Папочка

Часы показывали половину второго, но сон решительно не шёл. Годжо даже не расстелил кровать, а так и лежал поверх теплого покрывала, задумчиво разглядывая мелкие трещинки на старой штукатурке потолка. Не то чтобы они давали ответы на все терзающие его вопросы, хотя он бы вовсе не отказался. В целом он был не склонен предаваться рефлексии, может, совсем изредка, где-то раз в году на годовщину ухода лучшего друга. В остальном же Годжо всегда держал голову высоко. Но как выяснилось только до момента, пока не вырос Мегуми. Теперь же в нём поселилось доселе неизвестное чувство, странно отдающее собственничеством и ревностью, которое прежде ему никогда не приходилось испытывать. Мальчишка вырос чрезвычайно талантливым и перспективным, на голову умнее большинства, и просто мучительно красивым. Не долог час и он стал бы первым — Годжо не сомневался в этом ни на секунду — кто за всю историю клана Зенин накинул бы шлейку на шею Махораги. И одна эта мысль, что все эти годы рядом с Годжо зрел достойный ему соперник и партнёр, который однажды бы имел приличные шансы превзойти его самого, распаляла внутри что-то тёмное и жадное. Мегуми не хотелось ни с кем делить, никому отдавать и, что самое страшное, его хотелось постоянно касаться, прижимать к себе и целовать, что и сделал он ранее, и о чём, правда, бесконечно сожалел. Нет, он не сожалел, что поцеловал. Он сожалел, что его врождённая привычка получать желаемое по мановению руки спугнула Мегуми, и ему оставалось лишь гадать, как скоро он сможет вернуть себе его расположение, чтобы попытать удачу снова. Но одно он знал наверняка: он хотел мальчишку себе безраздельно целиком и был полон решимости воплотить идею в жизнь с таким же неотступным упрямством, с каким когда-то долго высчитывал формулу для беспрерывно работающей Бесконечности. Хотя что-то внутри него подсказывало, что теперешняя задача являлась куда более затруднительной, нежели создание самой сложной проклятой техники, известной миру. Собрав все имеющееся терпение в кулак, он приступил к составлению нового долгостроя по завоеванию парня, когда странный трепет подкатил к горлу и опустился горячим комом куда-то вниз к самому животу. А затем к нему постучали, и Годжо уже знал, кто. Когда он тихо открыл дверь, на пороге стоял мальчишка, весь тонкий и будто звенящий в редких отблесках лунного света. Он суетливо оттягивал край домашней футболки, отчего взгляду открывались давно полюбившиеся острые ключицы, и нещадно кусал и так припухшие губы, отводя при этом некогда решительный взгляд в сторону. — Мегум… — Послушай, — перебил Фушигуро, отчаянно рассматривая невероятно интересный деревянный косяк, — я хотел поговорить, и я не хотел сбегать до этого, а ещё мне не спится и в общем… Всё это, видимо заранее заготовленное, теперь сплошной скороговоркой сыпалось наружу, а Годжо просто стоял и глупо улыбался, глядя на то самое благословение, которое однажды по стечению обстоятельств судьбы упало на его голову. Хотя в судьбу он не верил от слова совсем, а потому справедливо считал, что то была исключительно его собственная заслуга. А значит, и мальчишку тоже можно было считать его собственным. Годжо не стал больше раздумывать и, мягко взяв Мегуми за руку, потянул за собой. Так же молча он первым улёгся на кровать и следом затащил к себе под бок до румянца на щеках удивленного и сконфуженного парня. Тот от неожиданности почти не сопротивлялся и устроился вплотную к груди Годжо, неуклюже стукаясь своими острыми коленками и локтями о его. Хоть кровать в комнате была действительно большой, и расположиться на ней свободно могли два человека — Годжо купил её на собственные средства, так как стандартная мебель техникума при его росте и ширине казалась атрибутом из кукольного домика — Сатору сильнее придвинул к себе Мегуми, пока между ними не осталось ни сантиметра пространства, уложив ладонь тому на поясницу. Он осторожно забрался пальцами под край кофты и мягко поглаживал ямки над поясом пижамных штанов. Вторую ладонь он втиснул между их головами — большим пальцем было удобно нежно выводить незамысловатые узоры на пунцовой щеке парня. Тот лежал, почти не шевелясь и не моргая, но Годжо всем своим телом ощущал, как бухало сердце у него в груди, обещая вот-вот пробить обе их грудные клетки одним сквозным ударом. — Мегуми, насчет сегодня… — начал было он, но его тут же перебил хриплый шепот. — Да, насчет сегодня… — Мегуми глядел прямо в глаза, и в них плескалось ни то отчаяние, с которым обычно думают броситься в пропасть, ни то решимость, с которой в конечном счете и делают в неё шаг. У Годжо от этого захватило дыхание. — Помнишь, тогда в Сендае ты сказал, что если у меня будут вопросы про… — он мимолетно наморщил нос, как и всегда, если в блюде ему вдруг попадался болгарский перец, — пестики и тычинки, то я могу обратиться к тебе. Интуиция безошибочно подсказывала, куда шёл этот разговор, а тонкие сильные пальцы, нервно сминающие футболку у Годжо на груди, стремительно добавляли уверенности. — Так вот у меня появился вопрос. Даже несколько. И я был бы не против, если бы ты мне кое в чем помог и показал, — тут Мегуми наконец затих и шумно сглотнул, отчего кадык заметно дернулся под светлой кожей. Его глаза упрямо смотрели на Сатору, будто внутри он только и делал, что сражался сам с собой — отведет на секунду взгляд в сторону и сдастся, снова убежит прочь. Смаковать этот прекрасный момент хотелось бесконечно, но рисковать и так истончающейся чужой решимостью Годжо не желал. — Ты точно уверен в этом? — последний оплот его здравого смысла с трудом держал хрупкую оборону. — Я был уверен ещё в то самое утро, но тебя уже не было здесь, — прошептал Мегуми и нервно облизал губы, что не укрылось от взора. Четко очерченные и пухлые, они были слегка приоткрыты и блестели от слюны. Последний оплот рассыпался в прах. Больше Годжо не спрашивал и не колебался. Приподнявшись на локтях, он навис сверху, обхватил широкой ладонью шею и слегка надавил на нижнюю губу большим пальцем: — Открой. Заалевший до кончиков ушей мальчишка послушно приоткрыл рот и шумно выдохнул. Следом Годжо накрыл его губы своими. И моментально поплыл. На вкус Мегуми был как самая сладкая мечта, как глоток свежего воздуха после душной комнаты, как мощнейшая проклятая техника. Он выгибался навстречу и весь стал невообразимо податливый, словно таял, подчиняясь требовательным рукам, пока те блуждали по гибкому телу. Язык толкнулся глубже в горячий рот и прошелся по кромке зубов, зацепил десна. Мальчишка застонал в поцелуй, и Годжо передалась эта низкая вибрация, вызывая крупную дрожь. Тело к телу, жар к жару. Под чужой футболкой его руки беззастенчиво касались всего, до чего могли добраться. Сильные пальцы прошлись вдоль ребер, спустились ниже к кромке штанов и снова поднялись вверх, несильно задевая твердые соски. Мегуми надсадно застонал и откинул голову на подушку, вытягивая длинную шею. В неё тут же вцепились жадные губы. — Годжо… Сатору, — казалось, что парень терял сознание на несколько мгновений, а потом снова приходил в себя. — Какой же ты чертовски красивый, Мегуми. Если бы ты знал! Годжо и сам туго соображал. Совсем с трудом. Туже было только у него в штанах. Покрыв горячими поцелуями шею и изгиб плеча, он снова вернулся к губам и теперь с остервенением вылизывал Мегуми изнутри, как будто пытался добраться до самой сути, скрытой под этим вечно холодным панцирем. Он сминал их, красные и распухшие, и уже откровенно трахал языком рот скулящего мальчишки. У того тоже вполне явно и отчетливо стояло. На тонкой ткани штанов проступило мокрое липкое пятно, и член Годжо одобрительно дернулся в ответ. Он потянул с Мегуми штаны вниз, освобождая красивый ровный ствол. От ткани и до кончика тянулась тонкая нить смазки, которой за время их недолгих прелюдий натекло достаточно. «Как прекрасно, когда тебе семнадцать», — подумал Годжо и обхватил пальцами член. Тот просто идеально ложился к нему в ладонь, будто так и должен был. Пару раз он сжал его чуть сильнее, прошелся вверх-вниз, оттягивая чувствительную кожицу и обнажая налитую темную головку. Подушечкой пальца он обвел по кругу, отчего щель раскрылась шире, выпуская крупную каплю белесой смазки, собрал её и стал растирать по шелковистой коже. Мальчишка задрожал всем телом, а из его горла вырывались хриплые полузадушенные стоны. Он до синяков вцепился в плечи Годжо и бессознательно пытался придвинуться ближе или придвинуть его. — Чёрт, Мегуми, ты просто потрясающе выглядишь. Ты самое горячее зрелище из всех, — Годжо не врал и продолжал методично дрочить ему, жадно вбирая в себя каждую эмоцию на открытом лице, каждый короткий стон. Он будто не мог насытиться таким Мегуми, потому что видел впервые. — Как же мне хочется… Он тут же запнулся, не закончив. То, чего он хотел, было вполне ясно, глядя на его пах, но Сатору не привык повторять своих ошибок, и потому не спешил озвучивать желания вслух. С этим он мог и подождать. — Нет, Годжо, я хочу. Пожалуйста, хочу с тобой, — рвано выдохнул Мегуми и посмотрел на него таким просящим, мутным от возбуждения взглядом, что полная капитуляция представлялась единственным верным решением. Иначе бы Сатору просто умер прямо там на месте. — Тогда раздень меня. Послышался тихий всхлип, и руки парня принялись судорожно стягивать с него штаны. У Годжо очень и очень крепко стоял. Он наклонился чуть ниже, и подрагивавший член прошелся по нежной коже уздечки Мегуми. — Че-е-е-ерт, — прошипел он сипло. Ощущения были невероятными, даже за гранью. Сознание стало ватным, будто после глотка саке, а все мысли вымыло волной наслаждения. Он обхватил ладонью оба их члена, а второй рукой задрал футболку Мегуми до самой шеи и принялся гладить ладонью его живот и грудь, трогать пальцами соски, потемневшие и набухшие от прикосновений. Мальчишка под ним уже несвязно всхлипывал от перегрузки ощущений и сам двигался в такт руке на их членах. Из глаз у него текли слезы, а покрасневшие, замученные укусами-поцелуями губы влажно блестели от слюны, то и дело пошло приоткрываясь на каждом глубоком стоне. На искреннее удивление Сатору под этой плотной броней спокойствия и рассудительности скрывалось невероятно чувствительное и податливое тело, от вида которого у него в голове что-то оглушительно перегорало и лопалось. Ему оставалось совсем не долго. Он навис над Мегуми и на очередном хриплом стоне протолкнул язык глубже в его рот, желая заполнить собой в нём всё, до чего он мог добраться. Зубы беспощадно кусали распухшие губы, оттягивали нижнюю, а затем язык принимался настойчиво зализывать оставленные следы. Голова закружилась, а в комнате закончился воздух. Годжо сжал чуть сильнее пальцами набухший сосок мальчишки, и тот, коротко и высоко вскрикнув, кончил. Сперма брызнула на голый живот и пальцы, и его рука на их членах заскользила лучше, быстрее. Это понимание стало, кажется, последним, что он помнил. Его следом накрыло долгим сокрушительным оргазмом. Он продолжал и продолжал изливаться на голую грудь Мегуми, отчего пара белёсых капель упала на шею и подбородок парня, пока рассудок и тело не стали совсем пустыми, невесомыми, как спустивший шарик. Потом Годжо не помнил, как рухнул сверху на мальчишку, даже не потрудившись обтереть их, как с вечность не мог отдышаться, как разморенный Мегуми с заалевшими скулами и мягким лицом лишь крепко обнял его руками поперек спины и уткнулся носом во влажную шею, как они оба, не разбивая этого тесного мокрого кокона, уснули на его кровати.

***

Утро подступило к ним так неожиданно, что Годжо потерялся на одну долгую секунду и, только приоткрыв глаза и заметив всклокоченную темную макушку рядом, всё вспомнил. Странное тепло и спокойствие разлились в нем, сделали вещи вокруг правильными, почти идеальными. Мегуми, теперь его Мегуми, лежал, прижавшись к нему всем телом, и сладко спал. Длинные пушистые ресницы слегка подрагивали во сне, а розовые губы, всё ещё немного припухшие с прошлой ночи, были приоткрыты, отчего Годжо не удержался и мягко коснулся их поцелуем. — М-м-м, — пробурчал сонно мальчишка и завозился рядом. Годжо перекинул ладонь на его поясницу, подтянул ближе к себе. — Ты меня раздавишь. — Ничего страшного, если что, у нас есть Шоко. — Не в таком виде, — Мегуми, по-видимому, наконец осознал в полной мере, чем они вчера занимались, и уткнулся заалевшим лицом Годжо в плечо. Тот ничего не сказал на это, весело хмыкнул и продолжил оглаживать чужую спину. — И что теперь? — спустя какое-то время подал голос парень. В изумрудном взгляде плескалась такая неуверенность, что ужасно захотелось щёлкнуть его по кончику носа за глупые мысли, но Сатору в ответ улыбнулся и потянулся на кровати. — Завтрак, само собой. Или обед. Не уверен точно в том, сколько сейчас времени. — Годжо, — одёрнул его нервно Мегуми, — не придуривайся. Ты знаешь, о чём я. — Всё зависит от того, чего ты хочешь, Мегуми, — последний решающий шаг оставался за мальчишкой. Сам Годжо уже давно всё понял для себя. Но вместо ответа Мегуми придвинулся к нему ещё ближе и поцеловал так настойчиво, властно сминая его губы своими, сплетая их языки вместе, что сомнений ни у кого не осталось. — Такой ответ тебя устроит? — казалось, даже кончики ушей у него покраснели, но парень уверенно глядел прямо в глаза, и Сатору широко улыбнулся.

***

Не то чтобы с того дня жизнь для них круто поменялась, но Годжо всё-таки стал отмечать некоторые вещи. Теперь почти каждый вечер, если ни один из них не был на задании, они проводили вдвоём, обычно в комнате Сатору, но всё чаще в его квартире, где никто в соседней комнате не мог услышать, как громко стонал Мегуми, кончая с ладонью Годжо на члене. Или как почти рычал сам Сатору, до крови вгрызаясь в ребро ладони, когда Мегуми одним ничего не предвещающим вечером всё же уговорил его на минет. Ему и их совместных дрочек было вполне достаточно, но мальчишка был настроен серьезно, что отказать ему показалось Годжо чем-то почти оскорбительным. Поэтому когда Мегуми толкнул его на диван, а сам уселся между разведенных бедер и стал стягивать с него штаны, завороженный Сатору послушно молчал. Зато через двадцать минут пошлых мокрых звуков, с которыми Мегуми неумело, но очень настойчиво насаживался уже покрасневшим натуженным ртом на его тяжелый перевитый венами член, Годжо был готов взреветь. Парень неотрывно смотрел ему в глаза, а потом вдохнул и усилием воли попытался взять глубже. Толстая головка ткнулась в горячую стенку глотки, мальчишка тут же подавился, и Годжо словно в замедленной порносъемке видел, как по заалевшим щекам потекли слезы от кашля, а его растраханный рот и подбородок мокро блестели от слюны и смазки. Наверно, это была самая грязная и возбуждающая картина в его жизни, и оттого он едва успел буквально стянуть мальчишку со своего члена перед тем, как с низким рыком обильно кончить тому на лицо. Мегуми же довольно улыбнулся и обвёл губы языком, слизывая липкие капли спермы. Годжо был готов поклясться, что чем бы это сейчас ни было, он впервые проиграл с оглушительным треском. Иногда они просто проводили уютные вечера, обнявшись на диване, и смотрели что-то по телевизору, ели попкорн или играли в приставку. Больше выиграть против Мегуми у Годжо не получалось. Помимо всего этого Сатору стал больше тренировать парня. Если удавалось, в штабе он брал такие миссии, куда можно было отправиться вдвоём. Эта была хорошая практика, а порой даже теория. Совместные спарринги они тоже продолжили, правда, чаще всего заканчивались те предсказуемо: Годжо прижимал Мегуми собой к полу, а их уже каменные члены прижимались друг к другу. Но самое интересное наблюдение случилось у него за самим собой. Никогда раньше он не желал так отчаянно поскорее закончить миссию и вернуться домой. Его как на канатах тянуло обратно, к одному единственному человеку. Ему словно снова было шестнадцать, и нестабильные гормоны забавлялись над ним, как могли. Впрочем, он не жаловался. Пока в каждое такое свое возвращение его крепко обнимали сильные руки, и теплым шепотом на ухо звучало «с возвращением», он был готов погрязнуть в этих чудовищного размера бабочках, вспарывающих его брюхо. Всё так и продолжалось, размеренно и относительно спокойно, последующие несколько месяцев, пока в один апрельский тёплый вечер кое-что не произошло. Они валялись на кровати у Годжо в комнате общежития, и Сатору рассказывал Мегуми очередную историю из последней миссии, приправленную какой-то привычной чепухой. Парень в ответ невпопад кивал головой и в целом выглядел каким-то задумчивым, и когда на восторженный вопрос Годжо: «Представляешь, да? А ты бы что сделал на моём месте?», тот отстраненно бросил единственное «ага», Годжо не выдержал: — Мегуми, в чём дело? Ну уж история про бездомного щеночка тебя точно должна была заинтересовать. — А ты говорил про бездомного щенка? — как будто очнулся вдруг парень и наконец посмотрел на Сатору. — Ага, уже минут пять. Повторять не буду, но с ним всё закончилось хорошо, не переживай. Ну а теперь я жду, — Годжо внимательно на него уставился. — Что? — не понял Мегуми. — Жду, когда ты объяснишь мне, что с тобой сегодня происходит. — А-а-а, — он растерянно отвел взгляд в сторону, а потом набрал побольше воздуха в легкие, как будто готовился прыгнуть в воду. Годжо даже немного напрягся. Обычно Мегуми так делал, когда собирался выдать что-то беспрецедентно важное. — Я хочу заняться с тобой сексом, — выпалил он, моментально покрываясь алыми пятнами по шее и скулам. — В смысле, чтобы ты в меня вошел. Годжо опешил. Слова не шли на язык, как и мысли в голову. Вместо этого там стояла оглушительная тишина, и ему понадобились добрые пять секунд, чтобы снова начать функционировать. Зато его член вполне бодро ощущал себя в пижамных штанах после услышанного. — Эм, Мегуми, мне кажется, для этого ещё рано, — он сам себе не мог объяснить, почему трахать своего малыша Мегуми в рот и кончать ему на лицо было в самый раз, а вот заняться сексом казалось чем-то невообразимым. — Три месяца прошло, почему нет? Ты не хочешь? — Мегуми внимательно смотрел на него, явно стараясь что-то выискать там. Годжо бы и сам был рад понять, что именно. — Дело не в этом, Мегуми. Просто это же совсем другое. Ты еще не готов, и я не хочу, чтобы потом, когда ты станешь старше, у тебя были сожаления на этот счёт. — Я уже не ребенок — это раз, так что не решай за меня. А два — у меня их не будет. Это же ты. Ты точно сделаешь всё, как нужно. Я доверяю тебе. — Мегум… — Я понял. Не отвечай ничего прямо сейчас. Просто обещай подумать над этим, — он снова уложил свою голову на грудь Годжо и, как ни в чем ни бывало, спросил. — Так что там в итоге с щенком? Ты помог ему? — Ага, — какие тут щенки. Все его мысли отныне неслись в одном единственном направлении, и с этим нужно было что-то решать.

***

Годжо понадобился месяц, чтобы осознать, что тактика «если я не буду обращаться внимание на проблему, может, она сама пройдет» не работает с Мегуми. Даже скорее наоборот. Тот становился только несноснее и коварнее с каждым последующим днём. Поначалу Годжо заметил, что в их привычных вечерах, наполненных совместной мастурбацией и поцелуями, Мегуми стал всё больше прижиматься к его стояку своей задницей, то и дело потираясь о него и выгибаясь в пояснице, словно кошка в течке. От таких открытых провокаций у Годжо перехватывало дыхание и пересыхало во рту. Тем не менее он не поддавался, хотя член дергался как никогда отчаянно каждый раз, когда очень удобно ложился в ложбинку между упругих ягодиц. Затем случилась другая интересная история. В один из дней, когда Годжо удалось урвать им миссию на двоих, он решил обрадовать Мегуми новостью с утра пораньше и потому в своей привычной манере без стука впорхнул в его комнату с радостным: "Утречка, Гуми-чан! У нас сегодня миссия". Мальчишка, стоявший в тот момент к нему боком, вертел в руках что-то маленькое и блестящее и с интересом рассматривал, а когда ворвался Годжо, почти подскочил от неожиданности на месте и, быстрым рывком открыв ящик стола, закинул туда это что-то, плотно задвигая следом. — А-а-а, ага, х-хорошо, — как-то смущенно пробормотал он, — пойду переоденусь. Подожди меня немного. И убежал в ванную. А Годжо уже, само собой, не мог не выяснить, что же это было такое. Он тихо подошёл к письменному столу и осторожно выдвинул ящик. В нем поверх кучи тетрадей и книг, сверкая серебром, лежала анальная пробка, совсем небольшая, сантиметра три в диаметре, а на кончике стопора был приделан искусственный ярко-голубой драгоценный камень, смутно что-то ему напоминающий. Когда через мгновение Годжо наконец посетило осознание что именно, у него закружилась голова и сбилось дыхание на долю секунды. Он быстро задвинул ящик обратно и постарался изо всех сил принять самое расслабленное выражение, на какое вообще был тогда способен. Минуту спустя готовый Мегуми вышел из ванны, и они отправились на улицу, где их ждала машина. Всю дорогу до места салон был наполнен веселым щебетанием Нитты о новостях, слухах и погоде, и хотя Годжо поддакивал ей местами и задорно смеялся, его голова всецело была занята размышлениями на тот счёт, как бы смотрелась эта чёртова пробка в девственно розовой дырочке Мегуми, и успел ли он её опробовать. В какой-то момент ему даже пришлось закинуть ногу на ногу, дабы скрыть уже полный сочащийся стояк, милосердно заткнуться и отвернуться к окну, чтобы не начать выть от сносящего возбуждения прямо в машине. И только в отражении тонированного стекла он вдруг заметил, как тихо сидел Мегуми всю дорогу, уткнувшись глазами в ботинки. Годжо обернулся на него и присмотрелся повнимательнее: пусть лицо того и было частично прикрыто челкой, румянец по линии челюсти и шеи было не спрятать волосами. Мелкий чертёнок догадался, что Годжо видел пробку. «Да скорее всего он специально это всё и устроил», — осенило его внезапной догадкой. Один Тенген знал, сколько сил тогда понадобилось Сатору, чтобы не разложить этого восхитительного засранца под собой прямо там, на заднем сидении, и не научить уму-разуму, пока у того от мучительного наслаждения не останется даже сил, чтобы умолять дать ему кончить. Но Годжо сдержался и в этот раз. Однако подозревал, что то был далеко не конец. А обычно он оказывался прав. Апрель закончился, и очень скоро наступил теплый солнечный май, у которого в расписании стоял обмен опыта со школой в Киото. Однако на этот раз не без интриг Годжо было решено исключить командные сражения и охоту за проклятиями, а просто разбиться на пары, чтобы отрабатывать навыки и техники друг с другом. В целом пары остались ровно такие же, как и тогда: Юджи и Тодо, Панда и Мута, Нобара и Момо, Маки с Мивой и Май, а Мегуми с Норитоши. Глядя, как сдружились обе школы, Годжо как никогда был доволен происходящим. Периодически он порхал между студентами, проверяя, как у них идут дела, тем самым вызывая раздражение у Маки с Нобарой и восторг вперемешку с визгом у Мивы. На третий день обмена погода выдалась и правда замечательная — солнечная и теплая — и оттого все вывалились на стадион отрабатывать ближний бой. Годжо, откинувшись на низкую спинку, сидел на трибунах, жевал обильно присыпанный пудрой пончик и наблюдал. Нобара местами была слишком порывиста, хоть и приложила Момо её же метлой, а вот Юджи под менторством Аои рос просто на глазах. Маки занималась избиением младенцев в лице Мивы, но той это было явно на пользу, по его нескромному мнению, а Панда с Мутой сидели на траве и хихикали над чем-то в телефоне. Годжо хмыкнул, но тут же оглядел стадион ещё раз. Не хватало Мегуми с Норитоши. Это было интересно. Годжо прошелся по территории, заглянул во внутренний двор, но никого не обнаружил. Оставались ещё тренировочные залы. Он уже подходил к первому, когда увидел из-за приоткрытой двери включенный свет. Он отворил её и резко остановился в проходе, словно влетел в невидимую преграду, пришибленный представившейся картиной: Мегуми лежал на спине, чуть изогнутый в пояснице, уперевшись локтями в пол, голова была откинута назад, открывая длинную шею, ноги широко разведены в стороны, а сверху над ним нависал Норитоши. Он стоял на коленях между его разведённых ног, а ладонями крепко сжимал бедра Мегуми в опасной близости от паха. В следующую секунду он наклонился еще чуть ниже, и Мегуми хрипло всхлипнул: — Не могу больше, Камо-кун. Норитоши отстранился и с самым невозмутимым видом заявил ему укоризненным тоном: — Тебе надо больше работать над растяжкой, Фушигуро-кун, если ты планируешь улучшить свой ближний бой. Вот видел бы ты Тодо! А, Годжо-сан, добрый день, — Норитоши первым заметил застывшего в дверях Годжо и сдержанно поприветствовал его. — Сообщаю Вам как сэнсэю, что у Фушигуро-куна плохая растяжка, ему нужно больше над ней работать. Мегуми тоже поднял на него глаза, и Годжо мог поклясться, что в тот момент в них неистово плясали черти, а на его губах играла лукавая улыбка, от которой тело как будто прошибло двухсотвольтным разрядом электричества. Все это представление Мегуми вытворил исключительно для его Шести глаз. И только. — Ну это устроить можно, — выдавил сквозь кривую улыбку из себя Сатору. — Что ж, не буду отвлекать. Годжо быстро закрыл за собой дверь и вышел на улицу продышаться. Не знай он, что эта очередная уловка Мегуми, и что совершенно невпечатленный Камо выполняет, по его мнению, лишь положенное учебное задание, то уже взорвался бы на месте. Но стоило признать, что это был удар под дых от Мегуми, заставить Годжо ревновать. Что ж, мальчишке стоило преподать хороший урок, раз он так напрашивался. Вечером, когда все разошлись по своим комнатам, Годжо незаметно прошел к Мегуми и как обычно устроился на кровати. В душе перестала шуметь вода, и спустя несколько минут из него вышел парень, одетый в пижаму. С волос на пол стекали капли, и он тряхнул головой, совершенно не замечая гостя у себя в комнате. — Тебе не кажется, что сегодня ты слегка перегнул палку? — мальчишка от неожиданности вскинулся и удивленно уставился на Годжо. Тот в ответ склонил на бок голову, пристально его рассматривая. Однако Мегуми тут же взял себя в руки, и от растерянности не осталось и следа. Он медленно подошел к краю кровати и ухмыльнулся: — Дай подумать…. М-м-м, нет, не кажется, — его ухмылка стала еще шире. Кошки-мышки продолжались. — А вот я думаю иначе. — Да? И что же ты будешь делать? Отшлепаешь меня, папочка..? — это его дурацкое прозвище он протянул так низко и зазывающе, что у Годжо сорвало последние предохранители. Мальчишка доигрался. Годжо резко наклонился вперед и, схватив того за край футболки, притянул к себе: — Почему бы и нет. На живот, мне на колени, — отрезал он стальным тоном и отпустил. Мегуми даже не осознал в первое мгновение, что от него требовалось, а потом его лицо вспыхнуло понимаем, и он, закусив нижнюю губу, послушно сделал, как было велено. Он лег на расставленные колени, и Годжо бесцеремонно стянул его штаны на пол. Под ладонью оказалась округлая упругая задница, всё еще теплая от недавнего душа. Сатору огладил её пару раз нежным любовным движением, а затем одним звонким ударом как следует по ней шлепнул, оставляя на ягодице первый красный след. Мальчишка тихо вскрикнул. — Ты вёл себя просто отвратительно сегодня, Гуми-чан, — Годжо бережно тронул разлившийся отпечаток, а затем замахнулся ещё раз. И ещё. На обеих половинках заалели большие следы его ладони, а Мегуми лишь тихо всхлипывал на коленях. Его уже на половину вставший член влажно упирался головкой Годжо в бедро, пачкая смазкой ткань брюк. — За это тебя стоит наказать. Сатору ещё раз огладил ягодицы обеими руками, а затем развел их в стороны. Маленькая тугая дырочка сжималась и расслаблялась, пока ладони оттягивали нежную кожу, раскрывая сильнее. Он потер вход большим пальцем, чуть надавил, чувствуя, как пульсируют под ним мышцы. Послышался стон, и Мегуми задрожал всем телом. Его член невольно дергался каждый раз, когда палец касался входа. — Хороший мальчик, — удовлетворенно протянул Годжо. — А теперь на колени, грудью на кровать. Мегуми, тихо всхлипывая, перелез с его колен на кровать, лег на одеяло и приподнял вверх задницу, чуть раздвигая ноги. Вид сзади открывался просто отличный. Сатору ещё пару раз обвел вход подушечкой пальца и отстранился. Мегуми же глухо постанывал в подушки, его возбужденный член пошло покачивался под тяжелой мошонкой и густо капал смазкой. Он уже потянулся к нему рукой, но Годжо быстро его остановил: — Разве я разрешал тебе? Даже не думай, — он схватил вторую руку мальчишки, уложил их обе у него за спиной и перевязал запястья сорванной с глаз своей же повязкой. — Так-то лучше. Мегуми повернулся на подушке щекой и, увидев, как ткань стягивает запястья, громко ахнул. Изумрудные глаза жадно потемнели, рот влажно приоткрылся, показывая розовый кончик языка. Кажется, Годжо внезапно открыл для себя одну из грязных фантазий парня. Ладони заблестели от смазки, и, оттянув ягодицу, Сатору влажным указательным пальцем снова потер вход. Мышцы напрягались и расслаблялись под ним, Годжо надавил сильнее, проталкиваясь до первых костяшек. Внутри было просто восхитительно жарко и девственно узко. Подушечка нежно огладила горячие бархатные стенки и толкнулась дальше. Мальчишка надсадно застонал, а у Сатору болезненно потянуло в паху — рабочие брюки туго прижимали каменный стояк. Годжо то медленно вводил палец глубже, то вытаскивал его, обводя по кругу пульсирующий вход. Мегуми под ним раскрывался даже слишком хорошо, чем того ожидал сам Сатору. От этих мыслей блаженно кружилась голова. — Гуми-чан, ты такой молодец. Твоя дырочка такая упругая и так сладко принимает меня. Но это ещё далеко не всё. К первому пальцу прибавился второй, и, протолкнув их чуть глубже, Годжо медленно потянул назад, чтобы потом загнать внутрь еще раз, отчего покрасневший от трения вход сладко запульсировал. — Очень хорошо, малыш, но ещё недостаточно. Ты ведь видел мой член. Если плохо тебя разработать, то он просто не поместится внутри. Мегуми только громче заскулил и оттопырил задницу сильнее, подставляясь под движения. Ну точно как щеночек. Кончики пальцев мягко потерли отверстие и с легкостью проскользнули внутрь, снова заполняя парня. Сатору ощутил, как мышцы туго сжались вокруг него, и нежно погладил поясницу мальчишки, а затем тронул мокрый член, сжал под головкой и провел пару раз вниз-вверх. — Как же ты восхитительно выглядишь, Мегуми, если бы ты знал. Словно был создан для меня. Пальцы продолжали медленно двигаться внутри, осторожно растягивать, пока не послышался протяжный, сладостный стон, и Мегуми принялся насаживаться на них сам. Когда они стали скользить свободно, Годжо оставил один указательный, погладил стенки и, найдя подходящий угол, принялся мягко надавливать подушечкой на простату. Мегуми вскинулся с резким вдохом, и с его дернувшегося члена между разведенных бедер упала пара крупных мутных капель. — Да, вот так, малыш, — прошептал хрипло Сатору, вытаскивая палец. Еще немного и он сам спустит прямо в трусы от одного восхитительного вида. — Сатору, прошу, хватит. Вставь уже член, иначе я не выдержу больше, — Мегуми сбивчиво требовал, почти хныкал, уткнувшись лбом в одеяло. Темный загривок влажно блестел от пота, молочные бедра подрагивали от напряжения — вот-вот и разъедутся в стороны. — Сейчас, малыш, сейчас. Годжо стянул брюки с бельем, быстро размазал смазку по члену и посмотрел на Мегуми. Разработанная и пунцовая дырочка выглядела просто чудесно, готовая принять его на всю длину. Он приставил налитую головку ко входу и надавил, наблюдая как пульсирующие мышцы плотно обхватили её и жарко сомкнулись вокруг. Годжо тяжело застонал. Комната закружилась, а воздух в ней до того накалился, что даже вдохнуть было больно до рези в легких. Если бы он сейчас позорно кончил, как девственник, ему бы даже было не стыдно. Закусив до боли губу, он толкнулся сильнее. Горячие шелковистые стенки плотно обхватывали член, выбивая воздух из груди. Сатору едва удерживал себя в сознании, настолько блаженно было внутри. Осторожно он начал двигаться дальше, крепко придерживая Мегуми за бедра. Тот, казалось, почти растекся по простыням и теперь слабо покачивался в такт движениям, несвязно выстанывая что-то в подушку. Ужасно захотелось увидеть его лицо, наверняка подернутое горячим румянцем, с тяжелыми от наслаждения веками. Одним рывком Годжо сорвал повязку со связанных запястий, развернул плавящегося мальчишку к себе лицом и вошел на всю длину. Тот коротко вскрикнул, широко распахнув глаза. Годжо смотрел и смотрел в них и не мог оторваться. Его малыш Мегуми сладко подмахивал под ним, до отметин закусывал влажные губы и почти бессознательно на одной низкой ноте как молитву шептал: «Сатору-Сатору-Сатору». Только его, навсегда и всецело. От этих мыслей в груди что-то громко взревело, заклокотало и взорвалось горячей волной, заполняя собой всю грудную клетку, оглушая и ослепляя. — Я люблю тебя, Мегуми. Моё благословение. Моё всё, — хрипло прошептал он в самые губы мальчишки, а потом жадно приник к ним. Признание ударило в цель. Мегуми глухо вскрикнул прямо в поцелуй, широко распахнул глаза и, содрогаясь крупной дрожью, кончил между их сплетенными телами. Годжо ещё раз глубоко загнал в него член и с низким захлебывающимся стоном кончил следом. В глазах разом потемнело, черные точки замигали под веками, а уши будто забило водой. Он не знал, как долго изливался в Мегуми, но казалось, что прошла как минимум вечность, а он всё никак не мог остановиться. Когда, наконец, он отстранился, член с мокрым звуком выскользнул из горячего нутра, и Годжо повело от вида: из припухшего и пунцового входа стекала вниз по бедрам струйками его сперма. Он как загипнотизированный медленно провел пальцем вверх, собирая ее, и протолкнул внутрь. Если бы он не кончил пару минут назад, то снова бы вставил в эту разработанную дырочку и оттрахал своего сладкого мальчика по собственной сперме ещё раз. Сам Мегуми даже не отреагировал и так и лежал, тяжело хватая ртом воздух. Его грудная клетка высоко вздымалась с каждым вдохом и быстро опадала, пытаясь насытится кислородом, которого в комнате, наверно, больше не осталось. Он медленно разлепил свинцовые веки и повернул голову к Годжо: — Я тоже тебя люблю, — узкая ладонь нашла его пальцы и переплела их вместе. Пустое и лёгкое после оргазма тело Годжо вдруг до краёв наполнилось всепоглощающей, разрывающей на части нежностью, которую до этого он никогда не испытывал. Это было новое и пугающее, но бесконечно прекрасное чувство, целиком и полностью сосредоточенное на одном единственном существе на всей планете. На мгновение ему даже стало больно — казалось, что в его грудной клетке просто не может уместиться столько всего одновременно, не разорвав её при этом на куски. Он затащил себе на грудь обмякшего мальчишку и вгляделся в его алеющее разморенное лицо. Мегуми нежно улыбался и сжимал его ладонь в своей, и не было ничего лучше и правильнее в тот момент. Сатору лишь легко чмокнул его во влажный нос, обняв крепче. — Знаешь, а ты это хорошо придумал с повязкой, — промурчал Мегуми, укладываясь у Сатору на груди. — Твоя маленькая грязная тайна, да, Гуми? — хихикнул Годжо. — Типа того. — Ну тогда я рад, что придумал ей применение для тебя уже дважды. — Придумал? Ты хочешь сказать, что тогда с проклятием ты все подстроил специально? — мальчишка удивленно вскинулся и уставился на Сатору. — То, что оно зацепило повязку, не было случайностью, ведь так? — Нет, не совсем. Но я знал, что ты загрызешь сам себя, если не изгонишь его собственными руками. Тем не менее, оно всё ещё было довольно опасным. Поэтому я хотел тебе немного помочь, предупредить. Из всего, что у меня было с собой, повязка оказалась самым маленьким предметом, который я мог тебе передать. И вот так оно всё и получилось. — Ты — хитрый кот, Сатору, — полусонно пробурчал парень, — но я рад, что ты мой кот. — Это хорошо, потому что я наконец придумал желание для тебя, Мегуми. — И ты решил озвучить его прямо сейчас? — Останься со мной. — Я и так с тобой. Куда я денусь из собственной комнаты, — Мегуми поднял на Сатору удивлённые глаза. — Я имею в виду навсегда. Со мной. На последних словах парень вспыхнул всем лицом и от смущения уткнулся головой в шею Годжо. — Идиот, — послышалось неразборчиво, и Сатору легко засмеялся, прижимая Мегуми ближе. — Я уже и так… — Знаю, просто хотел попросить тебя официально. Годжо осторожно погладил по волосам засыпающего на его груди мальчишку и сам разомлело зевнул. Всё, наконец, встало на свои места. За окном загорались первые звезды, а на подоконнике белый плюшевый кот в темных очках смотрел на них своим хитрым взглядом и, казалось, улыбался ещё шире прежнего.