крыши; он порывается бежать за ним вслед, когда чувствует тяжёлую руку у себя на плече — правом, здоровом; он цепляется мёртвой хваткой за чужое запястье это хосок, облачённый в лёгкий доспех, он говорит ему: — предоставь это мне. а ты сейчас пойдёшь с чимином, и мы встретимся немногим позже. юнги протестует, его глаза расширяются от ужаса: — но как же?.. хосок поджимает губы и отвечает недовольным тоном: — ты что, думал, что я позволю им оставаться здесь, в опасности? в доме нет никого, кроме моих людей; я вывел братьев отсюда и помог переместиться сразу после того, как чимин пришёл ко мне; как ты думаешь, куда я пропал так надолго? юнги моргает и чувствует, как острое, как его собственный хвандо, чувство тревоги постепенно начинает его отпускать; как оно тает, подобно леднику на солнце, отчего дышать становится чуточку легче. он спрашивает хрипло: — где они? где?.. хосок снова сжимает пальцы у него на плече и говорит: — иди за чимином. юнги кивает, как болванчик, трясёт головой, чтобы избавиться от дурных мыслей, и оборачивается; чимин стоит у него за спиной на некотором расстоянии; выглядит ужасно обеспокоенным, совсем не похожим на того чимина, которого юнги привык видеть — флиртующего, искрящегося тёплыми пузырьками счастья, улыбчивого — нет, этот чимин наматывает круги в отведённом ему безопасном относительно углу между двумя кажущимися заброшенными домами и явно места не находит себе от волнения. чимин встречается взглядом с юнги и кивает ему, подзывает его к себе взмахом изящной маленькой ладошки; юнги подходит к нему, и чимин жестом приглашает его идти за собой. путь от дома рыбаков до дома предсказателя обычно занимает около десяти минут, но юнги кажется, что они идут целую вечность; его всего поглощает тревога бесконечная, а ещё чёткое понимание того, что ему жизненно необходимо увидеть чонгука прямо сейчас, здесь, иначе он с ума сойдёт от горя и волнения; он испытывает такое глубокое чувство вины, что не знает, как будет смотреть ему в глаза, однако также понимает, что сделанного изменить уже нельзя, нужно лишь только всё так же пытаться предотвратить непреодолимо грядущее будущее, полное пугающих вещей, которые, кажется, могут убить их всех, если они не будут достаточно осторожными, если не найдут способ справиться с опасностью вместе, потому что, кажется, они все уже погрязли. и юнги не может не винить себя, конечно же, потому что именно он привёл их всех в этот момент, в этот самый миг, где каждый, кажется, может ощутить леденящее дыхание смерти в затылок. эти люди доверились ему, стали ему настоящей семьёй, каждый из них, а он их так бесконечно подвёл, совершенно отвратительно, низко, подло даже, пусть и совершенно ненамеренно; но он же знал. знал глубоко в душе, что так оно и будет, так оно и случится, рано или поздно, что всё сведётся только к одному. к этому моменту перед лицом смертельной опасности, где они практически беззащитны в итоге. чимин шепчет: — всё в порядке, хён. твою рану осмотрим у меня, тэхён и намджун уже должны быть там, они знают, как тебя лечить, как они сами мне сказали, — здесь чимин хмурится и смотрит на него внимательно и слегка оценивающе, словно пытаясь понять, как так вышло, что личными врачами третьего принца оказались четвёртый принц и его личный слуга. юнги хмыкает и кивает согласно; не знает, впрочем, как пояснить тот факт, что он и боли не чувствует, только ощущает, как сквозь пальцы, которыми он рану зажимает, струится кровь; волнение и глубокое чувство вины заставляют его кожу неметь. дом чимина находится сразу за его лавкой, где он предсказывает людям их будущее, угадывает прошлое и продаёт то, что его посетителям необходимо ради успокоения их душ; дом с улицы выглядит так, словно никого там нет, и, когда они заходят внутрь, там никого и не оказывается. юнги вопросительно смотрит на чимина, нервно кусая губы и невольно сжимая руку на плече, чимин шепчет: — сейчас, хён. чимин проходит вглубь дома и заходит в спальню, юнги неловко топчется на пороге, когда чимин незаметно ставит какую-то статуэтку на определённое место на полке, и от этого срабатывает механизм, и полка отодвигается вместе с частью стены, словно это какая-то дверца. юнги качает головой и усмехается, чимин пожимает плечами и говорит: — это была моя идея, так легче хранить секреты всей столицы нашего государства. они проходят в крошечный коридор, где места есть только им двоим, чимин приоткрывает крошечную дверцу, и юнги наконец видит их всех. взволнованно шепчущихся между собой тэхёна и намджуна, сидящего рядом с ними джина и- чонгука рядом с ним. чонгука, целого и невредимого, крутящего в тонких пальцах какой-то цветок на коротком стебле. — мугунхва, — говорит юнги. чонгук вздрагивает и поднимает глаза, смотрит на него так, словно он для него целый мир сейчас впустил через дверь; чонгук подскакивает со своего места и бросается к юнги, обнимает его крепко за шею и целует куда-то в ухо; спрашивает: — он значит красота, хён, знаешь? юнги знает. он говорит: — это символ нашей страны, знаешь. мугунхва. чонгук слегка отступает от юнги, смотрит изумлённо на него, восклицает: — да ты же ранен! и в этот самый момент он вспоминает, что такое боль. он пронзает его плечо до самой кости, и юнги понимает, что ранен гораздо более серьёзно, чем он думал. боль внезапно глушит его сознание бездыханно, накрывает его тяжёлым одеялом; он сознаёт, что начинает пошатываться, и чонгук подхватывает его под руку, юнги слышит взволнованный восклик тэхёна и какой-то грохот; юнги успевает сказать только: — хорошо, что вы в порядке, все. а потом он, кажется, теряет сознание.

***

он видит пепел. кружится пепел как снег, опадает на ярко-зелёную траву и крупные цветки тигровой лилии, огненно-солнечные, раскрывшиеся полностью, припорошенные серыми хлопьями, похожие на умирающие языки пламени в очаге. юнги видит пепел и думает: весь мир сгорел, и так тому и быть. жалеть ему почти что не о чем. или же?.. он думает о ярком солнце сперва. о пушистой летней лесной траве. о том, как пахнет влажная земля после дождя; как приятна босым ногам тёплая речная вода; ощущаются ледяные брызги родниковой воды на коже. о том, как хочется целовать бесконечно одного несносного мальчишку, столь безумно милого и нежного. похожего на очаровательного милого крольчонка. он думает: чонгук. думает: хочу вернуться к тебе в наше тёплое лето. в лето, где мы вольны делать всё, что захотим. юнги думает: мы никогда не были достаточно свободны для этого, хотя и отчаянно делали вид, что могли бы. сбежать куда-нибудь подальше от всего мира. сжечь все мосты. уничтожить все доказательства собственной беспомощности. хотелось бы, чтобы всё это было так просто. а, возможно, так оно и есть? просто? юнги больше не видит пепел. он видит нежно-розовые шишки лиственницы, что растёт у него за окном, кажущиеся отчаянно яркими на фоне голубого неба. выглядят как свечи, что горят усердно, упорно, несмотря ни на что, горят, показывая ему, что, несмотря ни на что, надежда ещё есть, не умерла она, и будет она жить внутри него ещё долго время. а пока есть надежда, будут и силы бороться дальше. он думает: огонь очистит всё. он думает: он поможет двигаться дальше. юнги думает: кажется, есть способ.

***

он приходит в себя медленно, отчаянно медленно, почти не понимая, где он находится; слышит только, словно сквозь толстый слой ткани, что рядом с ним кто-то разговаривает; он пытается понять, кто это и что, собственно, происходит, и тогда открывает глаза. в крошечной комнатушке без окон горит тоненькая свеча неровным светом, бросая дрожащие тени на стены; он видит разговаривающих о чём-то хосока и чимина; хосок стоит к нему спиной, зато чимин переводит взгляд на него сразу же, заметив, что юнги начал ворочаться в попытках понять, что происходит. чимин говорит едва слышно, на выдохе: — хён… хосок тут же поворачивается к юнги, его глаза широко раскрыты — он, кажется, безумно рад, но юнги не уверен до конца; хосок тут же подходит к юнги, берёт его за руку и бросает чимину: — приведи чонгука. чимин взволнованно кивает и тут же выходит из комнаты; юнги смотрит на хосока и понимает, что тот с трудом сдерживает слёзы, ему хочется сказать: глупый, глупый хосок, по ком ты только плакать решил, вот только что-то внутри его держит. что-то упрямое, глухое и невосприимчивое ко всяким самоуничижительным потугам; что-то, что шепчет ему заботливо в самом сердце: тебя любят. хосок говорит: — ты в порядке, хён. ты, наконец, в порядке. юнги хватает времени лишь слегка сжать ладонь хосока в ответ, он только успевает открыть рот, как в комнату влетает чонгук, и внимание юнги в тот же миг перескакивает на него, младший стоит мгновение у двери, смотрит на него своими огромными глазами, а потом он оказывается прямо рядом с ним, опускается на колени и утыкается носом в плечо юнги; дышит горячо и, кажется, плачет. юнги не уверен, плачет ли младший на самом деле, но его сердце разрывается от боли словно заранее; он говорит чонгуку: — малыш, не горюй. я в порядке. я уже в порядке, не стоит волноваться, всё позади. и оно и правда позади, на самом деле, думает юнги. ему осталось лишь только. умереть для всех. он думает: его сон же был об этом, верно? то, что он видел, пока был болен. его сон был о том, что смерть и правда будет логичным и правильным концом для всех. юнги гладит чонгука по спине, проводит по спутанным волосам, затянутым в небрежный хвост, говорит: — не волнуйся обо мне. у меня есть план. хосок озадаченно переводит взгляд на юнги, спрашивает: — план? откуда? ты был без сознания неделю, хён! неделю! тэхён тебя еле выходил. намджун рисковал собой, прикрывая всю эту историю перед его величеством, потому что за всю эту неделю, что мы были тут, что мы пытались спасти нас всех, никто из нас так и не понял, как можно с этим справиться. остаётся только воздавать молитвы небожителям, вот только намджун говорит, что никакие боги нам не помогут, пока мы находимся здесь, пока мы те, кем мы были рождены, пока мы сыновья наших отцов, пусть многие из них уже давно почили — наше клеймо всё ещё на нас, и больше ничего тут поделать нельзя, кроме как смириться либо же умереть в бою за право быть под этим небом. юнги говорит, сжимая крепко руку чонгука, потому что знает, что его следующие слова его испугают, потому что его план действительно опасен и требует жертв со стороны каждого из них, вот только юнги больше не боится просить помощи, больше не боится просить друзей о риске ради него, потому что он знает: они его семья. они его настоящая семья, и они будут страдать только больше, он не спросит их, если он не попросит их добровольного участия. они не дадут ему рисковать одному, потому что они могут знать, как сделать так, чтобы рисковать почти никому не пришлось по своему существу, так что юнги говорит: — я должен умереть. а чонгук должен уйти вслед за мной вскорости.

***

хосок помогает юнги пройти в комнату, которая чем-то похожа на гостевую, вот только юнги был в гостевой комнате чимина, и это явно не она — слишком личная. как он позже узнаёт, сюда чимин приводит только семью и близких ему людей вроде хосока, но сейчас они все собрались именно здесь. хосок помогает юнги сесть на подушки в напряжённой тишине; юнги чувствует обеспокоенные взгляды друзей на себе, однако никто не говорит ни слова, пока он не займёт своё место в кругу. хосок садится по его правую руку, чонгук — по левую. юнги говорит: — то, что я вам сейчас скажу, может показаться чем-то чудовищным и пугающим, но прошу, дослушайте меня до конца. мне понадобится ваша помощь, поэтому я прошу вас: помогите мне. я редко когда о чём-то просил кого угодно, но сейчас мы все в опасности, в смертельной опасности, поэтому, пожалуйста, давайте поступим так, как я вам расскажу. конечно же, если вы сможете предложить что-то ещё, я буду только счастлив последовать вашему пожеланию, если оно действительно сможет спасти меня и каждого из нас. намджун смеряет юнги серьёзными взглядом и говорит: — расскажи нам, хён. расскажи нам всё. юнги кивает и говорит: — я должен убить самого себя.

***

всё оставшееся время, что остаётся у юнги и чонгука, они проводят вместе. юнги постепенно выздоравливает, его плечо становится лучше, и чонгук бесконечно бережен с ним. он помогает ему во всём, перевязывает рану чистой тканью под внимательным присмотром тэхёна, приносит ему еду и заставляет есть, даже если юнги не очень и хочет. юнги говорит: — у нас всё получится. чонгук сжимает его холодные пальцы, целует бережно и шепчет в ответ: — конечно, хён. иначе и быть не может. юнги восстанавливается медленно, но уверенно, и уже через три недели он возвращается к тренировкам с хвандо в узком пространстве внутреннего дворика дома чимина; выходить на улицу ему слишком опасно, возвращаться во дворец — тем паче. хосок учит чонгука стрельбе из лука, и юнги становится немного легче на душе — чонгук не будет совсем беззащитным в случает опасности, ведь даже если у них и выйдет всё сделать так, как они задумали, впереди их ожидает ещё больше вещей, которые им могут смертельно навредить. чонгук учится невероятно быстро и оказывается невыносимо хорош — конечно же, хорош, думает юнги. его чонгук невероятно чудесен во всём. у них уже всё готово к выполнению задуманного, и все ждут лишь только полного выздоровления юнги, который, к сожалению, всё ещё не здоров до конца. так полностью проходит сентябрь и начинается октябрь, дни становятся всё короче, а ночи — длиннее, и юнги думает: это пойдёт на пользу им всем. чем длиннее ночь, тем больше времени выполнить всё задуманное. он ждёт ещё неделю, тренируется усерднее обычного, а потом, однажды, за завтраком, когда они все собрались у чимина (намджун отдал приказ хосоку расследовать дело его пропавшего старшего брата, третьего принца мин юнги, а сам отправился на встречу с послом отдалённого государства. разумеется, это всё было для отвода глаз, и они оба, вместе с тэхёном, временно переехали к чимину), юнги говорит: — через три дня. на праздник фейерверков. он послужит нам хорошим прикрытием. сокджин спрашивает: — ты уверен? юнги кивает: — больше откладывать нельзя. слишком велика опасность для всех нас. намджун говорит: — хорошо. тогда приступаем к непосредственным приготовлениям прямо сейчас. чимин переглядывается с тэхёном и берёт хосока за руку, допивает чай из чашки так, словно это крепкое вино, говорит: — значит, так тому и быть. пришло время моей лавке предсказаний снова открыть свои двери. юнги кивает: — пожалуйста. чонгук говорит: — хён. хён, мы справимся. он смотрит так уверенно, так, словно душу юнги видит насквозь, наизнанку, и юнги не может не ответить ему: — безусловно.

***

небо кажется неправдоподобно голубым, таким ярким, какого обычно в реальности не бывает, такой вечный туго натянутый атлас бесконечного цвета, и юнги думает о том, что голубой кажется грустным цветом, если позволить ему затянуть себя в свои бесконечные воды тоски. и небо не кажется больше таким высоким и недоступным; словно нависшим над головой — руку протяни и коснёшься. хосок подходит к юнги и говорит: — небо такое голубое, как в нашем детстве, помнишь? в безопасном детстве, которое было так давно, что и не вспомнить сейчас, как оно было тогда, на самом деле. юнги щурится и говорит, глядя на хосока: — детство давно прошло. вся жизнь моя прошла, подошла к концу, и я могу и не вернуться назад, знаешь? хосок смотрит на него мгновение, а потом резко поворачивается к нему всем телом и обнимает крепко; юнги охает, а потом обхватывает друга за плечи, говорит: — но я постараюсь. я выйду оттуда, а ты поможешь намджуну восстановить порядок тут, как мы и договаривались раньше, и тогда я смогу вернуться. хосок кивает и говорит: — обязательно. он отстраняется, кладёт руку ему на плечо и делает шаг назад, говорит: — береги себя. юнги отвечает: — и ты тоже. в доме, который остался позади них, все собрались в ожидании вечернего фестиваля, который послужит им замечательным прикрытием, чтобы свергнуть королеву. хосок бросает последний взгляд назад и говорит: — они будут в порядке. намджун может о себе и о них позаботиться. как и чимин. и чонгук. я им доверяю. я обучал каждого из них. юнги говорит: — я знаю. а потом они отправляются в короткий путь до дворца, где у каждого из них есть своя задача. они идут разными дорогами, чтобы не привлечь к себе лишнее внимание, и так как никто не должен знать, что юнги жив и бродит свободно по улицам, юнги вынужден обходить столицу дугой по лесной чаще, что их окружает; хосок же будет двигаться по главным дорогам, не скрываясь и не прячась, пока не прибудет во в дворец в свои покои, где он будет должен оказать юнги одну необходимую услугу. пробираясь сквозь густую чащу, юнги замечает, что патрулей стало в разы меньше, чем раньше, и это не может его не радовать — кажется, хосоку удалось убедить их генералов в том, что в последние времена так называемых мира и покоя нет необходимости тратить дорогостоящие ресурсы на бессмысленную усиленную охрану близлежащих у дворца земель. юнги подходит ко дворцу насколько близко, насколько это возможно, а потом, когда лес начинает редеть и больше не может служить укрытием, он выходит на открытую поляну, садится на непримятую траву, скрестив ноги, достаёт хвандо из ножен и кладёт на колени. он ждёт. в лесу тихо, но в воздухе ощущается что-то потрескивающее, как за несколько секунд до грозы, что-то нервное и громоздкое, что-то, что больше, чем он сам и всё вокруг. вероятно, так ощущается вкус восстания, которое грядёт и громыхает у юнги в венах, которое кипятит его кровь и воздух вокруг. юнги слышит чужие шаги задолго до того, как людей становится видно, и он сжимает рукоять меча крепче. он делает глубокий вдох и медленно выдыхает. он ждёт. ждать приходится недолго. локальный патруль тайной службы его королевского величества настигает его, и маленькая поляна заполняется людским шумом и грозой, дождь жёстко хлещет плетью по всему вокруг, приминает высокую траву и бьёт по щекам. мужчина во главе отряда направляет меч на юнги и приказывает: — брось меч. ты пойдёшь с нами, предатель, королева давно тебя ждёт. командир патруля кажется юнги знакомым, и он немного щурится, глядя на него, а потом пожимает плечами и протягивает свой меч рукоятью вперёд, говорит: — пришло время навестить семью, кто я такой, чтобы быть против. командир патруля хмыкает, принимает его меч и отвечает: — они заждались, я полагаю. а затем он слышит ответ, сказанный с отчётливым глубоким пониманием и непривычным уважением: — верно думаете, ваше высочество третий принц. сердце юнги, бившееся до этого безумно в его горле, внезапно успокаивается. он попал в нужные руки.

***

окольными путями юнги отводят в его же собственные покои после этого, говорят ожидать гостей, говорят, что оружия не видать ему в ближайшее время, если только ему не принесут его лично кто-то из членов непосредственной семьи. мальчишки солдаты рядом с командиром отряда злорадно хихикают, глупые, совсем ещё дети зелёные, а юнги тем временем довольно кивает, хмыкает задиристо, говорит, опускаясь на мягкие шёлковые подушки: — как скажете. матушке привет. скажите, что её любимый сын прибыл. мужчина перед ним закатывает глаза и отвечает: — эта новость ей не будет приятна, так зачем же зря беспокоить её величество, — он делает паузу, а потом продолжает: — зато я прекрасно знаю, кому эта новость будет интересна, уж поверьте. юнги дёргает бровью и говорит: — не могу дождаться гостей.

***

проходит несколько часов, прежде чем к нему кто-то приходит. всё это время юнги проводит в одинокой тишине, пытаясь бороться с подступающим волнением, которое клокочет у него в глотке где-то рядом с отчаянно бьющимся сердцем; он думает про каждого из своих друзей, но больше всего про чонгука, про его тихий нежный голос и яркий смех, про то, как его простые надёжные объятия стоят целого мира в глазах юнги. и юнги не против разрушить всё, что он знает, и построить мир для них двоих заново, где все важные для них люди будут в безопасности. за окном медленно опускается ночь, юнги зажигает все свечи, что есть в комнате; он понимает, что время почти пришло; сегодня полная луна, поэтому он тихо бормочет тихую просьбу к небожителям в надежде, что они помогут им всем выбраться из передряги живыми сегодня и оказаться в надёжной безопасности. это всё, конечно, будет позже, но сейчас ему нужно дождаться тех, кто будет его путём на свободу. и это, как ни странно, два его старших единокровных брата. юнги поднимает голову, когда слышит приближающиеся шаги, встаёт с места и нервно дёргает уголком рта, прикрывает на мгновение глаза, а потом открывает их и устремляет взгляд на дверь. время пришло.

***

время действительно пришло, и правда пришло, думает юнги, когда видит лица братьев, ухмыляющиеся, злорадные, агрессивные даже, на коршунов похоже то, как они готовы сожрать юнги без остатка, распотрошить всю его жизнь до самых истоков. а он и не против. за этим он и пришёл. его меч всё ещё в руках этих ублюдков, правда, и он подозревает, что малой кровью ему вряд ли тут обойтись, поэтому он просто сжимает покрепче нефритовую подвеску с журавлями, что была дарована ему матерью, о которой знают только самые близкие ему люди и правда, мысленно возводит молитву всему небожителям, о которых он только знает, помнит из учений матери, просит их о благословении, после которого никакие запреты не будут иметь над ним власти, а потом говорит: — как же так, вы вдвоём осмелились прийти сюда без матушки? не страшно, что вы не справитесь со мной самостоятельно? его старший брат смотрит на него презрительно, и юнги весь подбирается внутри — у него его хвандо в руках. этот меч ему понадобится впереди, и ему нужно его вернуть. юнги думает: наверное, ему придётся постараться, чтобы вызвать братьев на драку, чтобы заставить их обратить оружие против него, чтобы принудить их его убить — вот только… вот только братьям, кажется, этого достаточно — его двух нагловатых оскорблений достаточно, чтобы они разъярились окончательно, чтобы они, отбросив его меч в сторону, набросились на него, выхватив оружие. юнги чудом удаётся увернуться от направленного в его сторону меча, что, наверное, плохой знак, ведь его брат никогда не был достаточно хорош в фехтовании. ни один из его братьев не был, на самом деле. юнги уворачивается, перекатывается по полу и подбирается к собственному мечу — почти что подбирается, в то время как его, кажется, снова ранят. его снова ранят, чёрт возьми, невыносимо, сколько можно, но тут остаётся только бороться за свою жизнь — и смерть — до конца. юнги стискивает зубы, закатывает глаза и думает, что собственная самоуверенность никогда не приносила ему ничего хорошего — рукав его не столько давно раненного плеча начинает промокать от крови. он слышит, как один из братьев говорит ему: — не стоило быть настолько уверенным в своих силах, что даже нестрашно повернуться спиной ко мне. разве не обучали тебя этому наши мастера меча? юнги не обращает внимания, подползает к хвандо, чувствует, как рука немеет, но всё равно сжимает пальцы на рукояти, встаёт осторожно, заводя слегка за спину больную руку, позволяет братьям наступать, позволяет им загнать себя в угол, а потом… тянет за ткань, свисающую с потолка, которую, как он знает, хосок пропитал какой-то новомодной горючей жидкостью, тянет за неё и позволяет ей упасть прямо на море горящих свечей, что он зажёг заранее, и пламя вспыхивает за считанные секунды, горит ярко так, высоко, пахнет очень странно в воздухе, хоть и сложно понять, чем именно, немного сладковато, немного мутно, так что глаза начинают болеть и тошнота подкатывает, но потом это быстро пропадает в сухом запахе самого настоящего пожара, что разгорается в комнате, полной ткани, дерева и бумаги, и юнги думает: давайте же, не подведите, ну же! и они действительно не подводят, конечно же, его старшие братья никогда не подводили его, если дело касалось убийств — они пинают его, раненного, в самое пламя, так, что он падает; они быстро покидают его покои, пока это ещё возможно сделать, и юнги слышит, как они вопят охране у двери, чтобы те заперли двери накрепко. однако юнги уже плевать, что они делают дальше, — он знает, что время сейчас идёт на секунды. ему везёт переступить линию огня и оказаться на другой стороне покоев, где огня ещё нет, но где есть потайной ход, и юнги отпирает дверь, и тут же видит хосока наготове. хосок и тот самый командир отряда, что привёл его сюда, тащат труп за собой, который по телосложению выглядит как юнги, труп уже обожжённый и, как говорит хосок, он уже полит той самой странной горючей жидкостью, что хосок где-то сумел достать; юнги молча пропускает их внутрь и позволяет заняться делом. пламя не причиняет юнги вреда, на самом деле, оно успевает схватиться только на ткани, и верхние одежды он сбрасывает, оставляет только нательную рубаху да штаны, и хосок тут же забирает их, натягивает на труп и снова поливает горючим, говорит: — так будет быстрее. они выкладывают труп в такой позе, что позволяет понять, что человек пытался спастись из последних сил, затем хосок говорит юнги: — тебе придётся что-то оставить. либо меч, либо подвеску. тебя должны будут опознать, а из всех вещей, что тебе принадлежат, ты не выходишь из дома только без этих двух. юнги кивает и, хоть сердце его кровью обливается от боли, снимает с пояса нефритовых журавлей его матери, отдаёт хосоку и говорит: — если пламя не уничтожит подвеску… сохрани её, пожалуйста, насколько это будет возможным. хосок кивает, быстро привязывает украшение к поясу трупа и говорит: — я сделаю всё возможное. а сейчас прошу тебя: покидай дворец немедленно. тебя проведут безопасным путём, и ты отправишься в место, где сможешь начать новую жизнь. мы все справимся тут, чонгук будет в безопасности, я возьму его под свою ответственность. юнги говорит: — спасибо тебе, хосок-а, спасибо, правда. я всегда буду тебе благодарен. надеюсь, мы ещё увидимся снова. хосок сжимает его плечо отвечает: — увидимся. а теперь уходи! юнги кивает и следует за капитаном отряда через потайные ходы дворца, они идут довольно быстро, но всё равно за пределами городских стен они оказываются спустя несколько часов. их встречает жаркий воздух летнего вечера, и сквозь негустую чащу видны очертания города, что расположен ниже на склоне холма. капитан кланяется и говорит ему: — это была честь для меня, служить вам, ваше высочество третий принц. юнги ухмыляется, отвечает: — его высочество третий принц мин юнги мёртв. ты сослужил ему отличную службу, однако. береги себя. капитан ухмыляется в ответ и кивает. юнги склоняет голову в знак благодарности и скрывается в лесной чаще. кажется, он действительно мёртв. и, кажется, бесконечно свободен.

***

намджун мгновенно опускается на колени, как только отец позволяет пройти ему в свои покои. он склоняет голову в уничижительном поклоне, сквозь стиснутые зубы говорит: — мой хён мёртв. я нашёл его мёртвым, отец. при нём была нефритовая подвеска с журавлями, что ты дарил его матери. мой брат мёртв, отец, мой единственный брат мёртв, я- его отец резко встаёт со своего места, подходит к нему и опускается на колени рядом с намджуном, обнимает его за плечи, и с ужасом намджун понимает, что его отец плачет. его отец плачет, как мальчишка, и сердце намджуна сжимается от боли такой невыносимой, что это практически невозможно скрыть. намджуну его бесконечно жаль, ведь отец совсем не знает, что это всё — всего лишь спектакль, игра, всё это разыграно на картах, выстроено правильно, как чимин строит будущее людей, что приходят к нему, как сам намджун в детстве строил замки из золотых пластинок, которые потом было так забавно рушить. намджун говорит: — он был для меня самым близким, отец. он мой единственный брат. и теперь его рядом нет. его отец сжимает его за плечи сильнее, так крепко, как когда-то в детстве, и спрашивает так, словно утверждает: — ты же знаешь, кто это сделал. знаешь же, верно? намджун упирается горячим лбом отцу в плечо и шепчет: — знаю. ты тоже знаешь, верно? ты ведь всегда знал, отец. знал, что она его преследует, что мучает, что ненавидит бесконечно. эта женщина не знает пощады, никогда не знала, и они убили его. они убили моего хёна. отец, кажется, замирает на месте, каменеет так, словно его худшие предположения стали правдой, потому что, кажется, так и есть. потому что их королева-мать всегда была той, кто пытался уничтожить юнги. потому что она всегда знала, что, так или иначе, её дети, которым хоть и принадлежит первое право престолонаследования, никогда не смогли бы стать достойными правителями, при которых страна будет процветать. и отец знает об этом, думает намджун. отец знает об этом, знает, что у королевы есть мотив, знает, что она хочет убивать. и что она станет убивать. потому что, в таком случае, она будет в безопасности, если её преступление не раскроют. потому что её дети станут прекрасными марионетками, куклами, что выполняют её указания с превосходной точностью. она слишком опасна, думает намджун. они должны её остановить, пока она не убила никого из них по-настоящему. пока его отец жив. пока живы все, кто ему дорог. пока жив он сам. намджун говорит отцу: — ты должен назначить дату суда. мои свидетели уже готовы. отец отстраняется от намджуна, всё так же остаётся на коленях, смотрит на него серьёзно так, отвечает: — уже совсем скоро начинается дэсо. мы будем судить их в первый день большой жары. мы накажем тех, кто виноват, а ты станешь наследным принцем, по своему законному праву и моему велению. намджун благодарно кивает и говорит: — так тому и быть. чем скорее, тем лучше, и правда, спасибо, отец.

***

— её высочество ненавидела его. множество раз я был вынужден защищать покойного принца от её слуг, множество людей был вынужден потерять в попытках сохранить ему жизнь, поэтому мои показания будут лишь одни: она подстроила всё это. намджун про себя думает: всё верно. хосок говорит уверенно, спокойно, так, что ему хочется верить. намджун также знает, что его отец доверяет хосоку как себе, и, хоть раньше хосок и докладывал о подобных случаях его величеству, он не мог осудить королеву — она была слишком осторожна, слишком опасалась нанести последний удар — а здесь сами небеса пошли им навстречу, когда покушение не удалось, а её дети оказались достаточно безмозглы, чтобы попытаться всерьёз отобрать жизнь у своего младшего брата. намджун знает: этот суд будет легко выиграть, сложно лишь будет добиться смертного приговора для всех троих. он искренне не чувствует никакого сочувствия по отношению к братьям, ни малейшей капли жалости по отношению к их матери — они убили его брата. и хоть он знает, что убили они его не на самом деле, что его хён в полном порядке, прячется в маньчжурии в поместье господина вана, которого намджун знает благодаря странным стечениям обстоятельств чуть ли не с самого детства. намджун также знает, что после суда туда отправится чонгук, и ему уже не терпится оказаться рядом с юнги снова, на самом деле. хосок продолжает: — в ту ночь я был вызван в покои третьего принца командиром патруля, что задержал его, когда он пытался подойти ко дворцу. он сообщил мне, что королева объявила его высочество предателем, который пытался сбежать из дворца и присоединиться ко вражеским войскам, поэтому, если кто-то обнаружит его, живым или мёртвым, они обязаны доставить его в его личные покои и сообщить ей об этом. командир отряда решил, что должен доложить о происходящем мне в первую очередь. к сожалению, как выяснилось позже, нас подслушали. слуги двух старших высочеств доложили им, что их младший брат вновь во дворце, и они оказались у него гораздо быстрее нас. король кивает одобрительно речи хосока, а затем спрашивает: — что показал допрос? ты расспросил их о том, что случилось в покоях третьего принца в те несколько минут, что вас не было там? хосок отвечает: — они сказали, что завязалась потасовка, что их брат был ранен, что начался как-то пожар, они и сами толком не поняли, как, а затем они оттолкнули его высочество, и он… — здесь хосок делает паузу, поднимает взгляд на короля; намджун смотрит на отца тоже, и видит, как мрачно тот выглядит, как грозовая туча, как небо перед бурей; хосок сглатывает и продолжает: — он был ранен, они говорят, он споткнулся о что-то лежащее на полу и упал в огонь. они говорят, что он, кажется потерял сознание по пути, а потом рухнул и не издавал никаких звуков, и они видели, как пламя объяло его. они видели, как их брат начал гореть, они видели это, но бросили его умирать, заперли дверь в покои, запретили кому-либо туда входить, и побежали за королевой, и- — хватит. намджун поворачивает голову, и видит, как его отец встаёт с места и хватается за голову, чуть не плачет, взрослый мужчина, повидавший в своей жизни множество вещей, потерявший множество людей, он встаёт и молит: — хватит. хосок с поклоном возвращается на своё место. намджун чувствует жгучий стыд, но знает, что пути назад нет. также знает, что, возможно, в будущем юнги сможет простить отца за бездействие, за то, что тот не смог защитить его мать от королевы, за то, что позволил той убить её и остаться безнаказанной. намджун думает: этот суд всё покажет. этот суд решит всё, а ещё он надеется, что отцу хватит сил наказать королеву за все злодеяния, что ему хватит решимости наказать своих сыновей за то, что они совершили, что он не отступится. король говорит: — приведите сюда эту женщину. она лишена всех своих титулов в этой стране, нет никакой причины величать её королевой. намджун сжимает руки в кулаки, делает глубокий вздох и обращается к отцу, пока сюда не привели бывшую дочь неба: — позволь мне вести судебный допрос, отец. я не хочу, чтобы тебе было больнее, чем и так уже болит. его отец качает головой, остаётся стоять, говорит: — она согрешила слишком сильно. совершила слишком много ошибок, и она должна ответить за каждую из них. за моего сына, за его мать, за твою мать тоже; я хочу, чтобы она ответила за всё. намджун благодарно кивает и говорит: — спасибо. этот суд проходит публично. это предложил сам король, и намджун, хоть и надеялся на такой исход, всё же не осмеливался это предложить. публичный суд поможет привести столько свидетелей, сколько им необходимо, а также поможет доказать подданным, что всё, что происходит в данный момент, и в самом деле правдиво, что суд был настоящим, и правосудие было свершено в действительности. намджун слышит шепотки людей, когда королеву выводят на платформу напротив мест монаршей семьи, что раньше она сама занимала когда-то, намджун видит, как сереет лицо отца, и думает: что бы эта женщина ни сказала сейчас, у них есть показания людей, которые будут неопровержимыми для всех, кто этот суд смотрит. королева без всего своего облачения выглядит серо и блекло; она всё ещё держит гордую осанку, но при этом не обладает больше той аурой величия, что окружала её ранее; она выглядит простой женщиной, что потратила всю свою жизнь на склоки и заговоры, на праздную болтовню и гневливость. намджун думает: она выглядит жалко. он думает: она утратила всякое достоинство, и теперь кажется совсем нестрашной. и в то же время, она всё так же опасна, как раньше. удавалось же ей как-то избегать справедливых наказаний за все свои преступления ранее. король снова встаёт со своего места, направляясь вниз, к платформе, говорит ей: — опустись на колени. она смотрит на него с высоко задранной головой, и намджун сквозь нервное оцепенение понимает, что королева, на самом деле, совсем невысокого роста, совсем не такая страшная, как казалось всегда ранее. она опускается на колени и опускает взгляд вниз, но король говорит ей: — смотри на меня, когда говоришь. я хочу видеть твой змеиный взгляд. она поднимает голову, смотрит на него и ждёт; король горько кривится и отворачивается, говорит: — паршивая женщина. а потом приказывает ей: — расскажи, что ты сделала с матерями моих младших сыновей. бывшая королева выглядит немного удивлённой, но в то же время, намджун думает, она понимает, что ей терять нечего. она слегка пожимает плечами и отвечает: — ничего особенного. ты слишком сильно был привязан к ним, мой господин. я решила, что немного яда изничтожит их красоту постепенно, изуродует их изнутри и снаружи, однако, как оказалось, одной каплей больше — и наступает смерть. яд этот невозможно вычислить, невозможно понять, что он действительно присутствует в пище и воде, однако он там был. это были случайности, они не должны были умереть, но, раз уж так случилось, на то была воля неба, я полагаю. король стискивает руки в кулаки, разъярённый, он поворачивается к ней и шипит: — воля неба? случайность? покажи мне небожителя, который бы не заботился о молитвах своих последователей, и, я полагаю, ни одна из этих женщин не хотела уходить столь молодой, имея при этом столь юных прекрасных сыновей, которым нужна мать. ты уничтожила их, и ты не смеешь прикрывать это волей небес. нет такого небожителя, кто был бы настолько жесток. женщина, что стоит напротив него, выглядит как та, которой нечего терять больше, не за что сражаться, словно она на смертном одре уже, она и её дети, поэтому она говорит: — эти случайности определили моё будущее и будущее мои детей. и твоих детей тоже, мой господин, хоть ты и отказывался их признавать и даровать то, что принадлежит им по законному праву рождения. они твои дети, а ты ни капли их не любил, с самого первого дня. намджун видит, как его отец качает головой, сжимает руки в кулаки, сквозь зубы отвечает: — ты ни дня не давала мне провести с ними в младенчестве. ни единого дня. ты позволила мне приблизиться к ним, когда они уже были воспитаны тобою, когда они уже ненавидели меня бесконечно, думая, что я существовал лишь для того, чтобы выкупить тебя из родной семьи, забрать тебя подальше от отчего дома и запереть тебя у себя во дворце без единой возможности жить свободным человеком. что было ложью, и ты сама об этом знаешь. я давал тебе всю свободу, какую только мог. я давал тебе все возможности, о каких только можно подумать, а ты отплатила мне чёрной неблагодарностью. его величество делает паузу, а затем спрашивает: — в ту ночь, что погиб третий принц, где ты была? намджун весь подбирается и переглядывается с хосоком, он думает: начинается. начинается самое страшное. бывшая королева и убийца матери намджуна задирает подбородок и говорит: — в своих покоях, мой господин. мои служанки были со мной, они могут это подтвердить. я никогда не бываю одна по твоему же приказу, знаешь же. король качает головой, спрашивает со всей серьёзностью: — твои дети? она отвечает ему: — твои дети? это и твои сыновья также, знаешь ли. они были со мной всё время. — не смей мне лгать! — король повышает голос, его лицо краснеет от злости, и намджун всерьёз опасается, что его отца хватит удар. король подходит к подсудимой вплотную, шепчет: — не смей. мой сын умер, тебе не понять. женщина не выглядит как-то уж сильно напуганной, но она всё же бледнеет немного, хоть и с той же уверенностью говорит: — они были со мной. король отходит от неё, прикрывает глаза рукой и приказывает: — невыносимо. прочь. уведите её от меня. слуги повинуются мгновенно, уводят подсудимую под конвоем, и намджун снова спрашивает у отца разрешения: — позволь мне проводить допросы сейчас. приговор будет за тобой, клянусь, я не вмешаюсь, но позволь мне говорить с теми, кто остался. король ничего не говорит в ответ, только кивает согласно, и намджун, повысив голос, говорит: — приведите братьев, что держат рыбную лавку. он знает, что многие люди, наблюдающие за судом, начинают перешёптываться и переглядываться; знает также, что многие знали, что его высочество третий принц был близок с братьями, многие также часто видели их вместе, а потому их слова будут на самом деле иметь вес для простого люда, что бы они не сказали. намджун видит чонгука, и у него сердце сжимается от сострадания к младшему, он слышит даже, как тэхён за его спиной тихо ругается от увиденного. чонгук кажется истощённым. и хотя он знает, что это всё на самом деле подставное, ненастоящее, он всё равно выглядит так, словно потерял кого-то бесконечно важного для него. кого-то безумно значимого. намджун надеется, что люди не будут спекулировать слухами, иначе им всем придётся несладко. намджун говорит: — сокджин-хён, подойди, я хочу опросить тебя первым. краем глаза намджун замечает, как его отец резко дёргается от обращения, что он использовал, как по толпе прокатывается шепоток, вот только ему плевать. он говорит: — хён. хён, как ты? сокджин щурится против яркого солнца, хмыкает и отвечает: — я в порядке. пока что в порядке, намджун-а. намджун ухмыляется, отвечает: — всё наладится. я хочу только одно знать от тебя, и, я думаю, ты уже знаешь, что именно. сокджин кивает, говорит: — конечно же. что за вопрос у тебя, твоё высочество? намджун набирает воздуха побольше в грудь и спрашивает: — как ты познакомился с третьим принцем? и сокджин рассказывает. рассказывает о том, как чонгук привёл его в дом однажды, как юнги на его глазах преследовали убийцы, как юнги и его младший брат чуть не погибли несколько раз из-за них, как их спасало множество людей, которых сокджин знает лично. сокджин говорит: — королева хотела убить его. об этом знали все, кого ни спроси — все хоть раз, да видели третьего принца, убегающего от преследователей, скрывающегося в толпе. я также знаю, что несколько людей погибло в попытках принца защитить, и это, наверное, является достаточно весомым доказательством против неё. что до его братьев… он никогда не говорил мне много о них, но знали о них все: они друг друга недолюбливали. намджун хмыкает: — конечно же. чувство было всегда очень взаимным. сокджин кивает: — это уж точно. но, знаешь, я думаю, чонгук знает об этом больше. намджун ухмыляется, чуть не смеётся, хоть и понимает, что это по большей части нервное, но вот только всё-таки в этом что-то есть. что-то эдакое, волшебное, что нарушает правила, нарушает все законы — эта связь его брата с другим человеком, опасная, тайная, но спасающая почему-то жизни их всех. она спасает им жизни, она открывает для них то, что по-настоящему ценно, она вскрывает их связи по-новому. намджун оглядывается на тэхёна и видит его ободряющий взгляд, он поворачивается к платформе перед ним и говорит: — хорошо. хён, ты свободен. а потом переводит взгляд на чонгука и говорит как можно спокойнее и увереннее: — чонгук, я хочу задать тебе несколько вопросов. подойди сюда, пожалуйста. король рядом с намджуном весь подбирается на своём месте, выглядит очень напряжённым и, кажется, только начинает понимать, что то, что происходит, выглядит как танец, заранее отрепетированный, а оттого и очень уверенный, очень правильно разыгранный и представленный. чонгук стоит в центре, и намджун рад, что юнги не видит его таким. он кажется измученным и бесконечно уставшим, и намджун волнуется, что это из-за того, что тот как-то прознал о том, что юнги был ранен перед тем, как отправиться в безопасное место. намджун думает: скорее всего он знает. скорее всего слухи дошли до него, и поэтому он так взволнован. что не может помочь ему вылечиться. прийти в себя. намджун думает: их связь бесконечно нежна. она стоит того, чтобы за неё бороться. и именно это они сейчас и планируют делать. бороться. намджун говорит: — хён позаботится о тебе. чонгук поднимает голову и устремляет свой взгляд на намджуна, и намджун думает про себя: не зря юнги называл его оленьим. такой трогательный, милый, крошечный влюблённый малыш. намджун думает: он его младший брат, о котором он хочет заботиться. намджун спрашивает, стараясь звучать как можно мягче: — как ты познакомился с юнги? чонгук отвечает: — когда он пытался спасти свою жизнь, а я оказался у него на пути. я помог ему укрыться, а потом… а потом он стал моим лучшим другом. намджун выгибает бровь и просит: — можешь рассказать об этом подробнее? чонгук сухо сглатывает и кивает: — конечно. он почему-то нашёл меня… достаточно интересным для того, чтобы позвать в свой близкий круг. как оказалось, мы знаем нескольких людей, как, знаете, наши общие знакомые, и, как оказалось, мы оба этих людей бесконечно ценим. оказалось, что его высочество третий принц не такой мрачный и угрюмый, как многие говорили. он помогает людям. он делает для них простую ручную работу, помогает старикам, делает столько всего важного и не очень для людей, что я… я понимаю, почему от него хотели избавиться. намджун ободряюще кивает и спрашивает: — можешь рассказать подробнее, что ты имеешь в виду? чонгук делает глубокий вздох, потом резко выдыхает и говорит: — он… говорил мне. говорил, что королева не пускала к нему врачей, поэтому у него шрам на лице. она отправляла за ним людей в сером, всё больше и больше за последние несколько месяцев, и однажды… однажды они напали на нас, когда мы были вдвоём. мы смогли унести ноги, но мы также были опасно близки к смерти. а потом- намджун мягко, даже вкрадчиво как-то говорит: — что случилось потом? чонгук кивает: — потом пришёл хосок-хён. он пришёл и сказал, что за нашим с братом домом следят. за нами следят те самые люди в сером, и мы опасно близки к тому, чтобы и в самом деле погибнуть. нам предложили укрытие, мы смогли спастись, и я думал, что всё в порядке, что нам больше ничего не грозит, ведь хён позаботился обо всём. оказалось, что это не так. через несколько часов хосок привёл к нам его высочество, и он был ранен, и он потерял сознание у меня на руках от потери крови. я молился небожителям день и ночь, пока лекарь следил за его ранами и пытался вернуть его нам, и в итоге ему это удалось. на третий день он пришёл в себя, мой хён пришёл в себя и сказал, что ему нужно вернуться домой, чтобы поговорить с отцом. лекарь не пускал его никуда ещё семь дней, а затем я прознал, что, пока меня не было, хён ушёл. а затем мне сообщили- мне сообщили, что его больше нет. что он отправился к предкам. намджун спрашивает: — как думаешь, чья это вина? чонгук говорит: — я не вправе никого обвинять и судить, но одно я знаю точно: у хёна не было врагов среди простых людей. его врагами были лишь королева-мать, да двое её сыновей, что совсем не знали ничего иного, кроме как следовать за безжалостно жестокими, глупыми даже словами своей матери. чонгук пожимает плечами и добавляет: — я думаю, что виноваты они трое. мой хён никому не желал зла. намджун говорит: — спасибо тебе за честность. чонгук склоняет голову напоследок и уходит на своё место рядом с сокджином, который сидит рядом с хосоком. намджун поворачивается к отцу и спрашивает: — тебе нужны какие-либо ещё показания и доказательства для вынесения приговора? его отец качает головой и говорит: — довольно. мне больше ничего не нужно. приговор будет вынесен завтрашним приказом на заре. а потом он встаёт и покидает своё место, и намджун знает: он отправляется обратно во дворец, потому что, кажется, у него больше нет сил видеть всё происходящее. намджун встаёт, говорит: — я благодарю всех за свидетельствование, небеса признательны вам за это. а затем уходит вслед за отцом. он знает: за приговор ему нет необходимости беспокоиться.

***

юнги говорит чонгуку: — можешь, пожалуйста, прекратить упражняться с мечом во дворе и вернуться ко мне? чонгук мгновенно ухмыляется, отбрасывает оружие в сторону, не глядя даже, куда оно летит (хотя юнги и знает, что всё равно чонгуку удастся сделать это безопасно), а сам поворачивается к юнги и говорит, глядя на старшего глазами-звёздочками: — что такое, хён? юнги говорит: — нам хосок прислал письмо. и юнги с любовью наблюдает, как лицо чонгука буквально начинает светиться, чонгук подбегает к юнги, быстро чмокает его в щёку и говорит: — ну же, хён, поскорее открывай, интересно же. юнги фыркает, а потом всё же послушно разворачивает конверт и начинает читать написанное беглым почерком хосока. хосок пишет о том, как жизнь идёт вокруг них, как бежит она вперёд для всех, кто для них дорог, и юнги чувствует небольшую зависть даже, вот только одновременно он знает: всё, чем он пожертвовал, стоит того. стоит чонгука и всего, что у них есть, что у них смогло появиться за последние пять лет. оно того стоит. хосок пишет о том, какие реформы проводит намджун, как грамотно он это делает, как тонко чувствует то, что необходимо для людей, для каждого из них, и не в последнюю очередь, как он думает, это всё происходит так, как происходит, благодаря тому, что намджун не теряет связи с тэхёном, чимином и сокджином. они живут среди простых людей, они знают, что им нужно, они могут дать ему наставления, которые могут помочь ему быть настолько хорошим правителем для своих подданных, насколько это возможно. хосок пишет также о том, что намджун всё так же… близок с тэхёном, как сам хосок близок с чимином, как, он надеется, юнги близок с чонгуком, и юнги чувствует лёгкое успокоение — его близкие люди всё так же дороги друг другу, как они были дороги друг другу всегда. хосок пишет о том, что намджун взял мальчика-приёмыша к себе, потому что, по очевидным причинам, он не станет брать никого в жёны или в наложницы, и, хоть слухи и бродят по столице о том, что намджун может не быть так уж прост и столь сосредоточен на политике, как все говорят, но чимин помогает от дурных слухов избавляться с огромной скоростью. хосок также пишет: вы можете вернуться домой со следующей луной. юнги делает долгую паузу и смотрит на чонгука, говорит: — я же верно всё вижу? мы и правда можем вернуться? чонгук берёт письмо из рук юнги, читает написанное быстро, смеётся, обхватывает лицо юнги двумя руками и говорит: — ах, хён, ты сам учил меня читать, неужели у меня будешь переспрашивать о правильности прочитанного? хён пишет, что мы можем вернуться домой! домой, понимаешь. к своей семье. юнги смотрит на родное и очаровательное лицо чонгука, выражающее абсолютное, бесконечное счастье, и говорит: — да! мы можем вернуться домой. а потом юнги, конечно же, как в тех глупых пьесах о любви, что чонгук просто обожает смотреть в театрах, он просто берёт чонгука за руки и целует его прямо в губы, задыхаясь немного от восторга. юнги думает: он счастлив, конечно же, он счастлив с чонгуком, был счастлив все предыдущие годы, вот только сегодня, конечно же, безусловно, лучший день его жизни. юнги целует чонгука ещё раз, для уверенности, а потом говорит: — нам нужно собираться, до следующей луны осталось всего несколько дней, и нам нужно ничего не забыть! чонгук смеётся, говорит: — я думаю, что важно, знаешь, хён, важно пламя в сердце всегда нести и нежность цветочную никогда не забывать, никогда не забывать о том, как было раньше и как было всегда. как было у нас с тобой, хён. юнги говорит: — не волнуйся, малыш. наш огонь в душе и лепестковая нежность друг к другу никогда никуда не пропадут. мы возвращаемся к семье, и нам больше не нужно будет прятаться, не нужно будет скрываться вдали, нужно будет лишь наслаждаться тем, что нам не одиноко. мой дом там, где ты, но также и там, где есть мои люди. намджун сейчас король, ему нужна моя поддержка и защита, ему нужен старший брат рядом. а твоему брату нужен его младший брат рядом. управлять целым огромным рестораном и несколькими рыбными лавками в одиночку может быть утомительно. чонгук совершенно очаровательно морщит нос и говорит: — я знаю. наше свадебное путешествие закончилось, да? пришло время возвращаться в реальность. юнги обнимает его крепко и говорит: — и реальность эта гораздо прекраснее, чем ты можешь себе вообразить. чонгук обнимает его в ответ, чмокает в шею и отвечает: — и правда, хён, совершенно прекрасна. и так оно и есть. огненными цветками прошита ткань их прошлого, весенней нежностью полнятся дни их нынешние, и юнги думает: любовное лето будет гореть праздничными фонариками в их будущем. и будет это лето гореть их бесконечной вечностью.