Красный партизан

Мирон просыпается посреди ночи от стойкого ощущения беспокойства, чуть ли не страха. Что-то тревожно билось в груди вынуждая выйти из шалаша и прогуляться в темноте лагеря. Тайга давно уже погрузилась в сумрак. Наполненная множеством звуков, она даже в глухую ночь оставалась живой и наполненной разнообразными движениями. Федорова это подкупало. Партизаны, расположившиеся на лежанках из папоротника и хвои спали без задних ног, только иногда похрапывая или ёрзая на месте. Знакомый с Евстигнеевым Ваня лежал рядом с белокурым парнишкой, суровый партизан с длинным, но менее мускулинным юношей. Дойдя до убежища Вани и Андрея, Мирон обнаружил только Замая прижавшегося к стенке. Белый не поверил своим глазам. После того как он проморгался, картина перед глазами не изменилась. Панически оглядевшись, Федоров начал обход лагеря: вдруг Ваня ненадолго ушёл в лес и собирался вернуться. Обойдя всю опушку, Мирон не нашёл Евстигнеева. Белый возвращается в лагерь. Оказавшись на месте, его взгляд упал на пустое место под стенкой шалаша. Ваня всегда складывал вещевые мешки в такие щели, чтобы защитить их от дождя или снега. Сейчас его там не было. Сердце прошибает удар. Федоров мчится к шалашу. Там он застаёт преспокойно дрыхнущего Славу, храпящего на боку. Дрожащими руками он трясёт парня и на грани с шёпотом говорит: - Слава...! Слава, просыпайся... Проснись пожалуйста, ради бога, проснись...! Через пару минут Вячеслав всё же открывает глаза и поворачиваясь на спину спрашивает: - Мирон? Что случилось? - Ваня сбежал. - ели различимо прошептал Федоров. - Что? - вскрикивает Машнов, приподнимаясь на локтях. - Ваня убежал. Он взял с собой свой мешок и ушёл. Я... Я не знаю, что делать... Пожалуйста, помоги... Мирон выглядел жалко: красные глаза, поджатые в тонкую струнку губы, и выражение лица побитой собаки. Слава, понимающе взглянув на белого, принимает сидячие положение. - Мирон, всё будет хорошо. Он же не мог убежать куда-то далеко - осмотрим округу и найдём его. - Ты так думаешь? - Конечно. - улыбается Машнов. - пойдём поищем его. А если вдруг не найдём разбудим отряд. Федоров кивнул и пошёл за Славой. Они обошли всю опушку и метров двести вокруг неё. Не найдя Ваню, красный нахмурился, а белый лишь глубже погрузился в панику. - Успокойся. - спокойным и мягким баритоном проговорил Машнов.- Сейчас поднимем ребят и тогда точно отыщем! Мирон кивнул и сел на бревно. Слава встал рядом и начал разжигать огонь. Вскоре костёр вспыхнул ярким пламенем, будя им всех красных. - Внимание партизаны, - начал Машнов, вытянувшись во весь рост. - у нас сбежал белогвардеец - молодой белокурый парень высокого роста. Зовут Ваня. Найдите его и приведите сюда, иначе на нашей совести будет ещё один труп. Ну же, все за дело. Мирон сидящий рядом уловил сонный, но обеспокоенный взгляд Замая. Он оглянулся и не обнаружив даже признаков присутствия Вани рядом, застыл. Пока остальной отряд перевязывал ботинки по туже и чистил винтовки, Андрей выслушивал выговор от Машнова, который понимающе, чуть ли не с сожалением смотрел на подчинённого, а после обнял и отправил в путь. Всё это время Мирон так же сидел на бревне, редко подрагивая. Вдруг древесина прогнулась. Рядом сел Слава, который неожиданно легко и мягко коснулся чужой ладони. - Вам холодно? - спросил Слава, смотря на испуганного белого. Федоров вздрогнул и нахмурившись, убрал чужую руку. - Всё хорошо. Костёр греет. - холодно и как-то отстранённо шепчет Мирон. Машнов внимательно смотрит на мужчину, стараясь понять, что же происходит в его голове. Через минуту красный бросил эту затею, обращая внимание на костёр, ветки в котором быстро истлевали, отставляя после себя лишь куски угля. Кинув в огонь заготовленные на вечер дрова, Слава поковырялся палкой в углях, оставляя гореть бревна ели. Мирон тупо смотрел на костёр, разглядывая исчезающие в темноте искры. Кажется, ещё чуть и он пропадёт за ними, провалится в сон. Но мысли о Ване не давали сомкнуть и глаза. Ведь каждый раз вспоминая Евстигнеева, Федоров вспоминал погибших Кирилла и Даню, Макса и Влада... Их отношения были ближе к родительским или приятельским, чем к рабочим. Его дети, которых никогда не было, погибли на войне, которая в общем то и не была нужна. Как минимум не нужна она была молодому студенту, образованному дворянину и купцу по воле судьбы оставшемуся без дела жизни своих родителей. - Вы не виноваты. - прерывает ход чужих мыслей Слава. Мирон вопросительно посмотрел на красного, на что в ответ Машнов поворачивается к белому и поддерживающе обнимает его за плечо. - Вам с Ваней просто повезло, а им нет. Это война. А война не щадит никого. Даже детей. Что же говорить о ваших парнях. А Ваньку мы найдём. Вы только не беспокойтесь. Федоров мягко скидывает чужую ладонь и тянется ближе к обжигающему теплу костра. Как только Слава потянулся к белому, тот, останавливающе посмотрел на красного и прошептал: - Спасибо, конечно за помощь, но мне не нужна твоя жалость. Холодное "твоя" ударилось о череп. Машнов посмотрел на тоскливо скрючившегося Мирона и кинув еловых веток в огонь, сказал: - Я не жалею. Я знаю, как тяжело терять близких в бою. Просто пытаюсь поддержать. -Зачем? -Командирская солидарность. Федоров внимательно смотрел на красного - Слава был таким спокойным, приятным... Безмятежность на чужом лице отягощалась лишь нервными морщинками у кончика носа и ямочек губ. Не было видно, чтобы красный врал. В моменте Мирон ловит себя на мысли, что рядом с Машновым он чувствует себя... защищённым? Белый не хочет в это верить, но впоследние дни он ощущал себя в безопасности. Наверняка это связано с обещаниями красного, которые он надавал, когда только взял их в плен, а может и с самой личностью красного. В любом случае, кажется, Федоров перестал быть таким недоверчивым и настороженным по отношению к Славе. Даже сейчас он устало потер глаза и абсолютно спокойно склонил голову в сторону Машнова, сидящего рядом, разглядывая разбегающиеся в стороны огненные языки. *** Андрей винит себя в побеге Вани. Это он недоследил, не присек, не остановил. Не зря его Слава отчитал, жаль только воли не хватило дело до конца довести, разнеженный он, его командир. Хотя, он и сам прекрасно справлялся с тем, чтобы делать себе выговоры. Евстигнеев сбежал куда-то в тайгу и возможно там же и сгинет, останется на съедение тигру или медведю, а может и вовсе сорвётся и его труп достанется волкам, лисе или какой-нибудь росомахе. Замай гонит от себя все мысли начиная размышлять логически. Этот Ваня явно не новичок, ориентируется на местности хорошо, воин стойкий и вряд ли стал бы сбегать, не имея за спиной хоть какого-то плана. Андрей вспомнил, как тот косился на карту с обведёнными населенными пунктами, как вслушивался в разговоры и как общался с разговорчивым Светло, у которого часто в руке была семейная реликвия - посеребрённый компас доставшийся от дедушки. В голове возникло только одно место, куда мог уйти белый. "Софийск" Замай поправил висевшую на плече винтовку и достал из кармана компас, уходя в глубь леса. *** Ваня уже пару часов бродил между сосен и лиственниц. Он надеялся справиться за полчаса, но Софийск, не то чтобы приближался. Казалось, с каждым шагом Евстигнеева, посёлок лишь уходил дальше, оставляя его в непроходимой тайге. Вскоре белый доходит до курумника. Взбираясь по неустойчивым камням, он проходит мимо пустот, в которых загораются огненные хвосты. Маленькие рыжие котята вышли из-под камней и с любопытством посмотрели на непрошенного гостя. Евстигнеев улыбнулся уселся на корточки и начал гладить малышей. Они были ещё совсем маленькие, несмышлёные, потому тянулись к Ваньке за лаской. Сам же Евстигнеев тянулся за ней в ответ, распушив шерстку на загривке тигрят. За кустами послышалось тихое рычание. Самка, держа в зубах подбитую дичь, прищурилась и нахмурилась. Она опустила добычу на землю и, нагнувшись к траве, начала наблюдать за человеком. Тигрица стала медленно подбираться к парню, продолжая предупреждающе рычать. В один миг она запрыгнула на белого, издавая отчаянный громкий крик. Ваня в секунду обернулся. Евстигнеев упал, прикрыл лицо руками, пряча от зверя свой испуганный вид. В голову шли неконтролируемые мысли. Не уже ли это всё? Такой конец у него будет? Вот такая смерть его ждёт? Выстрел. Самка повалилась на землю. Из-под тяжелого туловища к поджатым к груди ногам, ручьями потекла кровь. Тигрица обессилено зарычала и покосилась на белого. В её взгляде читалось порицание. Ваня почувствовал укол вины. Вскоре она прикрыла глаза, погружаясь в вечный сон. К этому времени из кустов вышел стрелявший. Им оказался Замай. Тот сел на корточки рядом с испуганным Евстигнеевым и внимательно посмотрел на него, поддерживающе дотронулся до плеча, поглаживая в попытке успокоить перепугавшегося белого. Евстигнеев вздрогнул. - Не трясись так. Всё хорошо. Ты под моей защитой, - мягко говорит красный. Лишний раз дотронувшись до плеча, он вскоре встал на ноги и протянул Ване руку.- Твой командир ждёт тебя. Идём в лагерь. Евстигнеев берёт чужую руку и встаёт с земли. Вместе они идут к лагерю, продолжая держаться за руки. *** Медленно, минута за минутой, надежда на возвращение Евстигнеева пропадала. Первым в лагерь вернулся Ваня Светло. Только сейчас он заметил пропажу своего компаса, а ходить без него по тайге оказалось опасно. После начали возвращаться и другие участники команды. Сначала Коля, потом Федя, Миша, Тёма. Последним вернулся Витя, лишь пожимая плечами. С каждым вернувшимся партизаном паника Мирона усиливалась. Руки тряслись, сердце бешено билось, взгляд не веря бегал по красным, воздуха не хватало. Слава, заметив чужую панику впихнул белому в руки кружку чая и сказал выпить полностью, а после идти спать. Федоров уже хотел смириться, как вдруг из-за леса вышли Андрей и Ваня. Белый смотрел вперёд, держа за руку красного. Его шаг хоть и был мелким, но не переставал быть по обыкновению гордым. Замай же поддерживающе придерживал Ваню, полу-боком идя возле. Мирон вскакивает с бревна и проливает чай на колени. Не замечая этого Федоров подходит к белому. Евстигнеев виновато опустил взгляд вниз. Сжатые в тонкую линию губы разомкнулись. - Извините, Мирон Янович. Вы были абсолютно правы - сбегать было худшим из всех принятых мною решений. Я готов принять любое наказание от вас. Обещаю, что выдержу его стойко и с чётким осознанием своей вины. Мирон делает шаг вперёд. Потом ещё. А после резко впечатывается в чужое плечо, прижимаясь ближе и завлекая в свои объятия. - Никогда, слышишь, никогда больше так не делай. Я уже похоронить тебя успел. Отмолил уже, как ты учил. Что же было бы если бы я тебя потерял, хороший мой. Что ж было бы. Может за тобой бы и сгинул тут. А ты вот живой. И слава Богу. - Не говори так. Не говори, пожалуйста, - шепчет Евстигнеев, поглаживая подрагивающего Мирона по голове. - Обещаю, больше никаких безрассудств, Миро. - Очень на это надеюсь, Ванюша... - улыбается в ответ Федоров, отстраняясь от товарища. - Отогревайся Ванечка, отогревайся. Чай попей, у костра посиди и иди спать. Хорошо, а? - Хорошо, - шепчет Евстигнеев уже уходящему к шалашу Мирону. Вдруг с насиженного бревна подскочил Машнов. Он поддерживающе похлопал Ваню по плечу и отправился за Мироном в сторону шалаша. Проводив взглядом товарища, белый садиться на его место. Сразу же в руки ему дают железную кружку с травяным чаем и укрывают шинелью с шерстяным подкладом поверх его тоненькой, больше напоминающей плащ. Вытянув ноги к огню, Ваня удовлетворённо улыбнулся. Наконец-то тепло. Рядом уселись остатки красных не ушедших спать. Вдруг взгляд зацепился за Ванечку Светло. В груди кольнула совесть. Достав из кармана, компас Евстигнеев передал его Ване. - Прости, я перед тобой очень виноват. Знакомиться с тобой ради компаса было огромной ошибкой. И если это что-то изменит, мне правда было очень приятно с тобой общаться. - Ну чего ты, дядь. - улыбается Светло, забирая компас. - Я уже простил и забыл. На самом деле я бы поступил также. Не переживай, думаю мы сможем начать всё сначала. Евстигнеев улыбнулся, носом утыкаясь в чашку. Вскоре партизаны начали расходиться по своим временным жилищам, оставляя белого наедине с костром. Как только последний красный лег спать, Ваня перевёл взгляд на единственного оставшегося. Замай сидел рядом, копался в костре и с интересом наблюдая за россыпью звезд. - Андрей, - шепчет Евстигнеев, откладывая кружку в сторону. - спасибо тебе большое... За то, что спас. Если бы не ты, я не знаю, что со мной было бы. - Это - моя работа, Вань, - улыбается Андрей - благодарить не за что. - Но всё же, без тебя, меня сейчас догрызали бы тигры. Правда, спасибо большое. И не подумал бы никогда, что жизнь мне сохранит красный. -Слишком плохого ты мнения о красных. - Замай разочаровано покачал головой. - не изверги мы. Поверь мне. За последние три года мы убили всего тридцать восемь человек. А сколько ваш отряд убил за последний год, а? Ваня даже считать не решился. Пермская операция унесла множество жизней с обоих фронтов. Да и сам он не мало большевиков порубил. Евстигнеев ведь никогда и не задумывался о людях по ту сторону баррикад. Это всегда казалось правильным, нужным. Ради Родины, Царя, народа, Бога... - Что планируешь делать, если красные победят? - Поеду на Родину. В Пишпек. - ответил Андрей, улыбаясь, видимо вспоминая родные места. - А разве твоя родина не здесь? - Нет я кокандский. Отец у меня офицер русский, мать киргизка. Да и сам я в имперской армии чина определённого добился. - Неужели. И какого же? - Фельдфебель. Но за революционные взгляды из армии выперли. - А расскажешь подробнее? Замай улыбнулся и расслабленно откинул ноги к костру. - Только если ты просишь... *** Ночью Мирону не спиться. Как только они со Славой пришли в шалаш, Машнов улёгся и задремал. Федоров же заснуть никак не мог. Он раз за разом прокручивал в голове смерти своих товарищей, Ванин побег и пермскую операцию - их главное сражение, достижение. Пермская операция... Более громкой победы они никогда не одерживали. Они бились с красными, шинковали их саблями и пулями пробивали головы, а вечером пили вместе коньяк распевая знакомые каждому солдатские песенки. Но теперь их счастливые лица омрачились фактом смерти. Мирон вспоминал, как те весёлые ребята проводили время за бытовыми заботами, а потом как он нашёл их бездыханные тела, от которых виднелись лишь свешенные ноги и редкие лица, отражающие вечное спокойствие. В голове всплыла картина, как такое же бездыханное тело сжирают волки, лисы, рыси, тигры и уже на Ванином лице показывается смертельная безмятежность. Его органы раскиданы по лесу, и только ястребы кружат над телом, стараясь выловить кусок пожирнее. Мирон и не заметил, как из глаз покатились слёзы. В первый раз за всё это время он плачет. Не плакал он, когда убили его команду, не плакал, когда взяли в плен, не плакал, когда увидел избитое тело Вани, не плакал, когда тот сбежал из лагеря, а сейчас наконец дал волю эмоциям. Осознание колоколом ударилось по голове, дезориентируя. Глаза неприятно щиплет, руки с ногами отдаются тягучей слабостью. Но больше всего в сердце. Оно кровью изливается, убивает изнутри. Вдруг, Мирона кто-то обнимает поперёк груди и прижимает к себе. Этот кто-то гладит его по спине, носом утыкается в шею и шепчет что-то невнятное, что-то, что тяжело услышать сквозь собственные всхлипы. Чужие объятия своими медленными движениями убаюкивали Федорова и тот вскоре погрузился в чуткий, но всё же сон, оставляя все в свои заботы на короткий срок.