Because The Night

      — Мью, ты можешь принять еще один вызов, прежде чем закончишь? — затрещал по рации голос диспетчера «Скорой помощи», когда мужчина, о котором шла речь, тяжело вздохнул, грубо потер пульсирующую бровь и приоткрыл рот, чтобы сухо ответить:       — Давай, Джун, у меня осталось ровно 22 минуты из 12-часовой смены, так что поторопись, и, пожалуйста, ради всего святого, никаких пьяниц.       — Это ваша счастливая ночь, сэр, всего в семи минутах езды от вас, в Норландер Вуд, и вызов по-настоящему редкий, способный заинтересовать даже вашу циничную, пресыщенную, старую душу. 23-летний мужчина-омега на ранних стадиях родов. История и обстоятельства неизвестны, но, по-видимому, он укрылся от шторма в одной из пещер близ Фишерс-фьорда, и у него нет средств передвижения. Он позвонил до того, как мы потеряли связь.       — Роды у мужчины? Черт, должно быть, прошло почти десять лет с тех пор, как я имел дело с чем-то подобным. Вернемся в те дни, когда мы были командой мечты парамедиков региона Скаден, а, Джуни-пай?       Мью закурил сигарету, сделав три резких затяжки подряд, прежде чем выбросить ее из окна машины под проливной дождь, который волнами падал на зловещую чернильницу дороги впереди, а затем повернул ключ зажигания, чтобы завести двигатель.       — Ах, старые добрые времена, — последовал преувеличенно задумчивый ответ Джун. — Послушай. Просто найди пациента, оцени прогресс и дилатацию, дай ему немного жидкости и обезболивающего и побудь с беднягой, пока Аксель и Фон не доберутся туда — они всего в 25 минутах езды на машине скорой помощи, но шоссе перекрыто из-за затопления моста Норт-Хестведер.       — Хммм. Почему я чувствую, что этот вызов становится все более и более сложным… и с каждой секундой все меньше и меньше похож на 22-минутную работу?       — Не бойся, Суппасит, ты отправишься домой выпить холодного пива или теплого виски, прежде чем сможешь произнести «Брэкстон Хикс».       — Принято, босс, — отдал честь Мью и включил противотуманные фары машины быстрого реагирования, выезжая в вихрь буйства — и жалкого заблуждения — упрямо пронизывающего шторма поздней осени.       Его чертова голова снова разболелась — если это вообще подходящее слово? Ощущение раскаленного добела металлического стержня, который водят, крутя, по его вискам, как в каком-то шаманском ритуале. Боль нарастала месяцами — к большому огорчению и профессиональному смущению врача Мью. Бесчисленные анализы крови, сканы, образцы мочи и рентгеновские снимки, по-прежнему ничего. Нет конкретного объяснения этому подкрадывающемуся недомоганию во всем теле, циклической пульсации в голове и груди. Не только грудной клетке в общем, но и, более конкретно, его бьющемуся сердцу — хотя все кардиограммы сходились.       Были ли это фантомные боли? Психосоматические? Физическое проявление какой-то психологической травмы? Боги знают, работа Мью заставляла его быть свидетелем многих кошмарных сцен. Возможно, душа — даже такая стойкая и непробиваемая, как у 30-летнего мужчины, — могла переварить не так уж много, прежде чем начала слегка трескаться по краям.       Но, хватит об этом.       Такие размышления были столь же несущественны, как бессильная грозовая туча, а капли-мученицы трепетали, ожидая, что они прольются и упадут, как лемминги, вниз, навстречу своей судьбе.       Судьба… судьба. Это слово эхом отдавалось в пульсирующих болевых рецепторах мозга водителя во время движения.       И только когда шины заскользили по грязи и кружевным остовам листвы на лесном склоне, к которому Мью подъехал, он понял, что прибыл именно в ту точку с координатами, куда его отправили, сам не понимая как. Как будто его заманили туда, в это место,… ну, что-то. Какая-то потусторонняя — или потусторонневременная — сила.       Но, черт возьми, сейчас был 2024 год. Нет времени для архаичных суеверий, особенно в последние десятилетия, когда былые силы тускнели и угасали от поколения к поколению, превращаясь в последние тлеющие угольки могучего костра. Скоро от нее останется только обугленный пепел.       Именно по этой причине данный случай с лечащим врачом был таким, несомненно, интригующим, когда Мью вышел из безопасного кокона на переднем сиденье, чтобы выйти навстречу штормовому ветру со скоростью 50 метров, и падающая ветка едва не задела его по голове, когда он, придерживая капюшон своей непромокаемой куртки одной рукой, неуклюже открывал багажник, чтобы достать своей другой сумку с оборудованием для неотложной медицинской помощи. Ученые предсказали, что в течение столетия не останется ни одного мужчины-носителя омеги…       Именно в тот момент, когда Мью пробирался сквозь спутанную лесную листву и подлесок к сети пещер, опустив голову и защищаясь от непогоды, ветер внезапно изменил направление.       И именно тогда он почувствовал этот запах. Он ударил его, как кувалдой в грудь, когда сладкий цветочный аромат — невероятно знакомый, долгожданный аромат — заплясал в его ноздрях, как подсказка к поиску сокровищ. Где-то там, среди сучковатых стволов и сосновых иголок, между грязью и лужами, грибами и бурей. Где-то там, возможно, в тишине эпицентра той бури, цвел нежный, жемчужно-розовый и белый цвет вишневого сада.       Человек. Но… этого не может быть…       Словно в трансе — прижав руку к груди в тщетных попытках успокоить бешено колотящееся сердце, которое билось так сильно, что отдавалось пульсацией в ледяных кончиках пальцев, в онемевших мочках ушей, отдаваясь эхом по всему телу, — Мью поднял голову и зашагал дальше, словно под действием гипноза.       На лесной поляне вырисовывался вход в пещеру, освещенный ярким лунным светом, как будто он сознательно проглядывал сквозь прореху в плотном лоскутном одеяле облаков. И по мере того, как Мью приближался, не сводя глаз с того, что лежало внутри, пьянящий аромат становился только сильнее.       Раскаленный добела стержень мучительно вращался между его висками, грудь болела от глубокой и внезапно ощутимой пустоты, десны чесались, а зубы заострились так быстро, что из-за клыков у него самого текла кровь по языку.       Что… происходило..?       Этот запах… Мью жадно вдыхал ночной воздух, как будто его тело нуждалось в нем, инстинктивно чувствуя, что он должен насытиться этим ароматом, но никогда не сможет этого сделать.       А затем раздался звук — низкий, животный вопль в глубине пещеры, — который отразился в самой душе пришедшего.       Он понял это еще до того, как омега повернулся к нему лицом, глаза его были полны страха и только еще больше расширились от окаменевшего неверия, когда его взгляд встретился с взглядом прибывшего медика.       — Боги мои, это действительно ты, — просто выдохнул Мью.       Но…       — Нет, нет, нет, нет! — закричал омега, качая головой в отчаянном отрицании, спотыкаясь и пятясь от старшего мужчины, как раз в тот момент, когда завывающий ветер ворвался в пещеру и сорвал слова с губ обоих.