Шастун и Шиза

Не успевает Шастун закрыть глаза следующей ночью, как перед ним уже сидит Дибров и своим гнусавым голосом жалуется, что Антон не уделяет ему достаточного количества внимания. Дальше всё разворачивается ещё бредовее. Антон не совсем понимает, как они переходят к этому и почему вообще Арсений предъявляет ему какие-то претензии. С фига ли? — Но вы, господин Шастун, можете это исправить, — Дибров ещё и выход ему предлагает. Антон на это не поведётся ни за что, или же… — вам доступны подсказки: глубокая подсказка, подсказка-смазка, подсосаска, — Шастун не знает: плакать ему или смеяться, но это всё настолько в стиле этого Арсения и одновременно совершенно противоположно той заумной чепухе, что он обычно несёт, а сейчас того самого прям несёт, скорее заносит, и почему-то Антону это нравится, — душевая подсказка, подсказка «семь раз отмерь один раз отсоси», на неё похожая подстольная подсказка, подсказка «тише едешь — глубже будешь», подсказка «не имей сто рублей — а имей один хуй», подсказка «слово — серебро, молчание — золото, а хороший минет — платина», подсказка «на столе», нивелирует подсказку «под столом», пальцазка, подсказка «век живи — век ебись», подсказка «лучше член в руках, чем п…» У Антона голова кругом, потому что он в какой-то момент все эти подсказки начинает представлять, а не рассматривать в контексте юмора. И почему-то ему хочется воспользоваться полным списком. Думать нет желания, поэтому он тянется вперёд в надежде прекратить этот смущающий поток слов и касается чужих губ. Арсений в них улыбается, это чувствуется. Неожиданно, но он такой спокойный и отзывчивый. Антон целует сильнее, активнее. Ему так нравится фантазия этого Арсения, и пусть юмор у него достаточно банальный и настолько тупой, что даже не подумаешь, что тот правда будет так действовать, Антона с каждого его слова выносит. Это — что касается шоу. Происходящее сейчас и юмором-то назвать сложно. Арсений говорит что-то сумасшедшее, грязное, горячее и попадающее в Антона. Все намёки наталкивают его на мысль, что он хочет сделать. Антон опускается перед этим человеком на колени. Честно, он никогда минеты раньше не делал и даже не представляет, что будет дальше, но ему хочется невыносимо, хочется принести этому Арсению удовольствие, хочется, чтобы тот стонал из-за его действий. Шастун не уверен, что у него вообще получится это сделать. И как только он из режима возмущений и непонимания перешёл к этому? Здесь точно какая-то магия замешана. Ещё Арсения-экстрасенса тут не хватало… Антон дрожащими руками расстёгивает чужие строгие брюки, Арсению так сильно идёт официально-деловой стиль, а больше всего — очки. Вот эта вот напускная строгость заводит, особенно, если Антон видит, каким нежным и податливым Арсений может быть с ним. Смотреть снизу вверх не совсем удобно, поэтому пока Шастун глаза опускает. Он стягивает одежду с Арсения: брюки с бельём теперь болтаются где-то в районе лодыжек. Член у Арсения не кажется чересчур маленьким или большим. Он средний — красивый, ровный, и Антон сейчас не стоит и не подбирает синонимы, чтобы лучше описать его, он просто говорит факты. Шастун обхватывает ствол рукой и направляет его к губам. Антон не готов брать глубоко, он не хочет, не знает, как это правильно сделать. Вкус естественной смазки, выступившей на головке, терпкий, но это не противно. Хотя у Шастуна есть сомнения по поводу вкуса — всё какое-то невнятное, и, возможно, он себе больше фантазирует, чем реально чувствует, так же как и запах одеколона, исходящий от Арсения, это скорее всего лишь воспоминания. Мозг уже не соображает, возможно, на него влияет близость Арсения или собственное возбуждение, на которое неудобно давят штаны. Антон кладёт член на язык и придерживает его рукой, направляя в себя. Вообще, у него в планах всё ещё неглубокий минет, но что-то идёт не так. Он берёт глубоко и не чувствует никакого рвотного рефлекса, честно, вообще ничего не чувствует. Только острое возбуждение и интерес. Член касается задней стенки горла, и вроде это даже приятно. Антон не совсем понимает, как у него получилось это все сделать, но ему нравится то, что происходит. Шастун на ощупь расстёгивает ширинку и запускает руки в штаны. Арсений перед ним такой красивый. Он всё же решается поднять взгляд и сталкивается с чужими глазами. Те — цвета морской глади ранним утром, когда солнце только всходит и лучи будто подсвечивают воду изнутри. Откуда у Антона вообще в голове эта романтичная чепуха? Но почему-то Арсения он может сравнивать с красотой природы без всяких противоречий. Очки лишь подчёркивают цвет глаз, но Арсений громко стонет, чешет переносицу и снимает их. Ресницы трепетно дрожат, они у него тёмные и так прекрасно выделяются на фоне бледной кожи, а ещё — выделяется румянец. Кажется, Шастун готов вечно терпеть ворчание этого человека, потому что ему так сильно он нравится со всеми своими особенностями. И нравится не из-за внешности и не из-за сексуального влечения, это само собой разумеющееся, просто есть между ними какая-то связь, и Арсений в ответ тоже и смотрит нежно, влюблённо, и касается щеки, посылая по коже мурашки. Откуда тут слово «влюблённо» взялось — Антон без понятия. Как Попов кончает, Антон не чувствует. Он вновь открывает глаза и осознаёт, что лежит в своей кровати, возбуждённый и распалённый. Очень хочется принять холодный душ и забыть обо всём. Но рука сама тянется вниз, а перед глазами вырастает Арсений: и не двигающийся грациозно на его коленях Па, и не смотрящий на него сверху вниз Дибров, и даже не невероятно сексуальный экстрасенс Арсений. Там — Арсений Попов — его друг и коллега, человек, в которого он не влюблен, к которому не чувствует ни капельки влечения, на которого ему наплевать. Есть ощущение, что что-то всё же идёт не так.