Зависимые

      Торопливые шаги эхом разносились по всему лестничному пролёту. Жильцы явно не обрадовались бы такому топоту, но это его сейчас мало волновало. Ни тогда, когда очередная мёртвая душа захотела с ним поговорить. Грудь сжимали невидимые тески, а ноги были настолько ватные, что совсем не слушались. Юноша едва успел ухватиться за перила, спасая себя от встречи с бетонной лестницей.       Дышать становилось всё сложнее, руки неприятно жгло, а всё тело было настолько горячим, что походило на раскалённый асфальт в жарки июльский день. Пользоваться лифтом он категорично себе запретил, не хватало ещё застрять, схватить паническую атаку и задохнуться. Волосы неприятно липли к лицу, а капельки пота поочерёдно скатывались по шее.       Прохладный ветер врезался в слабое тело, сдувая красноватый капюшон с головы. Уён с грохотом повалился на бетонный пол, жадно глотая воздух.       — Я ещё слишком молод, чтобы умирать, черти! — Юноша лениво улыбнулся, позволяя прохладному ветерку заполнить свои лёгкие.       Жар постепенно сходил на нет, а руки перестали мелко дрожать. Уён выдохнул и посмотрел на небосвод. Время было ещё совсем раним, поэтому небо только недавно начало приобретать розоватый оттенок. Юноша блаженно прикрыл глаза. Вот сейчас он чувствовал умиротворение. Уён позволил накопившейся энергии мерно растечься по всему телу. Постепенно звуки становились тише, ветер лишь едва прикасался к оголённым участкам кожи, а пение птиц стихло до шёпота Время тянулось тошнотворно медленно, поэтому под убаюкивающую колыбель природы Уён не заметил, как заснул.

***

      Яркий свет луны едва пробирался в небольшую комнатку. Ветер играл с сетчатыми занавесками и кружился в танце с небольшим огоньком керосиновой лампы, что служил единственным источником света. Скрипучий пол с характерным звуком прогнулся под ногами миниатюрной девушки. Она лёгким движением руки поправила пуховое одеяльце, взбила подушку и бросила мимолётный взгляд вглубь избушки.       — Уёна, ты ещё долго?       Деревянные стены утопали в ночи. Тени по-хозяйски занимали каждый уголок, не оставляя и местечка для света. Девушка тяжко вздохнула, не получая на свой вопрос никакого ответа.       «Ну что за несносный мальчишка»       Осторожно поправив подол своего сарафана, Хвиин лёгким движением руки зажгла огонь посильнее, и направилась вглубь избушки. Темнота, словно многочисленные слуги, расступалась перед ней. Свет, сочащийся из лампы, пронзал своим величием, освещая путь.       — Уёна? — снова осторожно позвала та, пытаясь во тьме разглядеть знакомый силуэт.       — Я здесь, матушка! — послышался задорный голосок, и дверца на чердак с грохотом опустилась.       — Осторожно, милый, упадёшь ведь, — в её словах не было ни капли упрёка на проказу сына, лишь чистое волнение.       Хвиин поднесла лампу ближе, чтобы мальчишку лучше разглядеть, да и тому дорогу светить. Уён, словно ураган, пронёсся по деревянной лестнице, так и наровясь с неё упасть. Тонкие пальчики схватились за подол сарафана, а звонкий смех заполнил, кажется, каждый уголок избушки. Ни Хвиин, ни Уён не боялись потревожить кого-то своими громкими голосами. Звуки здесь, лишь впитывались в деревянные стены, оставаясь там на века, становясь многолетней памятью.       — Чем таким ты занимался на чердаке, что даже меня не услышал? — девушка мягко потрепала сына по голове, направляясь в сторону их комнаты.       — Я рассматривал звёзды! — горделиво произнёс Уён, крепче сжимая руки матери.       — Звёзды?       — Да! Они такие красивые, матушка. Так ярко сияют, — суетливые движения Чона, заставили Хвиин посмеяться в кулак, — я думаю, они чем-то похожи на твои руны.       Когда тени остались позади, а лампа поставлена на небольшую тумбочку, Уён продолжил свой рассказ про каждую звёздочку, которая сияла на небе. Хвиин с упоением его слушала, мысленно восхищаясь своим чадом. Чон начал клевать носом уже ближе к полуночи. Он маленькими пальчиками водил по линиям на руке матери, своими детскими глазами запоминал каждый изгиб, каждое мимолётное свечение, и просто тепло улыбался.       — Мама, а жнецом быть тяжело? — мальчишка отпустил руку Хвиин и с любопытством посмотрел на неё.       — В каком-то смысле да, милый, — девушка запустила руку в кучерявые волосы сына, пока Уён устраивался поудобнее, — за каждую дарованную тебе силу нужно платить Уён. И чем она сильнее, тем больше плата. Но тебе не о чем переживать, мальчик мой. Жнецы помогают потерянным душам, они совершают хорошие поступки.       — А какая у них плата, мама? — Любопытство Уёна не унималось.       — У каждого своя, милый, — девушка тепло улыбнулась, накрывая сына одеялом, — не забивай себе голову этим, хорошо? А теперь давай спать.       Хвиин закрыла окно, потушила лампу и легла рядом с Уёном. Тот комочком к ней прижался, закрывая глаза. Сегодняшняя ночь благосклонна к двум потерянным душам, но надолго ли?

***

      Носа коснулось что-то мокрое, поэтому Чон, недовольно поморщившись, нехотя открыл глаза и посмотрел на нарушителя своего спокойного сна.       — Ну, здравствуй красавица, — Уён сонно поморгал, — или красавец.       На эти слова животное недовольно помахало хвостом, и Уёну показалось, что оно фыркнуло. Юноша поднялся на локтях, рассматривая пушистое создание. Белая кошка вторила его действиям, подходя ближе. Её зелёные глаза смотрели недовольно.       — Кажется всё-таки красавица, — юноша протянул руку, коснуться захотел, но кошка лишь отошла подальше — похоже, ещё и вредная.       Уён усмехнулся тихо, садясь по-турецки. Небо уже вовсю покрывалось розовой дымкой, а рассветные лучики заглядывали в каждое окошко. Уёну нравилось любоваться рассветом. Юноше помниться, как ещё в самом детстве он сбегал из своей комнаты, забирался на чердак и просто наблюдал за тем, как постепенно люди начинали просыпаться, птицы — громко петь, и всё окрашивалось в розово-золотые краски.       Чон всегда любил наблюдать, а вместе с этой любовью выросла и другая. Ему нравилось ощущать, как ветерок в паре с солнечными лучами ласкали тело своим теплом и холодом, вечно контрастируя друг с другом. Он любил чувствовать запах моря, который приходил откуда-то с востока. Любил растущий в нём настоящий детский восторг, который заполнял каждую клеточку тела.       А ещё Уён любил слушать. Разные звуки наполняли небольшую деревушку, превращаясь в мелодию, написанную умелым композитором. Но больше всего Чон восхищался своей матерью. Он любил слушать её голос, чувствовать её тепло, наблюдать за её танцами, когда они вдвоём уходили рано утром подальше от деревни и просто жили. Жили и наслаждались присутствием друг друга.       Уён любил ощущать тепло на своих руках, смотреть на переливающиеся руны на собственном теле, а потом переводить взгляд на улыбающуюся женщину, и не сдерживать ответной улыбки. Она ласково позовёт, и из её уст собственное имя будет звучать совсем по-другому.       С трепетом в сердце Уён закрыл глаза и открыл их только тогда, когда лучи рассветного солнца коснуться юного лица, забирая с собой всплывший образ матери. Он увидел и понял, что всё ещё находиться на крыше многоэтажки, а кошка никуда уходить и не собиралась. Она лишь примостилась на чужих коленях, позволяя человеку водить рукой по белоснежной шёрстке.       — Тебя же, Сан отправил, да? — Уён улыбнулся и посмеялся с того, как «собеседница» на него посмотрела.       — Да брось, неужели сама пришла сюда, не поверю.       Юноша не удивился, когда в ответ получил лишь недовольное мяуканье. Конечно, кто в здравом уме полез бы на крышу многоэтажки только для того, чтобы удостовериться, что с ним всё хорошо?       На самом деле много кто. Уён убедился бы в этом, если бы вечно не ставил телефон на беззвучный режим. А если говорить по-честному, то Чон уверен, что его друзья уже давным-давно его потеряли, подняли шуму, да перессориться и помириться друг с другом успели. И вместе с этим, придумать план отмщения за потраченные нервные клетки.       От одной только мысли об этом на лице расплылась улыбка, которую Уён поспешил спрятать в собственной ладони. А если подумать, то восемь ребят стали своеобразной семьёй, со своими странностями и скелетами в шкафах. Но это не мешало им быть настоящей опорой и поддержкой друг для друга.       — Эх, ребята, наверное, снова будут волноваться. — Уён грустно вздохнул, мысленно настраивая себя на получение выговора от хёнов.       Руны на руке чуть засветились, и юноша почувствовал тепло, которое постепенно заполняло каждую клеточку тела. Кошка на коленях встрепенулась и с какой-то опаской посмотрела на него, а потом на едва виднеющуюся фигуру, которая показалась на крыше.       — Всё хорошо, принцесса, тебе не о чем волноваться. — Уён грустно улыбнулся. А животное не поверило, жалось ближе, да руки облизывало, заставляя Чона заливисто посмеяться.       Их маленькую идиллию разрушила девушка. Она неспешными шагами подошла к краю крыши и остановилась. Её пшеничного цвета волосы едва развивались на ветру, потоки которого подхватывали подол белоснежного платья. Девушка стояла неподвижно, лишь скрестив руки за спиной. Она не смотрела вниз, словно боялась увидеть там что-то и резко передумать. Её взгляд был направлен на горизонт, розовая дымка которого сменялась на голубую.       Когда Уён осторожно позвал её, девушка нерешительно повернула голову в его сторону, и в потухших глазах можно было увидеть всё и в тоже время ничего. Но Уёну хватило и этого. Он аккуратно убрал кошку с собственных колен и подошёл к девушке, что всё это время не сводила с него взгляд. Руны на руках переливались разными цветами.       — Не нужно меня бояться, я здесь, чтобы помочь тебе.- Чон поравнялся с новой гостьей и слегка улыбнулся.       Девушка долго смотрела на него, изучающе пробегалась по каждой складочке на одежде. Она нерешительно развернулась, и Уён понял, что уступает в росте на несколько сантиметров так точно.       — Меня зовут Чон Уён, — он протянул свою руку, на которой ползали цветные змеи, — а как твоё имя?       Девушка молчала, продолжая рассматривать цветные руны, словно приворожённая. Уёна это забавляло. Перед ним, казалось, стоял маленький, зашуганный ребёнок в теле взрослого. Незнакомка ещё много раз переводила взгляд то на лицо Чона, то снова на руки и так по новой. Но за все минуты их молчания они не проронила ни слова. А Уён не торопил. Он лишь украдкой разглядывал девушку в ответ. Её худощавые руки, осунувшиеся лицо с острыми скулами и по детски невинными глазами. На вид ей было не больше двадцати, и Уёну стало её даже жаль.       Из вороха собственных мыслей его выдернул холод, исходящий от чужих рук. Незнакомка, словно взвесив все «за» и «против», нерешительно вложила свою руку в чужую. Разноцветные змеи вмиг переползли на её запястья, желая поделиться своим теплом. Она проследила за их действиями, а потом перевела взгляд на Уёна.       — Моё имя Минсу, Юн Минсу. — Её голос после долгого молчания звучал хрипло. Откашлявшись, девушка кротко улыбнулась.       Сейчас она напоминала Уёну собственную матушку, такую же хрупкую, бледнокожую и готовую распасться на миллионы осколков самого дорогого фарфора. Чон наблюдал, как змеи почти добирались до чужого локтя, уходя всё дальше под рукава платья.       — Очень приятно, Минсу, — Уён вторил её улыбке, — надеюсь, ты будешь счастлива, да пусть звёзды осветят твой путь.       Девушка слабо кивнула головой, пока свечение не дошло до её щеки, и Минсу не растворилась, оставляя после себя лишь тёплую энергию и едва заметное свечение рун.       — Покойся с миром, Юн Минсу.       Уён ещё долго смотрел на место, где совсем недавно стояла девушка. Тишина обволакивала каждый сантиметр. Чону показалось, что он находился в вакууме. Он не слышал собственных мыслей, звуков природы, обеспокоенного мяуканья рядом. Не было ничего, кроме тепла от рун, что удушливыми змеями закручивались вокруг запястья и шеи. Они, с едва слышным шипением, повторяли имя Минсу, а после слишком довольно — причину её смерти. Повторяли и повторяли так же, как в сегодняшнюю ночь.       А потом всё стихло. В один момент звуки вернулись, обрушившись на голову высокой волной. Уён выдыхает шумно, упираясь руками о колени. Успел. Ноги подкосились, из-за чего Чон буквально упал, часто глотая воздух ртом, но зато блаженно прикрыл глаза. Уён позволил кошке снова забраться на свои колени, запуская пальцы в белую шёрстку.       Честно говоря, он уже и не помнил, когда в последний раз общался с живыми. Не простым пятиминутным перекидыванием фраз, а полноценным разговором. Всё своё время он проводил в полицейском участке, изучая дела новых жертв, будь то насилия или убийства. Его главной задачей было общение с душами мёртвых. Кажется, они и были единственными его собеседниками. Уён очень редко разговаривал с собственной семьёй, погружаясь в работу с головой. Он мог днями напролёт находиться в своём кабинете, до тех пор, пока кто-то из ребят насильно не забирал его из участка. Чаще всего это был Сонхва. Иногда он приходил в компании Хонджуна или Ёсана или же с их четвероногим пушистым другом, которого услужливо отправлял Сан.       Мечтая о заслуженном отдыхе, Уён и не думал, что придётся буквально сбегать из дома, чтобы помочь очередной потерявшейся душе. Но и оставить её он тоже не мог. Чон как сейчас помнил, когда впервые появились руны. Они разноцветными змеями ползли по телу, завораживая и до чёртиков пугая его. Он не решался рассказать о них Хвиин, матери, хотя и скрывать их долго не получилось.       Уён начал считать свою судьбу проклятьем тогда, когда заметил первые изменения на лице матушки. Ещё когда-то бодрая и жизнерадостная девушка, превратилась в измученную старушку. Не сразу, конечно же. Старость постепенно накрывала Хвиин уже в тот момент, когда Уён показал ей свои руны. Они постоянно чесались, горели и словно пытались содрать кожу с нового хозяина. Каждую ночь Уён просыпался в удушливой истерике, от боли, что переполняя всё его тело, от желания срезать свою кожу и больше ничего не чувствовать.       Заботливые руки матери каждый раз крепко обнимали, нежно проводя по вспотевшей спине. Мелодичный голос нашёптывал что-то, но Уёну никогда не удавалось разобрать что именно. Так, находясь словно в бреду, новый Жнец проводил свои первые месяцы, пока руны наконец не приняли его. За всё это время Чон устал ловить на себе жалостливые взгляды односельчан.       Юноша целыми днями помогал матушке по хозяйству, забирал большую часть обязанностей на себя, потому что видел, как Хвиин постепенно увядала. И в один день она сломалась. Заболела и больше так и не смогла подняться с кровати. Уён помнил, как матушка говорила, что Жнецы бессмертны до тех пор, пока силы не пробудиться в новом носители рун. Но он никогда не думал, что для старого Жнеца плата будет настолько высока.       Все прожитые в бессмертие годы обрушились на Хвиин мощной волной, заставляя её, и так ослабший организм, изнывать от боли. Девушку захватила болезнь, и Уён всеми силами надеялся на то, что его матушка сможет стать на ноги. Но его надежды разрушились за одну ночь. Змеи ядовитым шёпотом произнесли имя матери и в тотчас мир Уёна рухнул.       Тогда он был тем, кто проводил её душу, тем, кого она видела последним, перед тем как раствориться. А она была той, чьё тепло навеки осталось на его руках. Он знал, что мёртвая душа не может вечно находиться в человеческом мире. Поэтому каждое воспоминание, связанное с матерью, Уён хранил глубоко в своём сердце и лишь разноцветные руны были ярким напоминанием о них.       Уён поднёс руку к лицу, чтобы скрыть свои глаза от палящего солнца. Сколько он уже тут сидел, и представить не может. Перелётные птицы — свободные животные, не сдержанные оковами общественного мнения и обязанностями, словно листья на ветру, кружились в небе, заставляя Уёна завидовать их свободе.       За каждую дарованную силу нужно платить. Уён давно выучил этот урок. Но ему жутко понимать то, что рано или поздно ему придётся провожать души собственных друзей. Видеть их улыбки в последний раз и сделать всё, чтобы сдержать собственных слёз. Это больно — терять близких, кому как не Уёну это понимать, но важно хранить каждый момент, проведённый с ними в своей памяти.       Принцесса, как юноша успел уже прозвать свою спутницу, благополучно забралась на его плечи, заставляя Уёна вылезти из неприятных мыслей.       — А ты кошка с характером, да? Ай! Поосторожнее!        По всему телу побежали табуны мурашек, когда чужой шершавый язык прикоснулся к шее.       — Ладно, всё молчу-молчу.       Уён каждый раз удивлялся, как кошки Сана могли быть настолько разными. Он помнил Иви — бенгальскую кошку, частенько встречающая Уёна после работы, если Чхве не мог этого сделать. Или, например Инки — ещё совсем котёнок, но очень любвеобильный манчкин. Хотя все друзья бы поспорили, потому что Инки любил только Уёна, это было сразу заметно.       Хотя в их доме и было достаточное количество кошек, всех и не перечислить, Уён всегда удивлялся, как Сан мог находить им всем применение, уделяя внимание каждому и Уёна не обделяя им. Юноша улыбнулся только от одной этой мысли, ощущая как Принцесса, кажется, уснула на его плечах.       Город постепенно начал просыпаться, приковывая взгляд Уёна к себе. Холодный ветерок обрывками приносит голоса куда-то спешащих людей. Чон слышит птичий крик. Он голову выше поднимает, замечая в небе ярко красную птицу. Она как огниво, кружиться приветливо, а потом теряется в облаках.       Уёну не нужно знать, кому она принадлежит, чтобы понять, что прятаться уже нет смысла, его и так уже благополучно нашли. Дверь крыши открылась с лёгким звоном, заставляя принцессу недовольно повертеть мордочкой.       — Заставил же ты нас побегать, мелкий.       Тихий смех заполнил каждый уголок крыши, заставляя Уёна оторвать взгляд от всё ещё кружащего в небе феникса, и повернуть голову к семи ребятам. К его семье, счастью и спасению.       — Простите, это была вынужденная мера, — Жнец виновато улыбается, осторожно поднимаясь на ноги.       — А эта душа не могла появиться где-нибудь поближе? — спросил Ёсан, на что получил недовольные взгляды друзей, — что? Мы шли сюда почти с другого конца Сеула! Как ты вообще добрался сюда за такой короткий срок? — обратился он уже к Уёну.       — Честно? Не знаю, но я жутко валюсь с ног, — Чон недовольно фыркнул, сдувая непослушную чёлку.       — Оно и понятно, — произнёс Сан, подходя ближе, — ты, сколько сегодня спал вообще?       В его голосе не было осуждение или недовольства, лишь искреннее беспокойство, которое Уён видел в глазах остальных, и этого ему хватило, чтобы расслабиться и позабыть обо всём тревожном.       — Я предпочту не отвечать на этот вопрос, — посмеялся он, — Ёсани, сделаешь мне что-нибудь для сна?       — Не волнуйся мой милый друг, я приготовлю тебе самый сладкий кошмар в твоей жизни. — Язвительно произносит Кан. Но все знали, что его угрозы никогда не воплотятся в жизнь.       — И я тебя люблю, — Уён лениво опёрся на саново плечо, заметно расслабляясь.       Сейчас, когда Сан осторожно забрал Принцессу, нежно поглаживая её шёрстку, когда Юнхо клевал носом, и только с поддержкой Минги чудом не засыпал. Когда Ёсан с Чонхо уже успели начать о чём-то спорить, а Сонхва с Хонджун просто смотрели на это всё, как заботливые родители, Уён понял, что находиться именно там, где и должен.       — Я предлагаю прочитать Уёну лекцию немного позже, когда он отдохнёт. А сейчас нам пора возвращаться домой. — Тихо произнёс Сонхва, обводя взглядом каждого и ласково улыбаясь. Лучи дневного солнца красиво переливались на его лице.       Под громкие возгласы всех остальных и обсуждения того, чем же заняться сегодня вечером они покинули крышу. Жизнь пролетала незаметно, она оставляла множество шрамов, а потом любовно, словно мать своему чаду, заклеивала каждую рану пластырем, прося прощения. И они прощали, закрывали глаза и так же ярко улыбались каждому дню, что она им даровала.       Рано или поздно они сгорят от его пламени, это понимал каждый. Змеи окутают тело и не будет больше точки возраста. Но это будет потом, а сейчас они является единственным якорем, что заставляет его держаться