Потерявшая солнце

      Босая Доминика вышла навстречу розовому рассвету. Туманно и холодно. По мокрой траве она пробежала к забору. Первые солнечные лучи этого дня, первый порыв ветра.       Зажмурилась, вдохнула полной грудью и шумно выдохнула.       — Доброго утра, диаконисса.       — И вам доброго утра, игуменья Захра.       Женщина встала рядом с Доминикой.       — Когда я была молодой, тоже вставала до колоколов и бежала на улицу встречать солнце. Мой век почти окончен, но я благодарна возможности приветствовать величие Ра. Странный туман сегодня, тебе не кажется?       — Бог защитит нас от любой напасти.       — И то верно, милая. Ну, я пойду разбужу послушниц, чтоб готовили трапезную.       — Можно я прогуляюсь по лесу, игуменья?       — Конечно. Только обуйся. И не долго, скоро на молитву собираться будем. А, и ещё, — женщина окликнула Доминику, когда та почти скрылась в сестринском корпусе, — Ближе к обеду привезут беженцев, помоги их разместить, хорошо?       Доминика вбежала в келью на втором этаже, обула балетки и надела поверх ночного платья тёмную накидку, наскоро собрала волосы в косу. Снова вышла на улицу и направилась в лес. Хвойная свежесть, прохлада, щебечут птицы и каркают вороны.       Она напевала мелодии, пританцовывала и кружилась, пока ветки кустов царапали ей ноги. Солнце пробиралось в чащу. Доминика раскинула руки в стороны, будто собиралась обняться с его лучами, встала на носочки и потянулась, прогоняя сонливость.       Заблестела роса, закуковала кукушка. Доминика дошла до широкого ручья, присела на берегу и опустила руку в ледяную воду. Зажмурилась, отряхнулась. И тут же подпрыгнула и ойкнула — у дерева кто-то спал, свернувшись клубком.       — Извините, с вами всё нормально? — поинтересовалась Доминика и осторожно потрясла человека за плечо.       Человек проснулся побурчал и помотал головой, а затем посмотрел на диакониссу. Это была миловидная, но чумазая молодая женщина. Она поморгала, чтоб прояснить взгляд, и тут же дёрнулась в сторону, испуганно спросила:       — Кто вы? Кому служите?       Доминика заметила на её пальце золотое кольцо с крупным синим камнем.       «Богатая барышня, но что же она делает в лесу?»       — Я диаконисса Доминика, служу в монастыре о памяти Святой Адрианы, тут недалеко. Что с вами случилось?       — Вас за мной Августина послала?       — Я просто гуляла. Успокойтесь, пожалуйста. Давайте я отведу вас в Монастырь. Вам окажут необходимую помощь.       — А это не тут ли часом Аннет служит, а?       — Её преосвященство настоятельница Аннет, да. Но вчера вечером она уехала по делам во дворец.       — Ох, как хорошо, она мне поможет. Хотя… Если вы не за мной, то, может, никто ещё не знает? А если Аннет уехала туда, то не исключено, что Августина наплетёт ей чего дурного. Вот что! Мне нужно спрятаться на пару дней — это возможно? И чтоб никто не знал, кто я.       — Мы можем укрыть вас, но только от кого? Уж не о королеве Августине вы говорите? Кто же вы?       — Меньше знаешь, диаконисса, целее голова будет. Так ты мне поможешь?       Доминика стояла в замешательстве. Она должна помочь нуждающемуся, но скрывать что-то, особенно если спросят…       «Если спросят… О!»       — Я помогу вам, только придётся немного подождать.       — Да я тут всю ночь проторчала без надежды на спасение, терпения мне не занимать.       — Отлично. К обеду нам привезут беженцев, смешаетесь с ними.       Живот женщины заурчал, она поморщилась, встала, попыталась отряхнуться и расправить платье, но толку было мало.       — Куда идём?       — Туда, за мной. Как вас зовут?       — Я же говорю, монашка, меньше знаешь.       — Не очень-то вежливо. Я ведь помочь хочу. Давайте придумаем вам историю. Беженцев привезут из приграничных с Ксэнто селений. Знаете там что-нибудь?       — Уро, город такой. Раньше он был очень богатый благодаря торговцам. А как война началась, так и всё.       — Очень хорошо. Сам город, если не ошибаюсь, ещё стоит. Будете дочерью торговца, которая ехала к подруге, а в пути на вас напали и взяли в плен. Идёт?       Женщина кивнула.       — Как вас будут звать?       — М-м… Не знаю. Плохо думается на голодный желудок.       — Значит, с географией всё хорошо, а с фантазией нет? Ладно уж. Будете Нилюфер.       — Я похожа на кого-то, кого зовут Нилюфер?       — А что? Вон у вас кольцо синее, глаза синие. Как море в книжках. И на лицо вы, если умыть, симпатичная.       — Деревенщины… Будь по-твоему. А если за родню спросят? Начнут же искать.       — Это моя работа, а значит, искать будут долго.       — Сколько тебе лет, монашка?       — Вы явно дама благородная, не пристало так обращаться со мной. Будьте так добры.       Женщина закатила глаза.       — Сколько вам лет, диаконисса?       Доминика улыбнулась и кивнула.       — Девятнадцать. А вам? Или тоже знать не надо?       — Двадцать четыре. Из какого ты… вы дома? Как попали в монастырь?       — Всю жизнь здесь. А кто мои родные — не знаю. Может, сирота, а может, меня просто бросили.       — Это грустно. И как, тяжело?       — Да нет, труд — это полезно. Укрепляет тело и дух. Хотя с тех пор, как меня повысили до диакониссы, двигаться стала меньше, почти всё время в архиве да библиотеке. Ну, не важно, я не жалуюсь.       — Я так-то про родителей.       — А, это. Чего печалиться, если я даже не знаю, кто они? Здесь моя жизнь, семья. И если бы они вдруг объявились, я бы вряд ли ушла. Тут здорово, свободно. Мне не надо думать о том, что скоро холода, что нечего есть. Игуменьи рассказывали, что не все могут себе это позволить. Поэтому я каждый день встречаю рассвет, молюсь и благодарю Ра за то, что дал мне эту жизнь.       Доминика пнула шишку. «Нилюфер» тоже пнула её. В молчании они стали передавать её друг другу, пока не дошли до монастыря.       — Мне пора на утреннюю молитву. В той стороне главный вход, беженцев привезут туда. Сядьте где-нибудь и ждите. Вот, возьмите мою накидку. Если получится, вынесу что-нибудь съестное после завтрака.       Доминика вернулась на территорию монастыря, а Маргарита проследила за ней взглядом через щели в деревянной ограде. На улице стало шумнее, толпились девушки в белых платьях, заспанные и медлительные. Рита думала, что потеряет диакониссу среди них, но, как оказалось, она одна была там блондинка.       «Занятная ты, Доминика. Интересно, им преподают тут историю? Учат ли вообще чему-нибудь, кроме молитв? Какие-то они все щупленькие. Похоже, о мясе на это время можно будет забыть»       Живот заурчал. Рита плюхнулась на землю, посмотрела на траву со странным интересом.       «Некоторые блюда нам посыпали какой-то травой. Если я пожую эту, поможет ли хоть чуть-чуть?»       Поморщилась. И о чём она только думает? В одной книжке она читала, что человек без еды может прожить около месяца. Значит, не всё так страшно, Рита всего-то пропустила ужин, а теперь, похоже, и завтрак.       «Интересно, как они вообще это узнали?»       Мысль о пытках заставила поёжиться. Двор тем временем опустел.       «Это, кажется, обычный монастырь, тут и мужчины, и женщины. И два настоятеля. Раз Аннет не здесь, думаю, все ушли на мужскую сторону. Да и рассвет там лучше видно.       Рита села на колени лицом к солнцу, сложила руки в замок, прикрыла глаза. Зашептала:

«О Сила, дающая жизнь день ото дня, Освещающая путь и наставляющая на добро. Благодарю Тебя за свет Твой и тепло Твоё. Сохрани детей Своих от болезней и невзгод, Сохрани хлеб их и воду. Ниспошли мудрость Свою, Дабы не увязли мы во тьме. Выжги сердца врагов наших, Как мы выжигаем…»

      Запнулась. Забыла.       — Тьфу. Да будет так, в общем.       Нянюшка часто била Риту по рукам за незнание молитв. Она говорила, Ра — бог хороший, но гневливый. Раньше ему приносили жертвы, отдавали собственную кровь по утрам, а сейчас только молитвы читаем. И за то, что Рите не царапают руки каждый день, надо быть благодарной.       «Кому и за что я должна быть благодарна? Ведь не Ра спустился с неба и сказал, что, мол, хватит калечиться, стишки лучше читайте. Люди всё, люди. Ему, быть может, вообще это всё не надо. Светит себе и светит. Интересно, другие ли тут молитвы?»       За лесом виднелись шпили замковых башен. Не так уж далеко Рита убежала. Если и начнут искать, то здесь едва ли не первым делом.       «Поскорее бы эта настоятельница Аннет вернулась. Если ей уже наговорили чего-нибудь, буду давить этим их Ра, я принцесса как-никак. А пока… — она снова посмотрела в щель в ограде, — остаётся только ждать»       Маргарита не заметила, как задремала. Разбудило её лошадиное ржание.       «Пора!»       Она встала и подошла к краю ограды, осторожно выглянула. У монастырских ворот стояла телега с мужчинами и женщинами. К ним приковыляла сгорбленная старуха с тростью.       «Как бы подойти?»       — Вылезаем, вылезаем, — кричала старуха, постукивая тростью, — Замухрышки какие. Ты откуда их привёз?       — Самальфа, мам Елибе́та, — ответил ей возчик, кучерявый сухой мужчина лет сорока.       Старуха подняла трость и угрожающе ей помахала. Снова обратилась к привезённым:       — Поживее, ну. Вы трое, чего там уселись? Встаём! Сколько тут?       — Да не считал. Сколько влезло, столько и привёз.       — Ладно, для всех место найдём. Вылезаем!!!       Троих из повозки вытащили, они были ранены и не могли стоять.       — А, вот оно чего. Доминика!!! Принимай, это к тебе. Тащите их, ребята.       Шестеро мужчин в чёрных рубахах унесли раненых. Возчик помахал старухе шапкой и уехал. Она же снова пригрозила ему тростью и позвала всех за собой. Рита подскочила и последняя вбежала за ворота. Никто, к её удивлению, не обратил внимания.       Остановились они у входа в храм, возле фонтана.       «Симпатично»       Дорожки из мелких камней, тут и там лавочки. Каштаны, всякие кусты, цветы в клумбах и просто в траве. Сам храм белокаменный, с золотыми куполами. Рита заметила колокольню. На крыльце стоял черноволосый мужчина с ухоженной бородкой, в небесно-голубой рубашке. На шее золотая цепь с медальоном в виде солнца.       «Настоятель. Как же тебя зовут? Ай, какая разница. Не ты мне нужен»       — Вы в монастыре о памяти Святой Адрианы, — начала старуха. — Если вы не знаете, кто это, потом вам расскажут. Я — игуменья Елизабе́т, и обращаться ко мне надо только так. Есть тут, кстати, те, кого привезли из Ксэнто?       Девушки указали на двоих, самых высоких с серой кожей и рогами.       — Ага. Трикса, возьми их и объясни, что к чему.       К ним подошла крепкая женщина с такой же серой кожей. Она протянула им руки, что-то произнесла. Те кивали и внимательно слушали. Трикса отвела их чуть подальше, чтоб не перебивать игуменью.       — Так вот, продолжим. Сейчас мы вас пересчитаем, поделим по группам. Вы помоетесь, вас осмотрят. Расселят по комнатам и дадут одежду. Дальше обед. Затем архивисты вас расспросят, кто и откуда, запишут. И вот только потом вы пойдёте отдыхать. Вечером, когда зазвонят колокола, спуститесь на ужин, помолитесь со всеми, вернётесь в корпус и останетесь на первом этаже. Вас закрепят за диаконом, расскажут, кто чем будет заниматься. Всё понятно?       Все закивали.       — Тогда разошлись по разным сторонам: мальчики направо, девочки налево. И ещё! Если будете сопротивляться при осмотре, вас выпорют. Не вздумайте закатывать здесь истерик, всё это ради вас же и делается.       Женщины прошли вглубь монастыря на своей половине. Маргарита приметила в толпе Доминику, а та приметила её. За руку вывела из толпы вместе с ещё четырьмя девушками, даже более грязными, чем Рита. Одна выглядела побогаче, другие в рваных платьях. Взгляд у всех затравленный.       — Я — диаконисса Доминика. Пожалуйста, не бойтесь. Всё прошло, и теперь вы в безопасности. Как сказала игуменья Елизабет, сейчас вы помоетесь и пообедаете. Всё хорошо. У кого-нибудь болит что-то?       — У меня, — сказала даже не девушка, а девочка. — Нога болит, но ходить могу. Низкая, очень худая и измождённая, в испачканном запёкшейся кровью платье. Диаконисса присела перед ней на корточки.       — Я помогу тебе, когда помоешься, хорошо? Потерпишь?       Девочка кивнула.       — Пока ждём, расскажу вам, что здесь. Это, — она указала на домик с пристройкой возле храма, — школа, здесь мы учимся читать и писать, вести беседы, танцевать и играть на музыкальных инструментах. Тут же библиотека со всякими романами. Учебники и богословские книги хранятся в библиотеке в храме. Вон там, — она указала на ряд зданий слева от девушек, — сестринский корпус, где мы живём, баня, прачечная и трапезная. Туда дальше, к воротам, игуменский корпус и мастерская.       Все здания серые, с черепичной крышей и ставнями на окнах.       — Каждое утро, — продолжала Доминика, — мы выходим встречать солнце и молиться. Кто-нибудь из вас придерживается другой традиции? Нет? Чудно. После завтрака часть трудниц, а вы теперь наши трудницы, ездит на поле работать, собирать урожай. Остальные учатся. И так поочереди. Без дела никто не остаётся. О, нам пора. Идёмте.       Их группка и ещё одна вошли в предбанник. Разделись и скинули одежду в корзину, где лежала одежда тех, кто был здесь до этого.       — Эти вещи потом сожгут, — сказала чернокожая женщина, похоже, тоже диаконисса. — Вам дадут новую. Заходите.       Невероятное блаженство — после холодной и сырой ночи смыть тёплой водой грязь с тела. Маргарите мыли голову каким-то отваром. На мгновение она даже забыла, что уже не в замке, и хотела приказать зажечь благовония, но вовремя опомнилась.       Пришло время осмотра. По сравнению с остальными девушками, Рита была самой упитанной и здоровой. Они же все кожа да кости, в ссадинах, синяках и порезах.       «А ведь на их родине сейчас война… Если бы отец был здоров, давно закончил её. Будь проклята, Августина!»       Доминика прощупала руки и ноги Риты, осмотрела рот и уши, волосы.       — Присядь и раздвинь ноги.       — Чего?! Вы и туда полезете?! Ну уж нет! Я приличная девушка, и касаться там может только муж!       Рита сложила руки на груди, фыркнула и отвернулась. Чернокожая диаконисса цокнула, вытащила из ведёрка в углу ивовый прутик и стеганула непослушную по ногам. Рита запищала.       — Сядь и дай себя осмотреть.       — Не дамся! Это неприлично!       — Прилично иметь болезнь и заражать других?       — Ложь! Не болею я ничем!       — Пока не проверят, к еде не допустят. Не упрямься и садись. Я ещё несильно бью, а вот игуменья Елизабет с вами церемониться не будет. Трикса, будь добра, покажи.       Ксэнтонка задрала платье. Будь у неё кожа потемнее, как у остальных, возможно, шрамы были бы менее заметны.       — Трикса тут относительно недавно, тоже была такой непокорной и гордой. Игуменья Елизабет очень быстро это исправила. Теперь вот, смотри, Трикса единственная послушница-ксэнтонка, самая трудолюбивая и смиренная. Берите пример. А теперь быстро сели на лавку, кто помылся.       — Вытирайтесь, одевайтесь и выходите, — подытожила Доминика. — Вас отведут в кельи.       Сморщенная сухая старушка дала девушкам полотенца, льняные белые рубахи в пол с длинными рукавами и балетки.       «Маловато платье. Ну, не страшно. Продержусь. Как же есть хочется»       Первый этаж сестринского корпуса просторный и светлый. Из мебели — камин, столы и скамейки, полки с книгами, что-то ещё мелкое, что Рита не успела рассмотреть. Второй и третий этаж одинаковые — это коридоры с факелами на стенах и комнатами по разным сторонам. В кельях по три-четыре кровати и большие сундуки возле них, столы для письма. Маргарита заняла кровать у окна. Открывался вид на бесконечный лес, а если выглянуть и посмотреть по сторонам, можно было увидеть дворец справа и город на горе слева.       «Вот куда мне надо. Но как же далеко. Если за ночь я только сюда добралась, то туда…»       Вместе с Ритой поселили ничем не примечательную, напугано молчаливую девушку, по виду, ровесницу, и ту девчонку с больной ногой.       На первом этаже во главе одного из столов восседала Доминика с пером в руке. Перед ней толстая книга, стопка бумаг и чернильница. Она звала к себе по одной, расспрашивала, записывала в книгу. Иногда писала что-то на листах и откладывала их в сторону. И вот подошла очередь Маргариты.       — Как тебя зовут?       — Нилюфер, диаконисса.       Рита забыла о фамилии. Лихорадочно стала перебирать в голове фамилии слуг.       — Нилюфер Татлыбал, диаконисса.       Доминика кивнула.       — Сколько тебе лет?       — Двадцать два.       «Какая уж разница, свой я возраст назову или убавлю на чуть-чуть»       — Откуда ты?       «Тут уж надо включить актрису»       — Уро. У моей подруги день рождения вчера был, я к ней ехала. Дорогу дождями затопило, мы в обход поехали. А там эти… Варвары! Набросились на нас, всех перерезали. Меня забрали, сказали, продадут куда-то. А-а у того главаря пасть такая! Зубищи! Лапал меня тут и тут, я думала, умру! — Рита захныкала. — Домой хочу-у-у.       Доминика никак не реагировала, лишь что-то записала в книге.       — Глава семьи?       — Мой отец — Хюсейин Татлыбал, он мёдом торгует. Пожалуйста, пошлите ему, пусть заберёт меня!       — Знаешь ли о каких-нибудь своих болезнях? И когда последний раз осматривал лекарь?       — Не знаю, диаконисса. У меня крепкое здоровье, поэтому не часто к лекарю обращаюсь.       — Замечательно. Присядь где-нибудь, скоро закончим. Следующий.       Маргарита присела за стол к знакомой девочке.       — Как твоя нога?       — Болит. Диаконисса сказала, что вылечит меня, когда закончит.       — Что значит «вылечит»? Она же не лекарь.       — Не знаю, но она так сказала. Ты Нилюфер, да? Красивое имя. Меня зовут Айла.       — Приятно познакомиться, Айла. Сколько тебе лет?       — Мама говорила, что восемь. Не знаю, сколько это.       — Ну, немало. Ты вон уже какая большая, а?       — Наверное, — девочка пожала плечами.       — Откуда ты?       — Не знаю. Папа постоянно куда-то уезжал, мама говорила, что в город. Что такое город?       — Ну, это такое большое поселение, там много-много домов, торговых лавок с фруктами, мясом или тканями.       — А если их не много-много?       — Тогда это деревня.       — Значит, я жила в деревне. У нас там весело было. Рядом с нами жили Аслан и Лейла. Они так хорошо в прятки играли. Мама запретила убегать далеко в лес, но мы как-то всё-таки убежали. Аслан залез на дерево, но я быстро его нашла.       Айла замолчала.       — Когда Аслан слезал, он вдруг так громко закричал. А потом упал. Мы подбежали к нему, но но он вскочил, взял нас всех за руки и побежал в сторону дома. Мы не знали, что его так испугало. А потом… Потом из леса на лошадках выехали серые люди. Они были очень большие, злые и страшные. У них в руках были горящие палки. Аслан спрятал нас в кустах и сказал сидеть тихо. Серые люди уехали, но потом в деревне начали кричать. А ещё очень неприятно пахло. Аслан сказал, что это лес горит. Лейла побежала домой, хотя Аслан сказал ей остаться. Но мы все уже туда бежали. Деревня тоже горела… Все бегали туда-сюда, кричали. А за ними бегали серые люди и махали железными палками. А потом серые люди увидели нас и забрали куда-то. Мы очень долго ехали. Те их железные палки такие большие. Они говорили о чём-то, не знаю, о чём. И они говорили, знаешь, как змейки или драконы. Нас привезли куда-то, где были такие же как мы, не серые. Там были взрослые тётеньки и дети. Они много плакали. И мы тоже много плакали. А Аслан не плакал. Он был похож на волка — такой весь ух, — она подняла плечи и нахмурилась, — так вот смотрел на серых дядей. Кормили какой-то кашей. Не очень вкусно, но ничего другого не давали. А потом пришли светлые дяди и забрали нас всех к себе.       — Какие светлые дяди?       — Как диаконисса, такие светлые. Они тоже странно говорили, но, когда с нами говорили, мы их понимали.       — Куда же они вас забрали?       — Не знаю, но там много больших-пребольших гор. Одна гора даже выше неба была, представляешь?       — А ты помнишь кого-нибудь из них? Может, по имени?       — Не помню. Я вообще не понимала, когда они кого-то зовут. Если серые люди шипят, то эти рычат.       — А у них же кожа и волосы светлые, да?       — Не у всех, но да. Но похожих на нас не было. Нилюфер, ты знаешь, кто они?       — Есть догадки. Но не забивай голову. Всё закончилось. О, смотри, сейчас похоже, есть пойдём. Я такая голодная. А ты? Сядем вместе?       Девочка кивнула, и они, взявшись за руки, пошли вместе со всеми в трапезную. Рита, Айла и ещё три девушки, с которыми они были на осмотре, встретились с Доминикой.       — Не начинайте есть, пока не начнёт игуменья Елизабет. И не уходите, пока она не закончит. Она старше всех здесь, а потому, пока нет настоятельницы Аннет, она главная. Пожалуйста, запомните это. И ещё. Не стану скрывать, у игуменьи скверный характер. Она может и будет ударять вас тростью, когда вы будете делать что-то слишком медленно, долго думать или вообще отказываться от чего-то. Не упрямьтесь и подчинитесь, потерпите. Многие из вас здесь на время, пока не приедут ваши родственники. Те же, кто остануться тут надолго или навсегда… Это просто нужно отпустить. Делайте всё по совести, учитесь, радуйтесь и будьте благодарны. Идите за всеми, а ты Айла, присядь вон туда.       Диаконисса указала на беседку, окружённую липами. Девочка послушалась. Рита решила остаться и встала возле Айлы. Доминика не возразила, даже одобрительно кивнула, села перед девочкой на корточки.       — Тут болит, ты говорила?       Девочка кивнула. Доминика осторожно прощупала её ногу, закрыла глаза. Из-под ладоней диакониссы полился мягкий золотой свет. Заворожённые, Айла и Рита, открыв рты, смотрели, как энергия узорами покрывает кисти и пальцы Доминики, перетекает на ногу Айлы и мягко пульсирует. Продлилось это всего несколько секунд, свет погас, а девочка стала разглядывать и трогать свою ногу.       — Не болит! — радостно воскликнула Айла и обняла Доминику за шею. — Спасибо, диаконисса!       Та улыбнулась, и все вместе они снова пошли в трапезную.       — Ты можешь почувствовать слабость, но это нормально. Покушай и отдохни, хорошо?       — Как ты это сделала? — спросила Маргарита.       — Таков дар Ра.       — Как это работает?       — Не знаю. Я могу ослаблять боль, исцелять от небольших ран и переломов, а вот от простуды не могу. Но я благодарна Ра за этот чудесный дар и возможность помогать людям.       — Это не естественно.       — Что?       — Твоя магия. Я не знаю никого, чья сила выходила бы за пределы элементов.       Доминика пожала плечами.       — На всё воля Божья.       Рита фыркнула. Они помолчали мгновение, и она спросила шёпотом:       — И что дальше?       — Ждать. Настоятельница должна вернуться к празднику.       — А если за мной приедут раньше?       — Вы под нашей защитой. Никто не может входить в монастырь с оружием и со злыми намерениями.       — Пф, для шавок Августины нет преград.       — Солнце нас защитит.       — Да-да, я уже поняла. А что-то более практичное?       Они вошли в трапезную.       — Делайте, что говорят, не ссорься ни с кем, особенно со старшими. Тут достаточно девушек, чтоб не запомнить вас так быстро. Ну, идите ешь.       Если на улице было по-сентябрьски тепло, то в трапезной уже жарко. Послушницы почти закончили разносить тарелки с едой, девушки занимали места. Среди них виднелась светлая голова Доминики.       «Встречусь с настоятельницей и обязательно всё о тебе узнаю, диаконисса»       Рита и Айла сели недалеко от стола, где сидели взрослые и пожилые женщины, похоже, игуменьи. Той старухи среди них Рита не увидела. Перед ними на стол поставили глиняные стаканы и тарелки, корзинки с хлебом и ложки. В стаканах пурпурная жидкость, в тарелке горячий наваристый золотистый суп. От его запаха у Маргариты чуть не потекли слюнки.       Наконец, прихрамывая, пришла игуменья Елизабет. Все встали, поклонились ей и сели, когда она она сама села к другим игуменьям.       — Нилюфер, можно мне хлеба, пожалуйста.       — Конечно, Айла, держи.       — И мне тоже, — прохрипела костлявая девушка.       — Давайте по кругу кусочки передавать, — кивнула Рита. — Тут всем хватит.       Несмотря на голод, Рита со всей грациозностью попробовала суп, однако уже через мгновение ела с каким-то зверским рвением вместе со всеми. В стакане оказался виноградный сок, хотя Рита предпочла бы вино.       «Вино… А могла бы сейчас его и пить в своих покоях. Или сидеть в холодной, сырой камере с крысами. Угх…»       Рита помотала головой, отгоняя неприятные мысли, и осмотрелась. Легче не стало — вокруг измученные лица, вгоняющие в ещё большее отчаяние.       Когда все за столом Риты закончили с едой, в трапезную вошла большая группа трудниц. Игуменья Елизабет коротко им кивнула и вышла из-за стола. Часть сидевших девушек вышла из трапезной, и на их место сели новые.       — Пойдём? — спросила Айла.       — Да. Ужасно хочу спать.       — И я.       На улице стало куда люднее. Под деревьями в кругу сидели девушки, что-то читали и обсуждали, кто-то сидел под солнцем и, похоже, молился, кто-то просто прогуливался. К главным воротам шли девушки, не так давно вышедшие из столовой.       — А куда это они? — поинтересовалась Айла, когда они с Ритой прошли мимо сидящих в траве девушек.       — Так на работу, в поле, — ответила одна из них. — Мы вот недавно приехали, теперь их очередь.       — А мы тоже поедем?       — Вы новенькие, в первый же день вас никто никуда не повезёт. Через недельку-другую, когда окрепнете. Отдыхайте пока. Откуда будете, кстати?       — Самальфа, — ответила Рита.       — У-у, долго ехали. Ну, идите, идите.       Айла уснула едва ли не сразу, стоило только лечь на кровать. Рита же какое-то время просто лежала, смотря в потолок. Серый, холодный, как стены и пол. Перина твёрдая, но для зверски уставшего — вполне сносная. Пришла третья девушка и, переглянувшись с Ритой, тоже легла спать.       «Надо думать, что делать. Обо мне ещё не знают. А если узнают, что буду делать? Побегу, что же ещё? А куда? Куда же там поехала моя сестра? Ай, как не вовремя же. Ой. Так она же в Уро и поехала. А зачем? Ведь там война, Августина наверняка этим воспользуется. Если ещё и вспомнить, что северяне на нашей территории шастают. Север, север… А если всё-таки туда? Ведь там моя кузина, вместе мы что-нибудь придумаем. И до Уро там ближе будет, чем отсюда. Впрочем, гнаться за сестрой — надо ли? Доротея, ох, Доротея. Ведь ты не одна туда поехала, у тебя целая гвардия. А я, дурёха, вместо поиска союзников с этими безмозглыми курицами веселилась. Что же делать?»       Рита сложила руки в замок.       «Кольцо! Никто же здесь украшений не носит. Запомнили ли? Хоть бы нет»       Она сняла кольцо с пальца и хотела выкинуть в окно, но остановилась.       «Продам, если потребуется. А пока пусть под подушкой полежит. Куда же всё-таки бежать? До кузины далеко, повозку бы. А что настоятельница? Что мне ей сказать? Но ведь она подруга короля, она должна мне поверить. К тому же только дурак не поймёт, что с отцом что-то не так. Проклятая Августина!»       Она посмотрела на солнце.       «Испепели её душу, если можешь»       Рита схватилась за голову.       «Какая же я дура. Ведь я никого не знаю, никому не могу доверять. Надо было, как Виктория, замуж выходить в семнадцать, когда сын герцога звал. Виктория… А она где сейчас? А она на юге, до неё ещё дольше. Может, весточку ей послать? Да, определённо надо. Но как? Только и остаётся настоятельницу ждать»       Справа засопели.       «Надо хоть узнать, как её зовут, раз вместе живём»       Мысли Риты утихли. Во дворе разговаривали, из леса удивительно громко куковала кукушка.       «О чём я только думала? Зачем убежала? Почему не вышла замуж, когда была возможность? Почему не училась так же усердно, как Доротея, почему не заводила связи, как Виктория? О чём я только думала? Я неудачница»       Всхлип. Тихий стон. Рита перевернулась к стене и после нескольких слезинок уснула.       — Отличная погода, диаконисса.       — После утреннего тумана — да, замечательная. Как у вас дела с новенькими, диакон Керем? Как те раненые?       — Вашими стараниями, им ничего не угрожает. С остальными тоже всё в порядке.       Керем открыл перед Доминикой дверь в храм. Они поднялись на второй этаж.       — Все такие молодые, жалко их, — вздохнул диакон.       — И не говорите. У нас даже ребёнок.       — А у нас двое, совсем мальчишки. От страха даже слова сказать не могут. И что самое горькое — уже сироты.       — И без них полно таких у нас. Но ведь и мы здесь затем, чтоб помогать им.       — А помните Мариам? Тоже ребёнком попала сюда.       — Да, и год назад замуж за графа вышла. Помню, какой она счастливой в тот день была.       — Завидуете, диаконисса?       — Что вы! Мне другой жизни не надо. А вы?       — Самую малость, разве что. Знаете, ездил недавно в город за бумагой, иду по улице, смотрю — толпа стоит, на что-то смотрит. Подошёл. Ах, Доминика, видели бы вы, какая красавица там танцевала!       — Керем, но ведь вы же диакон.       — Поневоле, напомню! Моё наказание закончится через пару месяцев. И когда это случится, я вернусь к отцу вместе с этой танцовщицей.       Доминика улыбнулась.       — Неужели мы для вас наказание?       — Нет-нет, диаконисса, я не то имел в виду. Здесь чудесно, но это не та жизнь, которой я хочу.       — И какой же жизни вы хотите?       Диакон задумался.       — Раз молчите, не значит ли это, что вам ещё рано покидать нас?       — Вы правы, Доминика. Но делает ли ближе к истине сознание того, чего я не хочу?       — В какой-то степени. Тем не менее, уделяйте побольше времени медитациям и молитвам, и тогда Ра укажет вам путь.       — Вы поможете мне?       — С медитациями?       Диакон кивнул.       — Вы и без меня знаете, что нужно делать. И сами же должны найти путь к благу. Кто знает, быть может, вам действительно необходима…       — Женщина. Такая, как вы, например. Скромная, умная.       Доминика запнулась.       — Ох вы и развратник, оказывается. Сами же мне о танцовщице рассказали.       — Ревнуете, диаконисса? Вон как щёки порозовели.       — Вы меня смутили. Но не более. Пусть я и сама ещё не пришла к благу, что для меня неблаго уже знаю.       — И что же?       — Вы, например, с вашими шуточками.       — В самое сердце, Доминика, поразили меня. Я вам не мил?       — Мне нравится работать с вами. Откровенно говоря, это лучше, чем общаться ежедневно с трудницами.       — Вам по душе общество книг?       — Верно. Как оказалось, кстати, почти все они мною прочитаны.       — Какая досада. Попрошу настоятеля Мигеля заказать нам больше.       — Ради меня одной не стоит, благодарю. Как идут дела с подготовкой к празднику?       — Из-за обострения конфликта на границе призывают ещё больше людей. Поэтому в этот раз ожидаем прихожан несколько меньше, чем обычно, но работы меньше наверняка не будет. Люди напряжены, в беспокойстве. Где, как не здесь, им искать утешения?       — Нет новостей из столицы по поводу наших ребят? Как бы и их призывать не начали.       — Не могу сказать. Настоятельница Аннет, надо понимать, ещё и за этим туда и поехала.       — Вы не боитесь? Ведь вас могут первым делом забрать, как только вы уйдёте отсюда.       — А чего мне бояться? Я мужчина, это мой долг. Если бы отец не упёк меня здесь, я бы сам пошёл на войну.       — Замечательное, пожалуй, стремление. Уверена, вы бы многих защитили.       — Впрочем, будем надеяться, что это всё закончится до моего освобождения.       Доминика села за стол, раскрыла книгу, что несла с собой всё это время. Пока она просматривала записи, сделанные утром, Керем задумчиво переставлял фолианты на полке, протирал пыль.       — Доминика?       — Да?       — Если бы вы вдруг вам пришлось навсегда покинуть монастырь, чем бы вы занялись?       — Я не думала об этом.       — И всё же?       — Солнце укажет мне путь и защитит.       — Вы юлите, диаконисса.       — Ра решил, что мой дом здесь. Отчего я должна ставить его волю под сомнение? Он же привёл вас к нам.       — И поэтому я должен смириться?       — Таковы наши правила, но, быть может, не воля Солнца. Быть может, Он направляет вас таким образом.       — Или я давно не был с женщиной, раз танцовщица в пёстрой юбке распаляет моего внутреннего бунтаря.       Доминика похлопала глазами и улыбнулась.       — Милая диаконисса, ваша улыбка ярче солнца, вам говорили об этом?       — Я расскажу о вас настоятелю.       — Рассказывайте. Он продлит моё пребывание здесь, а значит, я ещё дольше буду донимать вас, милая диаконисса.       — В вас, городских, совсем никакого стыда. Поэтом я и не хочу отсюда уходить.       — И ведь я ещё приличный человек.       — Я о том и говорю. Нет на всех вас игуменьи Елизабет.       — Ой-ёй, куда вы загнули. К кому угодно, только не к ней.       — Тогда вот ей и пожалуюсь на вас. Ладно уж, работать надо. Подойдите сюда. Смотрите: к нам прибыло двадцать девять девушек. Нам нужна ткань, нити и другие материалы. Глина тоже заканчивается.       — Напишите мне список, дальше я разберусь.       — Как и всегда, большое спасибо. И ещё вот что: спросите у настоятеля Мигеля, как дела с расширением территорий храма?       — Вы знаете, я тоже об этом думал. Благодаря настоятельнице Аннет наш монастырь становится всё популярнее. Хотя, должен сказать, преимущественно мы популярны у старого поколения. Среди молодёжи распространяются другие верования.       — Какие же?       — Люди думают, что сами определяют свой путь, и ничто свыше им не указ. Их любовь опошлилась, смирение презирается. Люди не хотят смотреть вглубь себя, делать мир лучше, создавать что-то прекрасное. Они не дают, они всё берут и берут.       — Это печально. Относитесь ли вы к числу этой молодёжи, Керем?       — Как я сказал, Доминика, я ещё приличный человек.       — Быть может, нам стоит больше проповедовать? Искать новые способы заинтересовать?       — Мне кажется, не стоит прогибаться под них. Молодость — такая вещь, очень бурная, активная, непредсказуемая. Молодое поколение скоро будет у руля, а это значит, начнутся кардинальные изменения. И в нашем мире должно быть место, которое будет олицетворять покой и стабильность, нерушимость принципов, которой будет так не хватать этим заблудшим.       — Очень мудрые слова.       — Я почерпнул их из вон той книги. Дать вам её?       — Да, если можно. Кто автор?       — Менетнашт Захи.       — О, до его работ я не дошла. Честно говоря, впервые слышу это имя.       — У нас не так много маатской литературы. Менетнашт в своё время был одним из умнейших людей Маат. Император очень ценил его и прислушивался к его советам. И очень жаль, что наследник такой великой империи оказался глупцом, не способным понять мысли Менетнашта.       — Похоже, эта тема вас очень волнует?       — Самую малость. О, список готов?       — Да, держите. Если у вас нет ко мне дел, я пойду почитаю.       — Где я смогу вас найти?       — Я буду где-нибудь рядом с фонтаном.       — Отлично. Поделитесь потом впечатлениями, хорошо?       — Непременно. Доброго вам дня, диакон Керем.       — И вам, милая Доминика.       За чтением Доминика провела всё время до ужина. Весомую часть книги занимали сноски, где объяснялись исторические отсылки и непереводимые с маатского языка слова и выражения.       Зазвенели колокола, призывая в трапезную. Чай и две лепёшки с творогом и мёдом. Вкусно и сытно, но не тяжело — в самый раз перед вечерней молитвой и сном.       Обитатели монастыря собирались на мужской половине и занимали свои места: настоятель Мигель сидел на траве с книгой в руках, перед ним диаконы усаживали послушников и трудников, затем садились сами. Доминика присела рядом с Нилюфер и Айлой и справилась об их самочувствии.       — Что мы будем делать? — спросила Айла.       — Каждое утро мы молим Ра, чтоб он ниспослал нам всего самого хорошего, а вечером благодарим.       — А если ничего хорошего не случилось?       — Это невозможно. Что бы ни случилось, как бы всё плохо не было, главное — быть живым. Пока ты жив, рано или поздно всё обязательно наладится, и над твоей головой снова засияет солнце. И ты, — Доминика погладила девочку по голове, — должна будешь поблагодарить Ра за новый день. Нилюфер посмотрела на них с нескрываемым презрением, но ничего не сказала.       — А мои мама и папа?..       — Они были хорошими людьми, поэтому вместе с Ра наблюдают за тобой и всеми нами с неба, посылают знаки, чтоб мы стали лучше.       — А какие знаки?       — Со временем увидишь, мы тебя научим. А сейчас, смотри, как все сидят. Скрести ноги, вот так, да. Выпрями спину. Ничего не болит? Ты тоже, Нилюфер, давай. И вы двое, ага. Во время молитвы мы не разговариваем, только слушаем настоятеля Мигеля и прислушиваемся к себе и миру. Закройте глаза, дышите медленно и глубоко.       Настоятель читал одну и ту же молитву сначала громко и чётко, затем всё тише и тише. К моменту, когда солнце село, его голос, чарующе низкий, звучал где-то далеко в сознании Маргариты, вводил в транс глубже и глубже. Но стоило ей поймать эту мысль, как транс законсился. Рита невольно потрясла плечами и окинула взглядом двор. Кто-то покачивался из стороны в сторону, кто-то, похоже, был на грани сна, а кто-то сидел ровно и неподвижно, сосредоточенно. Несколько человек тоже оглядываясь на остальных. Рита, не поворачивая головы, посмотрела на Доминику. Она сидела прямо, как и подобает, но дышала чересчур быстро для медитации, сбивчиво; хмурилась и жмурилась, что-то её очень беспокоило.       На лицо и руки что-то закапало. Доминика не слышала ни настоятеля, ни птиц, ни ветра. Тишина. Даже капли падали беззвучно. Диаконисса открыла глаза — темно, как и должно быть, все сидят, как сидели.       «Только мутно всё как-то. Что такое?»       Она посмотрела на настоятеля. За ним стоял некто, Доминика не видела ничего, кроме его глаз. Некто подошёл к девушке, взял её за лицо, но диаконисса этого не почувствовала. Он (почему-то Доминика была уверена, что именно «он») присел перед ней, взял за руку, что-то прошептал, но его голос был будто где-то очень далеко. Доминика хотела переспросить, но рот не открывался, и она лишь вопросительно смотрела в эти глаза цвета древесной смолы. Она не могла вспомнить никого с такими глазами. Некто встал и потянул диакониссу за собой. Посмотрел куда-то за Доминику. Стоило ей повернуть голову, как некто исчез, а на его месте появился кто-то с более различимым силуэтом — женщина с длинными волосами. Она стояла с поднятой рукой, в которой ничего не было. Доминика снова попыталась заговорить, но не смогла. В ту же секунду в опущенной левой руке женщины возник меч. Она замахнулась и пронзила им Доминику.       Зазвенели колокола — отбой. Доминика открыла глаза и услышала голоса обитателей монастыря.       — Всё в порядке, диаконисса? — спросила Нилюфер.       «Вот тебе и знаки от солнца» — подумала Доминика и сказала:       — Странный сегодня туман, не правда ли?