Золотые косички

Самое яркое детское воспоминание — папа расчесывает маме волосы, — медленно, неторопливо, словно ему совсем не надо бежать на работу. Это что-то вроде семейной традиции: все женщины в их роду были просто обязаны носить сложные прически. И у мамы, и у бабушки, и у прабабушки волосы всегда были длинные, пышные, роскошные — настоящее сокровище, но справиться с ними было нелегко, и обязанность за ними ухаживать нередко доставалась мужчинам. Папа, наверное, был очень удивлен, когда впервые об этом узнал. А потом это превратилось в ежедневный ритуал: иногда он часами мог водить гребнем по маминой гриве, и ему это совершенно не надоедало. Время пролетало незаметно, и вот, спустя почти час, мама обзаводилась россыпью тонких косичек. Мама и папа проводили время вместе, вот что главное. Со стороны их действия походили на медитацию. Маленький Алтан, наблюдая за этой идиллией, всегда восхищенно улыбался. Ему волосы отращивать запрещали, он же мальчик. Но ведь так хотелось, чтобы кто-нибудь провел руками по волосам, собирая их в хвост или в косу, вплел в них шелковые ленточки и свежие цветы! Алтан часто видел такую картину во снах: чужие руки были мягкими, бережными, им можно было доверять и отдаться их воле. Он не задумывался, чьи это руки — девушки или парня, это никогда не имело для него значения. Самое главное, чтобы этот человек был любящим и смотрел на него так, как папа смотрел на маму. Одним ужасным и печальным утром ежедневный ритуал прервался. Не стало жреца, который мог бы его проводить. Папа погиб, и мама не находила саму себя от горя. В тот же день она схватила грубые полузатупленные ножницы и обкорнала свои прекрасные волосы. Они укрыли пол шелковым ковром, напоминая о болезненной утрате. Именно тогда маленький Алтан осознал, что теперь все будет иначе. Что папы больше нет, и им придется справляться без него. Теперь мама всегда стриглась коротко. Сколько бы времени ни прошло, она не была готова впустить нового мужчину в свою жизнь и передать ему старинный деревянный гребень, доставшийся от далеких предков, передававшийся из поколения в поколение. Папа был ее единственным, раз и навсегда. И тогда Алтан подумал: если я потеряю своего человека — я побреюсь налысо, как тибетские монахи. Ни одной волосинки на голове не оставлю, чтобы все были свидетелями моего траура. Мама погибла. Тогда, при теракте на площади Восстания. Это было так неожиданно, так несправедливо. Алтан не мог знать, не мог подготовиться к этому заранее. Неделю он лежал в бреду, пытаясь вновь увидеть маму, но она ускользала, как легкий ветерок, став чем-то эфемерным и недостижимым. Раньше Алтан не верил в существование душ, а тогда поверил. Мама в его видениях снова была с длинными волосами, она улыбалась, держа папу за руку. Там, по ту сторону, у них все было хорошо. А Алтан должен был жить по эту. Мама отстригла волосы, когда погиб папа. Но когда она ушла, Алтан начал их отращивать. Потому что кто-то должен был продолжить семейную традицию, не дав старинному гребню уйти в забвение. Потому что должен был найтись тот самый человек, единственный, которому будет дозволено прикасаться к его волосам. Ухаживать за ними было непростой задачей. Все эти тоники, маски, кондиционеры, и все равно казалось, что от них нет никакого толка. Волосы вились, ломали зубчики на обычных расческах, путались так, что по утрам уходило много времени на то, чтобы привести их в порядок. Иногда Алтан злился. Иногда Алтан хотел бросить эту затею. Но затем перед глазами вставало улыбающееся лицо матери из детских воспоминаний, и он упрямо продирался гребнем сквозь непроходимые заросли волос. Вадим ворвался в его жизнь ярким непокорным лучиком света. Ему было плевать на субординацию, плевать на личное пространство. Он играл с кончиками его косичек, думая, что Алтан этого не замечает. Но Алтан замечал все. Довериться другому человеку — тяжело. Поверить, что это действительно твоя судьба — практически невозможно. Вадим был возмутительно шумным, слишком энергичным и веселым. От таких людей Алтан всегда старался держаться подальше, предпочитая тишину и уединение. Но после нескольких бокалов вина он решает попробовать. — Расплети мне волосы, — просит он устало, глядя в пустоту. Вадим даже не сразу осознает, что босс обращается именно к нему, хотя в помещении никого, кроме них, не наблюдается. — А сами не можете? — беззлобно скалится он, но, впрочем, тут же оказывается рядом и хватает первую косичку. Уж слишком давно он этого хотел. — Осторожнее, — морщится Алтан. — Мне неприятно. — Хотите, чтобы я был понежнее? — Именно. Если ты на это, конечно, способен. — Обижаете! Руки Вадима большие и сильные. Они созданы для того, чтобы сминать чужие лица, выбивать из людей всю дурь вместе с дерьмом. На такие руки хочется опереться. Но можно ли им доверить свое сокровище? Вадим, на удивление, и правда нетороплив и нежен. Весело насвистывает себе под нос очередную песню Леди Гаги, а когда дело сделано — разминает кожу головы уверенными движениями. Сразу становится легче, как будто с плеч упал огромный груз. Алтан млеет, откидываясь назад, ближе к рукам, желая получить больше прикосновений. Глаза его закрыты, и это заставляет Вадима чувствовать себя свободнее. Он утыкается носом в мягкие волосы, вдыхая запах цветочного шампуня — девчачий, что ли? Осторожно играется с кончиками волос, наматывая их на пальцы, и Алтан замечает: — Они из-за тебя только сильнее завьются. — А мне нравятся вьющиеся волосы. Это был лишь первый шаг к их сближению. К настоящему доверию. Но Вадим ловит все на лету. Он сам предлагает помочь заплестись, когда Алтана будят в нереальную рань и требуют срочно приехать по делам. А он ведь просил предупреждать заранее, ему нужно больше времени на сборы! На его счастье, Вадим подготовился. И лучше Алтану не знать, как его подручный смотрел туториалы на Ютубе, пытаясь повторить сложные прически на специально купленной для этих целей кукольной голове. Иначе весь образ брутального татуированного наемника разрушится в один миг. Хотя… не плевать ли? Первые косички Вадима далеки от идеала. Но Алтан ничего не говорит, видя, насколько Дракон доволен собой. Вспомнить только, что он сам творил на своей голове, когда волосы только начали отрастать… Непривычно ощущать, как это делает кто-то другой. В почти полном молчании, водя гребнем по твоим непослушным локонам, пока ты сидишь с закрытыми глазами, полностью отдаваясь незнакомому чувству. Алтан не замечает, как влюбляется. В эти цепкие пальцы, в это тихое пение, в это человеческое тепло, которое всегда рядом, только позови. Алтан подпускает его все ближе, и Вадим в шутку называет себя его парикмахером. Вот только это быстро перестает быть шуткой. Когда Вадим легонько тянет его за волосы, привлекая внимание. Когда приподнимает его лицо за подбородок, вглядываясь в глаза внимательно, требовательно. Когда ведет кончиками пальцев по сжатым губам — а Алтан позволяет ему это делать. Когда мощную драконью шею отстраненно, как будто бы равнодушно, обхватывают холеными руками, прижимая к себе… Из века в век в старинных сказаниях драконы сторожили сокровища. И теперь Алтан доверил ему свое — свои золотые косички.