Сладкий обман

Всегда было ясно, что в Ране Хайтани есть что-то особенное. В то время как другие дети проводили время, играя с куклами и игрушками, формируя самоощущение на основе отношений, сложившихся с друзьями и семьей, и находя свое место в мире, тщательно исследуя каждый уголок общества и свою роль в нем, Ран имел немного иные интересы. В то время как другие боялись обжечься, Ран не бежал от огня, вместо этого он понял, что это его рука контролировала огонь и в любой момент могла его погасить. И не было ничего, что ему бы нравилось больше, чем осознавать, что всё в этом мире было позволено ему и никто его не мог остановить даже законодательство со своими ограничениями и пресечением любого веселья. Игрушки никогда не интересовали Рана — игры с людьми ему были гораздо ближе и он находил в этом нечто забавное и смешное, даже если его игры заканчивались плачевно для «игрушки», но это определенно того стоило. Всё детство мальчики слышали приглушенные голоса горничных, которые думали, что их никто слышит в их маленькой комнате, где они жили, и предупреждали новобранцев, чтобы они опасались непредсказуемости детей и ни за что не соглашались на любые игры. Втайне старший Хайтани вел счёт и записывал, как приходит и уходит постоянно вращающаяся карусель нянь. Ключи от их комнат и ещё некоторых дверей нервно вручались новобранцам, прежде чем старики разбегались по своим местам, будто крысы убегают от кошки, боясь привлечь внимание мальчика, который, как они знали, считал их не более чем муравьями, которых нужно раздавить, чтобы букашки слишком быстро не размножаться и дом великих Хайтани принадлежал только им. «Бесчеловечный. Монстр. Демон,» — вечно говорила прислуга о старшем господине. Хоть эти слова никак не подействовали на обычного маленького мальчика, Ран не мог не усомниться в тоне, которым это было сказано: его имя следует произносить только с уважением. В конце концов, монстры были персонажами, которые все помнили и потом «нежно» возвращали долг своим обидчикам. И даже в трагедии Шекспира выжил именно бесчеловечный Яго, а не любящий Отелло. Ран, а чуть позже и Риндо с помощью старшего, понимал, что их отношения с родителями были спорными и несуразными, подобно средневековому договору: богатство их семьи служило великой стеной между старшим ребенком и их безопасностью. Правда, Рана Хайтани это мало волновало, да и его родители не были заинтересованы в исправлении его поведения, хоть и замечали, как с каждым днём старший потихоньку заражает своим безумием младшего, который и не против такого исхода, ведь Риндо получил настоящую любовь от родителей только в первые годы жизни до момента, пока он не научился ходить и говорить некоторые слова. Вместо этого они предпочитали остудить его гнев подарками и новостями, завернутыми в золотую обёртку, надеясь, что подношения сдержат его ярость и позволят им жить спокойно. И из-за этого маленький мальчик понял, что для него нет ничего слишком дорогого, на что он не имел бы права. Из-за слишком частого отсутствия родителей в главном доме и чрезмерной осторожности и боязни слуг гнева, Риндо был для него подарком и кем-то дорогим. Наконец маленький мальчик сумел почувствовать себя нужным, он сумел почувствовать искреннюю любовь от своего любимого младшего брата, который тянулся к нему, как к солнцу тянутся растения. Но так было не сразу. Сначала Ран презирал нового брата, завидовал ему, видя с каким трепетом и нежностью с ним обращаются слуги и родители, которые внезапно появились дома спустя большое время отсутствия. И Ран всячески это показывал. Даже когда Риндо рыдал на полу из-за ударов старшего, когда он радовался, что младший спотыкается о собственные ноги, пытаясь научиться ходить. И эти мучения продолжить и дальше, но только уже жестокость Рана по отношению к брату уменьшилась. Старший Хайтани стал замечать, что родителей вновь нет, слуги вернулись в свои норы, а младший был рядом с ним. Он всё продолжал с восхищением нежно смотреть на него, пытаясь подружиться, чтобы им не было так одиноко в этом большом и холодном доме, несмотря на отопление и теплую дорогую одежду. «Он одинок. Его бросили,» — пронеслось в голове Рана однажды во время наблюдения за братом, который играл в песочнице и проливал слёзы из-за того, что другие дети побили его и забрали ведёрко и лопатку. А Риндо всего лишь жаждал любви и внимание от других, которые его единственный брат и другая прислуга в доме не могли и не хотели давать ему это. У него больше никого не было. И именно Ран всегда был рядом, хоть он и отвергал его, издевался над ним и мучил за то, что он искал утешения и любви. Любовь была чем-то чуждым, чего Ран не понимал и, возможно, никогда не поймет, но насилие было ему не чуждо. И в какой-то момент, когда слёзы Риндо высохли и парень приобрел иммунитет к побоям брата, в пустой груди Рана зародился трепет нежности, когда крошечные кулачки обрушились на него в защитном нападение. Ран впервые столкнулся с возмездием, и это его взволновало, заставляя сердце биться чаще и громко смеяться от новых чувств. Впервые Ран понял его. Впервые Ран понял, что может использовать его. Раньше Риндо вызывал у него отвращение за то, что он осмелился носить ту же фамилию, что и он. Он был невысокого роста, близорукий, неуклюжий. Жалкий. Эмоциональный. Трагичен в своей человечности. Но если Ран был небесным телом, вокруг которого вращался Риндо, то сам Риндо был неизбежной частью его гравитационного притяжения, и только вместе они могли затмить небо. Рождён для него. Его вторая половинка. В свою очередь, сделав его звездой, Риндо стал бы сосудом, который обеспечил бы реальность всех мечтаний Рана. Никогда больше после этого Ран не проводил дни издевательств над братом. Вместо этого он научил его, как причинять страдания, которые он когда-то причинял ему, другим. Рана было легко обидеть, когда он ещё не знал, что был создан на голову выше остальных, что его превосходство было неотъемлемым и врожденным для его существа; именно поэтому Вселенная сделала его старшим братом, чтобы тренировать младшего, научить его, наставить его, показать ему, что значит быть Хайтани. Держать его за руку и вести к тому, чтобы забрать то, что должно было принадлежать ему. И несмотря на все свои недостатки, Риндо достаточно быстро всему научился. Риндо, возможно, и уступал ему, но недостаток красоты он заменял своей ловкостью и силой, решив не отставать от Рана и заставлять его гордиться. Он расцвел, когда Ран наконец принял его как семью. Риндо уже не тот кроткий и застенчивый мальчик, каким был раньше. Он теперь сильный и резкий, стремящийся показать Рану все, чему он его научил.

***

Как и у всех детей, их летние дни были наполнены беззаботным легкомыслием. Они вместе смеялись на солнце, пока Риндо держал глупого мальчика, чтобы Ран мог его пинать и бить, экспериментируя с тем, на каких частях тела синяки возникают легче всего. Это была их любимая игра, и после этого они вместе отдыхали на прохладной траве под тенью большого дерева, слушая затихающие вдали вопли своей жертвы. И пока они были вместе, смеясь и хихикая, на лужайках детской площадки от травмы, которую они смогли нанести только вместе, Ран снова обнаружил, что его поразила новизна человечности Риндо. Их улыбки были общими, но Ран мог сказать, что именно настоящая радость, рожденная от признания, которого Риндо всегда жаждал, заставила его так широко сиять. Риндо наконец стал ощущать совершенно новое для себя счастье. И дело было не в самом насилии, а в возможности быть тем, кто его совершил, уже не жертвой, а хищником, наконец равным своему брату. Это была эмоция настолько сильная и такая чужая, которой так легко манипулировать, что Ран почувствовал сразу же и восхищался своими новыми возможностями. Пока Риндо улыбался, Ран получил свой первый поцелуй. Он почувствовал удивление на лице Риндо, когда поцеловал его, но не отстранился, из-за чего пальцы Рана задрожали, а по телу пробежалась молния. Внезапно мальчик ощутил непреодолимое желание наброситься на кожу своего младшего брата, изучив своими её ладонями с таким же трепетом, как он жаждал кожи лица своей жертвы костяшками пальцев. Ран удержал его и понял, что значит по-настоящему заявить права на кого-то в тот день. Они слишком молоды, чтобы полностью осознавать, что делают, и просто следовали тому, что заставляло их тела гореть адским желанием, каждый тихий вздох, который старший срывал с влажных и пухлых от поцелуев губ, делал пустое сердце Рана заполненным и наполнял дорогим для него ощущением. Именно поэтому Риндо должен был принадлежать ему: только Риндо мог показать ему вещи, о которых Ран не смог бы помыслить самостоятельно. Именно Риндо научил его, что плоть реагирует не только на кровопролитие, но и на более нежное прикосновение. Лёгкие и не весомые касания пальцев по чувствительной коже, будто парень боялся поранить брата, тихие и горячие вдохи на ухо, небольшой контакт между ногами после того, как дразнящие губы коснулись шеи — способность доминировать над телом с помощью соблазнения была волнующей по своей эффективности, и он изучил всевозможные способы, которыми он мог заставить Риндо рассыпаться под ним от самых мимолетных ласк и обычных нежных слов на ушко. Но если бы дело было только в плоти, это не волновало бы Рана так сильно. Вместо этого им управляла неведомая ранее сила, которой он мог управлять, хоть пока и не в полной мере, но всё же немного контролировать её мог. Он был безупречен — несомненно, божество — и требовал, чтобы его увидели и начали поклоняться. Требовал благочестия и требовал полного подчинения, в то время как он смотрел свысока на возносимые ему молитвы и упивался абсолютным контролем. Со временем лето превратилось в годы, и по мере того, как они становились старше, росла и их жажда крови. Им наскучили горничные, которым платят за то, чтобы они были с ними, и они больше не интересовались играми со школьниками, которым не повезло застрять с ними. Они жаждали чего-то нового, чего-то большего, что-то грандиозное, с помощью чего они навсегда войдут в историю Японии и станут такими же знаменитыми и почитаемыми, как боги. И вот пришло время расширить свою территорию и влияние, поэтому братья Хайтани покинули свое безопасное чрево дома, хоть оно им до смерти наскучило из-за однообразия каждого дня, и отправились в новый мир. С самого начала окутанные роскошью неоновые улицы Роппонги были естественной средой для беспричинного насилия, которое сформировало их жизнь. Энергия этих городских улиц ошеломила их перспективой внести хаос в и без того хаотичный мир, сделав его ещё более непредсказуемым для других и понятным только для них, только для братьев Хайтани. Ран Хайтани был особенным, и ничто в жизни, казалось, не имело никакого смысла, кроме причинения боли. Пустышка — так его называли родители. Возвышенно было то, как его брат справедливо поправлял их. Не заботясь о благополучии других, они начали действовать в один из летних дней их новой взрослой жизни. И возможности для их незаконного образа жизни начали открываться, когда Ран заигрывал с авторитетными бандами и использовал их организации в качестве прикрытия, чтобы нанести как можно больший ущерб другим мелким бандам, быстро завоевав страх как среди негодяев, так и среди среднего населения. Ведь Рану Хайтани не нужна была закуска, он хотел основное блюдо и Риндо ему в этом помогал. Их имя защищало их и позволяло безопасно разгуливать в любое время суток по своим улицам, поскольку любой случайный штраф или выговор просто оплачивался их родителями среди тихих собраний закона и престижа. Они никогда не были связаны ответственностью, и теперь мир узнал об этом, почувствовав страх и трепет в сердцах от становления жителей Роппонги в богобоязненных граждан. И за небольшой промежуток времени братья поняли, убивать чужаков, которые могли хоть немного к ним прикоснуться и не сломаться от первого же удара, было гораздо веселее, чем убивать домашних коров, которые перестали проявлять эмоции и совершенно не сопротивлялись.

***

Но, как горничные и школьники, со временем стареют и бандитские войны, и наемные работники, на которых они охотятся в свободное время. Нет, сами группировки не стареют, а угасает интерес братьев Хайтани к ним. Хоть мальчики и были ещё детьми, которые обязаны ходить в школу и проявлять хоть чуточку уважения к другим сверстникам, а не только к старшим. Если не сомнительная работа, которую им поручил глава одной банды, с которой они делают вид что сотрудничают, то это был офисный работник, банкир, адвокат, и это всегда была одна и та же слезливая история о жене и ребенке дома. Ран смотрел на них с одинаковым отвращением и безжалостно топтал их руки, которые стащили украденную им кредитную карту, и которая все еще была липкой из-за выступившей из раны крови вперемешку с прилипшей грязью. Обычно после такого никто не выживал. Их либо добивали Хайтани на месте, либо они умирали на улице из-за смертельных микробов, что успели попасть в рану и добраться до жизненно важных органов, либо совершали самоубийство с пониманием, что им всё равно не выжить. Забавнее, чем их неизбежное убийство после того, как Ран закончил и вернул свой кошелек, вместе с этим украв их, было то, как ревновал это Риндо, который предпочитал смотреть, как его брат заманивает хищников Роппонги. Было мило наблюдать, как его младший брат злится, когда ломает их цели руки и ноги, а Ран доводит всё до конца. Он всегда старался преувеличивать свое удовольствие, удерживая их в сознании, пока они истекали кровью и ещё могли чувствовать боль, и видеть, как дергается глаз Риндо, когда он широко улыбается, чтобы показать, насколько же ему сейчас хорошо и кайфово, чем Риндо был способен сделать с ним сам. После того как он закончил с искалеченным телом, Ран воспользовался бы любой возможностью, чтобы провести рукой по бедру брата и прошептать ему на ухо, что он устроил бы ему следующую отвратительную битву с мужиками, если бы Риндо действительно хотел, чтобы его унижал человек в три раза старше его, чье дыхание ужасно пахло дешевым виски и пивными орешками с рыбой. Спровоцировав его до такой степени, что Риндо повалил старшего и без остановки целовал и кусал его, отчаянно пытаясь перекрыть все ссадины и слизать всю кровь с его драгоценного тела, и хоть Рану было хорошо и он даже почувствовал тепло, однако ему всё равно чего-то не хватало, чего-то иного и более возвышенного. Благодаря этим подвигам у них на некоторое время появился источник собственного дохода и небольшого адреналина, однако и этого было мало Рану, который с тоской мечтал о том веселье, которое он испытал в первые дни, когда они ступили в Роппонги и показали свою мощь. Вот почему, когда его брат произнес первые слова о похищении, Ран понял, что много лет назад он принял правильное решение, смоделировав его по своему образцу. Его брат. Сделан для него. Его сторонник номер один и возможно единственный, потому что больше и не надо для счастья. Ран снова был жив. Не ведая жизни без Рана, неразлучной пары, соединенной кровью и чернилами, Риндо сразу заметил перемену в его поведении. Энтузиазм Рана был заразителен и выражался даже в сексуальной сфере. Прикасаясь, трахаясь, стоная и лапая друг друга даже больше, чем раньше, они жили с новой целью. Потому что их вдохновляла уже не кровь на их руках в конце ночи, а обещание грядущей крови. Кровь, к которой они готовились. Их пленило и путешествие, и сам пункт назначения. Да и вообще сама по себе одна только перспектива была захватывающей и манящей. Одной лишь идеи поднять их жестокость на новый уровень было достаточно, чтобы разжечь страсть, которую Риндо не видел в Ране уже несколько лет их свободной жизни. Несмотря на все свои садистские игры, они никогда не затягивали процесс более, чем на час-два. Будучи слишком возбужденными в самый разгар, они всегда прекращали свое веселье слишком рано, чтобы получить удовлетворение на уровне, превышающем мгновенное освобождение. Но поскольку Рану только что исполнилось шестнадцать, они стали старше, и их вкусы взрослели вместе с ними. Просто лишить жизни человека уже было недостаточно. То, что Ран понял, что он пропал, было настоящим отчаянием. Взгляд полной покорности, поскольку надежды их пленника были потеряны, и они отдались осознанию того, что они ничего не могут сделать, чтобы сбежать. Ужас осознания того, что конец их агонии не будет быстрым, а целенаправленно направлен на то, чтобы выжать как можно больше мучительной боли, просто ради самой жестокости. Медленное разложение духа в течение нескольких дней, поскольку их тела теперь существовали только для того, чтобы с ними играли, пока они не стали такими же скучными и бесполезными, как и многие, которые были до них. Слезы, которые больше не могли течь, давили так сильно и так долго, что функции их тела отключились, врожденное желание жить, которое существовало во всех существах, кроме них, их собственное тело предало их и указывало на конец. И это был бы такой грандиозный финал. Их жертва должна гордиться: никто еще не пережил ночь с Хайтани. А Ран любил принимать гостей ночью и Риндо с радостью помогал ему в этом, хоть и ревновал после, чему старший был рад и отдавался брату с ещё большей отдачей, разделяя его любовь к совершенству.