Сердце ведьмы.

      С момента разговора с тётушкой прошло несколько дней, и в это время Хосок старался не мелькать в таборе, чтобы избежать нравоучений и брани. Цыган знал, что стоит ему показаться в поле зрения старейшин, как те тут же коршунами нападут на него, отчитывая и грозя духами предков. Альфа сомневался в том, что его поддержит хоть кто-то, кроме Сирануш, но надежду не терял, знал, что этим раздолбаям только дай повод — мёртвого заклевещут. К тому же, в Юнги брюнет был уверен, как и в том, что тот себя в обиду не даст, а если кто-то посмеет, разговор у Хосока будет коротким. Мин — его омега, и всем придётся с этим смириться, хотят они того или нет.       Одного Чон никак не ожидал. Что сам Баро вмешается в это дело так скоро, альфа предугадать не мог, поэтому присутствие главы в доме стало для парня сюрпризом.       Стоило Хосоку подняться по лестнице, сбросив на землю сумку с обрубками для будущих игрушек, как он тут же почувствовал чужой запах. Мужчина сидел за столом, то и дело нетерпеливо постукивая по нему, закинув ногу на ногу. Стоило Чону войти, как Баро поднял на него изучающий взгляд и вытер усы привычным жестом.       — Добро пожаловать, — парень о правилах приличия не забыл да и относился к старшему с большим уважением, помня о том, как много тот сделал для их большой семьи.       Чхве Хенсу был высок и статен, с довольно грубыми чертами лица: широкий лоб с несколькими складками, тёмные и густые усы и брови, придававшие ему строгости, тяжёлый взгляд из-под нависших век. Цвет кожи, становившийся ещё темнее на солнце — цыганская особенность, в молодости придавал ему шарма, но сейчас отчётливо выдавал немолодые годы. При ходьбе мужчина чаще опирался на трость, отделанную золотом, а сейчас та стояла рядом, покорно ожидая своего часа.       — Бахталэс и ту, Хосок, — кивает ему Баро, задумчиво почёсывая лицо.       Чон аккуратно опустился на стул, молча разглядывая половицы. В их общине не принято было говорить, пока глава не даст на то позволение, но парень чувствовал себя на удивление спокойно, несмотря на давящую тишину.       По комнате бегали солнечные зайчики, то и дело светя Хосоку в глаза, от чего тот излишне щурился, а глаза слезились. В какую сторону бы он не поворачивал голову, светило и там находило его, неприятно воздействуя на зрение. Кажется, даже тёмные круги замелькали.       — Ты ведь знаешь, зачем я пришёл, — неожиданно произносит Хенсу, заставляя брюнета поднять взгляд.       — Знаю, — следует короткий ответ.       — И что же? Сказать нечего? — вскидывает брови мужчина, скрещивая руки на груди.       — Я люблю его, — лишь пожимает плечами Чон, смотря уверенно и почти не моргая.       — Твой отец был таким же. Наверняка, Сирануш уже рассказала тебе его судьбу, — Чхве почёсывает усы, грозно щурясь. — Я понимаю. Ты молод и горяч, в тебе хлещет юношеский азарт, но я не позволю нарушать правила, служащие нам ни одну сотню лет. Мы, цыганский народ, странники степей и друзья горных перевалов, не терпим чужаков, — он резко бьёт ладонью по столу, выказывая своё недовольство, отчего Хосок вздрагивает, но зрительного контакта не разрывает.       — Тётушка приняла наши отношения и дала своё благословение. Вы меня знаете, Господин, я не отступлю.       — Мы вырастили тебя, как родного сына, этим ты мне отплатил?       — Я врачеватель, и ни разу не отказал в помощи кому бы-то ни было. Я честно выполнял свой долг и обязанности, возложенные на мои плечи. Почему я не могу быть счастлив рядом с человеком, предназначенным мне судьбой?       — Он всего лишь мальчишка! — гневно пыхтит мужчина, сжимая кулаки.       — Это мой омега, мой будущий муж и отец моих детей. К тому же, он обладает колдовскими способностями, как и тётушка. Я более чем уверен, что Юнги будет следующим, — спокойно реагирует на все выпады младший альфа, убирая со штанов приставшие нитки.       — Говори, да не заговаривайся. Как только наиграешься, будет уже поздно. Я не встану на твою защиту, и тогда никто тебе не поможет, — Хенсу встаёт, собираясь уходить, в душе лелея надежду, что парень одумается и ещё попросит прощения за своё невежество.       — По крайней мере, я буду честен перед своей совестью и сердцем, а остальное покажет время, — поджимает губы Хосок, не обращая внимания на тяжёлые шаги и хлопок двери.       Такая реакция была ожидаема, но это ничуть не поколебило веру Чона в их общее с Юнги будущее. Парень воспринял это, как испытание, преграду, стоящую на пути, которую они несомненно преодолеют.

***

      Входя в лавку с привычным «доброе утро», Хосок никак не ожидал, что ответом ему послужит лишь тишина. С обнаружением данных обстоятельств улыбка брюнета сходила на нет, а в голову закрадывались подозрения. Мины бы никогда не оставили магазинчик без присмотра. К тому же, Юнги не мог просто взять и уйти куда-то, когда такие утренние встречи стали их маленьким негласные ритуалом.       Его взгляд привлекает какое-то движение на лестнице, которое тут же сопровождается шумом, так как что-то непонятное кубарем скатывается по ступенькам. Чон, ведомый шестым чувством, в несколько шагов преодолевает расстояние и не даёт комку шлёпнуться об пол. В его ладонях оказывается котёнок полностью белого окраса. Животное жалобно мяукает и смотрит большими, и альфа даже может поспорить, слезящимися глазами. Он никогда не видел, чтобы коты плакали.       — Откуда ж ты взялся, — мягко тянет Хосок, аккуратно касаясь и поглаживая зверька за ушком.       Тот сначала фырчит, но потом начинает мурлыкать, потираясь о чужие руки. Чон мысленно радуется, что хотя бы одно животное в этом доме отнеслось к нему хорошо, потому что Тучка его не воспринимала и чаще обходила мимо, а иногда даже шипела. Но зачем Минам ещё один кот, и откуда они его взяли, было непонятно.       — Хозяева-то твои где? — пытается спросить цыган, хоть и знает, что это бессмысленно, но и тут котёнок его удивляет.       Складывается ощущение, что животное его понимает, потому что тут же громко мяукает и будто просит, чтобы его отнесли к прилавку. Стоит парню отпустить зверька на стол, как тот лапой указывает на разложенные скляночки и деревянную миску, в которой осталось немного странной субстанции, на которую альфа обращает внимания и вопросительно скидывает брови, догадываясь, что котёнок хочет ему что-то сообщить.       Животное, понимая, что человек не воспринимает его попытки, фырчит и, раскидывая пустые баночки в сторону, пробирается к книгам на другом краю столешницы, тычется носом в одну из них и мяукает, словно прося открыть. Хосок вытаскивает том из стопки и открывает почти на середине, как зверёк пролезает под его руками, начиная самостоятельно лапками перелистывать страницы.       — Оборотное зелье… — читает Чон выведенное красными буквами название и отвлекается на пузырёк, который подталкивает к его ладони котёнок, и только сейчас до парня доходит. — Юнги…?       Зверёк согласно мяукает и просит читать дальше.       — Оборотное зелье превращает человека в животное на несколько часов. Если напоить им испытуемого, то действие отвара закончится ровно на закате. Значит, до вечера ты так и останешься котом? Обалдеть, хён, как же тебя угораздило? — Хосоку, по правде говоря, хочется рассмеяться.       Мин даже в теле котёнка остаётся милым, а издаваемые им, по предположению альфы, недовольные хрипы и фырканья, только раззадоривают воображение.       — Интересно, а вести ты себя будешь, как кот или как Юнги? — разговаривает цыган скорее сам с собой, чем заставляет ведьму странно на него покоситься и непонимающе мяукнуть.       О том, как проходит день, Юнги предпочитает забыть и не вспоминать никогда. В конце-концов он тут самый настоящий потерпевший, а Хосок только глумится над ним, обращаясь уменьшительно ласкательно и постоянно выясняя, насколько его парень окотовел.       Даже Тучка удивлённо мыркнула на нового соседа, который откуда-то неожиданно взялся, но та, кажется, поняла, что перед ней совсем не такой же пушистый комок шерсти, а её настоящий хозяин, который почему-то стал выглядеть, как она. Впрочем, кошка не потратила на это много своего внимания и свободно разлеглась на крыльце, отворачивая от них мордочку.       Поначалу Мин решил, что ему было бы хорошо, спрятаться от Хосока и спокойно подождать до вечера, чтобы не нервировать свою расшатанную такими превращениями нервную систему и не краснеть после, но Чон явно решил, что девять жизней передались ему, а не Юнги, который даже успел легонько укусить брюнета за палец, чтоб неповадно было.       Стоило альфе извлечь из сумки клубок ниток, как омега тут же пожалел, что согласился обмотать ими углы, лишь бы малышня не калечилась, потому что лапы понесли его быстрее, чем мозг успел сообразить, и через несколько секунд он уже катался по полу, стараясь растеребить узлы маленькими коготками. На этом приключения не закончились. Хосок нашёл сделанную для Тучки «удочку», на конце которой был привязан фантик. Юнги сначала не понял намерений парня, но как только тот повёл этой странной игрушкой перед носом ведьмы, его лапы тут же попытались схватиться за шуршащую обёртку, только этого не удалось сделать из-за того, что Чон резко отвёл руку, и в этот момент Мин даже не знал, на что был зол больше. То ли альфу с его детскими замашками, которого это всё прилично забавляло, то ли Намджуна с его приколами, то ли на себя самого, потому что поймать бантик-фантик хотелось больше.       Ведьма почти проклял тот момент, когда чихнул совершенно по-кошачьи, негромко, но при этом раскинув лапы в стороны и шлёпнувшись об пол от испуга и неожиданности. Его жизнь к такому не готовила, а Чон тоже хорош. Смотрит и смеётся, как не в себя, на что Юнги недовольно шипит и начинает вылизывать собственные лапы, не обращая внимания на нерадивого цыгана.       Только к вечеру, когда и Хосоку надоело хохотать над Мином, и омега устал, не привыкший к таким потрясениям, оба разлеглись на диване. Ведьма спокойно примостился на коленях альфы, к собственному удивлению мурлыкая, стоит парню почесать его за ухом или погладить.       — Вот бы ты не только котёнком так ластился ко мне, — улыбается Чон, коротко вздыхая, на что Юнги открывает один глаз, а потом тут же его закрывает и, кажется, начинает мурчать громче.       Хосок больше ничего не говорит, только поглядывает на часы, отмечая, что омега должен вернуться в прежний вид с минуты на минуту. Ему даже немного жалко, что Мин больше не помяукает специально для него, всё же хорошего понемногу.       Когда солнце соприкоснулось с горизонтом, а небо окрасилось в красные и оранжевые цвета, Юнги поднял голову с лап, чувствуя, что начинает меняться. Он последний раз посмотрел на цыгана большими кошачьими глазами, а комнату заволокло зеленоватой дымкой, скрывая превращение.       Чон, ощущая, как на него давит всё больший вес, старался не двигаться, чтобы случайно не спихнуть ведьму на пол, и не упустить момент, чтобы ухватить парня за талию и не дать ему упасть. Всё это длится не больше минуты, когда на его коленях вместо кота оказывается самый настоящий Юнги, щурящийся от переизбытка света после лёгкого тумана, навеянного зельем, и пытающийся сфокусироваться и наладить координацию, с чем альфа ему очень помог, так как прижал к себе, позволив навалиться всем телом.       — Господи, это было ужасно, — первое, что произносит ведьма, когда сознание проясняется, а голова перестаёт кружиться. Ему совершенно не хочется вставать или уходить, честно говоря, он бы с удовольствием заснул прямо так, в объятиях возлюбленного.       — А по-моему ты был самым милым котиком, хотя лисёнок нравится мне больше, — хихикает Чон, имея в виду человеческий облик парня.       — Я прибью Намджуна вместе с его шуточками, — недовольно хмурит брови Мин и утыкается носом в шею альфы, в местечко, где природный запах ощущается ярче, чем блондин нагло пользуется, наконец расслабляясь и закидывая руки за шею цыгана. — Ты же хотел, чтобы я был мягким, пользуйся, пока я в прострации от пережитого кошмара. И погладь ещё, — достаточно смущённо и на одном дыхании просит Юнги и, подумав, добавляет тихое «пожалуйста».       Чон отвечает на это счастливой улыбкой и нежно проводит рукой от лопаток до талии парня. Омеге кажется, что ласковые прикосновения горячих ладоней отпечатываются на его коже даже сквозь одежду, и ему это безумно нравится, как и не менее трепетные поцелуи в макушку, которыми альфа его щедро одаривает.       Чёткое «люблю тебя», сказанное Хосоку на ухо, вызывает в обоих лишь умиление и приторное ощущение радости и мечтательности. Юнги в тёплых объятиях растекается, как зефир на огне, и не хочет собирать себя обратно. Из головы улетучиваются не только мысли о сегодняшнем дне, но и ругательства на Кима отступают на второй план.       — Скажи это ещё раз, — доносится до ведьмы короткая просьба, в которой Мин, ведомый незатейливой лаской, не в силах отказать.       Он поднимает голову, отрываясь от сильной груди и встречаясь с отчаянно влюблённым взглядом напротив, и не может сдержать улыбки. Нежно касается щеки Хосока своей ладонью и закрепляет на чужих губах поцелуй с волнительным «люблю тебя, говорю».