snö i havet

      У каждой истории любви есть нечто общее — это эйфория. Она начинается у каждого по-своему, со взгляда, улыбки, прикосновения, осознания. Всё это словно ягодный морс, мякоть спелого арбуза, та самая сердцевина, которую вкушаешь и ощущаешь её дурман. Когда звезды тех самых людей загораются, они осознают, что готовы сделать всё, чтобы они не погасли.       В каждом своём проявлении, последующей жизни, ты будешь искать того самого, что спасёт твою личную галактику от темноты. То самое золото, солнечный свет которого будет зажигать и согревать твои самые темные переулки души.       Один из главных вопросов человечества: «В чём смысл жизни?». Чем старше становишься, тем отчетливее понимаешь его актуальность. Гарри с детства хотел познать истину любви. Он видел её во всём: в улыбке матери, в играх с Джеммой, в мурчании кошки. Ему самому хотелось стать любовью, чтобы делиться ею с окружающими.       Встречать людей с добротой? Проявлять терпение и сострадание, любить весь мир? К этому пришёл двадцатисемилетний Стайлс, не сразу, конечно, пройдя дни сомнений, ошибок, осознания, что, возможно, её и не существует вовсе.       Он всегда мечтал быть тем человеком, которому было бы плевать на мнение окружающих, парадокс лишь в том, что самым большим судьёй и палачом для себя становишься ты сам. Пока в шестнадцать лет ему не посчастливилось встретить парня с голубыми глазами, который навсегда изменил его жизнь. Того самого парня, который стал двадцатидевятилетним мужчиной, сидящим со своей девушкой за укромным столиком в другом конце заведения. «Жизнь — забавная штука», — ухмыляется Гарри, смотря на то, как Луи улыбается во время разговора. Человек всё тот же, те же морщинки в уголках глаз, жестикуляция, вот только говорит он больше не о тебе и не с тобой.       Стайлсу всегда казалось, что самое тяжёлое в отношениях — это момент расставания. Чушь. Самое тяжёлое — это видеть, как человек медленно, но уверенно ускользает от тебя, не только морально, но и физически.       Вещь, которую он держит глубоко в ларчике своей души, это последние объятия. Такой себе феномен призрачной красоты — в одну секунду человек ещё с тобой, а в следующую ты понимаешь, что это твоё персональное последнее мгновение. Твоя персональная бесконечность, когда чувствуешь тепло другого человека, его тепло, прикосновения, то, как вы совпадаете, но тебе приходится отпустить.       Если любишь — отпусти? Прими счастье другого человека? Все эти умные люди не хотели пояснить, как отпустить себя в этот момент? Как прожить потерю любви? Как не влюбляться в этого человека снова и снова?       Другие же рассуждают о том, что мы любим трижды: первая сопливая школьная любовь располагается на третьем месте, абъюзивная занимает почётное серебро и, лишь пройдя эти преграды, подходишь к истинному золоту. А что делать тем, кто сразу пришел к финишу? У кого было всё, чего бы ему хотелось.       После расставания с Томлинсоном прошло больше трёх лет, а Гарри всё еще пишет песни в свой кожаный блокнот, читает много литературы, посещает психолога, путешествует, вот только ответов от этого не прибавилось.       Он нервно перебирает свои кольца, с интересом выискивая на них потёртости или какие-либо изъяны, когда слышит негромкое покашливание рядом:       — Гарри?..— Луи неловко улыбается, переступая с ноги на ногу, ибо его приветствие прозвучало несколько раз, но так и осталось проигнорированным по причине того, что Стайлс снова дал свободу мыслям, которые он научился игнорировать, однако не тогда, когда твоя личная причина взлёта и падения находится в одном помещении, как тогда в Амстердаме, после чего Томлинсон написал прекрасную лирику. Только Гарри не считает, что тот имел права петь хоть одну строчку об их жизни, потому что именно Луи сделал выбор, последствия которого кровавыми мотыльками оскверняют Стайлсу жизнь.       — Лу… — он отчаянно хочет сказать полную версию его имени, хочет быть жёстче и сильнее, однако смотрит в глаза цвета океана, в которых нет тех проблесков нежности, что раньше, а есть лишь холодный взгляд на чужого человека, которым он для него собственно и является.       — Как ты, дружище? Давно не виделись… — хочет продолжить Луи, однако по одному взгляду на Гарри понимает, что не стоит. Он всегда понимал без слов.       Когда Луи начал чаще брать в руки телефон и реже появляться в их квартире, Гарри осознал, что теряет двоих людей сразу. Он теряет лучшего друга и любимого человека. Томлинсон предлагал быть взрослыми людьми и остаться друг у друга хоть кем-то. Стайлс лишь улыбнулся в ответ, потому что его мир уже рассыпался, а смотреть на то, как твой человек перестаёт таковым быть, и жить во лжи притворства не хотелось абсолютно. На следующий же вечер Гарри собрал свои вещи и улетел в ЛА, оставив на столе записку с пресловутым «навсегда в моём сердце», что когда-то говорил ему Луи. Тогда-то Стайлс осознал, что у каждого «навсегда» есть свой срок годности.       — Не переживай об этом, Луи. Даже если не сейчас, то когда-то всё будет в порядке, — Гарри встаёт из-за стола, оставляя чаевые официанту, всё так же пристально смотря Томлинсону в глаза. — Передавай Эль привет, надеюсь, что у вас всё хорошо. Я, пожалуй, пойду, — Гарри хочет развернуться, когда его прошибает ток от прикосновения чужой ладони к своей.       — Ты просто исчез, Хазз, — Томлинсон опускает взгляд на их руки, всё еще идеально подходящие друг другу, как и десять лет назад, — сменил телефон? Адрес? Ник, конечно же, не говорил тебе, но я тебя искал. Я тосковал по тебе. Мне так сильно нужен был друг. Это всё, чего я хотел, я хотел быть рядом. Почему ты не позволил? Мы бы во всем разобрались, как раньше, — даже незнакомцам было видно, как Луи дрожит, а уж тем более Стайлсу, который всё еще сжимал его ладонь.       — Я в глазах твоих видел снег в океане. Мы чужие с тобой и другими не станем. Я тебя отпустил, потому что не мог быть твоим другом, потому что я влюблялся в тебя тысячи раз и ничего бы не изменилось, — голос Гарри вздрагивает на последнем предложении и он сильнее сжимает пальцы Томлинсона. — Ты любил когда я читал тебе перед сном. У нашей истории такой конец. Будь счастлив, Бу, как я был счастлив с тобой. — Он разворачивается, быстро удаляясь из помещения, чтобы не слышать ответа Луи, потому что глаза уже начали предательски слезиться, а плечи ссутулилсь сильнее обычного.       Если начало любви — это эйфория, то окончание сродни падению. Падению в толщу воды, покрытой ледниками. А сколько времени займет их таяние, зависит от того, когда жар любви снова окутает ваше сердце. Как сказал один писатель «Лучше отказаться от жизни, чем от любви».