Тауэрский мост падает

Внизу бушевала разъяренная толпа. Люди требовали наказания для того, кто поверг Лондон в пучину хаоса. Лорд Преступности, возвышаясь над водами Темзы, глядел вдаль, на фантомы языков пламени, что некогда лизали крыши и стены жилых и нежилых зданий. Ныне остались руины и пепел, ибо общими усилиями жители сумели потушить пожар и остановить поток этого безумства. Люди разных сословий объединили усилия, чтобы спасти город, и теперь с ненавистью в глазах взирали на недостроенный Тауэрский мост, где на краю балок стоял Уилл, и волосы его трепетали на ветру, а душа не шевелилась, покорно ожидая конца и действий будущего героя, который — о боже — с надеждой взирал на своего друга. И губы его шептали слова, смысл которых был далёк от изначального замысла Лорда, и сам Лорд не внимал им, ибо внутри него зияла лишь дыра, а на руках при свете луны мерцала алая кровь. До ушей его доносились крики гневной толпы, но слова Шерлока терялись на этом фоне, и ничего более не трогало Уилла, даже возможность спасения. Был ли в этом смысл, если план с самого начала был… таким? Юноша обратил всю злость и ненависть против себя, чтобы стать тем, кто изменит будущее, кто спасёт страну от гибели. Но кто спасёт его самого? И нужно ли ему это спасение? Нет. Никогда не было нужно. От стыда стискивая зубы, сжимая кулаки, нанося холодным лезвием неточные удары и оставляя порезы на лице Шерлока, Уилл до конца старался играть свою роль. И уже не было и тени сомнения в алых глазах, когда юноша сделал шаг назад и утянул за собой свои грехи, надеясь растворить их вместе с собственной жизнью в холодных водах Темзы. Но что же это? Руку обожгло резкое движение, а запястье стиснула ладонь Холмса, и шум на фоне стих. Гул собственного сердца перестал слышиться так отчётливо, а сам Уилл словно вынырнул из воды, поскольку приятный мужской голос всё-таки достучался до остатков души. Быть может, то был лишь шепот, ибо все чувства обострились, однако слова звучали так чётко и ясно, что Лорд поднял свой взор на Шерлока, который и схватил его за руку. Будущий герой, гениальный детектив, несостоявшийся друг… Как много ролей. И только Уилл исполнял лишь одну. Пальцы вновь стиснули прохладную рукоять, вновь последовал взмах лезвия, вновь брызнула кровь, и единственная ниточка, соединяющая жизнь и полное забытье, оборвалась подобно струнам скрипки под неловкими движениями музыканта. Плохой ты, однако, актёр… Упавший однажды не обретёт снова крылья. Но… почему он всё испортил? Белая птица, теряя перья, мчалась с балок моста прямиком в пучину ада за тем, кто уже попрощался с жизнью. Вместо крыльев у неё оказались руки, что плотным кольцом обхватили тело Лорда, не дав сделать последний вздох. Уилл, широко распахнув глаза, ловил хаотичные движения темных волос Шерлока, что трепетали от сильного потока воздуха. Мужчины падали в самую бездну, но у Холмса не было сомнений в совершенном поступке. Грудью он ощущал бешеное биение сердца Уилла и слышал тяжёлое дыхание. Пальцы его запутались в светлых волосах на затылке юноши, а душа старалась удержаться на месте и не вспорхнуть подобно той птице, что увидел Мориарти. И сквозь пелену ветра тот всё же услышал слова Шерлока: — Лиам, давай жить. Мы с тобой обязательно выживем. И прежде чем оба почувствовали сильный удар о воду и внезапный холод, пробравший тела насквозь, Уилл ощутил на губах нестерпимый жар, что словно кровь понесся дальше, прямо к сердцу, а глаза его вновь распахнулись и столкнулись с тёмными глазами напротив, в которых никогда не плескалось сожаление.

***

Толпа продолжала реветь. Эхо криков разносилось по водной глади, но смысл в нем был уже иным. То были радостные возгласы людей, что лицезрели кончину главного злодея Британии. Враг был повержен, огонь больше не терзал жилые и нежилые дома. И тело Лорда, что поглотили здешние воды, никто не стремился достать из Темзы, чтобы убедиться в его смерти и возрадоваться. Спектакль состоялся, занавес опустился, преступник ушёл туда, откуда не возвращаются. И только луна по-прежнему висела печальным диском над рассыпавшимся пеплом Лондоном, не торопясь уступить место горячему солнцу. Только она знала, что произошло на самом деле на Тауэрском мосту. Только она знала, почему Шерлок прыгнул следом за Уиллом, что прошептал ему и что сделал потом. Только она знала, что будет дальше. Первым из реки вынырнул Холмс. Жадно глотая воздух, мужчина тянул за собой светловолосого юношу, с виду казавшимся бездыханным. Цепляясь руками за каменную кладку, Шерлок вылез на набережную, помогая Уиллу. Тот дышал глубоко, прерывисто и не спешил подниматься на ноги. Холмс выпрямил спину и вперил свой взор туда, откуда шли радостные возгласы. Прищурился. Казалось, он не разделял всеобщего ликования, ибо, переведя взор на не сумевшего пока восстановить дыхание Уилла, ни один мускул не дрогнул на его лице, лишь тень печали легла на скулы при виде испуганного и чем-то шокированного Мориарти. Тот сжимал и разжимал кулаки, вода капала с острого подбородка и светлых волос, пряди скрывали взгляд алых глаз, а сам юноша словно боялся посмотреть на спасителя, назвавшегося другом. И всё же тихое сорвалось с трясущихся от холода губ: — Зачем ты спас меня? Я единственный должен был расплатиться за свои грехи и грехи тех, кто мне помогал. Из-за меня ты убил человека, так почему… Шерлок не дал Уиллу договорить. Он быстро подошёл к нему, присел на одно колено и осторожно взял юношу за подбородок, заставляя того всё же не прятать взгляд. Мориарти не смел пошевелиться после столь интимного прикосновения, и на Холмса вновь смотрели те самые глаза, что и во время падения с моста. — Ты мой друг, Лиам. А друзей нужно спасать, как бы сильно они не хотели умереть. — Но ведь я… — Смерть не искупает наших грехов. Представ перед Судом, что ты скажешь? Что просто сдался, когда появилась возможность всё исправить и жить как честный человек? Уилл закусил губу и снова опустил глаза. Шерлок впервые видел друга таким… удивленным и несколько ошарашенным. Не было и тени того уверенного и серьёзного человека, каким Холмс всегда представлял Уилла. Ныне перед мужчиной был юноша, который, вероятно, впервые в жизни не знал, что делать и как реагировать на события, вышедшие за пределы изначального плана. — Стремиться сделать жизнь своей страны лучше — дело благородное. Однако кто спасёт тебя, если ты оступишься на своём пути? — Шерлок слегка сжал подбородок Уилла, заставляя того снова поднять свой взор. — Может, в следующей жизни мы и сможем поболтать по душам как друзья, но что нам мешает сделать это в нынешней? Уилл не смел отвести взгляда от тёмных глаз. Сладкие речи так манили, что на мгновение юноша позабыл о том, чего так страстно желал, ранее падая с моста. К горлу подступил ком, вода, стекавшая с волос, украдкой, как ловкие пальцы любовника, забралась под ворот белой рубашки, а по телу прокрался поток мурашек, будто от холода. На самом же деле все чувства Уилла были сосредоточены на пальцах, сжимавших его подбородок, и тёмных глазах, на дне которых плескались нотки нерешительности. И всё же… Что теперь скрывать, чего стесняться? Разве что мокрой одежды, что так некстати стесняла движения и неприятно липла к коже. — Шерли… — тихо прошептал Уилл, однако Холмс, что осторожно провел пальцем по нижней губе юноши, оборвал его на полуслове. — Давай просто жить сегодня, Лиам. О последствиях подумаем завтра. Мужчина не стремился сдержать свой порыв. Сделав что-то однажды, не сможешь не повторить это снова. А посему, отбросив оковы неизвестного долга, сняв маску обязательств, отпустив неловкость и стыд, Шерлок просто сделал то, что и тогда, падая с моста и сжимая Уилла в объятиях. Он мягко припал к губам светловолосого юноши, который в сладкой неге сомкнул свои очи и, кажется, наконец отпустил тот груз, что некогда отягощал его душу. Уилл неловко схватился за плечи Шерлока, аккуратно стискивая мокрую ткань. Холмс, в свою очередь, подхватил чужую прядь волос, заправил за ухо, а после медленно повёл пальцами по шее, всё ниже, подхватывая пуговицы и вытягивая их из петель ворота рубашки, и далее — на груди, в конце концов обнажая подтянутое тело. Капельки воды тихо мерцали на белоснежной коже, а руки темноволосого мужчины действовали всё более бесстыдно, хотя он сам не спешил избавляться от неудобной мокрой одежды. Даже сейчас молодые люди не упускали возможность посоревноваться. Уилл будто жадно цеплялся за ремень брюк Шерлока, а губами словно пытался высосать из мужчины душу. Но то была лишь внезапно затуманившая сознание страсть, которая управляла двумя разгоряченными телами и заставляла их теснее прижиматься друг к другу. Холмс мягко водил прохладными руками по пояснице Мориарти, тот же всё больше углублял и без того сладкий поцелуй, покусывал пухлые губы, а пальцы его забирались под ткань чужого белья и осторожно изучали крепкое тело. От столь неожиданной ласки Шерлок на мгновение разорвал контакт, а между его губами и губами Уилла протянулась тонкая ниточка, которая вскоре оборвалась, однако Холмс не упустил возможность поцеловать алебастровую шею и заставить юного любовника сорваться на тихий стон. Мориарти почти потерял равновесие, однако успел опереться на ладони и всё-таки лечь на спину, когда Шерлок стал столь настойчивым. Вдруг Холмс отстранился от Уилла, выпрямился и словно принялся разглядывать юношу, нежно ведя ладонями по его торсу, очерчивая пальцами линии груди и пресса, потихоньку расстегивая брюки и цепляясь за ненужную ткань нижнего белья. Мориарти, будто боясь спугнуть столь трепетный момент, нашёл в себе силы разлепить ресницы и посмотреть на человека, которого он впервые видел столь чувственным. Юноша вновь сорвался на стон от увиденного, однако Шерлок, медленно стягивая с Уилла брюки вместе с бельем, приложил палец к губам, призывая к молчанию. По-прежнему были слышны радостные возгласы, однако не ведала счастливая толпа, что её враг был всё ещё жив и теперь так бесстыдно занимался непотребствами с народным героем. Укрытые пеленой тьмы, в тишине, на мостовой набережной, слушая шум воды, мужчин лицезрела лишь луна, что не собиралась раскрывать увиденный секрет утреннему солнцу, которое, будто засмущавшись, не спешило вставать на свой пост. Наконец Шерлок сам соизволил избавиться от одежды, осторожно обнажая плечи и приспуская брюки ещё ниже. Уилл же, приложив ладонь ко рту и сдерживая частые вздохи, медленно развёл теперь ставшие голыми мокрые колени, чтобы лучше разглядеть представшее перед глазами зрелище. Всё ещё прохладные капли стекали по ставшему обнажённым торсу и терялись там, куда Уилл, кажись, стеснялся обратить свой взор, густо краснея. Шерлока это позабавило, и он, желая ещё больше смутить юного любовника, осторожно развёл белоснежные колени ещё шире и припал губами к внутренней стороне бедра, заставив Мориарти вновь сорваться на стон, отчего глаза Холмса блеснули угрожающем светом. С реки дул свежий ветерок, однако мурашки по коже Уилла побежали вовсе не от него и не от воды, что капала с волос Шерлока. То были горячие поцелуи, которыми Холмс спускался всё ниже, пока не достиг более тонкой и нежной кожи, однако не посмел зайти дальше, считая свои действия верхом бестактности. И тем не менее, Уилл, кажется, был иного мнения, когда с таким вожделением наблюдал за действиями Шерлока, при этом шире раздвигая ноги. В алых очах блеснуло нечто, которое Холмс истолковал как приглашение, а посему, не забыв позаботиться о своём партнёре, приподнял бедра Уилла, и над Темзой всё же пронёсся протяжный стон, вероятно, от боли, нежели от наслаждения. Пути назад не было. Шерлок вновь приблизился к Уиллу и начал осторожно покрывать поцелуями его белую грудь, надеясь таким образом заглушить боль, что пронзила слабо подготовленное для другого мужчины тело. Однако вместо отторжения Мориарти словно потерял голову, схватил Холмса за плечи и прижал к себе. От каждого движения бёдер боль шаг за шагом отступала, и на место неё пришло спокойствие, разлившееся приятным теплом в груди, а пальцы на ногах будто свело судорогой, и мысли в голове были обо всем и одновременно ни о чем. С каждым толчком Уилл чаще кусал губы, сильнее выгибал спину и царапал чужие плечи. И Шерлок не отставал, вновь припав к шее любовника и поглаживая его бедро. Луна по-прежнему не спешила удаляться на покой. Всё то время, что мужчины наслаждались друг другом, она поливала их своим мягким светом, укрывая от зорких глаз таинство сей странной близости. И ветер, гуляющий над Темзой, заглушал тяжёлые вздохи и нередкие сладкие стоны. И воды те будто одеялом старались скрыть обнажённые тела. И мост хранил секрет сказанных слов и силу возникшей связи. Заговор стихии, небесного тела и железных балок в столь чувственный момент был нерушим, как и клятва, что мужчины дали друг другу. Жить… Выжить, несмотря ни на что. А где, при каких обстоятельствах спастись, сбежать из этой страны… Это было неважно, ибо мужчины были заперты как в клетке лишь в настоящем моменте, при обстоятельствах, которые вышли из-под контроля, в боли первой близости и в чувствах, которые, вопреки всем законам, не должны были рождаться.