A Somewhat Higher Song

      Когда Джерард находит Фрэнка, тот даже не пытается искать инструменты. Айеро сидит на источающем вонь диване, на том, что с дырками и следами от тушения сигарет. Он обхватил голову руками, как будто пытается решить все мировые проблемы в своем мозгу. Он явно терпит неудачу.       Уэй проходит к дивану и присаживается рядом с ним. Он не делает ни малейшего движения, чтобы коснуться Фрэнка или потревожить мужчину в его состоянии, опасаясь реакции, которую он может вызвать, если сделает это. Вместо этого Джерард пытается обеспечить комфорт своим присутствием и надеется, что Айеро доверяет ему всё, что бы ни происходило в его голове.       — Как ты думаешь, что произойдет, Джи? — Фрэнк поднимает голову и смотрит на Джерарда, ища ответы на его лице, но находя лишь такого же напуганного мальчика, как и он сам.       — Я думаю, мы покинем это место, — предполагает Уэй, протягивая ему соломинки и надеясь, что Айеро найдёт в них спасательный плот. — В конечном счете мы окажемся на небесах? В аду? Кто знает, может, реинкарнируемся? Может быть, даже ничего не произойдет, окончательное отделение от существования; но я думаю, мы выберемся отсюда. Думаю, именно так это и должно закончиться.       Фрэнк заметно вздрагивает при этой мысли. Он мотает головой и с неловкостью засовывает кулаки в карманы толстовки. Парень возвращает взор к полу, как будто есть вероятность, что ответы свалились и приземлились там.       — Как… — начинает Фрэнк, но затем замолкает. — Забей.       Джерард не позволит ему ускользнуть так легко — он протягивает руку и откидывает волосы Айеро назад, нуждаясь в том, чтобы прикоснуться к парню, почувствовать его под своей кожей, вернуть его. Когда Фрэнк встречает его взгляд вновь, он выглядит совершенно напуганным.       — Как думаешь, мы будем вместе после всего этого? — спрашивает Айеро с широко раскрытыми глазами. Он нервно хихикает и добавляет: — Все мы, я имею в виду.       Джерард убирает руку обратно из пространства Фрэнка, благодарный ему за то, что он впустил его.       — Я надеюсь на это. Я привязался ко всем вам.       Фрэнк кивает, но не выглядит полностью удовлетворенным. Он всё ещё не договаривает что-то, и Джерард чувствует, как оно хочет вырваться из него, сорваться с его губ, словно дыхание или тайна.       — Фрэнк, — Уэй вздыхает от продолжающейся сдержанности парня. — Мы найдём друг друга. Мы сделаем это.       Это, кажется, только еще больше огорчает Фрэнка — он безудержно качает головой:       — Но что, если это и есть просто пит-стоп перед реальным концом? Типа, что, если вы все попадете в рай или что-то в этом роде после этого, а… — он делает паузу, — а я нет.       Джерард приходит в замешательство.       — Что ты имеешь в виду? Почему нет?       Уэй хочет прикоснуться к парню снова, заземлить его и вернуть обратно, но встречает в его взгляде всепоглощающий страх. Он как маленький ребенок или дикое животное. Джерард боится, что, если он сделает это, тот может наброситься на него или сломаться.       — Смотри, — Фрэнк протягивает руку в сторону Джерарда; она дрожит, словно парню холодно. — Вы все хорошие. Вы умерли не по своей вине. Крушение самолета, типа, ты не можешь контролировать это, ты знаешь. Медведь? Каким бы крутым ни был Торо, он не смог бы взять такое большое животное. Брайан, — он глубоко вздыхает при мысли о смерти Брайана. — Он заслуживает гораздо большего, чем то, что у него есть, чем то, что он получает. Не я.       В конце голос Айеро ломается. Джерарду просто хочется заключить его в объятия и поцеловать, чтобы ему стало лучше. Сменить тему, притвориться, что это не происходит, но он не может. Это не то, в чём нуждается Фрэнк.       — То, что произошло с тобой, не было твоей виной. Может быть, это была глупость или небрежность, но ты был в той же степени не в состоянии повлиять на свою смерть, как и все мы, — Джерард произносит мягко, надеясь, что это немного успокоит Фрэнка.       Парень качает головой вновь.       — Ты не понимаешь, — ему приходится закусить губу и увести взгляд, чтобы произнести следующую часть своего заявления: — Я соврал. У вас всех есть предметы, связанные с вашей смертью, которые будут напоминать вам об этом. Ты вообще никогда не задумывался, почему я ни разу не показывал свой?       Похоже, ему приходится прикладывать все силы, чтобы не взять все свои слова обратно и не убежать.       — Ты был мокрый, когда мы прибыли сюда, Фрэнк. Когда ты рассказал свою историю, это было довольно очевидно.       Фрэнк начинает теребить большие пальцы, ему не терпится рассказать и в то же время он боится того факта, что все это вскроется.       — Когда я попал сюда, я был один. Здесь был только я. Я был напуган и не понимал, что происходит. Я даже не знал, что умер. Я пошел в туалет, чтобы ополоснуть лицо водой, чтобы убедить себя, что все это было по-настоящему. А затем вы все пришли и рассказали свои истории о своих смертях. Я не хотел рассказывать вам свою, мне было неловко. Мне было стыдно.       Джерард не понимает. Его история была неловкой, да, но все они получили от неё удовольствие и продолжают, когда прикалываются над ним в баре. Так уж вышло. Он не понимает, почему Фрэнк так переживает по этому поводу, но пытается посочувствовать ради него. Свою смерть выбирать не приходится.       Затем Фрэнк поднимает на него взгляд, и Уэй влюбляется в человека, которого он видит. Он открыт и уязвим. Он напуган, но доверяет ему, доверяет Джерарду, и Джерард не понимает, что он сделал, чтобы заслужить это.       — Но я хочу, чтобы ты знал мою историю, настоящую.       Айеро протягивает свою руку, чтобы взять руку Уэя, как будто он просит спасательный круг, тянется к порту во время шторма. Джерард сжимает его пальцы в ответ, показывая, что он сделает всё возможное, чтобы вытащить его на берег.       Фрэнк сжимает в ответ, прежде чем отпустить. Он отдергивает руку и лезет в карман кофты. Когда его рука появляется снова, в ней есть что-то. Парень открывает руку Уэя и осторожно кладет вещь туда.       Джерард подносит предмет к лицу, чтобы хорошенько его рассмотреть: это маленькая оранжевая бутылочка с белой крышкой. Пузырек с таблетками. Парень встряхивает его, но ничего не брякает внутри. Он пустой. Эсциталопрам, 10 мг, гласит надпись на этикетке, прописан Фрэнку Айеро. Почему Фрэнк дал ему пустой пузырек от таблеток с названием какого-то странного препарата на этикетке? Как Фрэнк вообще достал такое здесь?       Осознание ударяет Джерарда, словно поезд. Он даже не понимал, что лежит на рельсах.       Это был его символ. Он не принес с собой поток воды, потому что его не ударяло током в ванне. Это антидепрессанты. Это и было его смертью.       — Ох, Фрэнки, — это всё, что срывается с губ Джерарда, когда он пытается говорить. Глаза Айеро мокрые, когда он отвечает:       — Я не хотел, чтобы ты думал иначе обо мне. Не хотел, чтобы ты думал обо мне, как о жалком человеке, как о слабаке.       — Фрэнк, да я бы никогда не смог… Не стал бы. Как ты мог допустить мысль, что я хоть когда-нибудь подумаю так о тебе? — он почти зол на это предположение, что Джерард подумает о нём иначе, просто потому что он… лишь мысль об этом доставляет боль. Что Фрэнк, этот свет, этот бесконечный шар энергии, испытывал настолько ужасную боль в течение своей жизни, что покончил с собой.       — Что, если мы сделаем это, и вы все отправитесь в рай или типа того, а я попаду в ад? То, что я сделал, — грех. Я не могу исправить это. Они не позволят мне пойти со всеми вами после этого.       Уэй держит лицо Фрэнка в руке, поглаживая его скулу. Айеро закрывает глаза и льнет к прикосновению. Джерард пытается повернуть его лицо, чтобы заставить парня взглянуть на него, но Айеро напряжен и сопротивляется этому.       — Фрэнк, посмотри на меня. Ты думаешь, что Брайан заслужил смерть?       Это действительно заставляет парня посмотреть на него; по его щеке катится слеза.       — С хуя ли? Конечно, нет.       Джерард кивает. Он ненавидел думать об этом; Брайан лежал в белой пустой больничной палате, беспомощный и слабый. Больно думать о гордом, сильном мужчине, который испускает последние вздохи, борясь за свою жизнь с болезнью, которую он не в силах победить.       — Ты прав, он не заслужил. Он был болен, и он пытался бороться с этим, но рак всё же оказался сильнее в конце. Однако, это не его вина, что он умер. Он не заслужил этого.       Фрэнк насмехается над этим выводом:       — Я в курсе. И что?       Его посещает мысль о Фрэнке, беспомощно распластавшимся на полу ванной комнаты, плачущим и опустошающим пузырек таблеток, желающим, чтобы эта боль наконец закончилась. Он обнаруживает, что этот образ ранит его до глубины души.       — Так почему ты — да? Хах? Чем отличается твоя болезнь? Разве боль, которую ты чувствовал, была ненастоящая, потому что она не была физической? Потому что ты не мог увидеть её на томограмме? Закончить её с помощью наркоты? Ты боролся изо всех ебаных сил до самого конца. Ты пытался жить. Ты не заслужил той боли, которую ты испытывал. Ты не заслужил болезнь. Ты не заслужил гребаную смерть.       На какой-то промежуток времени рот Фрэнка раскрывается от слов Джерарда, и парень выглядит немного шокированным, словно это было последнее, что он ожидал услышать. Может быть, после всего того времени, что он провел здесь, размышляя об этом, всë, чего он хотел — это стать свободным, получить прощение. Уэй не может предложить Фрэнку прощения, потому что ничто в этой ситуации не сделало бы Айеро виноватым в первую очередь; но он может дать ему временное облегчение.       Фрэнк бросается вперед и увлекает его в поцелуй. Он не голодный, он не страстный. Он холодный и мягкий, словно глоток воды, когда пересохло в горле. Айеро позволяет своим губам прижаться к губам Джерарда, чувствуя связь между ними, прежде чем отстраниться и зарыться лицом в грудь Уэя, рыдая от вечной агонии, которую он сдерживал. Джерард оборачивает руки вокруг парня и поглаживает его спину, посылая всю свою любовь в маленькую дрожащую фигуру мужчины.       Всё, о чем Уэй может думать, — это что он хотел бы, чтобы Фрэнк рассказал ему раньше, чтобы он не сидел, не шутил и не трахался с Джерардом всё это время, игнорируя зияющую дыру в его груди, оставленную гноиться и гнить; этот секрет между губ, которые он целовал столько раз. Он скрывал от них всё это, молча страдая. Всё это время, что они занимались хернёй, он мог бы исцеляться.       В конце концов его всхлипы стихли, и Джерард уловил тихое «спасибо тебе», пробормотанное в свою грудь.       — Спасибо тебе, — отвечает Уэй, — за то, что доверяешь мне настолько, чтобы рассказать это.       Фрэнк поднимает себя и вытирает свои красные щеки рукавами.       — Обещай мне, Джи. Обещай, что не забудешь меня. Закончим ли мы в одном месте или в разных, пожалуйста, не забывай.       Джерард просто целует его в покрасневший лоб.       — Независимо от того, разлучают ли нас целые измерения, или ты находишься по ту сторону двери, я никогда тебя не забуду. Я всегда буду искать тебя, куда бы мы не попали, всегда.       Эти слова заставляют улыбку расцвести на лице Фрэнка, и Джерард понимает, что это самая прекрасная вещь из всех, что он когда-либо видел.       — Спасибо, — молвит он, прочищая свой голос после слез. — Э-э, я тоже, ты знаешь.       Уэй возвращает парню улыбку и запечатлевает маленький нежный поцелуй на его губах.       — Может, пойдем поищем инструменты? — спрашивает Джерард.       Айеро выпрямляется, желая оставить разговор в прошлом и двигаться дальше.       — Да. Вообще-то у меня была идея. Помнишь тот чулан, от которого мы так и не смогли найти ключ? Что, если это был не тот ключ, который был нам нужен? Что, если нам просто нужно было понять, что именно мы ищем?

***

      Кучка парней, или, скорее, группа, стоит напротив сцены, около кладовки. Всё это время, пока они были заперты в баре, эта дверь никогда не была открыта. Однажды они пытались взломать замок с помощью заколки, которую Майки тайно украл у одного из посетителей; Торо как-то попытался открыть ее отверткой, но лишь обнаружил, что она не поддается; Фрэнк даже пробовал разрушить её по кусочкам, как он сделал это для глори хол в уборной. Как будто эта чертова дверь была сделана из армированной стали или чего-то в этом роде, вообще ничего не работало. Когда они только прибыли, они даже искали ключ от двери, но это было не так весело, как пытаться сжечь её дотла самодельным коктейлем Молотова.       Теперь они вновь столкнулись с задачей открыть эту гребаную дверь. Они понятия не имеют, есть ли какие-нибудь инструменты за ней, они даже не знают, откроется ли она вообще.       Однако, каждый из них знает, что они должны хотя бы попытаться.       Джерард устремляет взгляд на Майки, который в свою очередь смотрит на Фрэнка, который переводит взгляд на Рэя, который косится на Брайана, который пристально смотрит прямо на грозную дверную ручку.       Как их, фактически, менеджер, Брайан делает вдох и шаг вперед, слегка сжимая ручку, как будто она может обжечь его, но этого не происходит, так что он сжимает её крепче. Он поворачивает её. Долгое время ручка просто опускается, не давая понять, действительно ли она впустит их внутрь.       В конце концов, чудесным образом раздается щелчок, и дверь со скрипом открывается. Они все радостно обмениваются возбужденными взглядами, в которых присутствует и оттенок страха. Теперь дверь открыта, но они все ещё не имеют полного понятия о том, что находится внутри.       Рука Брайана всё ещё сжимает ручку, не открывая дверь, но также и не закрывая её. Он также не уверен, как и остальные, в том, что попытается войти. В итоге, это может обернуться ещё одной ситуацией как та, что произошла с Бобом. Они могут войти и испариться, или что похуже.       Нетерпение Майки берет верх — он насмехается над ними всеми и проходит мимо Брайана, распахивая дверь и бормоча: «Кучка гребаных детей». Уэй-младший исчезает в темноте внутри, и Джерард испускает сдавленное «нет», выбрасывая руку, чтобы оттащить Майки назад, но не двигается, чтобы последовать за братом.       После того, как Майки входит, проходит несколько долгих секунд, когда все они просто смотрят в темноту, ожидая, когда Майки вернется, и надеясь, что темнота не смотрит в ответ.       Он не возвращается.       Джерард слышит, как дребезжит натягиваемая цепь, и единственная лампочка мигает, освещая Майки, стоящего среди отсека музыкального оборудования. Вещи выглядит пыльными, как будто инструменты долго ждали их там. Так и есть. Однако, какое-то чувство пробивается сквозь эту неуверенность; оно гремит в его костях и мчится по венам. Эти вещи принадлежат им. Они ждали их там все это время, и они хотят, чтобы они играли.       Фрэнк входит следующим к сияющему белому Epiphone Les Paul.       — Ебануться, — произносит Айеро, беря гитару и скользя пальцами по её корпусу. — Я всегда хотел такую.       Его губы растягиваются в широкой улыбке, и Джерарду кажется, что это судьба, он наблюдает за тем, как невысокий мужчина накидывает на себя гитарный ремень и проводит пальцами по накладке, чтобы насладиться этим чувством.       Рэй начинает смеяться, когда замечает Gibson Standard дизайна санбрест. Мужчина не медля хватает гитару и начинает ковыряться в ней, наигрывая аккорды то тут, то там.       — У моего брата была подделка одной из них, и я всегда хотел украсть ее у него. Это было наикрутейшее дерьмо.       Майки следующий, он чуть не спотыкается о блестящий Fender Mustang Bass, но в итоге не ломает ни себя, ни гитару, но это как наблюдать за тем, как кто-то влюбляется с первого взгляда. Джерард помнит, как наблюдал за тем, как его брат развлекался с басом в его комнате, когда они были подростками. Он придумал несколько довольно крутых риффов, когда не был слишком занят, пытаясь быть Д’Арси Рецки.       В конце концов Джерард входит и осматривается, пытаясь найти свой инструмент. Им оказывается обычный черный микрофон на обычной черной подставке. В то время, как остальные наслаждаются своими причудливыми индивидуальными моделями, о которых они и мечтать не могли при жизни, Уэй-старший получает безымянный микрофон, выглядящий как любой другой, имеющий ленту, обмотанную вокруг части провода. Дело не в его инструменте. Дело в том, что он, черт возьми, должен будет сказать в него.       Тогда остается лишь один.       Брайан все еще стоит у дверного проема, глядя в кладовку.       — Я не играю на инструменте, — признает он. Они все оборачиваются на него. Он должен играть, он их менеджер, сохранявший ясность мысли, тот, кто был собранным ради них все это время. Он пойдет с ними на сцену, и точка.       Рэй поворачивается к единственному невостребованному инструменту: в углу валяется набор забытых барабанов. Мужчина ставит свою новую гитару, чтобы взять барабанные палочки, лежащие на сиденье. Он проходит и протягивает их Брайану, пока тот не берет их, не принимая «нет» в качестве ответа.       — Я знаю, что ты никогда не играл, но что-то подсказывает мне, что удача новичка поможет тебе.       Брайан лишь неуверенно пялится на палочки в своей руке. Громогласный голос Фрэнка заставляет его включиться:       — Давай, Брайан. Сыграй с нами. Пожалуйста? Я обещаю, что не буду запрыгивать на твою установку посреди выступления, — на лице Айеро появляется ухмылка, говорящая о том, что он обязательно уничтожит какую-то часть барабанного оборудования в середине шоу. Тем не менее, каким-то образом раздражающий оптимизм Фрэнка оказался именно тем, что им было нужно, чтобы Брайан вошел в комнату и подошел к барабанам, наконец-то став полноценной частью команды.       — Что ж, — начинает Джерард, смотря на своих сокамерников, смотря на своих братьев, смотря на свою группу. — Что вы все скажете, если мы сыграем немного гребаной музыки?

***

      Как только они настроят все инструменты, они будут готовы выйти на сцену для своей лебединой песни. У всех них есть идеи о том, что может произойти, когда они окажутся там, но в то же время они буквально бросаются с обрыва.       После стольких лет, проведенных за стойкой бара в ожидании, когда что-то произойдет, эта спешка, это самое близкое чувство, которое Джерард испытывал к тому, чтобы быть живым, с тех пор, как он был жив. Что бы из этого ни вышло, они наконец-то что-то делают, они — активные участники своей судьбы, они берут контроль над тем, что или кто бы ни поместил их сюда, и плюют ему в лицо со словами: «Эти жизни принадлежат нам, и мы забираем их обратно».       Табличка у двери сцены гласит: «Пожалуйста, оставьте все личные вещи, прежде чем выходить на сцену», и они все интуитивно понимают, что это значит.       Рэй нетерпеливо бросает медвежий коготь мусорное ведро рядом с дверью, прежде чем уверенно выйти на сцену и занять свое место на левой стороне.       Майки немного борется: его перо несколько раз чуть не улетает мимо, прежде чем он демонстративно засовывает его в мусорное ведро.       Джерард и Фрэнк напрягаются в ожидании, когда Брайан делает шаг вперед и снимает кепку, открывая чистую, лысую голову под ней. Он кивает парням и бросает кепку в ведро, прежде чем сесть за барабаны, всё ещё пытаясь почувствовать их, прежде чем сыграть по-настоящему.       Джерард вытряхивает кусок обгоревшего металла из кармана, едва взглянув на него, когда он приземляется в металлическое ведро.       Фрэнк колеблется, вытаскивая пузырек с таблетками и бросая на него последний взгляд, прежде чем опуститься на колени и осторожно положить его в мусорное ведро, последний кусочек.       Джерард притягивает его к себе и целует в щеку, желая, чтобы нервная энергия Фрэнка ушла.       — Я найду тебя там. Я обещаю.       Фрэнк кивает и ободряюще улыбается ему, а затем крепко целует в губы, просто на случай, если это последний раз. Почему-то Джерард уверен, что это не так.       Они выходят на сцену и обнаруживают, что освещение в баре изменилось: все огни в здании теперь выключены, а прожекторы направлены на них, такие ослепительные.       Джерард подходит и вглядывается в толпу, замечая, что она больше, чем он ожидал. Бар теперь кажется очень далеким, но он всё ещё там, вдалеке, напоминающий им о том, откуда они пришли. Люди в толпе знакомы: это и есть посетители, которых они обслуживали. Они тоже ждали их. Джерард может выделить некоторых наиболее заметных, даже дреды и рыжую из тех, что он видел ранее. Может быть, посетители даже знали, что это будут они. Может быть, все посетители знали, что это и была та группа, на которую они пришли посмотреть.       После стольких лет он не хотел бы разочаровать.       Джерард занимает свое место прямо в центре, на краю сцены, и стучит по микрофону. В ответ его встречает визг, который даёт ему понять, что все в порядке, поэтому он занимает свою позицию фронтмена и обращается к толпе.       — Вы готовы услышать немного музыки? — спрашивает он.       Раздаются разрозненные аплодисменты и один возглас в ответ. Это не помогает ему создать шум. Джерард смотрит на свою группу и видит, как чувства отражаются на их лицах. Даже Фрэнк, дерзкий и уверенный по натуре, неловко теребит ремень своей гитары.       Итак, он требует большего:       — Мне кажется, вы не расслышали. Я спросил, вы все готовы услышать немного гребаной музыки?       Толпа становится немного более раззадоренной, и внезапно Джерард чувствует, что он играет для тысяч, словно он хедлайнер в Мэдисон Сквер Гарден. Это электричество. Он может чувствовать, как энергия пульсирует на кончиках его пальцев и губах. Это возбуждает и увлекает одновременно. Он никогда еще не был так готов к этому.       — Хорошо, — Уэй усмехается, снимая микрофон с подставки и обматывая его шнур вокруг руки, — потому что мы нахрен уверены, что готовы сыграть.       Он оглядывается и видит, что все они тоже готовы играть. Джерард отсчитывает, и ноты вылетают из них, словно ракеты в воздух.       И тогда не существует ничего, кроме музыки.