Dishonored. Призраки Пустоты

      — Твоё тело выглядит ужасно.       Эти слова, стоило дверям плотно закрыться, Абаддон произнесла вместо приветствия.       Из-под рыжих спутанных патл, почти полностью закрывших лицо Верховного смотрителя Гоббеля, сверкнула пара жёлтых глаз. Единственных таких в этом мире.       — Ты уделяешь слишком много внимания оболочке, — Азазель улыбнулся, обнажая сероватые зубы с выступающими резцами. Как ни странно, это выглядело даже дружелюбно. — Главное, какой пост она смогла занять.       Здесь, на главном совещании, их было только трое. Верховный смотритель и королевская чета Морли — вот и весь Чрезвычайный военный совет, под грозным именем которого обещалось навести порядок в Империи. Князь ада, рыцарь ада и главный палач. Даже если кто-то и хотел в начале попасть в их компанию, то очень скоро неожиданным образом встретил свою смерть.       — Но ты сменила тело, — Азазель, последние сутки проведший в пыточной Аббатсва, окинул Абаддон быстрым взглядом. — Что произошло с императрицей?       Глаза Абаддон вспыхнули чёрным. Так выражался её гнев. Её новое тело не нравилось ей ни внешне, ни по социальному статусу. Какая-то королева Морли, вместо целой императрицы! Ещё вчера в этом теле сидела какая-то шестёрка, сидела, просто чтобы тело никуда не ушло, а сейчас в этом теле приходилось ходить уже самой Абаддон! В старом теле с этой глупой длинной седой косой.       — Императрица смылась, — ответила она сквозь зубы. Это обстоятельство не особо хорошо сказалось на её эго.       — «Смылась»? Что ты хочешь сказать этим словом?       Азазель медленно, очень медленно подошёл к Абаддон, кружа вокруг неё и не убирая с лица этой улыбки. Он звучал ласково, понимающе, а кто-то даже сказал бы, что это утешающий тон. В этом он был похож на торговца с перекрёстка — у тех тоже язык был хорошо подвешен. Хотя, нет. В своём мастерстве путать людей, заглядывать им в самую душу, узнавать слабости и желания Азазель уже давно превзошёл всех красноглазых демонов вместе взятых.       — Ну же, Аби, — он как раз зашёл ей за спину, а потому не видел, как перекосило лицо демоницы при его словах. — Отвечай, почему всё пошло не по плану.       Жёсткие нотки, вырвавшиеся при последней фразе, схватили Абаддон, словно клешни.       Впрочем, она этого будто бы не заметила.       — Мы все знаем эту причину, — твёрдо произнесла она, при этом делая пару широких шагов подальше от Азазеля. — Винчестеры.       Одновременно с этим, Абаддон резко развернулась на каблуках, чтобы с удовольствием лицезреть шок, появившийся на лице желтоглазого. Это были считанные секунды — в конце концов, за тысячелетия все демоны развивают в себе самообладание — но какое же наслаждение они ей принесли.       — Винчестеры… — Азазель повторил злосчастную фамилию, чуть ли не причмокивая от удовольствия. — Какая прелесть. Неужели я смогу снова повидать малыша Сэмми.       Эта мысль доставляла ему явное удовольствие. Угроза? О, Азазель знал: он выше того, чтобы бояться пары малолетних охотников. Да, он слышал о том, что со времён его смерти в том мире прошли годы, слышал, что Винчестеры стали куда сильней, слышал байки об их похождениях. Но для него они всё ещё были лишь ничтожными букашками. Букашками, на которых, впрочем, было бы любопытно взглянуть. Посмотреть, что стало с теми, кого он, по сути, и создал. Посмотреть, а после убить. Растянуть процесс, делать это долго и с наслаждением.       — Сэму Винчестеру больше не нужна твоя кровь, — вступил в разговор Аластор. Отчасти он разделял желание Азазеля. Вот только ему хотелось проверить, как хорошо Дин помнит уроки, полученные в аду. — Он больше не пахнет ей и не использует силу, которую она даёт.       — Так он был здесь, — Азазель радовался всё сильнее. — И это он изгнал тебя.       Он поднял руку, и его палец указал на Абаддон. Та сидела на столе, закинув ногу на ногу. Лицо её вот уже несколько минут выражало одно только презрение, а теперь, когда Азазель обратил на неё внимание, глаза вновь вспыхнули чёрным.       — Да, это был Сэм Винчестер, — ответил за неё Аластор. — Но, думаю, тебе будет интересней узнать, как он это сделал.       — Действительно, — Азазель кивнул. Он говорил с Аластором, и в то же время не переставал смотреть на Абаддон. — Ведь если рыцаря ада может изгнать простой охотник, то это очень плохой рыцарь.       — У него силы Бездны. Это существо, Чужой, выбрало Сэма своим избранником.       На несколько секунд лицо Азазеля застыло. На нём всё ещё была эта улыбка, а глаза всё так же светились жёлтым, но было видно, как бешено крутятся в его голове мысли.       — Избранник Чужого… Надо же, я начинаю ревновать.       — В любом случае, Винчестеры не будут нам помехой, — Аластор нетерпеливо выдохнул. Его мнение об этом мире было сходно с мнением Дина: мир ему не нравился. Впрочем, ему не нравилось ничего, кроме ада. Ада, где можно проводить годы и века, пытая грешников, оттачивая мастерство и окончательно совращая души. — Мы начали действовать, и мы закончим.       — Да? Я слышу это уже несколько месяцев. Я терпелив, Аластор, все в аду это знают, но я желаю знать, когда мы начнём действовать.       — Завтра.       Дата, названная Абаддон, Азазелю явно понравилась. Теперь он смотрел на неё, молча слушая, что поведает ему рыцарь ада.       — Уже завтра корабли отправятся в Тивию, а когда Аластор и наше войско прибудет туда, то с ангелами будет покончено. Мы будем единственными хозяевами этого мира.       — Хороший план, — Азазель кивнул. — Вот только я не хочу быть хозяином этого мира. Я хочу вернуться обратно в наш. И ты говорила, что знаешь, как это сделать.       — Раз я сказала, значит так и есть, — она огрызнулась. — Я вышла сюда на сорок дней раньше, чем Аластер, и на шестьдесят — чем ты. И я знаю, что необходимо делать. Мне нужно лишь твоё доверие.       — Нет, дорогая, — Азазель цокнул и покачал головой. — Моё доверие у тебя уже есть. Конечно, в той мере, в которой один демон может доверять другому. Тебе нужно что-то ещё, иначе ты не стала бы звать меня сюда.       Улыбка нового тела Абаддон была хорошо. Ряд небольших зубов и изящно приподнятые уголки губ. Глядя на такую улыбку, невозможно было представить, какую же ненависть испытывает её обладатель.       — Ты прав, — Абаддон согласилась, внутри сгорая от гнева. — Сейчас нам нужна твоя помощь. Дай смотрителей. Самых жестоких, самых сильных, самых преданных. Чем больше, тем лучше. Люди будут живыми щитами, тогда как демоны во главе с Аластором покончат с пернатыми.       Её рассуждения пришлись Азазелю по душе.       — Считай, они уже стоят на кораблях. Тебе нужно что-то ещё, Аби, или я могу вернуться? В Аббатстве меня ждёт одно очень интересное дело.       Абаддон через силу улыбнулась.       — Это всё. Спасибо за помощь, Азазель.       — Не забывай, ради чего эта помощь, — и вновь Азазель говорил это с улыбкой, дружеским тоном, но от этого тона впору было умереть от страха. — И постарайся не подвести.       Отвечать что-то на это Абаддон не стала. С застывшей улыбкой, которая, несмотря на все природные дарования этого тела, больше походил на оскал, она смотрела за тем, как Азазель скрывается в коридорах Башни. И лишь когда его спина полностью пропала из вида, а шаги стихли, она очнулась из этого состояния, с грохотом захлопнув двери.       — «Аби», — передразнила она. — Я не одна из его избранных детишек, чтобы так со мной разговаривать!       — Да, но ты всё ещё у него на службе, — резко осёк её Аластор. — Не забывай, кто здесь князь ада, а кто рыцарь.       Выражение лица Абаддон осталось нейтральным, но, глядя на Аластора, она могла представлять себе только его смерть. Без разницы от чего, даже пытки не нужны. Просто, чтобы он больше не чувствовал себя её начальником.       — Я помню, Аластор, — произнесла она покорно. — А ещё я помню, кто ты. Готов залить благодатью земли Тивии?       — Ещё бы, — стоило Абаддон упомянуть грядущую бойню, как настроение Аластора поднялось вверх. — Наконец-то в руках у меня будет ангел.       О, он был в предвкушении. В предвкушении того, как отберёт их клинки и будет экспериментировать, разрезая плоть. В предвкушении, как будет по одному вырывать перья из сломанных крыльев, как будет выпытывать всё новые и новые тайны, которые так долго хранили небеса. Его печалило лишь то, что у него не было елея — в этом мире его не изготовляли.       — Ангел, который расскажет, как вернуться обратно, — дополнила Абаддон, будто напоминая об истинной цели путешествия. — Как мы и хотим.       — Да. Вернуться, начать всё с начала.       — Да, — повторила Абаддон, впрочем, с куда меньшим энтузиазмом. — Новый Апокалипсис.       — Новый Апокалипсис, — глаза Аластора вспыхнули белым. Он, как и все демоны, грезил об Апокалипсисе. Не так, как Азазель, нет. Азазель жаждал освобождения Люцифера и его победы и посвятил всю свою жизнь этому моменту.       Аластор же мыслил иначе. Да, он тоже ждал этого момента. Он ждал ад, самый настоящий, буквальный ад на земле. Ад, где можно убивать и пытать, пытать и убивать. Но суть в том, что он именно ждал. Ждал, временами выполняя работу, которую не мог выполнить никто иной, и возвращалсь вниз. И если теперь у него была возможность залить кровью Тивию, а затем, быть может, и Серконос, возможность сделать всё это абсолютно легально и без суеты… Что ж, Аластор готов был подождать ещё немного.       Но ни Абаддон, ни Азазелю об этом знать, конечно же, не следовало.       — Я займусь подготовкой кораблей, — произнёс он, в нетерпении от возможности покончить с ангелами. — Сделай объявление для людей. Пусть думают, что знают, что происходит.

***

      Жители Дануолла!       Громогласное объявление, прозвучавшее после почти суток тишины, заставило всех находившихся в доме Соколова оторваться от своих дел.       После долгих часов совещаний Чрезвычайный военный совет принял решение. В полдень военный флот Гристоля выйдет в Великий океан. С Тивийскими еретиками, захватившими власть на острове, будет покончено.       Объявление кончилось, завершившись, как и всегда, громким писком. Вновь полилась музыка шарманки, до этого прерванная голосом диктора. Всё вернулось к состоянию, в котором было ещё пару минут назад.       Всё, кроме атмосферы, царившей в доме Соколова. Это было задумчивое и одновременно траурное молчание, в котором никто не мог подобрать ни слова.       Первым, к кому вернулся дар речи, оказался сам гений Империи.       — Nu i pisdez, — произнёс он на чистом тивианском и дрожащими руками плеснул себе в стакан абсента.