Libertango

      Антон не верил своему счастью. Да, не забывал ни на секунду, что в один момент Арсений может встать, бросить еле слышно, что с него хватит, и уйти… но всё-таки слепо верил, что такое не случится. Они жили в квартире Антона, квартиру Арса сдавали. Спали в разных комнатах, но проводили свободное время вместе. Нежились в объятиях друг друга, целовались, занимались сексом, делили быт… были как будто бы самой обычной парой со своими нюансами, но Шаст, даря всю свою любовь, находился в постоянном напряжении. Арс ни разу за всё то время, что они жили в месте, так и не признался, что полюбил, и Антон подсознательно ожидал предательства. Хотя и предательством бы это не было, ведь они с Арсением договорились обо всём на берегу.       Только вот Арс совершенно не выглядел, как человек, который в одночасье мог сказать, что устал в это играть, и уйти. Он казался вполне счастливым, всю любовь Антона принимал, впитывал, как губка, и расцветал с каждым днём. Да и в целом рядом с Антоном Арс наконец-то взялся за свою настоящую жизнь, из которой буквально выпал после аварии уже девять лет назад. Конечно, он не мог вернуться на большую сцену, ведь весь навык был растерян, но и к скрипке он всё равно не прикасался. Даже для себя. Мог, Антон точно знал, что мог хотя бы попробовать, но старая рана в душе за столько лет не затянулась. И дело было не в потерявших гибкость пальцах, ведь кое-как можно было играть, просто Шаст чувствовал, что старая боль Арсения ещё была сильна. Но зато Арс нашёл в себе силы, чтобы вернуться в музыку, пусть и не так, как когда-то мечтал. Уже через месяц после начала «отношений» с Шастом он реанимировал свой старый музыкальный блог, возвращение которого некоторые зрители ещё с тех времён встретили с теплом, а новые не заставили себя ждать. Тем более, в кадре возникал Антон, который в свободное от работы время находил несколько минут, чтобы что-то сыграть на камеру, а ведь мужчина в костюме со скрипкой в руках — это само по себе безумно красиво. Так что Арс прекрасно знал, на что делал ставку в собственном блоге.       Арсений ходил на все концерты Шаста. Сидел в первых рядах и смотрел на Антона, не отрывая от него глаз. Часто беззвучно плакал, и Антон, когда узнавал об этом, заметив прямо во время концерта или увидев покрасневшие глаза уже после, всегда беспокоился о его душевном состоянии, пытаясь окружить своей любовью ещё больше… хотя, казалось бы, больше было просто некуда. Арс из раза в раз говорил, что всё в порядке, но Шастун знал, что в душе у Арсения после каждого концерта ещё долго полыхал пожар. И чтобы этот пожар потушить, Арс после концертов всегда приходил спать к Антону. Всю ночь он обычно бормотал во сне, ворочался и в итоге крепко прижимался, заставляя Шаста просыпаться и гореть. Но снова и снова ходил на все выступления человека, дарившего ему всего себя — то ли благодарности ради, то ли слишком нравилось мучить самого себя, и Антон не мог это как-то логично уложить в голове, но и запретить приходить тоже не мог.       Но Арсений начал ещё и творить. Просто накидывал ноты, а потом отдавал их Антону, чтобы тот уже с помощью своей скрипки подарил очередной новой мелодии жизнь. Шаст такие моменты обожал. А как не обожать, когда любимый человек наконец-то нашёл себя, но не только, а ещё и творил нечто новое и прекрасное, будто бы так возвращая музыкой свою любовь. Да, Антон ни разу не слышал признаний в любви, боялся, что всё закончится в один миг, но музыка Арса, написанная специально для него, как будто давала почувствовать любовь в ответ… ну, если не любовь, то хотя бы благодарность за всё.       В их отношениях весь этот год не было никакой страсти, только тепло и спокойствие. Любви Антон отдавал за двоих и даже больше, но и Арсений выражал свои чувства мягко и уютно, пусть и не конкретизировал, что именно выражал. Скорее всего, просто благодарность за всё. Они часто касались друг друга, даже когда в этом не было особой необходимости. Чаще первым трогал Арс, и Антона это безумно радовало… как будто бы дарило хоть какую-то надежду. Только вот надежда оставалась просто неисполнимой мечтой, ведь никакого развития попросту не было, и все эти касания были лишь потребностью Арсения в закрытии душевных ран. Антоном он просто пользовался… впрочем, Антон же сам это год назад и предложил.       Шаст знал, что будет тяжело, пусть ему и позволили не страдать больше в полном одиночестве от невзаимных чувств. Он в очередной раз возвращался с репетиции, чётко зная, что откроет дверь своим ключом, застанет Арсения за синтезатором и нотной тетрадью, и тот даже не шелохнётся, пока он сам не подойдёт и не поцелует. А если и шелохнётся, то только потому, что это надо будет здесь и сейчас именно ему, и плевать, что Шаст был уставшим после репетиции и, конечно же, эгоистично хотел, чтобы его встретили и обняли чуть ли не с порога просто потому… что это надо им обоим. Но как будто бы это было невозможно.       Ключ, открывшаяся со скрипом дверь и тишина. Холодный полумрак в прихожей, а из комнаты, которую занимал Арс, доносились звуки синтезатора. Кроссовки остались сиротливо стоять на коврике, футляр со скрипкой нашёл пристанище на пуфе, на котором обитатели квартиры обычно обувались. Сердце Антона почему-то именно сейчас сжималось от тоски слишком сильно, а каждый шаг отдавался эхом в ушах, и путь по коридору казался просто бесконечным. Ничего не изменится. Да, Арсу стало за год лучше… но стало ли лучше Антону, когда он получил то, что хотел?       — Я дома, — глухо произнёс Шаст, заглянув в комнату Арсения, прежде чем отправиться мыть руки. Тот кивнул, даже не повернувшись. Как и всегда. При всей обычной тактильности именно это всегда убивало и давало понять, что Арс всё ещё просто позволял себя любить. Не тянулся, когда ему это не было нужно, не хотел сделать что-то приятное, а просто ждал чего-то в свой адрес.       — Я набросал ещё кое-что, хочешь сыграть? — всё ещё не поворачиваясь, поинтересовался Арсений, когда Шаст вернулся в комнату с уже чистыми руками и влажным от воды лицом, которое не стал нормально вытирать. — Если, конечно, не сильно на репетиции устал.       — Спасибо, — Антон приблизился и уже привычно чмокнул своего мужчину в макушку. Тот наконец-то повернулся и, обвив шею наклонившегося к нему Шаста руками, мягко его поцеловал. Очень нежно, неторопливо и с улыбкой на губах, даже не морщась, как обычно морщился от прикосновения влажного лица. Просто обычная ласка в ответ на ласку, которая ничем не отличалась от других таких же.       — Хочешь, я для начала наиграю тебе мелодию на синтезаторе?       — Да, давай, — Шастун придвинул свободный стул и устроился рядом. — Только… я бы сначала хотел с тобой поговорить. Просто… я хочу, чтобы ты знал.       — Что-то случилось? — на лице Арсения проступило плохо скрытое раздражение, ведь он хотел играть, делиться своим очередным шедевром, а не тратить время на ненужные разговоры.       — Я думаю, что нам… нам надо… — Антон запинался на каждом слове, не зная, как произнести то самое слово, вертевшееся у него на языке. То слово, которое моментально бы всё разрушило. А было ли вообще то, что можно было разрушить? И только беспокойство в глазах Арса вдруг заставило говорить совсем не то, что планировалось: — Нам надо твои мелодии одеть в полноценные аранжировки и выступать с ними. Да, я помню, что и с пианино у тебя не всё супер, но мне сегодня наша пианистка из оркестра предложила замутить дуэт. И я подумал, ну… чего только играть то, с чем мы обычно выступаем… можно же показать миру, какой ты талантливый композитор не только в блоге, но и на вполне себе платных концертах. Уверен, спрос будет.       — Пианистка, значит, — глаза Арсения вмиг стали какими-то совершенно ледяными. Он закусил нижнюю губу, будто бы и сам не понимал, что почувствовал, и почему так отреагировал. Выглядел абсолютно потерянным после своего же выпада, который вырвался наружу из глубин подсознания.       — Что не так, Арс?       — Я не хочу, чтобы какая-то пианистка играла с тобой мою музыку, — мужчина вздёрнул нос, а затем брезгливо поморщился, будто коллега из оркестра лишь своим потенциальным участием оскверняла всю музыку, что написал Арс. А сердце Антона забилось от всего этого куда быстрее, к щекам прилил жар, а губы сами расплылись в совершенно глупой улыбке. Почему-то стало так тепло и хорошо.       — Арс, — шепнул Антон, прижав ничего не понимающего Арсения к себе, — да ты ревнуешь.       — Что?       — Меня или свою музыку… но ревнуешь. Прям по-настоящему.       Арс пару секунд соображал, моргая с наиглупейшим выражением на лице, а потом громко рассмеялся и заёрзал в объятиях Шастуна, чтобы устроиться поудобнее. Антону же хотелось верить, что ревновал его мужчина всё-таки не музыку, хоть надежды на это было мало. Но всё равно он легко поглаживал Арсения по спине, пока тот продолжал смеяться, а когда Арс затих и поднял на него совершенно безумный и безумно красивый взгляд своих голубых глаз, то просто не мог удержаться.       Вот таких спонтанностей было за этот год мало. Антон их себе просто не позволял, если не был уверен, что Арсу это сейчас было нужно. Обычно внезапные нежности оставались нежностями, а секс был как будто по какому-то негласному расписанию, известному только Арсу. Антон ведь обещал любить, оберегать, окружать всей своей любовью и заботой… и сам он никогда не напирал, останавливался, как только Арсений хоть как-то намекал, что сейчас не время, пусть даже и сам приходил. Но сейчас Шаст ощущал, что вряд ли сможет, уже даже успел испугаться себя, ведь навредить своему самому любимому человеку на этой планете он никак не хотел, а Арс, как назло, выглядел так, будто сейчас встанет и уйдёт.       — Да просто скажи, что ревнуешь музыку, и я пойду к себе, — через силу прошептал Антон, касаясь губами уха. Дал последний шанс и Арсению и себе.       — Я бы хотел… но не могу, — ответил тот, прикрыв глаза. — Шаст, я…       — Ты понимаешь, что я не остановлюсь?       — И не надо…       — Арс!       — Будь смелее, — выдохнул Арсений прямо ему в губы, и Шаст уже не мог сопротивляться ни ему, ни себе. Он поцеловал сначала совсем по-детски, будто на пробу, и, когда Арс ответил, почувствовал, что крыша слетела окончательно. Антон отчаянно впился в его губы и целовал раз за разом, покусывая нижнюю и наслаждаясь тихими стонами после каждого укуса. От синтезатора они как-то незаметно переместились на диван, попутно избавившись от большей части одежды, которая осталась валяться на полу.       Арс был такой мягкий, податливый и разнеженный, что хотелось его встряхнуть, чтобы он отвечал на ласки активнее. Но Шастун понимал, что в очередной раз всё будет, как и всегда. Арсений просто будет позволять себя любить, не отдаст больше, чем… полагается. Да, будет отвечать на ласки, целовать, трогать, стонать, но сам ни за что не возьмёт дело в свои руки. А если и возьмёт, то только для того, чтобы сделать всё нужное для себя или же всё прекратить здесь и сейчас, потому что расхотелось. А если что-то не понравится в процессе, то ни на что в ближайшее время можно было не надеяться. Это было эгоистично, но Антон никогда не спорил. Он сам на это согласился, но сейчас… Сейчас в нём так не вовремя взыграл дух противоречия. Продолжения, конечно, хотелось, да и Антон уже обводил языком ареолу соска Арса, из-за чего тот рвано дышал, закусив губу и пытаясь заглушить стоны. Шаст как будто бы узнал об этой чувствительности впервые за год хотя бы потому, что никогда раньше так не делал — Арсений просто не позволял касаться своих сосков. Сейчас же он протяжно стонал, откинув голову, и выглядел совершенным произведением искусства. Был таким красивым, распалённым и просящим большего… что Шаст внезапно снова проиграл борьбу своим загонам.       — Прости, — Антон отстранился и отвёл взгляд, — лучше будет, если я пойду к себе.       Арс медленно открыл глаза и посмотрел на Шастуна уж очень красноречиво — тот почувствовал эту бешеную возмущённую энергию, даже не глядя. А время как будто остановилось в ожидании какой-либо развязки.       — Ты сейчас серьёзно? Ты сам сказал, что не остановишься, а я этого и хочу. И что с тобой?       — Это невыносимо… Правда, ужасно тяжело, — вздохнул Шаст и поднял взгляд. Ему было безумно стыдно и неловко, ведь сейчас всё испортил он сам. Возможно, окончательно. — Я знаю, что сам на это подписался. Я ещё год назад знал, что так будет. Я сам предложил, Арс, помню, но… не могу больше.       Арсений недоумённо проморгался. Помедлил пару секунд и внезапно порывисто притянул Антона к себе, заставив его уткнуться носом в ложбинку над ключицей, а сам принялся гладить его по волосам. Как будто бы впервые сам окружил теплом, уютом и поддержкой, чего так не хватало долгие годы. Укрыл и спрятал от всех бед в своих руках.       — Может, я всё-таки наиграю тебе новую мелодию? Только для тебя. Хочешь? — тихо спросил Арсений, и в душе Антона всё перевернулось. Он прижимался к Арсу и не понимал. Не понимал совершенно ничего. Не мог даже представить, что у любимого человека было в голове. И уже успел пожалеть, что не предложил расстаться в самом начале разговора, как и собирался… да и о том, что вообще собирался расставаться, уже тоже пожалел. Всё-таки в его объятиях было слишком хорошо и спокойно. Хотелось продлить это состояние ещё хоть на мгновение, на минуты, часы, дни, недели, годы… на всю жизнь. Но родные руки тут же отпустили, и стало безумно холодно.       Арсений встал с дивана и сел за синтезатор. И он обнажённый смотрелся за инструментом невозможно красиво и… правильно. Каждая нота, вырывавшаяся из-под пальцев его правой руки — ведь левой Арс не играл — была на своём месте и в сочетании с другими звучала складно, и Шаст чувствовал, что уже влюбился. Влюблялся он в каждую новую ноту, в мелодию целиком… в Арсения снова как будто в первый раз. В его бесчисленные родинки на спине, изящные пальцы, бившие по клавишам, в странный, но такой притягательный характер. В каждую мелочь в нём, в него полностью. Просто влюблялся заново и совершенно забыл обо всех своих сомнениях хотя бы на время.       Антон сорвался с места, не сказав ни слова, и убежал из комнаты. Мелодия тут же оборвалась, а когда Шаст вернулся, то Арсений встречал его очередным возмущённым взглядом — мол, как можно во время исполнения нового бессмертного шедевра так бесцеремонно себя вести. Но то ли голый парень со скрипкой в руках смотрелся слишком комично, то ли Арс ожидал чего угодно, но не этого, однако, взгляд его тут же потеплел, а на лице заиграла лёгкая улыбка.       — Так не терпится сыграть?       — Так не терпится, чтобы ты сыграл, — улыбнулся ему Шастун в ответ, чем снова вызвал недоумение. — Да, я не совсем дебил и головой нигде не ударялся. Сейчас поймёшь. Давай, садись ко мне.       — Я уже девять лет не играю, Шаст, — Арсений вздохнул, но послушно приземлился на диван рядом. Антон же покачал головой. Вжавшись спиной в спинку дивана, он развёл ноги и похлопал по обивке между ними, приглашая сесть именно туда.       — Но ведь ты не против? — вкрадчиво поинтересовался Шаст. — Тебе же уже не больно? Ты сам как-то говорил, я помню. Да и я же вижу, ты бы сам хотел. Этот блеск в глазах ничем не скроешь.       — Хотел бы… Но не представляю, как это сделать. Шаст, дело же не в том, что я давно разучился… просто мои пальцы…       — Твоими пальцами буду я, садись, — улыбнулся Антон, и Арс послушно устроился между его ног, прижавшись спиной к груди. — Держи скрипку, я буду только ноты зажимать, остальное ты сам.       — Ничего ж не выйдет, — Попов грустно рассмеялся, но скрипку на левое плечо водрузил, а в правой сжал смычок. Антон чувствовал, как по телу Арса волнами проходилась мелкая дрожь, и был уверен, что его очаровательный асимметричный кончик носа похолодел. Так хотелось потрогать и согреть его. Просто обнять Арсения и сидеть так долго-долго. — Мы так в консерватории пытались играть, тут надо друг друга не просто чувствовать. Наверное, надо друг другом жить.       — Похуй, если не выйдет! — прошептал Антон и, прижавшись, грудью к спине Арса, поцеловал его в висок. Тот судорожно схватил воздух ртом и откинул голову Шасту на плечо. Он прикрыл глаза, а на лице появилась еле заметная улыбка. — Год назад мы уже решились. Не особо идеально вышло, но что мешает попробовать и здесь?       — Не хочу играть своё, давай «Венецию» Мартина, — вдруг решительно ответил Арсений и выпрямился. — Помнишь… или надо ноты достать?       — Помню, — Шаста вдруг как будто вернуло в тот самый день, когда разбитый горем сосед подарил ему эту самую скрипку и предложил сыграть одну из двух мелодий на прощанье. Одной из них была «Венеция», которую он не выбрал. Круг, казалось бы, замкнулся… но Антон просто перехватил гриф за шейку и расположил пальцы на струнах. — Ты ведь лёгких путей не ищешь?       — Ну, не «В траве сидел кузнечик» же двум профессиональным музыкантам играть? А тут… я уверен, что не получится нормально, не хочу слышать свою музыку неидеальной. Давай хотя бы первую часть «Венеции» сыграем и поймём.       Шаст ухмыльнулся и поцеловал своего мужчину снова — в этот раз за ухом. Пусть скрипка и лежала сейчас непривычно, в себе он был уверен, а в Арсе… тем более. Антон никогда не сомневался в предмете своего воздыхания и сейчас устаканил в своей голове, что если что-то не выйдет, то точно не по вине Арсения. «Наверное, надо друг другом жить», — сказал Попов, и эти слова не пугали, ведь Антон привык подстраиваться… ведь Антон уже жил Арсением.       Арс, сделав несколько глубоких вдохов, поднял дрожащую руку, сжимавшую смычок, и поднёс к струнам, не решаясь опустить. Словно он прислушивался к себе, спрашивая, не пора ли сбежать, и Антон, крепко прижимаясь к родной спине, будто пропускал всю эту внутреннюю борьбу через себя. Чувствовал каждую мысль, ощущал все сомнения, улавливал каждый вдох… каждый выдох. Сам от этого волновался не меньше, но пытался мысленно себя успокоить и быть сильным ради Арса, ведь он надеялся, что хотя бы своей уверенностью сможет ему помочь.       Смычок коснулся струн, и скрипка неожиданно захрипела. Арсений вздрогнул и тут же отдёрнул руку, заставив Шаста грустно вздохнуть. Стало как-то совсем нервно и напряжённо, от уверенности не осталось и следа, да и на душе скребли кошки… Антон слепо верил, что всё получится сразу — они смогут синхронизироваться с первой же секунды, будут работать, как единый организм, как самая слаженная на свете команда. И в голове Шаста всё так здорово сложилось, что он совсем забыл, что его любимый человек не держал скрипку в руках целых девять лет и до сих пор не смог вернуть подвижность пальцев на былой уровень.       — Я же говорил… не выйдет, — грустно прошептал Арсений и поёжился. Из окна как раз подул лёгкий ветерок, покрывший обнажённое тело мурашками. Как будто бы в этом дуновении ветра крылось разочарование… пряталась неловкость, скрывалась боль. Шаст прекрасно чувствовал это всё на себе и с радостью бы забрал все эти неприятные чувства, лишь бы Арс успокоился.       — Дай нам ещё шанс, — улыбнулся Антон, как будто бы больше уговаривая себя, чем своего мужчину. Он провёл носом по волосам Арса, вдохнув их еле уловимый запах и обхватил его руку со смычком своей. — Я помогу. Доверься мне. Просто расслабься, всё получится, Арс.       Смычок снова коснулся струн, и на этот раз скрипка издала уверенную и стройную ноту. Антон на пробу поводил рукой Арсения ещё несколько раз, чтобы тот прочувствовал инструмент и мог вспомнить, каково это… испытывать давно забытое или даже убитое чувство эйфории от скрипки. Почувствовав, что Арс наконец-то смог успокоиться, Антон как будто сам забыл, как правильно дышать. Он отпустил руку Арсения, пристроив свою на его колене, а сам как будто через тяжёлую завесу чувствовал этот мир, еле соображая, что надо переставлять пальцы на струнах. Как будто его окунули лицом в чан с водой и при этом заставляли играть… как будто их разделял бархатный занавес на сцене, который был не только необычайно красив, но и полон пыли.       Держать темп у Арсения не получалось, но в целом мелодия вырисовывалась. Нотки складно ложились одна за другой, пусть это и зависело от Антона… он чувствовал, как Арс становился всё увереннее, как будто всё играл сам. Подстраиваться было тяжело, да и от такого Арсения рядом сносило голову, но Шаст старался сдерживаться изо всех сил, что было безумно сложно. В голове разыгралась нешуточная борьба, которую Антон моментально проиграл.       — Как же я люблю тебя, — прошептал он своему мужчине прямо в ухо, и тот вздрогнул, сразу прекратив играть. Он ничего не ответил, и сердце Антона в очередной раз камнем сорвалось вниз прямиком в пучину отчаяния. Арс никогда не ответит взаимностью, и Шастун будет только тратить свою жизнь. Впрочем… вряд ли он уже сможет иначе — слишком привык. Слишком любил. Эта любовь уже была болезненной, ненормальной, и Антон понимал это с самого начала, но не мог уже остановиться без посторонней помощи. А помочь было некому.       Вдруг тело будто прошибло током. Это Арсений мягко коснулся руки Шаста на грифе и даже погладил. Антон вздрогнул и замер, не понимая, что от него вообще хотели, а Арс продолжал молчать, но гладил всё настойчивее.       — Что ты хочешь? — Антон облизнул пересохшие губы. Собственный голос вдруг показался совершенно чужим… таким хриплым и почти на грани. Впрочем, Шаст действительно был на грани, причём, уже давно.       — Я хочу… попробовать… сам, — Арсений тоже почему-то хрипел и тяжело дышал. — Ничего не получится, но я хочу. Отпустишь скрипку?       Шастун не стал возражать и послушно убрал пальцы от струн. Он обхватил Арса поперёк торса, почувствовав, как земля словно стала уходить из-под ног. Как будто целый мир перевернулся от этого прикосновения, в котором не было ничего нового… и сразу было новое абсолютно всё. Душа замерла в ожидании прекрасной музыки из рук самого настоящего виртуоза, который, правда, давно уже перестал таковым быть, но Антон всё ещё слепо верил по старой памяти. Он снова чувствовал себя шестнадцатилетним юнцом в своей собственной фантазии тех лет. Когда только мечтал об Арсе, точнее… даже мечтать не смел, ругая своё богатое воображение за все эти образы. Возбуждение нарастало, кровь быстро приливала к зажатому между телами члену. Шаст водил носом по волосам Арсения и еле сдерживал себя, чтобы не опуститься с поцелуями к его шее. Это было даже больше, чем невыносимо.       Арс же медлил. Он держал в левой руке скрипку, в правой — смычок, и они обе еле заметно дрожали. Пальцы, которые девять лет назад летали по струнам, становясь точно на каждую ноту, сейчас были будто сделаны из камня и совершенно не хотели двигаться. Арсений выглядел беспомощным, Антон снова почувствовал эту пугающую нерешительность и не знал, что с ней делать. Как будто он тоже в одно мгновение стал таким же беспомощным и ни на что не способным.       Первая нота вышла ужасной. Следующая за ней — тоже. Арс дёрнулся и недовольно засопел, но палец никак не мог встать на струну правильно, а скрипка требовала именно этого. Антон же прижался к его спине сильнее. То ли хотел успокоить и подбодрить, то ли хоть так пытался ограничить себя в движениях. Атмосфера безнадёги перекрывала собой всё — она укрывала комнату плотным слоем пыли, которой здесь практически никогда не было, ведь Арсений был чистюлей. А теперь вдруг эта невидимая пыль резко возникла в огромных количествах и была повсюду, забивалась в лёгкие и мешала дышать.       — Я в тебя верю, — прошептал Антон, и Арс, кивнув в ответ, взялся за гриф иначе. Да, это было не совсем правильно, и в музыкальной школе за такое по голове бы не погладили, но возможности своих пальцев мог знать только один Арсений. Шаст ободрительно снова чмокнул своего мужчину за ухом, и тот, повернув голову, лишь на секунду предоставил доступ к щеке. Грех было не воспользоваться, и Антон прижался губами к нежной коже. Это лишь ещё больше разожгло в груди огонь, а щёки Арса отчего-то смущённо порозовели.       Скрипка взвизгнула после минуты душевных метаний и сомнений. Резко и с надрывом, но в этот раз хотя бы нужная нота пронеслась по комнате, а после неё осталась лишь звенящая тишина. Очень громкая и напряжённая, от которой кровь стыла в жилах. Выждав пару мгновений, Арсений медленно провёл смычком по струнам снова, и нота повторилась, но была более плавной и аккуратной. Руки всё помнили даже спустя столько лет, только левая уже не могла летать по струнам с прежней лёгкостью.       Арс играл очень медленно, но даже при этом не мог держать темп, ведь пальцы не слушались, да и Антон подозревал, что ему было просто больно удерживать руку правильно. Но Арсений разыгрывался, привыкал, сдерживал стоны, но не останавливался. Хрипел, морщился, и Шаст всей душой желал его успокоить. Успокоить бы сейчас не помешало и себя — унять это уже ставшее болезненным возбуждение. Но всё меркло перед страданиями Арса. Наверное, ему было действительно больно даже больше физически, и он просто мучил себя, но не останавливался.       — Что ты… — вдруг возмущённо прошипел Арсений и прекратил играть. Антон будто очнулся от наваждения и с удивлением для самого себя обнаружил собственную руку на члене Арсения. Рука будто жила своей жизнью — гладила головку, надавливала, двигалась вдоль по всей длине. Арс закусил губу, явно пытался глушить стоны, но получалось какое-то тихое поскуливание. Но он молчал, не противился, просто сидел в ожидании какого-либо ответа.       — Продолжай играть, — приказал Шаст. Сказал он это так твёрдо, что даже сам в глубине души испугался. Ведь это был Арсений. Его Арсений. Тот самый соседский парнишка из далёкого детства, которым он просто восхищался. Тот молодой мужчина, к которому в юности возникли первые чувства. Тот самый сломанный человек, которому он пообещал, что будет отдавать всю свою любовь. Тот, кого надо было оберегать, окружить заботой. Быть с ним мягким, отдаваться полностью, может, даже где-то в этой любви потерять себя, забить, задвинуть в самый дальний угол…       — Шаст, у меня пальцы и так не шевелятся, а ты мне ещё и мозг решил отключить, — простонал Арс и откинул голову Антону на плечо. — Как ты себе это представляешь?       — Играй, иначе я тоже прекращу и уйду к себе.       Шастуну самому стало смешно от собственных слов. Нашлась страшная угроза, как же, ведь наверняка Арсений был бы только рад, чтобы этот внезапный перформанс сошёл на нет… Да и чтобы вообще эта дурацкая и слишком затянувшаяся игра прекратилась. Но кадык Арса дёрнулся, и он сам снова занёс смычок над струнами. У Антона с души свалился тяжёлый камень. Как будто этот выбор значил для него если не всё, то слишком много. Он дождался первых нот от Арсения и его скрипки и сам стал двигать рукой, стараясь попадать в несуществующий ритм. Старался не сбивать, а как будто бы даже «играть» вместе с Арсом, как бы дико это не выглядело со стороны. Впрочем, Арсений бы давно прекратил этот фарс, если бы ему что-то пришлось не по душе, он бы точно терпеть не стал. Он никогда не терпел, и сейчас в этом просто не было смысла.       — Быстрее, — неожиданно для себя вдруг рыкнул Антон, и Попов на секунду растерялся, но продолжил играть в том же темпе, которого смог достичь. — Играй быстрее, Арс.       — Пальцы… уже… всё, — простонал Арсений и снова откинулся на плечо Шаста. — Чудес не бывает, и дрочка меня не исцелит. Просто… просто сейчас дай мне кончить.       — Правая рука у тебя в норме, — тон голоса Антона не терпел возражений. — И я считаю, ты уже достаточно разыгрался, чтобы держать ей ритм. Ноты буду выставлять я, и мы доиграем, понял? Потом можешь кончить.       — Антон, не выйдет ничего!       — Насрать! Ты сам хочешь попробовать?       — Хочу…        Левая рука Антона снова легла на струны, а правая осталась на члене Арса. Сам Шаст плохо понимал, кто из них начнёт. Он только и мог, что зажать пальцами нужные ноты, да наглаживать головку, как бы поддразнивая Арсения и намекая ему, что не будет музыки, не будет и дрочки, и чем больше он будет медлить, тем мучительнее будет для обоих. Ведь всё сейчас зависело только от Арса, ведь почему-то Антон ждал подвоха… как будто Арсений мог и сейчас передумать и закрыться на полдня в ванной, чтобы его точно не трогали.       Но «Венеция» Питера Мартина зазвучала, словно озарив комнату светом. Сначала медленно, местами хрипло, но Антон чувствовал, как плавился от его прикосновений Арс и при этом отдавал всего себя, играя почти так же страстно, как делал когда-то. Шаст уже забил на себя и своё возбуждение, ему было важно довести до оргазма Арсения, пока тот был занят скрипкой. За сегодня он уже успел несколько раз всё переосмыслить, понять и снова засомневаться, а сейчас… уже ничего не понимал — просто слепо следовал за своим чутьём. Больше всего Шаст сейчас хотел, чтобы этот поистине волшебный и в то же время сумасшедший момент длился как можно дольше. Рука в слюне и выделившейся смазке скользила по члену точно в такт, будто Антон этой рукой водил сейчас смычком по струнам. Они нашли свой ритм и играли складно — как самый настоящий единый организм, как люди, которые не просто сели поиграть, а действительно жили друг другом. И при всём этом Арсений наверняка прикладывал массу усилий, чтобы не сорваться с этого бешеного ритма и не дать скрипке замолчать. Шаст чувствовал, что он был почти на грани… но он и прекрасно знал, что Арс просто не позволит себе кончить, пока не будет доиграна пьеса, потому что Антон так приказал.       С последней нотой Арсений отпустил себя и с громким стоном излился Шасту в кулак. Этот стон был таким пронзительным, искренним и горячим, каким не был никогда. Как будто бы Арс был вовсе не тем Арсом, которого Антон знал все эти годы, и уж тем более в последний. Арсений вдруг стал таким открытым, податливым, невозможно мягким и уверенным в Шасте, и это всё случилось как будто за те мгновения, что они играли вместе. Антон не смог удержаться и прикусил зубами кожу на шее. Давно хотел и вот сделал в каком-то совершенно бешеном животном порыве, в глубине души боясь, что Арсений не одобрит. Но тот лишь слабо улыбнулся и, тяжело дыша, откинулся спиной своему мужчине на грудь и, сумасшедше посмотрев из-под ресниц, еле слышно проговорил:       — Я люблю тебя, Шаст.       Антон сначала не понял. Подумал, что не расслышал, или ему просто показалось. В его глазах, видимо застыл немой вопрос, да и сам он застыл, и Арсений, улыбнувшись шире, повторил уже громче:       — Я люблю тебя. Наверное, давно уже. Прости, что столько времени мучил, потому что сам не мог осознать.       — Чего, блядь… — слова Арса повергли Антона в такой шок, что он больше ничего не смог сказать. А ведь он мечтал услышать это признание долгие годы. Отчаянно желал, но боялся снов, где это случалось. С годами уже перестал верить, что это хоть когда-нибудь произойдёт, но в последний год всё же обрёл надежду, которая уже почти угасла, и вот… наконец-то услышал. Услышал и не поверил собственным ушам.       Арсений нахмурился. Осторожно освободив скрипку из левой руки Антона, он положил её на диван, а сам, ничего больше не говоря, уселся на пол между оставшихся широко разведёнными ногами своего мужчины. Арс осторожно огладил руками бёдра, и Шаст почувствовал, как по его телу пробежали сотни, а то и тысячи мурашек, и это заставило мгновенно очнуться от наваждения.       — Погоди, — он не придумал ничего лучше и чистой ладонью ткнул надвигавшегося Арсения в лоб. — Это ты тут дома чистый сидел, а я с репетиции пришёл, сам же сейчас завоешь.       — Шаст, ну ты прям слишком обо мне заботишься, знаешь меня лучше меня самого, — Попов с широкой улыбкой на лице резво вскочил на ноги и потянул Антона на себя. — Вставай тогда, пойдём вместе в душ.        Шастун послушно поднялся на ноги и последовал за Арсом. Он, наверное, впервые в жизни видел Арсения настолько счастливым. Даже девять лет назад, когда тот блистал на сцене и, казалось бы, был на пике, так не сиял от исходящей откуда-то из глубин его души любви. Арс как будто ожил, вдохнул жизнь полной грудью. Он вёл Антона за собой до ванной, мягко улыбаясь и поглаживая его пальцами по ладони. Как будто сейчас сам перенял всю инициативу, сам хотел, причём, не удовлетворить свои потребности, а окружить Шаста своими внезапно ставшими осознанными чувствами… наконец-то позаботиться и отдать ему свою любовь.       Арс забрался в ванну первым и протянул Антону руку. Тот повиновался и сразу же оказался в объятиях. Таких мягких и полных любви — Шаст никогда такого по отношению к себе не чувствовал и поэтому сейчас таял. И от любви тоже, и от внезапной взаимности, как будто просто не знал, что такое вообще возможно. Не представлял, каково это — быть на самом деле любимым. Он смотрел на Арсения сверху вниз — всё ещё неверяще и особенно глупо улыбался. Чувствовал его руки на себе, и эти руки нежно мяли плечи, растирали гель, гладили и прижимали к себе. Внутри было тепло. Уже даже не возбуждённо, именно тепло и нежно…       И это было слишком хорошо.       Потому что эта нежность была другой. Потому что Арсений был другим. Он поливал их обоих из душа, смывая мыльную пену, жался, утыкался носом в ключицу Шаста, который впервые просто позволял это всё с собой делать. Антон боялся спугнуть этот как будто бы нереальный и абсолютно волшебный момент, а, может, просто до сих пор был в ступоре — сам не знал.       — Польёшь мне на плечи? — вдруг спросил Арс и, поцеловав Антона в губы, протянул ему душевую лейку.       — А? Д-да… давай, — тот перехватил душ, совершенно не понимая, чего хотел от него Арсений, ведь Арсений был самым непредсказуемым человеком в его жизни. Раньше так уж точно, а сейчас — после признания — особенно.       — Только на волосы не лей.       «Волосы?» — не успел и подумать Антон, как Арс присел на корточки и, схватившись за ягодицу Шаста одной рукой, а второй обхватив его член, нежно коснулся губами головки.       — Арс… — рвано выдохнул Шастун, а рука с душем непроизвольно дёрнулась, и вода полилась прямиком на волосы Арса, чего он просил не делать. Арсений с членом во рту недовольно забубнил и шлёпнул своего мужчину по ягодице. — Прости.       — Мне так холодно сидеть, полей мне ещё на спину, — вдруг попросил Арс, выпустив член изо рта и потёршись об него щекой. Антон лишь кивнул, закусив губу, и, стараясь не терять остатки разума, направил лейку так, как его попросил Арсений, чтобы одновременно лить ему тёплую воду на плечи и не попадать на волосы, которые тот явно не хотел мочить, но уже было поздно. Наверное, лучше было не усугублять. Но куда там… Соображать было невозможно, ведь Арсений коснулся головки кончиком носа, легонько чмокнул губами, а потом внезапно принял член Антона целиком без каких-либо проблем и неудобств. Конечно, Шаст раньше видел, что Арс водил к себе в квартиру парней, но никогда не думал… в таком ключе.       — Арс! — из горла Антона вырвался какой-то нечеловеческий, а даже звериный стон. Арсений ведь никогда не был с ним таким раскрепощённым, никогда не позволял… столько. Свободная рука сама потянулась к его щеке, а потом резко схватилась за волосы на затылке. Антон просто больше не мог себя контролировать, даже если очень хотел. Не мог больше думать о чувствах Арсения, а решил хоть раз подумать о себе… даже не сам решил — тело сделало выбор само.       Арс поднял на Антона полный возмущения взгляд, а бубнёж из его горла прошёл по члену Шаста подкашивающей ноги волной. И сдержаться было невозможно. Остановиться тоже было невозможно. Движения становились всё быстрее, а в голове существовала единственная мысль о том, что если это прекратить, то и весь мир мгновенно перестанет существовать. Антон смотрел на своего мужчину сверху вниз совершенно поплывше и в противовес этому остервенело трахал его рот, не давая отстраниться. Внутри у него всё горело, а удовольствие разливалось по телу то бурными волнами, то резкими импульсами. Ярко, горячо… невыносимо. Оргазм подступал, и Шасту казалось, что он уже точно не сможет остановиться, пока не кончит, но один взгляд вниз — на полные мольбы и слёз голубые глаза, — и он тут же отпустил, сделав шаг назад. Арсений упал на задницу, ведь затёкшие от сидения на корточках ноги уже не держали, и пытался откашляться. Лейка от душа, из которой всё ещё текла вода, была чёрте где, а Антон, совершенно перестав осознавать всё происходящее, рухнул на колени между разведённых ног Арса и потянулся к его лицу, чтобы вытереть от слюней и слёз.       — Прости… — снова прошептал он и потянулся к губам Арсения, и тот сам подался навстречу. — Прости, перегнул… ты мне крышу сорвал просто…       — Так бы и сказал, что я настолько сильно выводил тебя всё это время, — улыбнулся Арс совершенно беззлобно и поцеловал Антона уже сам. Член снова накрыла чужая рука, хватило лишь пары движений, чтобы Шастун с животным рёвом, непроизвольно вырвавшимся из его горла, кончил и, тяжело дыша, завалился на Арсения.       Шаст не помнил, как они нашли лейку, как всё-таки помылись и на дрожащих ногах дошли до комнаты Арсения, где на диване всё ещё сиротливо лежала скрипка. Они ведь обязательно сыграют новую мелодию, которую сегодня сочинил Арс, обязательно подумают, как давать концерты и обойтись без всяких там пианисток. Но сейчас Антон просто сидел, прижимал к себе Арсения — самого дорогого человека в своей жизни и был абсолютно счастлив. Может, его больная любовь и продолжала быть больной, но теперь наконец-то стала взаимной.       Он дождался.       Арсений же просто поглаживал Шаста по плечу, а в уголках его глаз скопились слёзы. Может, в юности он мечтал не о такой жизни, да и что там… такую даже представить не мог. Но он точно наконец-то почувствовал себя снова живым, чего не было, наверное, ни разу с момента аварии, пусть весь этот год от заботы Антона потихоньку приходил в себя. Но сейчас Арс полюбил. Наконец-то полюбил кого-то по-настоящему. Полюбил Антона… если не больше музыки, то так же сильно. Хотя в отличие от музыки Шаст его никогда не предавал.       — И… что это вообще было? — вдруг нарушил тишину Антон. Он до сих пор до конца не был уверен, что всё произошедшее было реальностью.       — Главное, что будет, — улыбнулся Арсений и рассмеялся, легонько чмокнув его в губы.       — И что будет?       — Всё у нас будет хорошо.       — Я верю.