Хочешь со мной?

- И передай Раисе Макаровне, что пора бы прибраться в проходной, - Дуня голосила от души, сердца, почек – всего, что ей порядком натирало, - Лыжи в мае? Это уже как-то несерьёзно! - Передай многоуважаемой Евдокии Харитоновне, что принимаю все жалобы в письменном виде с часу до двух по вторникам, после дождичка, - рыкнула в ответ Рая. Руки её с остервенением драили сковороду, причём чужую. - Опять из-за душа поцапались? – дед Рустам устало осел в уголке, - Так мойтесь вместе, девчонки. Экономия какая будет… - Они уже три недели не разговаривают, - Катя Круглова решила ввести соседа в курс дела, пока тот совсем не потерялся в потоке новостей. - Да? А я только их и слышу, - удивился дед. На плите скворчала яичница, пыхтела капуста, булькала вермишель, подпрыгивал чайник. Какофония запахов сочилась под двери комнат. В форточку забегал ветерок, чтобы погреться. Розовое небо баловало взгляды славгородцев. Со двора доносились визги счастливчиков, которых родители выпустили побегать перед сном. День не отличался ни от предыдущего, ни от будущего. Дуня с трудом протиснулась к холодильнику, хотя смотреть ей там было не на что. - Кать, ты скажи Раисе Макаровне, что выброшу её дрова к чёртовой матери! - Уф, Рая, слышала? – забормотала Катя, раскатывая тесто на пельмени, - Выбросит твои лыжи. - Ты передай, пожалуйста, Евдокии Харитоновне – пусть делает, что удумает, - процедила Раиса, - Ей недолго терпеть осталось. Услышанное рассекло Дуню на части. Лёгкие сдулись, слиплись до боли в груди. Кости потекли, будто ртуть из разбитого градусника. Перед глазами потемнело. В ту же секунду всё и закончилось. Уходила она уже в пустоту. Без каких-либо глупых обид, злости. В кармане юбки нашлась пачка сигарет и зажигалка, а в подъезде любимая банка из-под кофе. Дуня знала, что ничего страшного с ней не случится: будет уговаривать тридцатку малышей в саду съесть ещё одну ложечку горохового супа за обедом, играть с щенками Кругловых в дурака, возить картошку бабке с дедом, слушать приевшиеся песни по радио, встретит маму из тюрьмы. Впереди ещё дюжина кусачих зим, которые она выдержит. В одиночку или с кем-то, но выдержит. Иначе и быть не могло. Дуня побрела вниз по лестнице и вышла во двор. Сколько нужно было навернуть кругов между девятиэтажками, чтобы Рая осталась? Сколько нужно подтянуться на турнике, чтобы терпеть её до скончания времён? Зажав сигаретку губами, она прыгнула на перекладину. Выстреливший в спину голос тут же разжал пальцы. - Честное пионерское, я всё уберу, - Раиса протянула руку, - Мир? Дунь, ну чего ты, а-а?.. Катя не пустит обратно, пока ты меня не простишь. - Прощаю, - отмахнулась Дуня. - Врушка, – чем быстрее перебирала ногами Рая, тем дальше убегала от неё подруга. - Иди вон – пельмени лопай. - Пошли вместе. Проскользнув между футболистами, Дуня остановилась у родного подъезда. Если рискнёт вернуться, обязательно споткнётся о злосчастные лыжи. Тогда придётся всю ночь рыдать: либо себя жалеть, либо Раю. Надоело ей это до тошноты. - Ох, а оно тебе надо? - Давай проверим? – Раиса Макаровна затрусила в сторону заката – прочь со двора. - Куда?.. Ты ж в тапках! – растерялась Дуня. - Так ты тоже, - не оборачиваясь отозвалась Рая. Больше пяти лет они прилежно ругались, а никуда друг от дружки не делись. Вот и сейчас запрыгнули в автобус, расселись каждая в своей половинке, но всё равно были вместе. За окнами катился Славгород – дремлющий, облитый густым солнечным светом. Дорогу сжимали прямые углы спальных районов, колонны Дома Культуры, белые бордюры и пустые клумбы. Вдоль улиц неспешно брели незнакомцы, которые казались самыми родными. Раиса плюхнулась рядом с Дуней – их вечность была не резиновой. - О, смотри, мой «СлавПромМаш»! Вас в школе водили сюда на экскурсии? - Ну, водили, - пожала плечами Дуня. - Пятого июня в шесть часов пятнадцать минут фура с изделиями покинет вот эти ворота, - Рая ткнула пальцем в стекло, - В семь часов сорок пять минут она покинет городское КПП и повезёт груз на Большую землю. Короче, в Барнаул. Я самолично отточила две с половиной нормы для этого заказа... Дуня едва не потеряла дар речи. - Ты?.. - Мы, - Рая взяла подругу за руку, - Будем ехать в ящике. Мои семьдесят четыре килограмма и твои… Пятьдесят пять? Сможем даже взять с собой поклажу: еду и сменную одежду, возможно, один спальник. Надо будет всё взвесить… - Мы? - Дунь, послушай: сперва КПП завода, затем города, потом пять часов в ящике, а потом ещё восемьдесят километров пешком по степям, потому что в Барнауле при разгрузке нас просто пристрелят… Один сухпаёк на двоих. Больше четырех пайков по весу не пройдут, а значит, наш минимум – двадцать километров в день… - Ты сумасшедшая! – Дуня лишь крепче сжала пальцы Раисы. - Зато живая, - с уст Раи сорвался слабый смешок. - Хочешь, чтобы я пошла с тобой? - Нет, - завертела головой Рая – Дунино сердце на мгновение притормозило, - Я хочу, чтобы с тобой всё было в порядке. Чтобы у тебя был выбор. - Пятого июня? Тут же всего ничего осталось. - На попрощаться хватит. - Не хватит! – так страшно Дуни не было никогда. Предоставленный выбор сдавил её в тисках, выжав весь воздух и последние силы. Пойти с Раисой означало бросить всё. Если она покинет Славгород, то покинет себя. - А там что? - Два казахстанских паспорта, - вздохнула Рая, - И дорога на Павлодар. А там дальше, кто знает? Может, не доберёмся даже, сдохнем где-нибудь. - Чёрт возьми, Рая! – на вскрик Дуни обернулась горстка пассажиров. - Прости, Дунь, это всё, что я могу для тебя сделать.

***

- Четырнадцатого июня! – торжественно объявила мама, подсев к дочери в зале посещений, - Я выйду! В десять утра. Встретишь меня? Это будний день, конечно, но вдруг тебе отгул дадут? Если не можешь, ничего, не переживай. Я сама доберусь… - Четырнадцатого июня, - безучастно вторила Дуня, будто прислушиваясь к собственному голосу. Звучал он совсем не так, как у мамы, значит, забрать его с собой не получится. - Котя, ты не заболела? Такая бледная. - Я… ма, я… - Что-то случилось? С бабушкой? – женщина вздрогнула. Язык Дуни примёрз к нёбу. Челюсти свело. Она не хотела приходить, чтобы не передумать, в итоге именно за этим и пришла. Достав из кармашка фотокарточку, положила ту на стол. Холодный металл обжёг пальцы. - Это Рая. - Ох! – удивилась мама, - Именно такой я её и представляла. - Правда? - Ага. Ты расписала во всей красе. - Мы… Слово «мы» Дуня искусно выстругала – на большее не хватало смелости. Резервуары иссохли. - Подружились? - ласковый голос мамы подкинул хороший вариант, за который можно было ухватиться, словно за спасательный круг. Но Дуня предпочла тонуть. - Мы в поход собираемся. - Ты полюбила походы? – по-доброму хохотнула мать. - Это я к тому, что не смогу встретить тебя, - она не отвернулась, не моргнула, взяла на себя всё, что заслужила. Правда, взгляд матери не загрубел, наоборот, брызнул мягкой растерянностью. - Что же за поход такой важный?.. М-м-м… Между женщинами натянулись невидимые нити – их надо было рвать и бежать. Каждая понимала, чем дольше молчание, тем хуже. - Прости, только скажи и я…, - Дуня схватилась за руку мамы. - НЕ ПОЛОЖЕНО! – гавкнула хортка сквозь весь зал. Прикосновение оборвалось. Ладонь Дуни сохранила отпечаток, который растаял за мгновение – он прожил не дольше снежинки. - С такой, как Рая можно и в огонь, и в воду, верно? – на лице матери замерцала робкая улыбка. - Ма? - Хоть кто-то смог вытащить тебя на свежий воздух. - Мама? – щеки Дуни засаднили от слёз. Они лились, словно из протекающего крана – уже не починить, только менять. Женщина напротив пугала её. Всё естество матери светилось изнутри. - Скажи так ещё раз. Пожалуйста. - Что?.. Что сказать, мам?.. Мам, я останусь, я отменю… - Ну чего ты, Дуняша? Тебе полезно. Пока погода хорошая, надо сходить.